|
Костычев. ПОЧВОВЕДЕНИЕ |
Смотрите также:
Мейен - Из истории растительных династий
Биографии биологов, почвоведов
|
Геологическим исследованиям давно уже придают очень важное значение при исследовании почв, и еще в недавнее время некоторые курсы почвоведения представляли не что иное, как краткие курсы петрографии; вместе с тем курсы эти так не соответствовали потребностям хозяев, что едва ли приносили какую-нибудь пользу, сообщая только общие сведения о выветривании горных пород и связанных с ним явлениях.
В последнее время способы применения геологии к почвоведению существенно изменились с того времени, как у многих лиц и даже в целых государствах явилось убеждение в необходимости точных почвенных карт: изучение почв связывается в таких случаях с геологическим изучением верхних слоев земли, и вместе с геологическими картами издаются карты почвенные, на которых обозначается принадлежность почв к той или другой формации.
Нет сомнения, что такое соединение геологических исследований с почвенными весьма полезно, потому что вообще, чем более сведений есть у нас о какой бы то ни было почве, тем это лучше. Но степень этой пользы, сколько нам известно, до настоящего времени не выяснена удовлетворительно, а между тем выяснение ее представляется существенно необходимым: если мы желаем иметь помощь геологии при исследовании почв, то должны знать вместе с тем, какие требования должны быть предъявлены при этом геологии.
Представим себе, что исследовавши две какие-либо почвы, геолог сообщит нам, что одна из этих почв есть дилювиальный, а другая—аллювиальный песок. Это сообщение не дает нам решительно никакого понятия об этих почвах. Может быть, эти почвы по их хозяйственному значению одинаковы, но может быть, и весьма различны: это определяется тем, какой именно песок входит в состав обеих почв, т. е. от измельчения каких горных пород он произошел, какова его крупность и т. д., и кроме того, тем, что содержится в обеих почвах, кроме песка. Только в определении горных пород, давших песок, мы получим в этом случае помощь от геологии; все остальное будет определено механическим и химическим анализами исследуемых почв.
Подтверждение такому заключению мы находим у всех лиц, опытных в исследовании почв; так, например, у Орта относительно этого есть следующие отзывы: «Петрография почвы дает масштаб для суждения о ней; геология и история образования занимают в этом второстепенное место, насколько они могут дать указания на состав почвы».
И затем: «Главным образом, петрографические свойства должны быть приняты во внимание... Породы должны быть сопоставлены по их петрографическому сходству, все равно, какой бы древности они ни были».
Повторение той же мысли мы находим у Кнопа: «петрографическое определение частей скелета крупных зерен почвы),— говорит он,—и химический анализ мелкой земли мо^кет дать содержание таким выражениям, как бесплодный, летучий песок, рыхлый, тощий песок и т. д. до холодной вязкой глины и бесплодной горшечной глины Геология может присоединиться к этому и, например, относительно известковых почв прибавить, есть ли это юре,кий, раковистый, лиаговый известняк или мел и т. д.; но вообще геология при сельскохозяйственных исследованиях будет пользоваться более своими петрографическими, чем геологическими познаниями, потому что для растения совершенно все равно, если оно находит известь в почве, из какой бы формации она ни происходила».
Если принять во внимание, что в различных геологических формациях мы находим образования сходные, то приведенные нами положения не представляют ничего удивительно!о; геолог решает вопрос о принадлежности исследуемых пластов к определенной формации не по их петрографическому характеру, а на основании палеонтологических данных; между тем для растений безразлична древность пласта, но важен только петрографический характер его.
По отношению к потребностям растений и во многих случаях для суждения о плодородии почв весьма важен вопрос о том, как давно данный пласт, образующий почву, находится на поверхности. Но мы знаем, что пласты очень древнего образования выступили на поверхность сравнительно недавно- и, как почвы, могут представлять образования недавние, более поздние, сравнительно с пластами, в геологическом смысле новейшими.
