 |
|
|
Биогеоценология. Биосфера. Почвы |
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ о Н.В. ТИМОФЕЕВЕ-РЕСОВСКОМ
|
Смотрите также:
Мейен - Из истории растительных династий
Биографии биологов, почвоведов
|
«Последнее время меня занимает проблема личностей-двойников в духовной сфере, когда люди, работающие в разных областях науки и культуры поразительно похожи по масштабу личности и личной судьбе. Таковы, например, Бунин и Рахманинов, Чехов и Левитан, Н.В. Тимофеев-Ресовский и Гумилев. В последние годы жизни Льва Николаевича общение с ним поражало удивительным сходством этих двух личностей не только в духовном, но даже в физическом выражении». Академик А.Т. Мокроносов в книге «Н.В. Тимофеев-Ресовский на Урале» (воспоминания)
1.
Судьба меня свела с выдающимся ученым, Нобелевским лауреатом, академиком Семеновым Николаем Николаевичем. Это был замечательный человек, крупнейший ученый (зря Нобелевскую премию не дают). Одна из причин моего счастья состояла в том, что я, выходец из простой рабочей семьи, оказался любимым многими крупнейшими учеными мира. После того как я оторвался от Московского университета, я попал «в руки» великого генетика Тимофеева-Ресовского. Генетиком я не стал, но в силу врожденных моих качеств, я к нему приник, а он меня признал кем-то близким. Сейчас, спустя почти полвека, я стал кое-что понимать. Помимо моих личных качеств, о которых не мне судить, он, как и Семенов, и другие меня полюбил и был предельно искренним со мной. Я так много наслушался его громких и интимных речей, что даже иногда уставал, ибо из-за разных гостей он часто повторялся. Я продолжал бы этот рассказ и дальше, а сейчас, дабы не забыть самое главное, которое, как мне кажется, определяло любовь ко мне Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского.
Сейчас, на пороге столетия Тимофеева-Ресовского, я неожиданно обнаружил, что он любил меня не только и не столько за мои научные и человеческие качества, о которых написал Д. Гранин в «Зубре», а неожиданно за другое. Для него я оказался двойником его сына Фомы, погибшего в Маутхаузене я как соавтор этого текста свидетельствую об удивительном сходстве Фомы Тимофеева-Ресовского и молодого Тюрюканыча. Я даже представляю, как они были абсолютно схожи в своей динамике, если они так похожи на фотографиях.
Николай Владимирович никогда не обругал меня, хотя «злился» на мое отсутствие: «где этот черт пропадает?», но когда я являлся перед ним, он всегда называл меня не «чертом», а «чертушкой». С покаянием я скажу, что я, а не он, «облаял» его три или четыре раза матом, чтобы остановить его от недозволенных в «то» (советско-кегебейное) время фраз и оборотов: (он очень любил двоеточие) за ним и тогда уже тянулся длинный хвост «антисоветских» связей. Это было в Обнинске. И он сразу останавливался, говорил: «Ты что, Тюрюканов, ты что, ты что — успокойся!». Я в этот миг не ощущал своей победы над его фразами и словами, и то, что он останавливался, обращался ко мне, приводило меня не в состояние превосходства, а в состояние успокоения. Басовый голос, атакующий стиль и другие характеристики личности и психики великого глашатая науки ни разу не довели до моих ушей во всех обстоятельствах и обстановках жизни домашней и общественной. Тимофеев-Ресовский не ругался матерно. Как я сказал, этот грех был за мной и то во имя спасения от политических сентенций.
