Дмитрий Николаевич Прянишников

Смотрите также:

Биография Прянишникова

Почва и почвообразование

Почвоведение. Типы почв

Химия почвы

Биология почвы

Круговорот атомов в природе

Книги Докучаева

Криогенез почв  

Биогеоценология

Геология

Основы геологии

Геолог Ферсман

Советский ученый Д.Н. Прянишников, основы химизации ...

Черви и почвообразование

 Дождевые черви

Вернадский. Биосфера

Геохимия - химия земли

Гидрогеохимия. Химия воды

Минералогия

Происхождение растений

Биология

Эволюция биосферы

Геоботаника

Общая биология

Мейен - Из истории растительных династий

Биографии биологов, почвоведов

Эволюция

Микробиология

Пособие по биологии

БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

Д. Н. Прянишников родился 25 октября 1865 г. в Кяхте, где его отец служил в одной из наиболее известных местных торговых фирм А. М. Лушникова. Рано потеряв отца (когда ему было 21 2 года, а его брату всего 1 год), он остался на попечении матери, которая посвятила все свои силы на воспитание двух сыновей, задавшись целью дать им возможно полное образование, что в то время в условиях сибирской жизни представляло значительные трудности за отсутствием в Сибири высших учебных заведений и в силу отрезанности ее от коренной России, вследствие отсутствия железно-дорожной связи.

Отец Д. Н. Прянишникова был коренным сибиряком. Его ранняя смерть исключила возможность его непосредственного влияния на развитие сыновей, и это влияние могло сказаться только в силу элементов наследственности, а отчасти через посредство матери, оказавшей наибольшее влияние на воспитание детей.

Мать Д. Н-ча, Александра Федоровна, была уроженкой Пензенской губ., где она провела детство и до 15-летнего возраста обучалась в каком-то элементарном училище. Она происходила из народной среды: ее отец принадлежал к своеобразному пролетарскому классу николаевских солдат, которые, как известно, были обречены 25 лет служить в армии и в силу того часто совершенно отрывались от своего рода и племени. За какие-то провинности в отношении военной дисциплины он был сослан в Сибирь, где в это время (1856 г.) в принудительном порядке формировалось заселение Забайкальской области, и здесь был зачислен в разряд Забайкальских казаков, будучи поселен в станице Кударинской.

С благодарностью вспоминая и оценивая роль своей матери, Д. Н. отмечал полную применимость к ней автобиографических слов Д. И. Менделеева, который запечатлел по адресу своей матери, что она „воспитывала его примером, исправляла любовью и, чтобы отдать науке, вывезла его из Сибири, тратя последние силы и средства" Ч

До семнадцатилетнего возраста Д. Н. оставался в Сибири, которая, несомненно, оказала значительное влияние на формирование его личности.

Оторванность Сибири от российских культурных и административных центров накладывала своеобразный отпечаток на весь быт, уклад жизни и на формирование особого типа сибиряков. Эта „гиблая" страна исторически заселялась путем своеобразного отбора предприимчивых, вольных людей, которые „вольно и невольно" оседали на ее просторах, ие знавших крепостного права, барства и прочих аттрибутов сильной и близкой государственной власти, систематически развращавшей все слои российского общества.

Судя по тождеству сибирского говора (особенные слова, обороты и интонация) и по совпадению многих собственных имен (названия рек, деревень, фамилий) с таковыми в северных губерниях Европ. России, можно предполагать, что основными засельщиками сибирских земледельческих районов являлись, главным образом, элементы „Новгородской вольницы", стремившиеся уйти за пределы досягаемости от „прелестей" строительства крепкой российской государственной власти.

По свидетельству одного из лучших знатоков Сибири конца прошлого столетия И. И. Попова '2, уже при въезде в Сибирь всякого свежего человека поражали „зажиточность, широкое гостеприимство, независимость крестьян, чистота и относительно культурная обстановка больших, крепких, крытых тесом или железом крестьянских изб. — Сытость и довольство сказывались и в обстановке, и в количестве голов скота, и в выносливости лошадей, тройка которых с нагруженным тарантасом легко пробегала в 2 часа перегон в 25 — 30 верст". — „В Сибири жили и говорили свободнее, чем в Европейской России; общество было демократическое и самодеятельность его проявлялась ярче, чем в столицах, а в то же время в каждом купце и обывателе чувствовались самостоятельность, сознание собственного достоинства", при этом чем дальше вглубь Сибири, тем ярче сказывались эти черты. Описывая свои первые впечатления от Сибири, тот же автор указывает, что по отзывам томичей „общественная жизнь в Иркутске проявлялась гораздо ярче, чем у них и что там даже генерал-губернаторы вынуждены равняться по обществу, а тамошние купцы—совсем европейцы, про Кяхту же и говорить не приходится, кяхтинские купцы—совсем англичане".

Кяхта, примерно до конца прошлого столетия, представляла собой совершенно исключительное явление русского „вольного" торгового города, „песчаной Венеции", как иногда шутливо титуловали его в литературе, брошенного почти на границе пустыни Гоби, расположенного на стыке нескольких культур — европейской, русской, китайской, монгольской и др. и соединявшей в одном месте устойчивую европейскую культуру с бытом кочевника - номада и с тысячелетней цивилизацией Серединного царства.

„Оригинальная природа, соседство Монголии, рядом лежащий китайский поселок Маймачен, самоуправление в то время, когда его не было еще нигде в России, английская миссия, декабристы и другие политические ссыльные, иностранцы и путешественники, торговля и вся почти полуторастолетняя история Кяхты создали из нее весьма своеобразный мирок", период наибольшего развития которого в связи с расцветом кяхтинской чайной торговли, когда она была известна во всем мире, ведя торговые дела с Лондоном и Америкой, не говоря уже о России, Китае и Средне-азиатских государствах, продолжался до проведения Сибирской магистрали с выходом ее к Тихому океану, т.-е. совпадал с годами жизни в Кяхте семьи Д. Н. Прянишникова.

Несмотря на свое пограничное положение, Кяхта не знала ни таможни, ни пограничной стражи, ни жандармов. Тон жизни в Кяхте задавали кяхтинские купцы, державшие в своих руках почти все русское чайное дело и отличавшиеся of российского именитого купечества развитием и демократизмом. Эти черты кяхтинцев явились следствием того, что им в течение ряда поколений приходилось сталкиваться с людьми различных общественных положений, с иностранцами, учеными, путешественниками, а многие из них выросли под непосредственным влиянием декабристов и свободной русской печати.

Старые сибиряки, вообще, а кяхтинцы в особенности с редкой любовью вспоминали декабристов и Герцена, на идеях которых они воспитались.

Декабристы пробудили в Кяхтинцах интерес к политике и к общественным вопросам еще в то время, когда вся Россия была погружена в глубокий сон. В Кяхте в 50-х и 60-х годах прошлого столетия регулярно получались Герценовские „Полярная Звезда", а потом „Колокол", благодаря непосредственной связи через Китай с лондонской вольной русской типографией. Нелегальная литература в Кяхте не скрывалась, а напротив получение каждой новой книжки составляло общественное событие, и она служила материалом для совместного чтения и обсуждения, в которых принимали участие не только купцы со своими семьями и их служащие, но даже и местные представители власти.

Дж. Кеннан в своей известной книге о Сибири отмечает свое приятное впечатление от Кяхты и ее обитателей и в частности от личности А. М. Луш- никова, у которого служил отец Д. Н. Прянишникова. В Кяхте как между фирмами, так и внутри каждого дома между хозяевами и служащими и прислугой существовали простые, демократические отношения. Несмотря на богатство и культурность обстановки и широту общего уклада жизни кяхтинских богачей, приезжие крестьяне, мещане, мелкие торговцы, евреи и китайцы принимались ими приветливо, садились за тот же стол, как если бы приехал богач, ученый или какая-нибудь начальственная „особа". Ни семейного, ни какого-либо иного деспотизма в Кяхте совершенно не существовало. Во всех семейных праздниках богатых кяхтинских купцов принимали равноправное участие семьи их служащих и наоборот при семейных праздниках служащих и прислуги хозяева приходили их поздравлять, принимали их угощение и одаривали нх подарками. Служащие, как общее правило, получали хорошие оклады, участвовали в прибылях хозяйских предприятий и легко становились пайщиками в хозяйском деле. Когда умер отец Д. Н. Прянишникова, бывший его патрон А. М. Лушников, предоставил в распоряжение его вдовы на воспитание сыновей долю участия в своем деле, что дало ей возможность поставить их на ноги, дав им прекрасное образование

Тип кяхтинца — это тнп независимого предприимчивого человека, заводившего торговые и деловые связи со всеми концами мира. Гостеприимство, радушие, независимость и простота кяхтинцев были известны во всей Сибири, которая в свою очередь за своими пределами славилась теми же чертами. Таким образом, Кяхта являлась как бы сгустком, центром сибирской вольности и своеобразной сибирской культуры и оставила глубокий след в науке, литературе, искусстве и в книжном деле, выдвинув из своей среды фамилии Боткиных, Белоголовых, Сабашниковых и др.

В своеобразной кяхтинской атмосфере протекали годы детства и отрочества Д. Н. Прянишникова. Хотя после смерти мужа мать Д. Н. переселилась из Кяхты в Иркутск, являвшийся главным культурным и административным центром всей Сибири, где у бабушки Д. Н. по отцу был собственный домик, однако, это переселение не прервало связи Д. Н. с Кяхтой и влияние кяхтинской среды на его развитие, так как в течение всего периода пребывания его семьи в Иркутске он очень часто наезжал в Кяхту и часто проводил там летние каникулы во время гимназического обучения, гостя в семье Лушниковых.

Среднее образование Д. Н. получил в иркутской классической гимназии (1876—1883 г.), которая по его собственному признанию, оставила в нем хорошие воспоминания, что для того времени являлось счастливым исключением из общего правила, так как это был период расцвета гимназического классицизма с его системой забивания молодых голов бессмысленной зубрежкой грамматических правил. В данном случае, несомненно, также благоприятно сказывались своеобразные условия сибирской жизни, удаленной от недреманного ока всякого рода блюстителей российского порядка. Иркутских гимназистов того периода не подавляли латинской и греческой грамматикой и несмотря на зто, а вернее именно поэтому они лучше овладевали древними языками, охотно и много читали и разучивали подлинных классиков; гимназия оставляла им время и предоставляла возможность чтения и по собственному усмотрению, и они читали много, прн чем иногда брались раньше времени и за не вполне посильные для них произведения.

По указанию самого Д. Н. серьезному чтению иркутских гимназистов того периода благоприятствовало то обстоятельство, что их не отвлекало чтение ежедневных газет, так как столичные газеты в то время, при отсутствии железных дорог, доходили до Иркутска с месячным опозданием и потому не представляли особого интереса, а тем большее значение приобретали более серьезные еженедельные и особенно ежемесячные журналы, которые читались нарасхват.

Припоминая это обстоятельство в своих заметках, Д. Н. указывает, что „если учесть, насколько большую дань современные газеты отдают хронике людских пошлостей и преступлений, описываемых тем подробнее, чем они гаже, то, пожалуй, придется пожалеть, что нет больше гимназий в таком изолированном от влияния газетной пошлости положении, в каком обретались отдаленные сибирские гимназии до проведения сибирской железной дороги".

Особенно большое воспитательное значение для иркутских гимназистов того периода имели „Отечественные Записки", получение каждой очередной книжки которых с нетерпением ожидалось гимназистами, наперебой друг перед другом старавшихся захватить ее в городской библиотеке. Гимназисты рано читали Бокля, пытались брать приступом Милля, легче одолевали Спенсера.

Находясь в близких отношениях с семьей Лушниковых, Д. Н. через их посредство имел возможность знакомиться со многими произведениями нелегальной литературы того времени. В памяти Д. Н сохранилось, между прочим, воспоминание, что проводя по обыкновению летние каникулы 1882 г. в Кяхте, он с 2 дочерями А. М. Лушникова с увлечением читал Лассаля.