Между тем для почвоведения, как мы сказали, может иметь (кроме петрографических данных) значение только древность обнажения пласта, т. е. вопроо о том, сколько времени данный пдаст подвергался выветриванию под в 'пячием атмосферных деятелей, под влиянием растительности высшей и низшей и т. д. Между тем геология во многих случаях не может решить подобных вопросов; но если бы даже решение их было возможно во ьсех случаях с удовлетворительной точностью, то решения подобного рода могли бы служить только некоторым пособием при исследованиях почв, но на одни такие решения хозяин, имеющий дело с почвою, никак не мог бы положиться. Положим, что мы имеем на поверхности в двух местах один и тот же пласт, и притом нам известно, что в одном из таких мест обнажение этого пласта более древнее.
На основании этого мы можем, конечно, сказать, что в последнем случае выветривание горных пород, входящих в состав почвы, подвинулось дальше, но заключение это очень неопределенно: хозяину необходимо знать, насколько дальше пошло здесь выветривание, насколько в этой почве больше цеолитов и меньше силикатов не выветриншихся, чем в первой почве. Вопрос этот можно решить только химическим исследованием почв; но после химического анализа нам, пожалуй, можно и не знать, где почва древнее; вопрос этот для нас менее важен, чем вопрос о том, насколько одна почва богаче другой. При подобных случаях вопрос о древности обнажения может представить важность только в таком случае, когда новейшая почва окажется одинаково или более выветрившейся, чем почва более древняя; мы тогда будем знать, что в одном месте выветривание происходит быстрее, чем в другом и, следовательно, плодородие почвы после истощения ее в одном месте будет скорее восстановлено без участия человека, под влиянием атмосферных и почвенных веществ.
Польза геологических исследований в применении к почвоведению может состоять епде в том, что при таких исследованиях могут быть точно указаны границы распространения почв определенной формации и определенного петрографического характера. Если такое разграничение сделано, то после этого мы знаем, что на известном пространстве мы найдем почвы однообразные, и в таком случае, если потребуется точное исследование почв, то мы можем ограничиваться только исследованиями определенных типических почв, следовательно, только немногих представителей почв данной местности, полагая, что в указанных геологом границах почвы будут одноообразны.
К такой схематизации исследований необходимо, однако, относиться с большой осторожностью; геолог может считать известный пласт однородным на всем его протяжении, между тем как хозяин или вообще исследователь почв, обладающий достаточными сельскохозяйственными познаниями, может на том же протяжении выделить несколько различных почв, потому что для него важны отличия более тонкие, несущественные для геолога.
Большая или меньшая крупность зерен может, например, производить громадные различия в свойствах почв; то же самое следует сказать о большем или меньшем сцеплении между частицами почвы и т. п. Кроме того, вообще исследования почв, производимые наглаз, могут привести к ошибкам очень грубым даже человека опытного в исследовании почв, так что, как мы сказали, доверяться геологическим исследованиям без поверки их при помощи анализа вообще весьма рискованно, а если у нас есть механический и химический анализы почв, то геологические сведения тогда будут иметь значение второстепенное.
Таким образом, с какой бы стороны мы ни рассматривали значение геологии в определении достоинства почь, мы не можем найти чего-либо, что бы могло поставить ее в исключительное положение относительно почвоведения. Сведения, доставляемые ею, во всяком случае, не принадлежат к числу важнейших, которыми мы должны пользоваться при сравнении различных почв между собою, и на основании одних геологических данных мы еще менее получаем понятий о почвах, чем на основании одного химического или одного механического анализа их.
Кроме геологических исследований, важное значение при определении достоинства почв придается многими лицами сведениям о дикой растительности, произрастающей на данной почве. Во многих сочинениях по почвоведению и вообще по сельскому хозяйству вопрос о соотношении между свойствами почвы и дикой растительностью решается крайне просто: приводятся целые списки растений, характерных для почвы песчаной, глинистой, черноземной, известковой и т. д., и эти списки рекомендуются в руководство при исследовании почв.
Относительно таких списков следует заметить прежде всего, что пользование ими вообще затруднительнее, чем определение свойств почвы наглаз или с помощью самых простых приемов. Мы прямо при простом осмотре почвы можем сказать, есть ли эта почва песчаная, глинистая или перегнойная, и при простом испытании почвы соляной или азотной кислотами узнаем, известковая ли почва или нет. Следовательно, если вопрос идет только о таких грубых различиях между почвами, то упомянутые списки можно считать, по меньшей мере, непрактичными и даже излишними. Но существует мнение, что по растительности мы можем замечать между разными почвами и более тонкие различия.