Николай Владимирович был истинно русским культурным интеллигентным человеком, который инстинктивно блестяще владел русским языком, блестяще владел всеми атрибутами русской культуры (литература, музыка и прочее), блестяще знал мировую культуру... но ушел в биологию, не стал искусствоведом. Со мной и на виду у гостей он всегда демонстрировал свое русское происхождение в шуточном, но не шутливом исполнении. Он никогда и ни перед кем в любой форме не унижался, а с гордостью, с разной интонацией говорил, что он «русский от старта до финиша». Мне и его другим ученикам удалось доказать Господу Богу, что Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский не состоялся бы без своей жены Елены Александровны (да его спасало все человечество, чего там мудрить!). И это сущая правда. Николай Владимирович обладал удивительным «чутьем» жизни. Он часто переходил любые барьеры жизни, но он был фантастическим послушником христианской церкви и своей жены (а он был честным православным христианином). Он знал много молитв и в церкви всегда подпевал. Особенностью его домашних рассказов было «хвастовство», что лучшие церковные басы готовились в его родных Масальском и Мещерском уездах Калужской губернии. И его сегодня реально можно понять, когда реально видишь собор в городе Мещерске, хотя он и в плохом состоянии. (Я поставил в конце фразы точку, потому что это самый любимый знак Тимофеева-Ресовского.) Эмоционально это был выдающийся человек. Он никогда никого не обижал, но он мучился, когда кто-то от него уходил не поняв его громкоголосия или доброго назидания. Я видел слезы у молодых девушек от общения с Николаем Владимировичем (а моя обязанность была следить за психиатрией и психикой), и как оказывалось, эти девушки были «телячьего» воспитания. Я еще раз повторяю, что Николай Владимирович никого не обижал и не оскорблял. Он мог орать, но не оскорблять.
2.
Николай Владимирович был очень любим людьми, особенно женщинами и сильными мужчинами. Как известно у нас в двадцатом столетии нормальных женщин было больше, чем сильных мужчин. Но нормальные женщины любили только сильных мужчин.
Елене Александровне было трудно удержать неудержимого мужа, но он был верен ей, хотя о его мужских достоинствах ходили легенды. Он очень любил целоваться с мужчинами в щеки, а женщинам — ручки. В этих движениях выражалась его признательность и его уважение к людям. Я не видел за четверть века ни одного проявления его неверности к жене при огромной внешней поцелуйной бравурности. Он ее называл всегда «Лелечка», она его — «Колюшенькой». Это была пара великой человеческой чистоты с огромной психической устойчивостью.
Говорят и пишут, что он в Германии много пил. Я этому верю. Как истинно русский человек, он страдал ностальгией. Родину он любил несказанно, и каждому, приезжему из России он устраивал сердечный прием. За четверть века советской действительности, которую я с ним прожил, я не выпил ни одной с ним рюмки, хотя я пьющий человек. Что это? Судьба, наваждение или антитеза сплетне?
3.
Перед приближением советских войск в Германию Николай Владимирович особенно волновался. Он верил в победу Красной Армии, он не побежал на запад, как другие, хотя и понимал свою судьбу в СССР, что его посадят как минимум на 10 лет. Так оно и стало. Но генетически и психически Николай Владимирович принял решение быть с Родиной. И он свое отсидел сполна, от звонка до звонка.
Н.В. Тимофеев-Ресовский никогда не менял гражданства Советского Союза на германское гражданство. Елена Александровна в девичестве имела немецкую фамилию Фидлер, да и ее родной брат жил в Германии. Поэтому во времена фашистов Николая Владимировича спасало то, что он — муж немки.
Сын Тимофеевых-Ресовских Фома (настоящее имя — Дмитрий Николаевич) был членом большевистской подпольной организации в Берлине (ВКП(б)). Этот мальчишка вступил с фашистами в бой за русскую Родину! Ему шел 19-й год, когда предатели выдали Фому как связного и его посадили в берлинскую тюрьму Панкрац. По-московски, это — Лубянка, ее нижние этажи. Гестаповцы расстреляли Фому в Маутхаузене...
Психическое поведение Николая Владимировича отличалось от логического поведения толпы высочайшей алогичностью. Редчайший случай в мировой истории: не сын пошел по стопам отца — таких примеров мы знаем множество, а отец пошел по стопам сына. Его сын погиб за Россию, и отцу было стыдно не пойти по пути сына. Это парадокс русской генетики и настоящий патриотизм. Плата за это — 10 лет тюрьмы. Елена Александровна не верила, что Фома погиб и спустя многие годы искала своего сына по всему миру. Даже я помогал ей писать эти письма. И вот что удивительно: Николай Владимирович почувствовал раньше матери, что сына нет в живых, а уже в 1944—45-х гг. Знал, что его расстреляли. Но Николай Владимирович берег свою жену и с высокой мужской этикой не говорил Елене Александровне об этом, чтобы оставить ее в вечном ожидании. Она верила ему и продолжала писать письма во все концы планеты.