Из преподавательского персонала Иркутской гимназии того периода Д. Н. с чувством особой благодарности вспоминал преподавателя исто рни Щеглова, который являлся горячим сибирским патриотом и развивал соответственные настроения в своих учениках, и воспитателя Неустроева, который был подлинным революционером, позднее героически запечатлевшим свои убеждения ценой жизни. Этот Неустроев организовал среди иркутских гимназистов нелегальные кружки, последовательно втягивая более посвященных из их числа в стихию революционной борьбы, а для младших организовывал кружки самообразования. Д. Н., состоя в 5—6 классах гимназии, входил в один из таких кружков, который под руководством Неустроева занимался чтением „Исторических писем" Миртова (Лаврова). Вскоре после этого Неустроев был арестован и сослан в Якутскую область вместе с одним из наиболее активных гимназистов Фотием Губкиным, а затем трагически погиб, будучи расстрелян за то, что ударил генерал-губернатора при посещении им тюрьмы, в которой Неустроев был заключен. Этот факт взволновал весь Иркутск и произвел потрясающее впечатление на иркутских гимназистов.

В демократической Сибири, стране крестьянства, не знавшей крепостного права с его пережитками несколько по особому звучали настроения „Устоев" и „Золотых сердец" Златовратского, и глубокое впечатление на восприимчивые души гимназистов оставляли народнические рассказы Глеба Успенского („Трудами рук своих") и статьи Михайловского („В перемежку"). То было время тяги интеллигенции в народ, время новых настроений Толстого, время загоравшейся тихим светом литературной звезды Короленко и возраставшего осознания долга интеллигенции перед народом, когда раздавались упреки, что „многие интеллигенты по окончании высшей школы предпочитают устраивать свою судьбу на хороших окладах, уклоняясь от культурной работы в деревне в роли волостных писарей, сельских учитрлей и т. п.".

Находясь под влиянием подобных настроений, Д. Н. в 1883 г. окончил гимназический курс в 17-летнем возрасте, и перед ннм стал вопрос о выборе жизненной специальности в связи с поступлением в высшее учебное заведение. За отсутствием таковых в Сибири, вся его семья, т.-е. мать и его младший брат В. Н., еще не окончивший в то время гимназического курса, переселились в Москву, совершив месячное путешествие на перекладных для преодоления 5500 верст расстояния от Иркутска.

По признанию Д. Н., выбор факультета в связи с решением вопроса о роде дальнейшей деятельности представлял для него очень большие трудности. К этому времени в нем определенно начало уже выявляться сознание несклонности ко всякого рода практической деятельности, которая, по его собственному выражению, „часто вынуждает людей на авось разрубать гордиевы узлы, а не развязывать их", а в то же время под влиянием тогдашних настроений он мучился сомнениями относительно моральной допустимости выбора „чисто научной карьеры, к которой он чувствовал склонность, так как это являлось бы в некотором роде изменой юношеским народническим идеалам непосредственного служения народу и могло бы трактоваться в качестве стремления „устроить свою келью под елью" (по выражению Михайловского).

В состояниии подобных сомнений и колебаний Д. Н. поступил на математическое отделение физико-математического факультета, расчитывая, что изучение математики во всяком случае не окажется бесполезным, а тем самым можно отсрочить решение коренного вопроса об окончательной специализации и более зрело нащупать свое истинное призвание. По окончании годичного курса Д. Н. хорошо сдал переходные экзамены за 1-й курс математического факультета, удостоившись похвальных отзывов со стороны самых строгих экзаменаторов того времени В. Я. Цин- гера и А. Г. Столетова Несмотря на эту удачу и несмотря на то, что занятия математикой доставляли ему известное удовлетворение, Д. Н. под давлением сознания необходимости избрать специальность возможно более практического характера пытался перейти на медицинский факультет. По счастливой для последующих судеб агрономической науки случайности это ему не удалось вследствие отсутствия свободных вакансий на медицинском факультете. Тогда он решился перейти на естественно- историческое отделение физико-математического факультета, в надежде, что этим путем ему легче будет попасть на медицинский факультет после прохождения двух курсов естественно-исторического отделения или после окончания его. Несмотря на свой молодой возраст, Д. Н. не хотел терять года, и потому в течение лета 1884 г. он подготовился к сдаче экзаменов за первый курс естественно-исторического отделения по тем предметам, которые не совпадали с математическим отделением (анатомия, ботаника, зоология). Принятое решение перейти на естествено-историческое отделение с намерением затем посвятить себя медицинской специальности было, однако, не очень прочно, его колебания и сомнения продолжались и летом 1884 г.; когда для дополнительных экзаменов он, между прочим, штудировал анатомию человека, он предавался размышлениям, не следует ли ему посвятить себя деятельности в сфере гуманитарных наук, для ознакомления с которыми уже во время пребывания на 1-м курсе математического факультета, он контрабандой 2) пытался иногда слушать лекции В. О. Ключевского по русской истории для студентов-филологов и А. И. Чупрова по политической экономии для студентов-юристов. Из тех же побуждений он тогда же читал Милля и Зибера и штудировал „Капитал" Маркса, пользуясь французским его изданием, так как русское издание Маркса в то время было почти недоступно.

Однако, этот новый приступ сомнений относительно правильности избираемого пути быстро миновал. Пересилило опасение, что в сфере обществоведения преобладают элементы веры перед элементами знания и что в этом отношении не вполне безупречны даже наиболее строгие авторы. Осенью 1884 г. Д. Н. сдал дополнительные экзамены за 1-й курс естественно-исторического отделения и, приступив к занятиям по естествознанию, очень скоро обрел свое истинное призвание.

В то время естественный факультет Московского Университета не отличался многолюдством; на первом курсе бывало около сотни студентов, на втором—примерно—половина или менее этого числа, а к окончанию курса оставалось десятка полтора. На сохранившейся фотографической группе естественников выпуска 1887 г., когда Д. Н. окончил курс естественно-исторического отделения, имеется 14 студентов при 17 профессорах. Подобная немноголюдность естественно-исторического отделения того периода вполне благоприятствовала возможности серьезной работы, сближала студентов товарищей и содействовала близкому общению студентов с профессорами. Естественники того периода имели возможность серьезно, не спеша проводить практические занятия по всем предметам курса и свободно выбирать специализацию соответственно интересам и склонностям каждого. Это содействовало продуктивности их университетской работы, что между прочим подтверждается фактом чрезвычайно высокого процента лиц, посвящавших себя последующей научной работе из числа окончивших естественников того времени. Так, из упомянутого выше числа 14 окончивших студентов 1887 г., 9 лиц, т.-е. свыше 60% посвятили себя научной работе по окончании университетского курса, а именно П С. Коссович вместе с Д. Н. Прянишниковым приобрел громкую известность на научно-агрономическом поприще, М. И. Го- ленкин, В. А. Дейнега и С. Н. Милютин специализировались по ботанике, В. П. Ижевский и Н. Н. Касаткин по химии, П. Р. Фрейберг (литературный псевдоним Вольногорский) и А. Н. Корчагин—по зоологии.

С благодарностью вспоминая свое пребывание на естественно- историческом отделении Московского Университета, Д. Н. отмечает, что наибольшее влияние на формирование его научных вкусов из числа профессоров того времени оказали А. Г. Столетов „строгим, кристаллически- ясным изложением" основ физики, К. А. Тимирязев „блестящей формой и горячим порывом своих лекций" по физиологии растений, В. В. Мар- ковннков „подчас суровой, но ценной школой лабораторной практики", И. Н. Горожанкин и М. И. Коновалов „простым ласковым словом, иногда дружеской беседой в перемежку с работой" в ботанической и химической лабораториях.

С самого начала занятий на естественно-историческом отделении Д. Н. определенно выявил интерес в сторону химии и ботаники и эти две своих ранних склонности он, по выражению его товарища проф. М. И. Го- ленкина при своей последующей научной работе примирил и как бы синтезировал, специализировавшись на вопросах физиологии растений и агрохимии.

Первоначальное химическое крещение во время пребывания на 11-м курсе Д. Н. восприял от талантливейшего выходца из народа, безвременно погибшего проф. М. И. Коновалова  , которого он всегда вспоминал с глубокой благодарностью и симпатией и иод обаянием которого он едва не склонился к специализированию себя по химии. На старших курсах он продолжал работать по химии и вел под руководством В. В. Марковникова в лаборатории органической химии работу над окислением нафтенов с помощью хлорохромового ангидрида. Параллельно работам по химии Д. Н. под руководством проф. И. Н. Горожанкин а прошел хорошую школу лабораторной практики по ботанике.

С увлечением отдавшись изучению основ естествознания, Д. Н. в то же время постепенно менял свою ориентацию в отношении своей последующей специализации на базе естествознания, а именно вместо первоначального своего прицела на медицину, в соответствии с пробудившимся в нем интересом к ботанике и химии, а также под влиянием завязавшихся тем временем знакомств и интересов к моменту окончания университетского курса он решил продолжать свое образование в Петровской Сел. Хоз. Академии, учитывая при этом, что в сфере агрономии в известной мере синтезируется естествознание и обществоведение, интерес к которому, несмотря на увлечение естествознанием, у него продолжал постоянно сказываться.

Из университетских товарищей Д. Н. особенно сблизился с П. С. Кос- совичем, и именно это сближение ввело его в атмосферу агрономических интересов и предопределило последующую специализацию. П. С. Кос- сович принадлежал к видной агрономической семье, т. к. его отец состоял директором Московской Земледельческой школы, а ранее того был преподавателем в Горы-Горецком Сел. Хоз. Институте (первое высшее с. х. учебное заведение России,) питомцем коего он являлся на ряду с проф. И. А. Стебутом, на сестре которого он был женат. В то время дома Коссовича и Стебута в Москве являлись средоточием агрономических интересов и, таким образом, Д. Н., войдя в эту среду, попал в самую гущу этих интересов и получил возможность завязать знакомства и связи с самыми видными представителями агрономического знания и в том числе со многими профессорами Петровской Академии, которая в то время была представлена выдающимися силами.

Перемена ориентации в сторону агрономической специальности отразилась на выборе Д. Н. темы для кандидатского сочинения перед окончанием университетского курса, которое он представил проф. Н. Е. Ля- сковскому, читавшему для естественников курс основ агрономии, на тему „Современное положение вопроса о происхождении чернозема1", в каковой работе дал критический разбор взглядов В. В. Докучаева и П. А- Ко- стычева, что дало ему возможность хорошо проштудировать основы зарождавшейся в то время оригинальной науки почвоведения.

По окончании университетского курса вполне естественно совершился переход Прянишникова в Петровскую Академию, куда он вместе со своим товарищем-однокашником П. С. Коссовичем поступил в 1887 г. на Ш-й курс и где он, благодаря предшествующему знакомству с рядом профессоров и основательной университетской подготовке, встретил самую благоприятную обстановку для углубления своей научной специализации.

При окончании Д. Н-чем университетского курса проф. В. В. Мар- ковников предлагал ему остаться при его кафедре органической химии, но пересилила определившаяся уже у Д. Н. тяга в сторону агрономического уклона, тем более, что при оставлении в Университете в то время нельзя было рассчитывать на получение стипендии и так как при предшествующей работе Д. Н. под руководством Марковникова его постигла некоторая неудача с выполнением поставленного задания, благодаря неудачному выбору метода окисления нафтенов.

Соответственно своим, определившимся уже к этому времени научным склонностям в период пребывания в Академии Прянишников из числа академических профессоров больше всего соприкасался с И. А. Стебутом (частное земледелие), К. А. Тимирязевым (физиология растений), и Г. Г. Густавсоном (агрономическая химия). Однако, широкие и разносторонне интересы Д. Н. в том числе отмечавшийся уже выше интерес его в сторону обществоведеня, обусловил его стремление не замыкаться в рамках узкой специальности, а по возможности приобщиться и к другим сторонам агрономического знания. В связи с тем Д. Н. посещал лекции И. И. Иванюкова (полит, экономия), А. Н. Шишкина (сельско-хоз. экономия) и А. Ф. Фортунатова (сел.-хоз. статистика) и по заданиям последнего выполнил работу „Об условиях сельского хозяйства в Иркутской губ."