В этом отношении мнения разных лиц разделяются: одни ученые признают, что различия в растительности на разных почвах обусловливаются по преимуществу физическими свойствами, а по мнению других—преимущественно химическим составом почвы. Для нас существенно важно знать, на •чьей стороне истина, потому что только в таком случае мы будем иметь ясные представления о том, чем именно отличаются разные почвы, если на них растительность неодинакова.
Прежде всего укажем на то, что у нас есть неподлежащий никакому сомнению пример сильного влияния химических составных частей почвы на растительность, и такой пример представляют солончаки. Солончаковая растительность резко отличается от всякой другой, и разницу эту нельзя приписать ничему иному, как только присутствию в почве растворимых солей. Физиче- кими свойствами почвы факт этот объяснить нельзя, особенно после в высшей степени интересных опытов А. Ф. Баталина, который показал, что солончаковые растения могут вырастать и на несоленой почве, но имеют тогда иной вид.
С другой стороны, есть примеры несомненного влияния физических свойств почвы на растительность, и эти примерь: особенно исключительны у нас в России при распахивании степей. Обработка степей [при] переложное[м] хозяйстно[е] с ботанико-географической точки зрения есть опыт, производимый в огромных размерах и на обширных пространстгах, доказывающий, как под влиянием физических свойств почвы состав растительных формаций может быть коренным образом изменен.
В пояснение сказанного ниже заметим предварительно, что на всем громадном пространстве степной полосы в России на местах несолонцеватых преобладающее распространение имеют две растительных формации—степная и луговая. Степная характеризуется ковылем (Stipa pennata и S. capillata), типцом (Festuca ovina) и тонконогом (Koeleria cristata), составляющими основной фон степей; между этими растениями разбросаны другие, принадлежащие к разнообразным семействам. Луговая формация характеризуется другими злаками, в разных местах различными. Для нас, главным образом, интересно, что во многих местах обширные низменные места, с почвою более влажною, заняты безостным костром (Bromus inermis Leyss.) и обыкновенным пыреем (Tiiticum repens).
Таковы, например, некоторые заливные луга по Дону и его притокам, заливные луга в некоторых местах по течению Волги и по Уралу, некоторые понижения в пространстве между Волгою и Уралом и по течению Кумы (последнее сообщено мне А. Н. Красновым). При тщательном исследовании почв под степною и луговою формациями во многих местах я нашел, что, кроме большей влажности луговых почв, они ничем существенным не отличаются от почв степных. Замечаемые иногда разницы, во всяком случае, гораздо меньше теу, какие существуют между различными степными почвами. Следовательно, ничему иному, как влажности, мы не можем приписать разницы луговой и степной формации.
Подтверждение этому мы находим в переложном хозяйстве. При нем после нескольких лет пахоты, а иногда (как мне приходилось наблюдать) после однократной пахоты без всякого посева на запущенных в залежь местах огромными сплошными площадями растут пырей и безостный костер, т. е. степная формация изменяется в луговую. Произрастание пырея и костра продолжается до уплотнения залежи, после которого на ней опять поселяется степная растительность.
Исследуя почву на залежах молодых, мягких и на залел?ах плотных, старых, мы находим в почве их различие не только в плотности, но и во влажности. Причины различия во влажности таких почв объяснить нетрудно: рыхлая почва отличается большей проницаемостью для воды, и, следовательно, при одинаково сильных дождях большее количество воды просачивается в такую почву и меньше стекает по поверхности, т. е. приход воды в почву рыхлую больше. С другой стороны, расход воды из почвы с поверхности рыхлой вследствие испарения меньше, потому что верхний рыхлый слой бывшей пашни не имеет капиллярной связи с нижним плотным слоем. Высыхая, независимо от нижних слоев, верхний слой представляет покров для плотной почвы, предохраняющий ее от высыхания, так как сам он не всасывает воды из нижних слоев.