За относительно короткую последующую жизнь 25—30 лет Николай Владимирович сделал больше, чем все другие за всю жизнь. Через годы, Карагандинские лагеря и Сунгульские бытия Н.В. Тимофеев-Ресовский оказался в Уральском филиале Академии Наук и развернул работу по радиационной биогеоценологии. Он не только вернулся на свою прародину (в Россию), но и создал радиационную биогеоценологию. Был бы он жив — не было бы Кыштыма и Чернобля...
4.
В начале 70-х годов в моду вошел системный подход. Отовсюду только и слышно было: «системный подход», «системный подход — новое веяние науки». И особенно интересовались и увлекались этим молодые люди, молодые ученые.
Николая Владимировича часто приглашали читать лекции в Институт проблем управления и в другие подобные научно-исследовательские институты. Всегда его лекции проходили «на ура». Н.В. Тимофеев-Ресовский читал про свою любимую биосферу, всегда про биосферу, даже про генетику редко, хотя он был великим генетиком. И всякий раз его лекции слушали с нескрываемым интересом и энтузиазмом, громко аплодировали, задавали много вопросов, замерев, выслушивали ответы и никак не хотели расходиться, а наоборот, окружали Николая Владимировича, продолжая беседу. И каждый раз он сам задавал кому-нибудь свой один и тот же вопрос, на который хотел получить ответ, но никто не мог на него ответить. Обычно это выглядело так: когда после лекции подходил кто-нибудь к нему с вопросами, Николай Владимирович, ответив на них, брал вопрошающего за пуговицу и спрашивал не для публичного представления, а лично для себя, интимно: «А что такое системный подход?». И тот, кого спрашивал Николай Владимирович, обычно не понимал его, считал, что он над ним надсмехается, шутит, что это несерьезно. Мог ли спрашивать серьезно о системном подходе человек, который столько знает, такой авторитет! Каждый раз попавшийся на крючок Николая Владимировича человек отшучивался и никак не отвечал на вопрос: «Ну, Николай Владимирович, вы же сами знаете». А Н.В. Тимофеев-Ресовский спрашивал искренне и хотел получить ответ. Так продолжалось какое-то количество лекций.
Однажды к нему после лекции подошел с какими-то вопросами довольно пожилой человек. Ответив на них, Николай Владимирович в свою очередь задал свой вопрос: «Что же такое системный подход?». Пожилой научный сотрудник опешил: «Как же, Николай Владимирович, вы же знаете!». — «Нет, не знаю, — возразил Тимофеев-Ресовский. — Подскажите!». Пожилой человек к недоумении замешкался. Тогда Николай Владимирович спросил его: «А какого вы года издания?». Так, шутя, он узнавал о возрасте собеседника. Этот научный сотрудник был примерно 1902 года рождения, то есть почти что ровесник Н.В. Тимофеева-Ресовского. И тогда вдруг этот человек спрашивает: «Николай Владимирович, вы учились в гимназии по такому-то учебнику?» — и называет название книги. — «Да, — подтвердил Тимофеев-Ресовский, — и я по нему в гимназии учился». — «А помните, там на одной из первых страниц написано, что системный подход — это когда прежде, чем что-то делать, надо подумать!» Такие слова были написаны в учебнике для гимназии начала 20 века!
Получается, что модный в начале 70-х годов системный подход, который считался новым веянием науки, смог объяснить только гимназический учебник начала нашего столетия и никто из тех, кто этим занимался и у кого Николай Владимирович спрашивал.
Ведь системный подход — как музыка: он воздействует без слов. Иногда слушаешь музыку, а на глазах слезы. Рахманинов, например, это не техника игры на фортепиано, это чувство, воздействие, основа. Так же и системный подход.