По заданиям проф. И. И. Иванюкова Д. Н. разработал доклад для семннарня при его кафедре на тему о заработной плате, при подготовке к которому ему пришлось штудировать работы Энгельса.

В то же время он принимал активное участие и выступал с рефератами в Сибирском студенческом землячестве, при чем один из этнх рефератов был посвящен критическому разбору нашумевшей тогда книги В. В. (Воронцова) о судьбах капитализма в России. Между прочим эти выступления, по позднейшему признанию самого Д. Н., убедили его в способности писать, между тем как ранее, в частности во время пребывания в гимназии, его больное место составляли сочинения по русскому языку, и он сомневался, чтобы эта сторона его способностей когда-либо получила должное развитие.

Уже на второй год пребывания в Петровской Академии (1888 г), следовательно за год до формального окончания ее, перед Д. Н. открылась возможность занять освободившееся место стипендиата высшего оклада для оставления при одной из академических кафедр, на которое был об'явлен конкурс. Исход конкурса был удачен для Д. Н. кандидатуру которого в этом случае поддерживали 3 вышеназванные профессора (Густавсон, Тимирязев и Стебут), при чем после благоприятного разрешения в Совете Академии вопроса о предоставлении ему стипендии был момент новых колебаний относительно предмета специализации, так как в это время проф. А. Н. Шишкин предложил ему использовать назначенную стипендию для оставления при кафедре сел.-хоз. экономии; однако, Д. Н. отклонил это предложение и окончательно определил свою судьбу, оставшись верен естествознанию.

В 1889 г. Д. Н. окончил курс Петровской Академии со степенью кандидата сельского хозяйства и лето того же года отбывал обязательную в то время практику в хозяйстве Боринской экономии Гардениных в Воронежской губ.

В этом случае судьба оказалась очень счастлива для Д. Н. Прянишникова, так как это было одно из наиболее культурных русских хозяйств того времени и так как во главе этого хозяйства стоял исключительный по своей культурности, широте взглядов и общему обаянию хозяин—С. Н. Гарденин, с которым у Д. Н. до самой его кончины (1924 г.) сохранились самые теплые, дружеские отношения. С. Н. Горденин был неутомимым хозяином - опытником, который, к сожалению, не обладал способностью систематически собирать материалы по своим опытам и их описывать, а потому его обширный опыт не мог быть достаточно широко использованным.

Во время своей практики Прянишникова провел работу по постановке опытов с минеральными удобрениями под сахарную свеклу. Эта работа была напечатана в „Известиях Петровской Академии" за 1889 г. и явилась первой печатной публикацией Д. Н., что является знаменательным фактом, так как именно вопросы применения минеральных удобрений заняли едва ли не наибольшее место в его последующей, чрезвычайно обширной литературной работе.

К этому времени в состоянии здоровья Д. Н. выявилось некоторое неблагополучие со стороны слабости легких, в связи с чем, по предписанию врачей, зиму 1889 — 1890 г. он провел в Сухуме, а лето 1890 г .—на кумысе в Самарской губ. в имении также очень культурного хозяина А. Н. Карамзина, любителя - натуралиста, который организовал и вел прекрасно обставленную метеорологическую станцию и производил образцовые в свое время фенологические наблюдения. Пребывание в Сухуме и в Самарской губернии было использовано Д. Н. для наблюдений над местным хозяйством, что дало ему материал для двух печатных работ об условиях хозяйства на Сухумском побережье и о главных факторах урожайности в степном хозяйстве. Последняя работа вскрывала условия зависимости величины урожаев от метеорологических условий. Принимая во внимание тему первой университетской работы Д. Н. из сферы почвоведения и эту работу из сферы сел.-хоз. метеорологии, можно усмотреть, что при самом начале своей научной деятельности Д. Н., сделавшийся впоследствии наиболее крупным авторитетом в сфере вопросов питания растений, уделял внимание вопросам изучения той природной среды (почвы и климата), в которой земледелие, по его собственному определению, призвано осуществлять законы питания сел.- хоз. растений путем воздействия на эту среду.

Свое вынужденное годичное пребывание в Сухуме и в Самарской губернии Д. Н. использовал также для подготовки к магистрантскому экзамену по программе, намеченной для него проф. И. А. Стебутом, и изучал основных классиков агрономической науки. Этот экзамен он, совместно с П. С. Коссовичем, первоначально предполагал сдавать в Петровской Академии, которая до ее преобразования в Моск. Сел.- Хоз. Институт (1894 г.) обладала правом давать ученую магистерскую степень. Однако, осуществить это намерение им не удалось, так как в это время свыше была предрешена полная ликвидация Петровской Академии в связи с рядом студенческих волнений на политической почве, часто повторявшихся в стенах Академии. Располагая университетскими дипломами, Д. Н. Прянишников и П. С. Коссович имели полную возможность сдать магистрантски^ экзамены при Университете, что они и осуществили в течение зимы 1890—91 г.

Это обстоятельство Д. Н. неоднократно и едко припоминал в своих позднейших публичных и литературных выступлениях, ратуя за предоставление высшим агрономическим учебным заведениям права давать ученые степени и за освобождение их от зависимости в этом отношении от университетов, где, во-первых, магистрантские экзамены могли сдавать только питомцы университетов же, следовательно, только классики по средне-образовательному цензу, и где, во-вторых, сложные магистрантские экзамены по ряду агрономических дисциплин приходилось сдавать перед одним представителем единственной в университетской системе кафедры агрономии, являвшимся в этих случаях как бы энциклопедистом агрономических знаний. Несмотря на горячую борьбу Д. Н. на этом фронте, указанный „идиотизм" русской жизни дореволюционного периода ему так-таки и не удалось преодолеть, и только революция уничтожила указанную нелепую кастовую привиллегню университетов.

Лето 1891 г. Д. Н. по командировке Совета Петровской Академии вновь провел в Боринском хозяйстве Гардениных для проведения ряда полевых и вегетационных опытов по вопросам культуры сахарной свеклы. Осенью 1891 г. он прочел публичную пробную лекцию в Московском Университете на тему о значении искусственного подбора растительных форм в земледелии для получения звания приват-доцента и с начала 1892 г. открыл в университете приват-доцентский курс по агрономической химии, который с тех пор за редкими исключениями в те годы, которые ему приходилось проводить вне Москвы, он неизменно читал в течение 35-ти лет.

С весны 1892 г. Дмитрий Прянишников одновременно с П. С. Коссовичем отправился в 2-летнюю заграничную командировку, получив ее от Петровской Академии.

Заграничную командировку Д. Н. использовал для работы в Гет- тингене у Альфреда Коха, в Париже у Дюкло в Пастеровском Институте, а, главным образом, он работал в Цюрихе в лаборатории Шульце по вопросу о превращении белковых веществ в растениях при их прорастании, подготовляя материалы для своей магистерской диссертации.

Кроме того, при поездках по Зап. Европе Д. Н. познакомился с виднейшими агрохимиками того времени (Гельригель, Ноббе, П. Вагнер, Грандо, Дегерен, Шлезинг) и посетил ряд опытных станций и хозяйств, в том числе известное хозяйство Шульца в Люпице, описав свои впечатления в заметке, напечатанной в 1892 г. в „Русских Ведомостях" .

В 1894 г. Д. Н. одновременно с П. С. Коссовичем возвратился в Россию с намерением в дальнейшем посвятить себя работам по агрономической химии, но как раз к этому времени произошла реорганизация Петровской Академии , едва не закончившаяся полным закрытием ее в качестве высшего агрономического учебного заведения и повлекшая за собой упразднение курса агрономической химии в новом учебном плане высшей агрономической школы.

Уже с 1890 г. прием студентов в Петровскую Академию был закрыт и в правительственных сферах серьезно обсуждался вопрос о полном упразднении высшего сел.-хоз. образования в связи с тем, что все существовавшие до того времени высшие с.-х. школы (Горы-горецкий и Петербургский земледельческие институты и Петровская Академия) выявили особую политическую неблагонадежность, что наводило правительственные головы на мысль о неслучайности подобного совпадения и о целесообразности вместо высших агрономических школ более широкого насаждения средних сел.-хоз. училищ, тем более, что последние были призваны готовить более дешевых управителей для помещичьих хозяйств. При этом, разумеется, бюрократические реформаторы не задавались вопросом о судьбах агрономической науки, как таковой, что вполне соответствовало обывательскому представлению о ненужности такой науки, ибо сельское хозяйство, по их представлениям, более нуждалось в хороших опытных практиках, имеющих соответственные навыки и сметку, нежели в приложении научных достижений и в умении ставить и проводить агрономические эксперименты.

В самый разгар „плодотворных" работ особой секретной комиссии при Департаменте земледелия, призванной подготовить намечаемое упразднение высшего агрономического образования в России, случились повторные стихийные неурожаи 1891 и 1892 г. г., которые, как это часто бывало при царском режиме, сыграли роль „грома, заставляющего русского человека перекреститься", и послужили поводом к пробуждению довольно широкого подъема общественного самосознания и самодеятельности в сфере сел.-хоз. интересов и в частности выдвинули на очередь вопрос о выделении специального Министерства Земледелия для защиты интересов сельского хозяйства, которого до этого времени совсем не было в „земледельческой" России.

Первым министром земледелия был назначен А. С. Ермолов, а директором департамента земледелия при нем проф. П. А. Костычев, являвшиеся очень крупными научными авторитетами того периода. Эти назначения, само собой разумеется, знаменовали поворот курса и в отношении к подготовлявшейся реформе высшего агрономического образования. Идея о закрытии Петровской Академии была оставлена, а взамен того было решено ее коренным образом продезинфецировать путем превращения ее в особого рода привиллегированное, наподобие лицеев, закрытое учебное заведение, при тягостном для студентов обязательстве вперед за полугодие вносить плату за учение и общежитие (200р. в полугодие) и с полным обновлением состава ее преподавательского персонала. Так возник на месте Петровской Академии Московский Сел.-Хоз. Институт, каковое превращение совершилось ко времени возвращения из заграничной командировки двух молодых ученых агрохимиков Д. Н. Прянишникова и П. С. Коссовича.

По иронии судьбы, как было отмечено выше, как раз в это время в связи с преобразованием Петровской Академии в новом учебном плане Московского Сельско-Хозяйственного Института, как бы в целях усиления несходства его с Петровской Академией, совсем исключили особый курс агрономической химии, ранее читавшийся в Петровской Академии проф. Г. Г. Густавсоном, при чем было решено предмет агрономической химии распылить между кафедрами почвоведения (химия почвы), ботаники (химия растения) и общего земледелия (химия удобрения), а агрономический анализ пристегнуть к кафедре органической химии.

Профессор Павел Алексеевич Костычев, только что перед тем назначенный на пост директора департамента земледелия, являвшийся в то время, на ряду с проф. Г. Г. Густавсоном, наиболее крупным представителем агрономической химии и живо интересовавшийся судьбами этой дисциплины, разумеется, не мог не сознавать нелепости подобной реформы; он чрезвычайно дружественно встретил Д. Н. Прянишникова и П. С. Коссовича по возвращении их из заграничной командировки и предложил Д. Н. Прянишнякову занять кафедру частного земледелия в открываемом на месте Петровской Академии Московском Сел.-Хоз. Институте, а П. С. Коссовичу им было предложено занять кафедру почвоведения и основ земледелия в Петербургском Лесном Институте, которую до этого времени занимал сам П. А. Костычев.

Несмотря на кратковременность встречи Д. Н. Прянишникова с П. А. Костычевым и на скорую после того кончину П. А. (в конце 1895 г.), между ними успели установиться очень теплые отношения, которые обусловили тот факт, что после смерти П. А. Костычева его вдова обратилась к Д. Н. Прянишникову с предложением принять на себя редактирование оставшейся после покойного популярной рукописи курса „Почва, ее обработка и удобрение", что им и было выполнено.