Поэтому, раскалывая [раскапывая] землю на мягких залежах, мы находим под рыхлым слоем землю влажную на вид и наощупь на глубине 2у2—3 вершков, тогда как на плотной целине или старых залежах мы находим такую же влажную землю и в то же время только на большей глубине, например, на глубине 8-Ю вершков, а иногда и глубже. Мы видим, следовательно, что при изменении рыхлости и влажности почвы тотчас же изменяется и характер растительности на них, и такое изменение как раз соответствует различию между дикой растительностью мест более влажных (луговых) и мест более сухих (степных).
Признаем ли мы, что разница обусловливается преимущественно влажностью почвы, или же будем приписывать ее рыхлости верхнего слоя и более легкому распространению в нем корневищ пырея и костра,—во всяком случае, должна будем приписать ее изменению физических свойств почвы, так как химический анализ не в состоянии открыть разницы в составе почв на зале?ках и в степях; кроме того, изменение растительности совершенно такое же наблюдается при простом перепахивании степей без засевания их, между тем разница в физических свойствах их столь резка и глубока, что не может остаться без влияния на растительность.
Приведенное здесь объяснение относительно причин изменения растительности, данное всеми наблюдателями залежной и степной растительных формаций, не может быть, по моему мнению, ничем опровергнуто, и, следовательно, влияние физических свойств почвы является несомненным и наблюдается, как сказано выше, на громадном протяжении всей степной полосы России от Подольской губернии до Зауралья.
Мы имеем, следовательно, примеры резкого влияния как химического состава, так и физических свойств почвы на характер растительности; но во многих случаях вопрос о том, чем именно обусловливается различие растительных формаций, решается с большими затруднениями или. точнее сказать, даже не может быть разрешен в настоящее время. Растительность на местах болотистых, где почва постоянно или в течение значительной части года пересыщена водой, как известно, резко отличается от растительности мест более сухих. Если мы попытаемся решить, какими именно свойствами почвы определяется существование определенной растительности на болотистых местах, то встретим значительные затруднения для его решения. Химический состав почв на таких местах в громадном большинстве случаев существенно отличается от состава почв на местах более сухих. Болотные почвы отличаются обыкновенно очень большим содержанием органических веществ и незначительным содержанием веществ минеральных, но так как почвы эти обыкновенно пересыщены водою, то в них вследствие этого нет кислорода по [причине] отсутствии^я] свободных скважин и потому, что разлагающиеся органические вещества очень быстро поглощают весь кислород, который растворяется в болотной воде.
Следовательно, причиною особого характера болотной растительности может быть и химический состав почвы и отсутствие в ней свободных скважин. Чему же именно следует приписать особенный характер болотной растительности? Простыми наблюдениями над растительностью болот и сухих местностей мы не можем решить этого вопроса, потому что действие и той и другой из указанных причин одинаково вероятно. К счастью, у нас есть опыты, при помощи которых вопрос может быть разрешен с большою вероятностью.
После осушки болот в составе почвы их не происходит существенных изменений и удаляется только излишняя вода. Но после этого характер растительности во многих случаях редко изменяется, и на той же почве поселяются растения, не свойственные болотам. Это указывает нам, что только избыток воды и, следовательно, отсутствие воздуха в почве обусловливало на таких болотах определенный характер растительности.
На эту же мысль указывает одно замечание Швенденера, что у болотных растений в корневищах и стеблях находятся обыкновенно большие полости; вследствие этого, как можно думать, необходимый для корней кислород у этих растений доставляется через посредство таких полостей, причем, может быть, и дыхание их корней не столь интенсивно; подтверждение последней мысли мы находим в исследованиях Фрей- берга, сообщенных Майером, по которым оказывается, что дыхание корней (выраженное потребленным количеством кислорода) у болотных растений несравненно слабее, чем у растений сухопутных, что, совместно с находящимися в этих растениях воздушными полостями, допускает, как говорит Майер, существование корней их в средах, бедных кислородом. Если при всем сказанном принять во внимание, что в пользу чисто химического действия болотных почв на характер растительности их мы не имеем ни одного факта, хотя бы поверхностно исследованного, то заключение о главном действии физических особенностей болотных почв мы должны будем признать в высшей степени вероятным.