5. «Фашисты едут в Москву», — так говорили о приезде Н.В. Тимофеева-Ресовского с Урала лысенковские партийцы. По этому поводу даже собрали тайный комитет при ЦК партии, то ли из 5, то ли из 10 человек. Среди них был Кочергин Иван Георгиевич, известный хирург, который во время войны придумал новое аммиачно- спиртовое мытье рук. Да и сейчас студенты-медики знают реакцию Спасокукотского- Кочергина (касается мытья рук). И.Г. Кочергин пресек все партийные атаки, вызванные нежеланием пускать в Москву Тимофеева-Ресовского, тем, что сказал, а он был бессменным заместителем министра Здравоохранения, что берет Николая Владимировича в свое ведомство. Ему пришлось дать клятву за Тимофеева-Ресовского.
А вечером я пришел к нему, он ведь мой дядька. «Дядя Ваня!, — приветствовал я его и рассказал о своем учителе. Оказалось, что именно сегодня он дал за него клятву, не зная вообще, кто это. «Ну, спасибо тебе, — сказал Иван Георгиевич, — ты снял с меня пелену. Теперь я спокоен. Слава Богу!» (опять синхронность). 6.
В 1965 г. исполнилось 100 лет со дня рождения основателя современной генетики Грегора Менделя. Естественно, к этой дате были организованы большие международные торжества в городе Брно (Чехословакия). Оргкомитет разослал большое количество приглашений, в том числе и в Советский Союз. Такое приглашение получил Николай Владимирович с супругой. Со святой наивностью они стали готовиться к этой торжественной поездке. Елена Александровна сшила даже два новых платья. Николай Владимирович, как всегда, был скромен в одежде и осторожно выжидателен к развитию событий. Он-то хорошо знал и чувствовал, особенно после тюрем, дыхание единой (КГБ и Гестапо) системы. Гестапо уже не было, а наши славные чекисты боялись, что он останется за границей и убежит дальше. Нашим бы чекистам пожелать быть такими однозначными гражданами (патриотами) России, как Тимофеевы-Ресовские! Для Николая Владимировича не было более дорогого, чем родная «Калуцкая» губерния с ее березами вдоль дорог, которые посадила еще матушка Екатерина II. Она приказала сажать вдоль дорог березы, чтобы путник ночью или в метель не сбился бы с главной дороги. Мышление Тимофеевых-Ресовских и наших преданных чекистов было диаметрально противоположным: последние думали о возможном побеге, а Николай Владимирович - о своей любимой Родине и никогда не имел даже мысли покинуть ее, свою любимую, долгожданную и по зову предков ему принадлежащую отчизну.
Уже все сотрудники получили вызов в Чехословакию кроме Тимофеевых- Ресовских. Это была мощная психологическая игра, где Николаю Владимировичу и Елене Александровне морочили голову. От общения в то время с чекистами (за скромными выпивками) я понял, что Тимофеевых-Ресовских за границу не пустят. И тогда я придумал новые правила игры. Судьба мне их удачливо представила: в это время исполнялось 10 лет созданной Николаем Владимировичем биофизической лаборатории на Урале в Миассово. Я придумал реализовать идею поехать Тимофеевым-Ресовским на юбилей этой лаборатории. Я говорил следующее: «Николай Владимирович, зачем вам ехать в Чехословакию? Чего вы не видали в Европе? А тут - 10-летие вашего ребенка, вашей лаборатории. На мой взгляд, надо ехать на Урал, где со своими сотрудниками можно отметить великое десятилетие радиационной биогеоценологии!»
Николай Владимирович от моих многократно повторенных слов становился все задумчивей и задумчивей. Время шло, счет шел на часы. И тогда вдруг Николай Владимирович встрепенулся и достаточно резким голосом с оттенками, понятными только его жене, произнес: «Лелечка! А Тюрюканыч-то прав! Действительно, что мы с тобой не видали в Европе? А вот наша-то миассовская лаборатория - действительно наше дитя!»