В виду одиозного отношения правительственных сфер к прежней Петровской Академии и их тенденций в полной мере искоренить все ее традиции и весь ее дух в открываемом на ее месте Московск. Сел.-Хоз. Институте и принимая во внимание, что старые профессора не ушли добровольно, а были уволены, Д. Н., получив предложение занять в нем кафедру частного земледелия, колебался, следует ли принимать это предложение лицам, дорожащим духом прежней академии. Под влиянием своего учителя и предшественника по кафедре частного земледелия проф. И. А. Стебута, Д. Н. решил этот вопрос в положительном смысле   и в последующем несомненно, именно, он в наибольшей степени оказал влияние в сторону полной преемственности Моск. Сел.-Хоз. Института по отношению к Петровской Академии и, в частности, в смысле проникновения его теми принципами широкого демократизма, которые отличали старую Петровскую Академию и которые особенно были ненавистны ее бюрократическим реформаторам начала девяностых годов прошлого столетия. Решение Д. Н. принять предложение о занятии кафедры частного земледелия в Моск. Сел.-Хоз. Институте отчасти обусловливалось надеждой, что упразднение кафедры агрономической химии в высшей агрономической школе, являющееся очевидным абсурдом, в ближайшем времени будет исправлено, и тогда он, соответственно своему призванию и подготовке, сможет перейти на эту кафедру, в каковом смысле он получил некоторое обнадеживающее заверение от П. А. Костычева Однако, жизнь не вполне оправдала этих надежд, и до последнего времени указанный абсурд оставался в силе во многих сел.-хоз. ВУЗ'ах. Отчасти стремления Д. Н. получили удовлетворение в том отношении, что его коллега по Моск. Сел.-Хоз. Институту проф. В. Р. Вильяме, занявший в это время кафедру общего земледелия, уступил ему из состава своего предмета курс удобрения, за счет курса луговодства, уступленного ему Д. Н. из состава предмета частного земледелия.

Летом 1894 года Д. Н. был командирован департаментом земледелия сопровождать принца П. А. Ольденбургского при его объезде хозяйств средней и восточной России, а осенью того же года ему была дана командировка сопровождать нового министра земледелия А. С. Ермолова при его объезде Закавказья и Туркестана. Д. Н. охотно принял эти командировки, которые открывали ему возможность ознакомиться с условиями сельского хозяйства на обширных пространствах России, что ему представлялось очень полезным в связи с предстоящим ему открытием курса по частному земледелию в Московском Сел.-Хоз. Институте.

С января 1895 г. Прянишниковым был возобновлен приват-доцентский курс по агрономической химии в Московском Университете, а после официального назначения профессором частного земледелия в Моск. Сел. Хоз. Институте, последовавшего в феврале 1895 г., он и там открыл курс учения об удобрении.

В том же году им была напечатана магистерская диссертация „О распадении белковых веществ при проростании"  и представлена на соискание названной степени в Московский Университет. Формальная защита этой диссертации состоялась весной 1896 г., при чем официальными оппонентами так же, как и при последующем его докторском диспуте, выступали проф. К. А. Тимирязев и прив. доцент А. Н. Сабанин, занимавший в то время в университете кафедру агрономии. Диспут прошел с чрезвычайным успехом для Д. Н.; автор этих строк, бывший в то время студентом-естественником и слушателем университетских лекций Д. Н., живо помнит с какой, свойственной К. А. Тимирязеву, крайней страстностью он восторженно приветствовал своего талантливого ученика за его выдающуюся работу, называл ее классической по строгости метода и достигнутым результатам и предрекал, что намеченная Прянишниковым схема распада белковых веществ ляжет в основу научных представлений по этому, до того времени мало разработанному, вопросу.

Летом 1896 г. Д. Н. принимал участие в качестве эксперта на Нижегородской всероссийской выставке, по окончании которой ему, с благословения К. А. Тимирязева, удалось получить для оборудования своей кафедры при Моск. Сел.-Хоз. Институте вегетационный домик, устроенный по идее и под руководством К. А. Тимирязева на означенной выставке  . Этот вегетационный домик лег в основу будущей станции питания растений, в течение 30 лет руководимой Д. Н. Прянишниковым и получившей мировую известность благодаря целому ряду крупнейшего значения научных работ, выполненных в ней как самим Д. Н., так и его многочисленными учениками.

Но начало работ по проведению вегетационных опытов в Моск. Сель. Хоз. Институте под руководством Д. Н. Прянишникова относится к весне 1896 г., когда в его распоряжение проф. ботаники С. И. Ростовцевым была уступлена тепличка опытного поля, в свое время также устроенная проф. К. А. Тимирязевым и в настоящее время находящаяся при академической селекционной станции. Вегетационные опыты велись Д. Н. не только в интересах исследовательского дела, но использовались также в качестве учебного пособия. Этот прием оказался чрезвычайно плодотворным методом педагогического воздействия, приобщая студентов к выполнению самостоятельных и ответственных научно-иссле- довательских заданий. С 1896 г. через эту школу Д. Н прошло уже 30 студенческих выпусков, и эта обширная практика оправдала новаторство Д. Н. в этом отношении, которое в начале встречало горячие возражения со стороны многих представителей профессуры Моск. Сел. Хоз. Института, в том числе со стороны директора Института К. А. Рачинского, ссылавшихся на то, что подобный прием совсем не применяется в этих целях в учебной практике Зап. Европ. высших агрономических школ, каковое положение, кстати отметить, продолжается там и до сего времени.

Летом того же 1896 года Д. Н. принимал участие в организации коллективных студенческих экскурсий по ряду культурных хозяйств центральной России, которые проводились под его и проф. В. Р. Вильямса руководством, при чем в круг этих эксурсий входило посещение хозяйств И. А. Стебута, гр. Бобринских, П. И. Левицкого и И. И. Шатилова в Тульской губ. и С. Н. Гарденина в Воронежской губ.

В 1897—98 уч. году, помимо чтения лекций в Университете и Московском Сел.-Хоз. Институте, Д. Н. принял на себя также чтение курса по физиологии растений на так называвшихся в то время на тогдашнем „эзоповском" языке „коллективных уроках", т.-е. попросту полулегальных Московских женских высших курсах.

С 1896 г. Д. Н. регулярно читал в Моск. Сел.-Хоз. Институте курс частного земледелия и учения об удобрении. В 1898 г. им было выпущено 1-е издание курса частного земледелия и в 1900 г. 1-е издание курса учения об удобрении. Оба эти курса подверглись в последующие годы многочисленным повторным изданиям, сделавшись наиболее распространенными руководствами по названным разделам агрономического знания. Первое из них до 1922 г. выдержало 6   изданий, а второе 5  изданий, при чем все повторные издания этих книг подвергались значительной переработке и дополнениям в соответствии с выявлявшимися достижениями русского опытного дела. Курс „Учение об удобрении" в 1923 г. удостоился издания в Берлине на немецком языке со стороны германской издательской фирмы Paul Parey, что является чрезвычайно знаменательным фактом, свидетельствуя о популярности имени Д. Н. Прянишникова за границей и об уважении со стороны германских научно-агрономических кругов к его научным заслугам. Этим в лице Прянишникова русская агрономия, которая в течение десятилетий питалась отраженным светом западноевропейского, особенно, германского агрономического знания, начала выплачивать свой долг в этом отношении, и что, особенно характерно, этот факт касается книги по вопросам удобрения, т.-е. сферы, которая раньше составляла как бы исключительную монополию германской агрономии.

Кроме этих двух основных курсов Д. Н. выпустил единственный на русском языке курс агрономической химии в 2 выпусках, выдержавших уже по 2 издания, а именно „Углеводы"3 и „Белковые вещества"  .

Тем временем Д. Н- продолжал вести свою основную научную работу над изучением природы белковых веществ растительного организма и в 1899 г. напечатал вторую часть своего исследования под заголовком „Белковые вещества и их распаление в связи с дыханием и асси- милицией" >, каковая работа была представлена в Московский Университет для соискания докторской степени. В этой работе вопрос о превращении белковых веществ в растительном организме подвергся дальнейшему углубленному изучению, при чем была установлена полная аналогия судьбы белковых веществ в растительном и в животном организмах. Летом 1898 и 1899 гг., помимо обычных работ по ведению вегетационных опытов, размах коих с каждым годом увеличивался, и кроме также вошедшего в обыкновение объезда со студентами ряда культурных хозяйств, Д. Н. принимал участие в Киевском съезде естествоиспытателей и врачей, а летом 1899 г. посетил сел.-хоз. выставку в Риге и совершил объезд некоторых хозяйств Прибалтийского края.

С началом текущего столетия, как известно, совпало пробуждение широкого интереса в передовых агрономических кругах к сел.-хоз. опытному делу, а вместе с тем это явилось началом особой полосы в жизни и деятельности Д. Н. Прянишникова—его активного участия в судьбах и строительстве опытного дела. Движение это возникло первоначально на юго-западе в наиболее культурном сел-хоз. районе свеклосахарного хозяйства и выразилось в устройстве периодических совещаний по опытному делу в Сумах при имениях Харитоненко. Такие совещания регулярно созывались 4 года подряд, начиная с 1900 по 1903 гг., при чем они неизменно проходили при руководящем участии Д. Н. Прянишникова, являвшегося председателем этих совещаний и описывавшего на страницах сел.-хоз. журналов (Хозяин, Вестник Сел.-Хоз.) работы и результаты этих совещаний.

В том же периоде Дмитрий Николаевич Прянишников принимал участие также и в работах всероссийских съездов и совещаний по опытному делу в Петербурге при сел. хоз. ученом комитете (1901, 1902, 1908 и 1913 гг.) и в специальном Московском совещании по вопросам методики постановки коллективных опытов с минеральными удобрениями на крестьянских землях в 1908 г.  . Помимо этого совещания Д. Н- являлся постоянным участником целого ряда совещаний при Московской Губ. Земской Управе по вопросам постановки коллективных опытов, а с 1911 г. принял на себя общее руководство учрежденной в этом году Московской губернской организацией опытного дела, призванной провести организацию стационарных опытных учреждений Московской губернии.

Летом 1902 г. Д. Н. совершил поездку по Сибири для ознакомления с тамошним сельским хозяйством, попав на свою родину впервые после отъезда в университет.

С 1900 г. начались регулярные, почти ежегодные поездки Д. Н. за границу по командировкам для участия, в качестве представителя России, в международных конгрессах и различного рода юбилейных празднованиях, при чем почти на всех этих конгрессах Д. Н. выступал в качестве докладчика, содействуя ознакомлению заграничных ученых с достижениями русской агрономической науки. Так, в 1900, 1903, 1906 и 1909 гг. Д. Н. неизменно являлся участником международных конгрессов по прикладной химии в Париже, Берлине, Риме и Лондоне J в 1907 г.— в международном конгрессе по сельскому хозяйству в Вене и в 1906 г. привлекался в качестве эксперта на сел.-хоз. выставку в Милане, а на обратном пути посетил Загреб и Львов; летом 1908 г. он руководил студенческой экскурсией по Финляндии и ознакомился при этом с финляндскими агрономическими школами и опытными учреждениями; в 1910 г. принимал участие в Кенигсбергском съезде естествоиспытателей и врачей и в юбилейном праздновании 50-летия сел.-хоз. института в Жемблу (Бельгия), в 1913 и 1914 гг.—в подобных же празднованиях столетия Стокгольмской сел.-хоз. академии и пятидесятилетия сел.-хоз. института в Галле  , а в 1914 г. попутно посетил сел.-хоз. выставку в Ганновере.