Но вопрос представляется наиболее трудным по отношению к почвам известковым и почвам силикатовьш и кварцевым. Относительно их мы встречаем разнообразные мнения. Турман в своем известном сочинении утверждает, что различие между флорою известковых и кремнеземистых почв обусловливается физическими свойствами почвы. В противополо?кность этому Контжан, бывши сперва последователем Турмана, впоследствии пришел к противоположному мнению и приписывает различие в характере флоры известковых мест химическому влиянию извести, содержащейся в почве, разделяя растения на любящие известь и избегающие извести. Кремнезему и его соединениям он не считает возможным приписать какое-либо особое влияние на растения и считает их по отношению к растениям индиферентными: на почвах кремнеземистых определенная растительность поселяется только потому, что она известью изгоняется с известковых почв. Но можно привести целый ряд мнений, по которым и кремнезем с его соединениями оказывает на растительность особенное влияние, подобное тому, какое, например, Контжан приписывает извести по отношению к растениям, любящим известь, но только оно относитсн к растениям, избегающим извести.
Кроме того, есть большое число растений, которые вообще считаются индиферентными по отношению к химическому составу почвы, так как они встречаются безразлично на всяких почвах-
Таковы главнейшие мнения по этому предмету. Кроме них, есть и другие, уже очевидно несправедливые. Так, например, вообще окись железа, если она находится в почвах в большом количестве, представляет вещество, влияющее на физические свойства почв, потому что окись железа вообще принимается растениями, по сравнению с другими зольными веществами, в ничтожных количествах, и нет таких почв, где ее было бы недостаточно для питания растений. Тем не менее находятся лица, приписывающие окиси железа, содержащейся в почве, химическое влияние на растительность, потому что она необходима для растений; такое мнение, очевидно, основано на недоразумении и не заслуживает особенного опровержения.
Чтобы разобраться в указанных мнениях, постараемся дать себе по возможности точный отчет, что могут значить выражения: растения, любящие известь, и избегающие извести. Может ли это означать, что любящие известь растения—это значит такие растения, которые непременно требуют для их произрастания большого количества извести в почве, или же это значит, что растения эти без вреда для себя могут переносить большой избыток извести в почве.
Для разъяснения этого обстоятельства сделаем следующий расчет. Пусть у нас будет почва, содержащая средним числом от весны до осени 20% влажности. Слой почвы в 1 ф. толщиною на пространстве десятины весит не менее 235 000 пудов; 20% этого составит 47 000 пудов. Если принять, что вся вода будет насыщена угольной кислотою, то, принимая в основание исследования Шлезинга, мы найдем, что в таком количестве воды, насыщенной угольною! кислотою, может быть растворено не более 50 пудов углекислой извести. Такое количество по отношению К указанному весу почвы составит менее 0,03%.
Из этого мы видим, что уже 0,03% углекислой извести достаточно, чтобы во влажной почве дать раствор, насыщенный углекислой известью, и если в почве извести будет больше, то избыток ее сверх 0,03% останется нераство- ренным.
С другой стороны, чтобы определить потребность растений в извести, примем, что на десятине вырастает урожай в 400 пудов сухого вещества, содержащего 10% золы (мы нарочно берем слишком большие числа), причем в золе находится 60% извести. В таком случае в урожае будет 24 пуда извести, соответствующих почти 43 пудам углекислой извести. Если принять, что растения растут всего 1 % месяца, то для указанного урожая надобно в сутки 1 пуд углекислой извести.
В течение всего лета из почвы было бы мало-помалу извлечено до 0,02% углекислой извести; на основании этого можно полагать, что если в почве находится даже не более 1% углекислой извести, т. е. 2 350 пудов на десятине, то любое растение может быть удовлетворено известью в избытке из одного только этого источника при каком угодно роскошном развитии. Полагать это можно на том основании, что, как мы указывали в главе об углекислых солях почвы, углекислая известь, вследствие своей сравнительно легкой растворимости в почвенной воде, содержащей угольную кислоту, распределена по всей почве равномерно и находится вокруг каждой твердой частицы, так что растительные корни нигде не могут встретить в ней недостатка. К этому следует прибавить еще известь в виде цеолитов и в почвенных растворах в виде других солей (не углекислых). Из всего этого, как я думаю, следует, что по отношению к питанию растений известью количества ее, превышающие содержание в почве углекислой извести в размере не более 1 %, не имеют никакого значения и могут влиять на растения или только своими физическими свойствами или своим действием на состояние других питательных веществ для растений.