Слегка растерянная Елена Александровна, почувствовавшая психически внутренний настрой Колюши, робко сказала: «Ну, как ты считаешь...» - «Лелечка, дай Тюрюкану деньги на билеты до Челябы (Челябинска). И на телеграмму Куликову, что мы летим!» Елена Александровна покорно отсчитала мне деньги. Билеты я купил и вместо запада Тимофеевы-Ресовские полетели на восток, на Урал. В полете все было нормально, а в аэропорту нас встретила машина. Мы прилетели в глубинку уральской России вовремя. Николай Васильевич Куликов организовал встречу, и все были потрясены, что к ним прилетели Николай Владимирович с Еленой Александровной (из сопровождавших был кроме меня Н.В. Глотов).
И грянули танцы, песни пляски, все были на высоте своих генетических возможностей: творился невероятный праздник. Как всегда, заводилой был Николай Владимирович. К 4 утра все угомонились. Не знаю, почему я проснулся в 7 часов 40 минут, немножко поворочался и включил радио. И вдруг в 8-часовых «известиях» говорят: «... В Брно состоялась конференция, посвященная 100-летию великого ученого Грегора Менделя. На этом всемирном форуме золотыми медалями Грегора Менделя были награждены из советских ученых Б.Л. Астауров, Н.П. Дубинин и Н.В. Тимофеев-Ресовский».
Нервы мои не выдержали: я вскочил, схватил железный лом и бросился к пожарному рельсу. Я устроил такой звон, как на пожаре. Все прибежали, включая Николая Владимировича: он любил острые ситуации. — «Что случилось? Что случилось?» — А я размахиваю ломом, успел только крикнуть, что Николаю Владимировичу присуждена золотая менделевская медаль. Все обрадовались, восхищались, поздравляли. Николай Владимирович плохо соображал. Взбадривая его, я сказал: «Николай Владимирович, теперь вы убедились, что земля — круглая? Зачем ехать на запад, когда мы и с востока получили золотую медаль!». Николай Владимирович был приторможен и больше получаса с ним было трудно говорить, а потом, возвращаясь к своему постоянному юмору, произнес: «Лелечка! А ведь Тюрюкан был прав, что земля — круглая!».
Так я стал очередным Коперником, Галилеем и слава Богу не сожженным Джордано Бруно. Я сознательно подробно описал этот эпизод, чтобы рассказать еще об одном эпизоде, бывшем раньше: как я через горы и перевалы в своем не первой свежести рюкзаке доставил в Миассово медаль-планкету о награждении Н.В. Тимофеева-Ресовского к 100-летию выхода великого творения Чарльза Дарвина «Происхождение видов...». Это тоже были приключения, в основном, с политическим оттенком.
В 1959 году, как известно всему миру было 100-летие дарвиновской монографии «О происхождении видов путем естественного отбора...». Германская академия Леопольдина, в числе других выдающихся дарвинистов планеты, присудила свою награду (медаль-планкету) Н.В. Тимофееву-Ресовскому и с чистой совестью направила ее в СССР в Академию Наук для награждения ею Николая Владимировича.
Никто из нас не знал этого акта, однако, медаль-то надо вручать адресату! Ни один из чиновников не решался соприкасаться с «прокаженным» ученым, вся советская система способствовала чиновничьему футболу и медаль в конце концов оказалась в Екатеринбурге, где ее с оглядкой «сбагрили» сыну Тимофеева-Ресовского — Андрею. И тут подвернулся я проездом через Свердловск в Миассово. Поскольку я был молодым и размагниченным от социальной системы, я положил эту медаль-планкету в рюкзак и отправился через Челябинск, Миасс и горные перевалы в Миассово. Там в это время находился профессор-математик, основатель кибернетики, Алексей Андреевич Ляпунов. Я шепнул ему, что у меня в рюкзаке награда для Николая Владимировича. Я не ожидал, что Алексей Андреевич оказался таким импульсивным человеком! Он схватил лом и стал звонить в барабанный колокол- рельс. Когда все сбежались, Алексей Андреевич объявил, что Николай Владимирович награжден большой дарвиновской медалью академии Леопольдина. По этому случаю устроили большой праздник!
Так, через горы и расстояния, пришли к Николаю Владимировичу заслуженные за науку награды. Это были награды великому русскому ученому, и вы сами видите, как трудно они к нему дошли. 7.