В период международной войны и последовавшей русской революции естественно, прервалась наладившаяся живая связь русской науки с международной, а вместе с тем временно прекратилось и участие Д. Н. Прянишникова в заграничных научных съездах. Однако, как только жизнь вошла в нормальную колею, вновь проявилась потребность в восстановлении подобной связи. Так, в 1922 г.   Д. Н. после великих хлопот получает командировку в Германию и проводит там 7 месяцев, организуя доставку книг, приборов и реактивов для Академии, за счет сумм, самое существование которых обнаружилось только в Берлине; научная командировка превращается в значительной степени в хождение по делам снабжения Академии пособиями и хлопоты по переизданию курсов, которое удалось осуществить также в Берлине. В то время в Германии, испытывавшей после войны „фосфатный голод", проявился повышенный интерес к работам Д. Н. периода 1895 — 1900 гг., касавшихся условий использования трудно растворимых фосфатов; на фоне этих условий возникла так назыв. система АегоЬоё-Wrangell; возникшая около этого вопроса полемика вызвала перевод книги Д. Н. на немецкий язык, а Бреславль- ский Университет за научные заслуги Д. Н. вообще и в области фосфатного питания в частности в 1923 г. избрал Д. Н. своим почетным доктором.

В 1923 г. Д. Н. получает командировку в Париж на конгресс по земледелию и хотя из-за препятствий с французской визой конгресс был пропущен, но удалось восстановить порванные связи с французскими коллегами и осведомить их о состоянии научных работ у нас. В 1925 г. Д. Н. вновь получил предложение из Парижа от организационного Комитета XIII Международного Конгресса по земледелию сделать на предстоящем конгрессе доклад из области его новейших работ. Этот конгресс состоялся летом 1925 г. в Варшаве, и Д. Н. принимал в нем личное участие, благодаря командировке от НКЗ, и выступал с докладом, который был встречен конгресом очень сочувственно.

Равным образом в 1926 г. Прянишников получил весьма лестное для русской науки предложение от организационного Комитета Международного Ботанического Конгресса в Нью-Йорке представить доклад на тему о физиологической реакции солей, применяемых в качестве удобрения. При организации этого конгреса подобная честь выпала на долю лишь самых крупных специалистов, так как явочных докладов в этом случае не допускалось. К сожалению, командировка Д. Н. на этот конгресс не состоялась.

Помимо подобных оффициальных научных командировок в 1904— 1905 г. г. в связи с возобновившимся легочным заболеванием Д. Н. был вынужден взять длительный отпуск от Московск. Сел.Хоз. Института и провел зиму этого года в Крыму и в Давосе (Швейцария), а лето использовал для объезда Швейцарии и Италии, при чем подробно ознакомился с постановкой своеобразной общественно-агрономической организации в Италии и затем описал свои впечатления в ряде очерков, печатавшихся в журнале „Вестник Сел. Хоз." Летом 1909 г. Д. Н. совершил объезд большинства высших агрономических школ Зап. Европы, а в 1912 г. имел командировку в Швецию и Норвегию для ознакомления с производством воздушной селитры, рыбного гуано и фосфата Пальмера и также опубликовал свои впечатления от этих поездок

Помимо активного участия во всех российских совещаниях и съездах, имевших отношение к научно-агрономической и учебно-агрономической работе, и помимо выполнения заграничных командировок, в том же периоде Д. Н. приходилось отдавать много сил и времени исполнению всякого рода общественных и административных обязанностей. Так, с 1899 по 1918 г.он нес обязанности редактора „Известий Моск. Сел.- Хоз. Института", а в 1902—1904 г. г.—также и обязанности редактора журнала „Вестник Сел. Хоз." и примерно в те же годы он состоял членом Совета, а в 1906 г. вице-президентом Московского Общества Сел. Хоз. В 1907 г. при выборах директора Моск. Сел. Хоз. Института он получил большинство записок, но отказался от баллотировки, однако, осенью того же года ему пришлось принять избрание на должность помощника директора Института по учебной части, каковые обязанности он исполнял до 1913 г., при чем в течение 1908 — 1909 г. г. он исполнял обязанности директора Института, которые ему затем вновь пришлось принять на себя после смерти директора института проф. И. А. Иверонова в 1916 г. и нести их около года, а позднее в период 1920—1923 г. он там же исполнял обязанности декана сел.-хоз. отделения.

Период 1907—1914 г.г. в жизни Петровско-Разумовской высшей агрономической школы явился периодом наибольшего ее расцвета и с количественной стороны в отношении ее пропускной способности, измеряемой общим числом учащихся и числом оканчивающих курс, и с качественной стороны в отношении развития научно-исследовательских работ и, очевидно, связанного с тем формирования целой плеяды талантливых деятелей на поприще научно-агрономического и других отраслей агрономического служения.

Этот расцвет, несомненно, был органически связян с первой русской революцией 1905 г., давшей возможность Совету Моск. Сел.-Хоз. Института самостоятельно явочным порядком, не считаясь с ведомственными тенденциями, осуществить коренную реформу высшей школы, целиком вытекавшую из ее внутренних потребностей. В это время под непосредственным влиянием Д. Н. Прянишникова   в Петровско-Разумовском была фактически отменена курсовая система, в связи с чем отпала обязательность и срочность сдачи студентами экзаменов, исчезли всякие зачеты и минимумы, и лишь для желающих получить диплом было оставлено сокращенное число условно-обязательных экзаменов, а взамен прежнего большого числа обязательных экзаменов и зачетов была установлена обязательность для студентов проведения самостоятельных научных работ при установлении за студентом права свободного выбора известных вариантов учебного плана. Одновременно и, опять таки, главным образом, благодаря энергичным настояниям того же Д. Н. Прянишникова в Институте был открыт ряд опытных станций, имевших хотя и довольно скудный, но все же самостоятельный от кафедр бюджет и самостоятельные штаты сотрудников . Это был период, когда „расширение русла высшего агрономического образования сопровождалось его углублением, когда школа завоевала право на определенное устройство, на организованный аппарат, обеспечивающий дело научного исследования от подавления его шаблонной учебой" 6.

Примерно в то же время при возникновении в Москве новой высшей агрономической школы—Голицынских женских сел.-хоз. курсов (1907 г.) Д. Н. принял активное участие в их организации и, помимо чтения курсов агрономической химии и физиологии растении, он ведал сначала учебной частью курсов, а с осени 1909 г. был избран директором курсов и исполнял эти обязанности до (1917 г.). Литературным памятником особой теплоты и сердечности в отношении Д Н. к Голицынским курсам может служить его речь на Московском съезде деятелей агрономической помощи 1911 г., посвященная характеристике курсов и выяснению их культурного значения, а также вышецитированная его речь на юбилее проф. А. Г. Дояренко  . До самого закрытия Голицыиских курсов, последовавшего при слиянии их с Петровской Академией в 1919 г. Д. Н. неустанно защищал эту своеобразную общественную организапию, созданную и содержавшуюся как бы на хозрасчете, по выражению Д. Н. ' почти всецело на частные средства, главным образом, на взносы самих слушательниц, по праву называвших эти курсы „своими", при очень незначительных затратах из государственного бюджета (Ve часть общей сметы), а в то же время давшую стране целый ряд самоотверженных работниц на агрономическом поприще.

В течение всей своей жизни Д. Н. Прянишников уделял очень много энергии, сил и времени на борьбу за интересы высшего агрономического образования и бесспорно является в этой сфере наиболее крупным авторитетом не только в России, но и за границей. Защищавшиеся им принципы свободной, демократической высшей школы и синтеза учебного дела с научно-исследовательским были восприняты им от его учителей К. А. Тимирязева, И. А. Стебута, А. Ф. Фортунатова и др. и блестяще отстаивались им при его публичных выступлениях и в литературе. Ряд его статей по этим вопросам составляет содержание первой части первого тома настоящего сборника, при чем многие из этих статей являются не только историческими памятниками и образцами мастерского изложения, но не потеряли и до сего времени своего актуального жизненного значения, так как еще не вполне изжиты те многочисленные „наглядные несообразности, вековые предрассудки и смертные грехи" сел.-хоз. образования, с которыми неустанно боролся Д. Н. и которые он чрезвычайно остроумно бичевал.

В ряду этих выступлений видное место занимает борьба против „факультетомании", загромождавшей агрономическую школу в ущерб ее прямому назначению надстройками для подготовки специалистов по различного рода боковым специальным отраслям агрономии и соприкасающихся с ней дисциплин и часто приводившей ее к „дезагрономизации и денатурализации", т.-е. к подавлению интересов достаточно полного представительства в системе высшей агрономической школы дисциплин основного естествознания и агрономии Ч

Особенно много сил и энергии Д. Н. положил на борьбу за предоставление высшим агрономическим школам права давать ученые степени по специальным предметам курса   и располагать опытными учреждениями с самостоятельными средствами исследовательской работы На ряду с тем он неустанно до последнего времени боролся за право на самостоятельное положение в системе сел.-хоз. образования предмета агрономической химии  , наиболее видным представителем которого он сам является, а своими научными работами блестяще доказал громадное значение этого предмета в системе агрономического естественнонаучного образования и сел.-хоз. опытного делаг>.

Борьба за интересы сел.-хоз. образования велась Д. Н. не только в форме публичных выступлений на различных съездах и других общественных собраниях и в форме литературных выступлений, но также путем активного участия в комиссиях Государственной Думы и личных сношений с членами Государственного Совета в период прохождения через эти прежние законодательные органы соответственных законопроектов, касающихся вопросов сел.-хоз. образования (1915 г.).

Равным образом и в послереволюционном периоде Д. Н. постоянно привлекался сначала Наркомземом, пока последний ведал делом сел.-хоз. образования, а затем Наркомпросом и Главпрофобром при обсуждении вопросов, связанных с сел.-хоз. образованием, и состоит членом ГУС'а в качестве представителя секции научных работников профсоюза работников просвещения. Д. Н. в свое время энергично возражал против отрыва сел.-хоз. образования от Наркомзема и до сего времени не упускает случаев подчеркивать ненормальность изолированного положения сел.-хоз. школы от сел.-хоз. жизни, всеми проявлениями которой ведает Наркомзем, и в частности неустанно протестует против существующих ведомственных перегородок между сел.-хоз. школой и сел.-хоз. опытным делом, которые органически должны быть между собой увязаны, как то имеет место в американской системе „триединого агрономического центра" (с.-х. школа, опытное дело и агрономическая помощь) Ч

По линии научно-исследовательских работ, примерно, с 1908 г. Д. Н. Прянишников на ряду с покойным Я. В. Самойловым стал во главе особого, весьма плодотворного по своему значению начинания, а именно, Комиссии при Московском Сел.-Хоз. Институте по изучению руссских агрономических руд, при чем Я. В. Самойлов руководил горногеологической стороной этих работ, а Д. Н. руководил работами со стороны переработки и агрономической оценки всякого рода агрономически полезных ископаемых (фосфориты, торф и пр.). Эти работы дали богатейший материал по изучению соответственной категории втуне лежащих производительных сил и явились стимулом возникновения ряда фосфоритных разработок и суперфосфатных заводов. Дальнейшее развитие этих работ послужило основанием организации в 1916 г. общественного Комитета по делам удобрений при Всероссийском земском союзе, преобразованного после революции в Научный Институт по удобрениям при Научно-Техническом Управлении ВСНХ, каковая организация планомерно расширяла и углубляла работу по всестороннему охвату дела разведки, добычи, переработки и применения минеральных удобрений.

Вопросам применения минеральных удобрений Дмитрий Николаевич Прянишников, как выше отмечено, уделял наибольшее внимание в своей литературной и научной работе, и в этой сфере он безусловно является наиболее крупным авторитетом не только в СССР, но и в мировом масштабе.