Не нужно забывать при этом, что сказанное нами положение находит полную аналогию в опытах Баталина над солончаковыми растениями, которые вообще имеют весьма важное значение в вопросе о химическом влиянии почвы на растительность. Опыты эти показали, что солончаковые растения могут развиваться и без соли, но они выносят присутствие в почве поваренной соли, а потому и могут жить на солончаковых почвах.
Возьмем далее единственные, сколько мне известно, точные исследования над произрастанием растений, не выносящих извести, произведенные Грандо и Флишем.
Исследования эти относятся к произрастанию Pinus Pinaster Sol. и каштана на известковых и кремнеземистых почвах. Причем в одной и той же местности с переменчивой почвою это дерево произрастало на почвах известковых крайне плохо, а на почвах кремнеземистых очень хорошо. Состав почвы был исследован, причем оказалось, что различие между ними ограничивается содержанием извести (главным образом), тогда как различия в содержании других веществ были незначительны. При исследовании золы деревьев в них найдено:
Деревья хорошо Деревья плохо растущие растущие (кремнеземис (известковые тые почвы) почвы) Содержание золы 1,32% 1,54% В ней: Фосфорной кислоты 9,00%* 9,14% Кремнезема 9,18% 6,42% Извести 40,20% 56,14% Окиси железа 3,83% 2,07% Магнезии 20,09% 18,80% Кали 16,04% 4,95% Натра 1,91% 2,52%
Следовательно, разница в составе золы замечается только в содержании извести (на известковой почве ее было гораздо больше) и кали (на известковой почве его было очень мало). Вследствие этого Грандо и Флиш приписывают плохой рост сосны на известковой почве малому количеству усвоенного ею кали (и окиси железа, как они говорят, но едва ли справедливо). Следовательно, в этом случае вред извести в почве выражается уменьшением в усвоении растениями других веществ; большее содержание извести в растениях с известковой почвы едва ли могло иметь влияние, потому что содержание это значительно колеблется у растений и на кремнеземистых почвах (кремнеземистая почва Грандо и Флиша содержала только 0,35% всей извести, растворимой в соляной кислоте).
Наконец, прямые опыты Гофманна в Гиссене, производившиеся в течение нескольких лет, показали ему, что нет таких растений, которые непременно требовали бы присутствия в почве извести, как вещества, обладающего известными химическими свойствами, и, с другой стороны, нет таких растений, которые не выносили бы больших количеств извести. Опыты эти состояли в том, что растения так называемые известковые были высеяны на почвах, очень бедных известью, и, наоборот, растения, считающиеся не выносящими извести,—на известковых почвах. В течение нескольких лет те и другие растения произрастали вполне нормально и приносили такое же количество семян, как и в тех случаях, когда их высевали на почвах, которые считались соответствующими их потребностям.
Все это подтверждается, наконец, многочисленными указаниями на такие факты, что растения, произрастающие в одних местностях на почвах известковых, в других местах находятся на почвах, бедных известью.
Соображения и факты, приведенные нами, если взять их в совокупности, убедительно говорят в пользу того, что присутствие или отсутствие в почве больших количеств извести влияет на характер растительности не в силу прямого химического действия этого вещества на растительность, а по Другим причинам. Из этих причин наиболее вероятною мне кажется сравнительная (в большинстве случаев) бедность известковых почв питательными веществами, усвояемыми для растений, и, кроме того, большая сухость таких почв. На почвах известковых, но плодородных и влажных, могут, по всей вероятности, жить всякие растения, и этим объясняется, почему на известковых почвах поселяются растения, избегающие извести в большинстве случаев.
Какие изменения в состоянии питательных веществ в почвах производятся присутствием углекислой извести в больших количествах, нам неизвестно, за отсутствием точных опытов по этому вопросу.