Часто говорят, что генетический талант Н.В. Тимофеева-Ресовского связан с его родословной от Рюриковичей. Все это так, но между Рюриковичами и нашим временем прошли десятки скрещиваний и бесконечная комбинаторика родов, семей и прочих природных игрищ. Талант Николая Владимировича неоспорим, но как- то незаметно в тень ушла одна его интересная черта. Он чуял, что важно у кого учиться, а не важно, где учиться. Итак, Н.В. Тимофеев-Ресовский считал себя учеником Н.К. Кольцова. Безусловно, это был гигант всех активных добродетелей русского человека. Но мало кто знает, что двоюродный брат Н.К. Кольцова, Владимир Васильевич Алехин, был создателем кафедры геоботаники в Московском университете, а его родной брат — Василий Васильевич Алехин был чемпион мира по шахматам. Вот в таком мощном интеллектуальном гнезде русского дворянства Николай Владимирович получил истинное высшее образование. Как говорится, он «чуял правду». Взаимоотношения Н.К. Кольцова и Н.В. Тимофеева-Ресовского были взаимно благодарны. Не случайно Н.К. Кольцов спас Николая Владимировича от расстрельного 1937 года.
В назидание молодому поколению следует затвердить: неважно — где учиться, важно — у кого учиться. Н.В. Тимофеев-Ресовский и его брат В.В. Тимофеев, знаменитый соболятник, практически, нигде не учились, то есть не имели дипломов. А вошли в историю науки. Миллионы дипломов о высшем образовании были розданы в советское время, но они не были подкреплены достойными знаниями. Более полумиллиона кандидатов наук, более 120 тыс. докторов наук. У всех у них соответствующие дипломы, в просторечии — «корочки». Но на горизонте и поныне не видно ни В.М. Вернадского, ни В.Н. Сукачева, ни других мудрых ученых. А сейчас большинство людей с «корочками» поняли, что это были зря прожитые годы и в погоне за высшими знаниями они оказались в черной дыре советской безработицы. В этом внешне безобидном явлении мы видим грандиозный обман государством своих поданных. Сейчас, когда много специалистов уезжает работать за границу, они сталкиваются с таким тестированием, которое нам и не снилось. Наш экзаменационный билет всегда и везде включал три вопроса. Тестирование наших сограждан в США и Израиле (медицина) достигает 1200 вопросов. И, конечно, наши соотечественники там безнадежно проигрывают. Стандартный вопрос наших отделов кадров: «А корочки есть?» — не обязывал проверять истинные знания. А о значении партийных билетов и говорить не приходится: на юридические факультеты принимали только коммунистов. Вот мы и получили таких героев перестройки как комбайнер М.С. Горбачев, А.И. Лукьянов, Б.Н. Ельцин и тысячи других.
Таким образом, мы пришли к печальному выводу: одно из самых узких мест жизни России — это разрушение исторически сложившейся системы образования (реальные училища, гимназии и пр.). Старая система образования была разрушена, а новой — не создано. Перегрузки на учащихся и поныне столь велики, что по окончании школы или вуза большинство страдает психическими расстройствами, вплоть до женского бесплодия. А еще хотят ввести 12-й класс! Мы получим армию сумасшедших (неврастеников, шизиков и пр.). Об укреплении семей вообще ничего не думают! Грамотность у нас есть, хоть и пишем без запятых, а образования и образованности — нет и в помине!
Н.В. Тимофеев-Ресовский. Л.Н. Гумилев, как и многие другие русские интеллигенты, не были допущены к чтению систем университетских курсов.
И поныне в наших университетах с «гордостью» преподают доценты и профессора с полувековым и более стажем: я сам видел, как в Институте землеустройства профессор читал полвека лекции по одними тем же графикам, например, «Прозрачность воздуха в Швейцарских Альпах в 1910 году».
Горе нашего образования — общенациональное горе России. Я окончил Московский университет с отличием в знаменитые лысенковские времена. Мне эти «знания» в жизни не пригодились и если бы не Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский, я был бы и поныне: с дипломами, но без знаний.
|
|
К содержанию книги: Статьи Тюрюканова по биогеоценологии
|
Тимофеев-Ресовский Н.В.
Последние добавления:
Происхождение и эволюция растений
Биографии ботаников, биологов, медиков