Скромно обставленная станция питания растений при кафедре Д. Н. Прянишникова в Моск. Сел.-Хоз. Институте, которая, кстати отметить, несмотря на свои исключительные достижения и заслуги, до сего времени по прямому бюджету получает ничтожно низкие ассигнования, является единственным (в своем роде) по широте охвата центром всесторонней разработки вопросов о взаимоотношениях между сел.-хоз. растением, почвой и удобрением, при чем при выборе исследовательских тем предпочтение всегда отдавалось вопросам, выдвигаемым русской сел.-хоз. жизнью. Однако, подобное „прикладное" направление этих работ не умаляло их научной глубины и значения, так как они неизменно сопровождались строгой и изящной методикой, преследовавшей задачу анализа сложного явления посредством последовательного расчленения его на отдельные факторы, посредством последовательного проведения принципа „divide et impera", наиболее уместного, по выражению Д. Н-ча, именно в деле исследования, в борьбе с неизвестным"  .

За время своего существования (с 1896 г.—30 лет) названной станцией (первоначально она не имела этого названия в официальном смысле) выпущено 13 сборников под заголовком: „Из результатов вегетационных опытов и лабораторных работ", при чем за 18 лет с 1901 по 1925 гг. было опубликовано 11 томов объемом около 4400 страниц, содержащих 260 работ, некоторые из коих являлись магистерскими диссертациями ряда бывших учеников и сотрудников Д. Н. Прянишникова. С 1918 г. регулярное печатание работ станции прекратилось; материал для 12 тома был сдан в печать в 1919 г., но был напечатан лишь в 1924 г. и притом далеко не в полном виде, содержа 28 работ, общим объемом 333 стр.; 13 й том, посвященный работам 1925 г. содержит 9 работ общим объемом в 245 страниц. Этот последний выпуск вследствие ограниченности издательских кредитов не мог охватить даже в слабой степени всех работ, выполнявшихся станцией в 1925 г., из них 31 работа была опубликована в других изданиях (Научно-Агрономический журнал, Труды Научн. Института по удобрениям и др.), а 45 работ совсем не было напечатано Приведенные цифры могут дать некоторое представление об объеме и размахе работ станции питания растений, руководимой Д. Н. Прянишниковым.

Что касается качественной стороны этих работ, то без всякого преувеличения можно сказать, что их результаты лежат в основе современных представлений в сфере рациональных приемов удобрения и в частности особенно много они дали для выяснения вопросов фосфатного питания растений.

Уже в 1896 г., т.-е. в первом году вегетационных опытов, Д. Н. установил полную недоступность фосфорной кислоты фосфоритов для злаковых культур самих по себе (при исключении влияния почвы) и в то же время констатировал резкий контраст между оподзоленными почвами и черноземом по способности разлагать фосфорит; в 1897 году, кроме подтверждения отношения злаковых к фосфориту было констатировано иное отношение к нему люпина и гороха; в 1898 году явилась возможность обобщить полученные данные в брошюре „Доступна ли растениям фосфорная кислота фосфоритов?" В 1899 г. проведены опыты с чистыми препаратами одно- дву- и трехкальциевого фосфата, а также с костяной мукой в песчаных культурах в целях установить отношение растений к этим формам фосфатной пищи; к этому же году относится возникновение трехкоординатной схемы взаимоотношений между растением, почвой и фосфоритом, вошедшей вскоре в курс учения об удобрении. 1900 г. дал ясные результаты относительно растворяющего влияния солей аммония на фосфорит, при чем кроме априорно ожидавшегося при постановке опытов влияния (NH4)2 SOI обнаружено неожиданно подобное же влияние и NH4 NO.I, которое изучалось ближе в 1901 г. (отсюда вытекло впоследствии предложение новой питательной смеси для песчаных культур). К 1902 г. относятся первые опыты применения метода „изолированного питания" (И. С. Шулова в опытах с NHj NOj) и метод „разжижения" при изучении почвы (опыты А. Г. Дояренко). В 1903 году изучалось подавляющее влияние избытка оснований на фосфаты и доступность фосфатов железа и глинозема; в 1904 году обнаружена высокая усвояемость фосфора выщелоченной золы, расширены опыты влияния извести на почвы, а также делался опыт учета влияния КС1, как физиологически кислой соли на фосфорит (оно оказалось по опытам И. С. Шулова очень слабым, в отличие от солей аммония). В 1905 г. ставились опыты по влиянию CaCOs на различные фосфаты и по обезвреживанию (NH4)2S04. В 1906 г. последовало расширение круга опытов в сторону изучения циан-амида, а также уделено большее внимание источникам калия (слюды, нефелиновая порода); к этому же времени относится изучение комбинированного влияния на фосфорит СаСОз и (NH4)2 SO4, давшее весьма характерные результаты. К 1907 г. относится обстоятельная работа И. В. Якушкина по химической характеристике циан-амида, опыты с фосфатами железа и глинозема, расширение испытания источников калия и ряд других вопросов.

Во весь этот период работы (1869—1907 гг. включительно) на дело исследования особых средств не отпускалось, так как вегетационный домик Д. Н. трактовался в то время лишь в качестве учебного пособия при кафедре, а не в качестве научно-исследовательского учреждения. Тем не менее, из просмотра опубликованных кафедрой Д. Н. работ этого периода не трудно убедиться, что проведенные работы представляют осуществление определенного плана, и достигнутые результаты дали ясную картину, легшую в основание современного освещения фосфоритного вопроса, а кроме того добыт материал и по другим вопросам (калийное питание, известкование).

Проявляя совершенно необычную в российских условиях плодотворность своей научно-исследовательской работы, Д. Н. неустанно с неослабевающей энергией и упорством вел борьбу за расширение возможностей для исследовательских работ высших агрономических учебных заведений, не упуская для соответственных выступлений ни одного случая на различного рода съездах и в литературе \ Свою брошюру „По высшим агрономическим школам Европы", а равно первую часть настоящего сборника Д. Н. снабдил эпиграфом „Explorando docemus" и неоднократно в своих литературных выступлениях напоминал известное изречение Н. И. Пирогова о недопустимости отделения „научного" элемента высшей школы от „учебного", так как в случае такого разделения „научное все таки светит и греет, а учебное без научного только блестит".

Эта поистине героическая борьба увенчалась некоторым успехом в период после первой революции, когда была формально признана некоторая самостоятельность опытных учреждений Моск. Сел.-Хоз. Института, и его соответственные кафедры стали получать определенные операционные кредиты и были обставлены специальным штатным персоналом на исследовательские работы. В отношении кафедры Д. Н. Прянишникова подобное временное улучшение произошло с 1908 г., когда у него явилась возможность привлечь новые кадры сотрудников в связи с разрешением иметь не только учебных, но и научных ассистентов и в связи с притоком специальных ассигнований со стороны департамента земледелия на исследование фосфоритов.

Благодаря этому явилась возможность поставить и разрешить ряд новых задач, имеющих более практическое значение. Так, вопреки утверждениям представителей суперфосфатных заводов Риги и Петербурга, школой Д. Н. была доказана пригодность целого ряда русских фосфоритов (вятских и костромских) для приготовления удовлетворительного суперфосфата, выработана методика извлечения фосфорной кислоты из низкопроцентных фосфоритов, которыми мы так богаты (чем подготовлен путь к заводской переработке этих фосфоритов), изучены также условия преципитирования; вегетационным методом обнаружены среди общего ряда описанных геологами залежей фосфориты нового типа, пригодные для непосредственного применения (напр., сенгилеевский).

Кроме фосфатного вопроса более значительные работы были проведены в области почвоутомления (в связи с американскими работами); далее по вопросам усвоения железа растениями получены новые результаты, благодаря применению метода изолированного питания; накоплен материал по методике водных и песчаных культур (изучение питательных смесей, стерильные культуры).

Вопрос о роли аммиака в растении (в связи с образованием аспа- рагина) прослежен на значительном ряде объектов и приведен в состояние большей определенности, при чем этими работами удалось связать казавшийся столь далеким вопрос о распаде белков при проростании и образовании аспарагина (предмет первых научных работ Д. Н.) с вопросом о питании растений аммиачными солями, и было установлено, что аммиак, поступающий в растение, обезвреживается, давая начало амидам—аспарагину и глютамину. Итоги этих работ были подведены впоследствии в статье Д. Н., напечатанной в юбилейном сборнике в честь К. А Тимирязева под заглавием, „Аммиак, как альфа и омега обмена азотистых веществ в растениях" 1,

При дальнейших работах в эпоху войны и революции станция питания растений, руководимая Д. Н. Прянишниковым, вела обширный круг исследований в следующих направлениях: в отношении источников азота на ряду с изучением некоторых основных вопросов азотистого питания, тесно связанных с областью общей физиологии растений, станция главное внимание уделяла вопросам изучения тех источников азота, которые при наличных условиях окружающей жизни могли быть доступны для русского земледелия, не могущего в отличие от германских и вообще западно-европейских условий располагать синтетическими продуктами химической промышленности 2. Таковыми источниками являлись, во-первых, азот торфяников и, во-вторых, более совершенное использование культуры бобовых растений.

Обширная категория работ с торфом, главным образом, преследовала задачу установления рациональных приемов использования более богатого азотом и золой низового торфа непосредственно в хозяйствах, расположенных вблизи торфяников, каковой прием имеет особенно важное значение в северных районах (Архангельская, Вологодская и др. губернии) Этими работами была обнаружена значительно большая способность азота торфа к мобилизации, нежели то предполагалось раньше, при чем оказалось, что даже моховой торф при рациональных приемах поддается действию микроорганизмов и может служить неплохим источником азотистой пищи для растений; далее опытами было установлено, что кислотность торфа может быть хорошо использована для разложения фосфорита и что путем рационального регулирования щелочной и кислой реакций торфяного компоста путем смешения торфа с золой и известью и при внесении в него фосфоритной муки может быть получено удобрение, не уступающее навозу по силе удобрительного действия. В отношении проблемы более широкого использования азотособирателей работы станции касались, главным образом, вопросов расширения культуры люпина, изучения форм и свойств многолетнего люпина и попыток извлечения из семян люпина тех алкалоидов, которые придают ему горький вкус и делают его несъедобным для домашних животных.

В отношении фосфоритов продолжались и получили дальнейшее развитие работы станции по установлению методов наиболее рационального использования низкопроцентных фосфоритов.

В отношении источников калийного питания растений в связи с недоступностью для советского земледелия германских Стассфуртских калийных солей станция уделяла много внимания всесторонней разработке вопросов, связанных с использованием золы.

Очень много работ станции за последний период ее деятельности было посвящено вопросам известкования и выяснения роли извести в процессах питания растений, а также отношения к извести различных сел. хоз. растений.

В период напряженности продовольственного дела в связи с гражданской войной и вызванной ею разрухой транспорта, лаборатория Д. Н. много внимания уделяла попыткам установления наиболее доступных приемов суррогатного питания с максимальным использованием для хлебопечения картофеля, с использованием в качестве питательного начала свежих клеверных листьев, как известно, очень богатых белковыми веществами и пр., при чем эта категория работ станции, руководимой Д. Н. Прянишниковым, была связана с деятельностью Московского пищевого комитета, в котором Д. Н. принимал активное участие на ряду с покойным проф. Я. Я Никитинским.

В тоже время Д. Н. горячо ратовал за расширение культуры картофеля, который дает возможность с той же площади получать втрое большее количество питательных веществ по сравнению с зерновыми хлебными растениями, каковой факт был использован Германией во время мировой войны.

Приведенная краткая справка, а еще лучше просмотр работ Д. Н., помещенных в настоящем сборнике, могут засвидетельствовать, насколько отзывчивой к запросам и нуждам окружающей жизни неизменно являлась лаборатория Д. Н. во все периоды ее существования.

Из лаборатории Д. Н. Прянишникова за 30-летний период ее деятельности вышла не только поразительная по количеству и совершенно исключительная по ценности и значению масса научных работ затрагивающих самые разнообразные вопросы агрономической химии, но из той же лаборатории вышла многочисленная плеяда научных сил, продолжающих работу своего учителя во всех концах СССР на кафедрах высших, преимущественно сельско-хозяйственных, учебных заведений.

В этом случае особенно ярко сказалась плодотворность всегда защищавшегося Д. Н. синтеза учебного и научно-исследовательского дела.