Но вообще, как уже замечено выше, известковые почвы отличаются в большинстве случаев бедностью по сравнению с почвами неизвестковыми, потому что углекислая известь не только представляет бесполезный балласт сама по себе, но и препятствует растворению других веществ. Когда углекислая известь выщелачивается из почвы, то остаток является несравненно богаче питательными веществами для растений. Например, при сравнении массового известняка и происшедшей из него почвы Вольф нашел:
В первоначальной породе В остатках камней в подпочве В подпочве В почве Веществ, растворимых в слабой соляной кислоте: 1) углекислой извести 2) кали В крепкой соляной кислоте растворялось кали . . (в процентах) 77,16 0.025 0,032 43,11 0,029 0,044 6,24 0,114 0,256 2,64 0,149 0,292 Всего растворено кали 0,057 0,073 0,370 0,441
При существующих у нас сведениях об известковых почвах весьма вероятным является предположение, что причиною появления на них особенной растительности следует считать не что иное, как только бедность таких почв некоторыми питательными веществами; в пользу этого предположения есть, по крайней мере, некоторые важные доводы, тогда как доказательств прямого химического влияния извести на растительность нет никаких, и влияние это, напротив, совсем невероятно.
Если рассмотреть доводы в пользу того мнения, по которому есть растения, характеризующие почвы глинистые и песчаные, то мы найдем их еще менее основательными. Напротив, как относительно извести, так и относительно других составных частей почвы, все заставляет нас думать, что никак нельзя составить такие списки растений или даже указать какие бы то ни было растения, которые везде произрастали бы непременно на почвах известковых, или глинистых, или песчаных. Из наблюдений для какой-нибудь одной местности, в которой между почвами известного рода есть сходство, хотя в грубых чертах, мы можем дать указания на счет определенного соотношения между почвами и растительностью; но эти указания для других мест могут быть совсем непригодны.
Вследствие этого химические свойства почв не могут проявлять своего влияния на растительность обширных областей, подобно тому, что наблюдается относительно влияния известных физических свойств почвы. Влажность почвы, например, определяет ежегодные колебания урожаев в целых государствах, и притом ею определяются колебания в урожаях не только культурных, но и диких растений, например, луговых и степных.
Если свойства почвы таковы, что она может задерживать большое количество снеговой и дождевой воды, и если эта вода испаряется из нее медленно, то этим самым устраняется в значительной степени влияние погоды и климата на урожаи растений на таких почвах, т. е. почва получает то же самое влияние на растительность как по объему, так и по характеру, как общий фактор, регулирующий свойства растительности,—климат. По этой причине мы замечаем, например, полное изменение в характере растительности степей после их распахивания: растительность степная заменяется луговою. Это доказывает нам, между прочим, что при ином характере почв степных местностей и растительность на них могла бы быть иною; количество выпадающей воды является достаточным для любых растений (сухопутных, конечно) при измененных свойствах почвы, и нужно только уметь изменить их надлежащим образом, чтобы пользоваться урожаями более постоянными, чем теперь.
Итак, следовательно, мы можем сделать из предыдущего обзора заключение такого рода, что определение свойств почвы по произрастающей на ней дикой растительности совсем ненадежно и средством этим совсем нельзя пользоваться в таких местностях, для которых предварительными ботаническими исследованиями не определено соотношение между почвами и растительностью. Но кроме этого, как мы уже говорили раньше, средство это совсем непрактично: по характеру растительности мы можем определять только такие грубые отличия между почвами, которые без всякого затруднения могут быть определены наглаз или с помощью самых простых испытаний, например, кислотами, для удостоверения присутствия углекислой извести. Только солончаковая растительность представляет в этом отношении исключение: по этой растительности мы можем определить солоноватость почвы даже точнее, чем с помощью химического анализа.
Сила развития растительности, вес урожая растений диких на определенной площади составляет, однако, верный признак плодородия почвы, каков бы ни был ее состав,—будет ли это почва глинистая или известковая и т.д. Но и этот признак верен только при определенных условиях: в степях, например, урожаи трав очень малы на нетронутой земле, а после распахивания та же земля в силу изменения физических свойств ее делается очень плодородною. Поэтому, если хороший рост травы служит признаком плодородия почвы, то плохой рост ее не всегда моя;ет служить доказательством бесплодия почвы.
|
|
К содержанию книги: П. А. Костычев - Курс лекций по почвоведению
|
Последние добавления:
Тюрюканов. Биогеоценология. Биосфера. Почвы
Происхождение и эволюция растений
Биографии ботаников, биологов, медиков