Один из представителей этой плеяды учеников Прянишникова проф. И. В. Якушкин указывает, что „в основу учебного дела Прянишниковым был положен студенческий самостоятельный опыт, проводимый не по шаблонам и не толпами, не отдельными счастливцами, а раздельно каждым учащимся. С помощью этого приема лаборатория Прянишникова для многих агрономических поколений разрушила подкупающую, но опасную студенческую иллюзию, согласно которой студент при знакомстве с методикой вправе не интересоваться результатом. При таком понимании в огромной доле случаев знакомство с методикой также не достигается. В лаборатории Прянишникова студент воспринимает методику не игрушечную, а подлинную, так как она не оторвана от селько-хозяйствен- ных объектов. Таким путем студенческие массы вовлекаются в серьезное сельско-хозяйственное исследование. Проведенный у Прянишникова вегетационный опыт очень многих выводил на прямую агрономическую работу, а для участников служил начальным образцом расчлененного изучения вопросов. Лаборатория Прянишникова никогда не смешивала руководства с „научиванием", полагая, что за известными пределами начинающий ученый должен учиться самостоятельно, а не быть обучаемым" х.

Из числа этих, начинавших свою научную работу под руководством Прянишникова ученых, состоявших затем по окончании учебного курса непосредственными сотрудниками его кафедры и станции, в последующее время около 25 человек занимали кафедры в высших учебных заведениях и возглавляли опытные станции, а именно Р. Р. Шредер, В. В. Винер, Н. К. Недокучаев, В. С. Буткевич, Н. К. Малюшицкий, A.        Г. Дояренко, И. С. Шулов, А. Н. Лебедянцев, И. В. Якушкин, Н. И. Вавилов, А. А. Калужский, А. Н. Соколовский, Г. Г. Петров, B.         П. Кочетков, А. Д. Муринов, В. И. Сазанов, Ф. Т. Перитурин, Ф. В. Чириков, Е. А. Жемчужников, Е. В. Бобко, А. И. Смирнов, А. А. Стольгане и А. Ф. Тюлин. При посредстве этого кадра учеников Прянишникова его влияние широко распространялось и продолжает распространяться на последующие поколения агрономических работников.

Однако, помимо приведенного списка непосредственных представителей школы Прянишникова, работающих в высших учебных заведениях и на крупных опытных станциях, громадная рать его учеников в течение десятилетий работала на многих других поприщах агрономического служения, и все они непосредственно или посредственно пользовались при своей работе его трудами, его методикой, его указаниями. В частности очень многие ученики Прянишникова состояли преподавателями в средних сел. хоз. учебных заведениях, которые на ряду с высшими также готовили кадры деятелей агрономической помощи населению и таким образом содействовали перепрививке влияния Прянишникова подрастающим поколениям агрономов. Один из этого ряда учеников Д. Н. преподаватель Донского Сел. Хоз. училища И. Первенцов в своем приветственном письме по случаю 25 -ти летнего юбилея Д. Н. в 1914 г., описывая трудности преподавания в рамках средней школы предмета частного растениеводства, указывал, что „тягость преподавания этого предмета в значительной степени облегчалась благодаря наличию специальных статей и курсов Д. Н. Прянишникова", которые по его наблюдениям „дают наиболее сознательным ученикам материал не для обременения их памяти, а для развития их способности ориентироваться в гибких агрономических мероприятиях при изменяющихся факторах и положениях". Принося благодарность Д. Н. за его руководящие труды, автор этого письма закончил его указанием что „Д. Н. Прянишников завоевал тот l'appetit de vie, о котором говорит И. И. Мечников и который дается только в результате согласованности личной жизни с культурными потребностями общества".

Смело можно утверждать, что никто из представителей современного агрономического знания в его разделе дисциплин, связанных с точными науками, не может сравниться с Дмитрием Прянишниковым в отношении отзывчивости к практическим запросам жизни.

В этом случае Д. Н. был верен девизу, избранному им в одной из его давнишних работ в качестве эпиграфа „Die Wahrheit zu suchen und dem Leben zu nutzen",—девизу, который являлся определяющим моментом при его юношеских исканиях своего призвания и избрания своей жизненной специальности, когда его с одной стороны тянуло к научно исследовательской работе, а с другой стороны гражданский долг толкал его в сторону обслуживания практических, житейских нужд массы населения.

Он избрал путь научной работы; идя по этому пути он обогатил сокровищницу науки целой массой высоко ценных научных достижений, но он никогда не забывал при этом о служении жизни и благодаря тому свои научные искания он неизменно направлял в сторону максимального использования научных ценностей для интересов общественного блага.

Являясь одним из наиболее выдающихся и заслуженных представителей научного знания, он в то же время всегда являл собой примерный образ гражданина, с исключительной чуткостью отзывчивого к голосу окружающей жизни.

Просмотр статей настоящего сборника являет яркое доказательство этого положения, содержа ряд статей Д. Н., посвященных очередным, актуальнейшим вопросам сел.-хоз. жизни.

Большая часть этих статей относится ко времени империалистической войны, революции, гражданской войны и последовавшего экономического строительства СССР, т. е. совпадает с тем периодом, когда болезненно выявились трагические последствия технической отсталости русского сельского хозяйства и его экономической забитости, обязанных недостаточному вниманию к его интересам со стороны правительства старого режима. В это время Д. Н. с неослабной энергией и необычайной литературной продуктивностью выступал с целым рядом докладов и статей, затрагивающих основные проблемы сельско-хозяйственной политики и обнаруживал при этом свою широкую эрудицию и компетенцию в вопросах экономического порядка.

Эта сторона работы Д. Н. получила компетентную оценку в адресе, поднесенном ему группой видных экономистов, возглавляющих Научно-исследовательский Институт Сел.-Хоз. Экономии при его чествовании в 1925 г. по случаю исполнившегося 35-летня его деятельности.

В этом адресе между прочим указывается, что „в работе по изучению сельского хозяйства экономистам постоянно приходится брать за исходный материал экономических дедукций те выводы о биологических основах земледелия, которые сделаны Д. Н. Прянишниковым и его учениками", и что „в не меньшей степени экономисты привыкли ценить те из числа работ Д. Н. Прянишникова, в которых он ставил и решал со свойственным ему изяществом метода проблемы гуманитарного знания".

Хорошо сознавая и подчеркивая ошибки и невязки экономической политики дореволюционного периода в отношении интересов сельского хозяйства, Д. Н. и в последующем периоде не упускал случаев открыто высказывать свое авторитетное мнение о нуждах сельского хозяйства и о мероприятиях правительства, могущих содействовать удовлетворению этих нужд, и обратно тому—указывал на коренные препятствия, которые задерживают правильное развитие сел.-хоз. продукции страны. В связи с тем Д. Н. постоянно привлекался в качестве консультанта Госпланом с самого его возникновения и другими правительственными учреждениями при обсуждении различного рода сел.-хоз. вопросов.

Являясь наиболее заслуженным представителем агрономического, т.-е. так называемого, прикладного знания, Д. Н. в то же время является одним из наиболее крупных русских ученых в сфере чистого знания, что прекрасно подтверждается фактами попыток со стороны двух высших центральных научных учреждений привлечь его в свои ряды.

Так, в 1916 г. Сел.-Хоз. Ученый Комитет предлагал Д. Н. занять пост председателя Комитета, а в 1923 г. Академия Наук в лице нескольких академиков во главе с И. П. Бородиным делала ему как физиологу предложение баллотироваться в члены Академии, корресподентом которой он состоит уже много лет.

Однако, эти предложения были отклонены Д. Н., не желавшим покидать своего поста служения в родиой для него атмосфере Петровско- Разумовской агрономической школы.

В 1914 году учениками и почитателями Д. Н. при дружном участии большого числа общественных организаций было проведено его чествование в связи с исполнившимся 25-летием его педагогической, научной, литературной и общественной деятельности, которое прошло с большим подъемом и выявило чрезвычайную популярность имени Прянишникова в широких научных и агрономических кругах.

В 1925 г. в связи с исполнившимся 35-летием его деятельности вновь состоялось его чествование, прошедшее еще более дружно и восторженно. На этот раз не оказалось возможным в торжественном заседании зачитать всей массы адресов и приветствий, которые были получены не только со всех концов СССР, но чуть ли не из всех культурных стран мира, что обнаружило исключительную популярность имени Прянишникова в среде мирового научного знания. Заграничных приветствий было получено 71, в том числе от многих крупнейших научных центров и от ряда ученых, имеющих мировую известность, как например от директора старейшей Ротамстедской опытной станции д-ра Росселя, от известнейшего биохимика д-ра Нейберга, от старейшего агрохимика Адольфа Майера, физиологов Иоста, Абдерхальдена, Стоклаза, агрохимиков Лемер- мана, Винтерштейна, Маршаля, Андрэ, Зеельгорста, Немеца, Вилера, почвоведов—Рамана и Копецкого и др. По отдельным иностранным государствам полученные приветствия распределяются таким образом: Англия — 4, Швеция—3, Норвегия — 3, Германия — 28, Швейцария — 4, Франция—5, Австрия—1, Бельгия—1, Италия—1, Голландия—1, Болгария—1, Чехо-Словакия—5, Польша—3, Латвия—4, Эстония—2, Литва—1, Финляндия—1 и Китай—1. Многие из этих приветствий были покрыты многочисленными подписями и все они единодушно выражали глубокое уважение к научным заслугам Прянишникова. Между прочим в своем приветствии директор Бостонской опытной станции Вилер (Сев. Амер. Соед. Штаты) поздравляет Русское Правительство с тем, что оно имело счастье столь продолжительное время пользоваться ценными исследованиями юбиляра, имея полную возможность преимущественно пожинать плоды работы столь совершенного проповедника, тонкого аналитика и исследователя в области агрономической науки.

Помимо юбилейных приветствий из заграницы свидетельством признания выдающихся научных заслуг Прянишникова иностранными научными кругами являются факты почетных избраний его со стороны ряда заграничных центров. Кроме вышеупомянутого избрания в 1923 г. почетным доктором Бреславльского Университета, он был избран в 1925 году членом германской Reichs-Akademie der Naturforscher zu Halle (Leopol- dina), а в 1926 г. почетным членом Чехо-Словацкой Земледельческой Академии; кроме того, он состоит членом Шведской с.-х. Академии, а Международный Институт с.-х. в Риме избрал его членом комиссии по вопросу о производстве и распространении минеральных удобрений (в эту комиссию входят представители 10 главнейших государств).

В большинстве приветствий, полученных от научных учреждений, подчеркивалось, что в лице Прянишникова на редкость счастливо сочеталось служение чистому и прикладному знанию, физиологии растений и агрономии, так как каждая из этих дисциплин с одинаковым правом может считать его лучшим представителем своих рядов. В одном адресе отмечалось, что Прянишников, являющийся по возрасту научным внуком Буссенго (учитель Прянишникова—К. А. Тимирязев был непосредственным учеником Буссенго) в своей научной работе является его прямым преемником, ведя разработку вопросов питания растений с тем же изяществом метода. В другом адресе проводилась мысль, что по духу главных научных работ Прянишникова он представляет собой такой тип ученого, которого Оствальд, несомненно, отнес бы к классикам науки, так как эти работы отличаются строгостью выполнения при широте и значительности замысла.

На ряду с тем отмечалось, что Прянишников примером своей чисто научной работы блестяще доказал несостоятельность противоположения науки чистой и науки прикладной, так как этот пример свидетельствует что есть только одна наука и есть приложение науки к жизни и как бы в развитие той же мысли—в другом адресе отмечается, что одной из крупнейших заслуг Прянишникова является факт поднятия главным образом его трудами русской агрономической школы до университетской высоты.

С особенной теплотой громадное количество приветствий подчеркивало редкое умение Прянишникова не только увлекать молодежь, но и привлекать ее к научной работе, что облегчало ему задачу создания образцовой лаборатории, а через ее посредство целой плеяды талантливых учеников, продолжающих дело своего учителя. В этом случае играла роль не только выдающаяся эрудиция и блестящая слава ученого и педагога,— учеников влекла обаятельная личность учителя, его отзывчивость и чуткость, его „человеческий талант", по выражению Чехова.

Как указывалось выше, все адреса, поднесенные Д. Н. Прянишникову при его юбилейном чествовании в разных выражениях, с большей или меньшей красочностью и силон подчеркивали основные черты личности и деятельности юбиляра: исключительно талантливое сочетание научно-исследовательского, общественного и педагогического начала в его работах, одновременное и в равной степени плодотворное служение чистому и прикладному знанию и обаятельность его личности.

В одном из своих последних выступлений, в своей речи на юбилее своего ученика проф. А. Г. Дояренко, Д. Н. со свойственной ему ясностью изложения коснулся вопроса о взаимоотношениях чистого и прикладного знания в сфере отношений между естественными науками и агрономией.

Указав, что „было время, когда полагали, что агрономы должны пассивно воспринимать от представителей основного естествознания готовые положения и только уметь ими пользоваться, не участвуя в их разработке", Д. Н. напоминает, что опыт выявил несостоятельность этого положения, а вместе с тем и резкого деления наук на чистые и прикладные и что „даже такие крупные представители химии, как Либих, правильно намечая общее решение вопроса, тотчас вступали в конфликт со сложностью действительных соотношений в области сельского хозяйства, если только они думали, что уже могут давать конкректные указания, не проделавши большой работы пришлифовки общих методов  к специальной области взаимоотношений между растением, окружающей средой и мерами культурного воздействия на эту среду и на самое растение. Поэтому научным работникам в области агрономии пришлось принять непосредственное участие и в разработке вопроса о питании с.-х. растений и в изучении химии и физики почвы. Такой агроном становится участником в построении той или иной из дисциплин, прежде считавшихся исключительной областью ведения так называемой чистой науки, и на страницах соответственных руководств и специальных статей постоянно встречаются имена агрономов. Теперь можно приводить сколько угодно примеров, как с одной стороны изучение общих законностей приводило к важным практическим следствиям, так и наоборот, как работы над разрешением задач, выдвинутых практикой приводили к открытию законностей общего научного значения. В этом стирании граней между чистой и прикладной наукой, в этом взаимном проникновении работ по основному естествознанию и его приложениям заключается особенность современного развития науки"  , и, прибавим от себя, в стирании этих пережиточных кастовых граней, несомненно, громадная заслуга принадлежит Д. Н. Прянишникову.

В другом своем выступлении, также персонального характера, в статье, посвященной памяти его ближайшего товарища-однокашника и друга проф. П. С. Коссовича, Д. Н. Прянишников, думается нам, очень удачно определяет требования, которые обусловливают продуктивность научной работы Коссовича и которые с полным правом могут быть отнесены и к нему самому: критическое отношение к постановке собственных опытов, стремление к расчленению вопроса; настойчивость в достижении раз поставленной цели, хотя бы это стоило длительного напряженного труда; в связи с этим стоит стремление к возможной осторожности в выводах, согласно известному завету Буссенго: „il faut savoir se critiquer soi-тёте; c'est seulement quand on a epuise toutes les objections, qu'on en a pese la valeur, qu'il faut conclure"

Если приведенные слова самого Д. Н. Прянишникова более или менее удачно вскрывают секрет успешности научно-исследовательской стороны его многогранной деятельности, их недостаточно для уяснения природы ее других сторон.

Его отзывчивость к общественным и государственным запросам жизни, как выше уже отмечалось, берет свое начало в отдаленном юношеском периоде его жизни, когда закладывались основные ростки его миросозерцания и когда при посредстве „Отечественных Записок" и окружавших его хороших людей определялись те жизненные идеалы и настроения, которые, будучи восприняты в юношеском возрасте, западают особенно глубоко и прочно. Тогда ои воспитал в себе вкус к вопросам общественно-экономического порядка и соответствующую широту научных интересов, которые, будучи затем усилены и закреплены влиянием таких учителей, как Тимирязев, Стебут, Фортунатов, остались определяющими началами его личности.

Касаясь этЪй стороны его природы, один из его учеников по Моск. Сел.-Хоз. Институту, проф. А. Н. Минин в своем юбилейном приветствии 1925 г. подчеркивает, что „мы ученики Прянишникова без различия наших специальностей—и растениеводы и животноводы, и экономисты—гордимся привитой нам Прянишниковым способностью мыслить сельское хозяйство как одно целое. Как сам Прянишников никогда не замыкается в узкие рамки техники, всегда беря вопрос широко во всем его и экономическом и техническом разрезе, так и каждый из нас неизменно чувствует себя прежде всего агрономом, а уже потом специалистом той или иной специальности..." „Мне кажется,—пишет далее А. Н. Минин, что я не ошибусь, если скажу, что через Прянишникова мы по прямой линии родимся с теми традициями и заветами, которые даиы И. А. Стебутом—его непосредственным учителем и учителем всех русских агрономов".

Один из крупнейших русских ученых н старший товарищ Д. Н. Прянишникова по школе Тимирязева проф. С. Г. Навашин в своем приветствии в связи с юбилеем Д. Н. в 1925 г. отметил, что юбиляр должен чувствовать себя вполне счастливым в этот день выявления всеобщего признания его заслуг. „Счастье, по мнению С. Г, состоит в известной гармонии или равновесии, и Д. Н. примером своим лучше многих показал, что то или другое может быть достигнуто, так как он одинаково миого дал и чистой науке, и ее применению, и делу просвещения". „Откройте же нам, глубокоуважаемый товарищ, пишет далее С. Г., ту силу, которая руководила Вами на трех различных поприщах, где Вы имели одинаковый успех. Конечно не все нашли бы эту силу в себе, если бы Вы ее назвали, но несомненно, все согласились бы в том, что жизнь вообще, а наша, быть может, в особенности требует как раз больше таких „счастливых" ученых, каковым является Д. Н. Прянишников".

В другом приветствии от маститого ветерана агрономии В. И. Ковалевского указывается, что юбилей Прянишникова заставляет его припомнить прекрасное изречение Гете „Das hochste Gliick der Erdkinder— ist nur eine Personlichkeit", которое по отношению к Прянишникову по мнению В. И. и во второй строфе следует добавить словом „hochste", так как это выразилось в его высоком творчестве, в благородном служении науке и жизни, в его любви к людям, а такая любовь есть высшее проявление духовности человеческой природы".

На своем первом юбилее Д. Н. имел счастье получить приветствия от трех своих учителей—К. А. Тимирязева, И. А. Стебута и А. Ф. Фортунатова, из конх первый закончил свою приветственную телеграмму пожеланием юбиляру „освободиться от разных административных и других формальных занятий, мешающих ему делать то дело, которое наиболее ценно, н к которому он обнаружил такую способность—двигать науку и учить других, как ее двигать", а последний, лишь на несколько месяцев переживший второй юбилей своего ученика S приветствовал его тепло написанными виршами, которые прилагаются к настоящему очерку, и в которых он очень метко определяет одно из основных свойств характера Д. Н. Прянишникова—настойчиво-мягкое упорство, которым он часто добивался осуществления многих своих представлений.

Касаясь этого же свойства личности Д. Н. Прянишникова, один из его соотечественников по Сибири А. А. Ярилов в своей приветственной статье 2 по поводу его первого юбилея в 1914 г. присоединяется к мнению А. Ф. Фортунатова, что в натуре Д. Н. „как-то отражается его далекая родина, не знавшая крепостного права", и подчеркивает, что „в самом его характере и поныне живет и проявляет себя во взгляде, в слове, в поступке все та же сдержанная, задумчиво-деятельная, вольнолюбивая и самобытная далекая его родина", и что ей мы обязаны теми чарующими чертами характера Д. Н., которые синтезируют в нем мягкость и настойчивость, авторитетность и скромность, соединенные с терпимостью к чужому мнению и стойкостью в своих убеждениях.

Разносторонние заслуги Д. Н. Прянишникова были отмечены на его юбилее 1925 г. представителями Правительства в лице Наркомзема и Наркомпроса, а Представитель Союза Работников Просвещения тов. Мицкевич провозгласил его героем труда.

Сам Д. Н., отвечая на многочисленные юбилейные приветствия, отметил, что разносторонность его деятельности и отзывчивость на запросы жизни, которые особенно выдвигались в качестве его заслуг в большинстве приветствий и которые в процессе работы доставляли ему лично большое удовлетворение, с точки зрения интересов чисто научной работы, должны быть оценены иначе и могут быть поставлены ему не в плюс, а скорее в минус, так как это мешало ему целиком сосредоточиться на какой-ннбудь одной отрасли знания и выявить в ее сфере максимум возможной продуктивности. В этом отзыве сказалась присущая Д. Н. скромность и субъективная требовательность к себе. При объе- ктивном же подходе к оценке его заслуг, несомненно, не может быть разногласия в том, что ему в полной мере удалось синтезировать искание истины и служение пользе жизии, и что он, несмотря на гнет годов, остается молодым по духу и сохраняет „чудную силу свою—с правдой и светом в союзе, с кривдой и тьмою в бою", каковыми строфами поэта П. Вейнберга очень удачно заканчиваются впервые публикуемые ниже вирши покойного учителя Прянишникова проф. А. Ф. Фортунатова.

Приложение.

Дмитрию Николаевичу Прянишникову.

Подобно Корнелии, матери Гракхов, Растила Вас с братом почтенная мать, И ей, удрученной годами, должны мы За вас благодарности слово воздать. Все ранние годы в далекой Сибири, Где не было барства, для Вас протекли, И к счастию вне атмосферы команды Свободно Вы там развиваться могли. Позднее в Московском Университете Начальный избрали Вы правильный ход: На математическом там факультете Пробыли свой первый студенческий год. И четырехлетие натуралиста Обычным порядком свершили Вы там, А после в Петровку еще на два года С Коссовичем вместе вступили Вы к нам. Вы мне как студент уделили внимание. Я помню: на лекциях скучных моих, В десятом часу в малолюдной компании Сидели Вы часто в числе четверых. Вполне добровольно, приказов не зная, Представили Вы мие научный этюд О сельском хозяйстве родного Вам края, Где воды струят Ангара и Иркут. Когда Вас в Совете избраньем почтили, Вы не торопились из школы бежать, Тужурку студента Вы снять не спешили, Желали экзамены все додержать. Студента-петровца почетное зваине За Вами заслуженно утверждено, И право петровца ученым считаться Стараньями Вашими закреплено. К той мысли, что будто учить и учиться Два разных занятия, Вы не пришли И в тесном слиянии обоих процессов Учебное дело свое повели.

Вам редкое счастье попало на долю: Так много учащихся к Вам притекло, Проникнутых духом научным и в волю От первоисточника бравших тепло. Общественных дел избегать ие желая, Вы много энергии отдали им И многого в прежнее время добились Настойчиво-мягким упорством своим. А сколько пришлось Вам снести заседаний, Табак отвратительный мерзкий вдыхать, В защиту свободных научных исканий Не мало пришлось говорить и писать. Признательным к матери словом я начал Весьма неуклюжие вирши свои, Теперь мы признательность нашу направим И к членам другим Вашей милой семьн. Мы знаем, насколько поддержку встречали Вы в Вашей супруге, и знаем, что Вас Две дочери, сын каждый день ободряли, Пусть примут они благодарность от нас. Простите, что я не своими словами Убогие вирши решил завершить, И Вейнберга „Молодость" мне перед вами Позвольте еще для конца повторить. „Пусть упадают на тело Пагубным гнетом года, Лишь бы душа человека Вечно была молода, Лишь бы она сохранила Чудную силу свою С правдой и светом в союзе, С кривдой и тьмою в бою".

Алексей Фортунатов.

Москва. Петровско-Разумовское. Академия—Институт. 1925 г., марта 5 (февр. 20).

К содержанию книги: Д.Н. Прянишников - избранные статьи и книги по агрономии и агрохимии