 |
|
|
Агрохимик и биохимик Д.Н. Прянишников |
Роль химии в современном земледелии
|
Смотрите также:
Советский ученый Д.Н. Прянишников, основы химизации ...
Мейен - Из истории растительных династий
Биографии биологов, почвоведов
|
„Земледелие стало тем, что оно есть только благодаря агрономической химии и физиологии растений". К. А. Тимирязев. (1925 г.).
I. Минеральное питание растений
Поэтические сказания древних о давно минувшем золотом веке, когда природа дарила людям более обильные урожаи, чем в последующие периоды, повидимому, наложили невольный отпечаток на ход мыслей тех первых реформаторов сельского хозяйства, которым нарождающееся естествознание позволило выдвинуть задачу подведения научных основ под приемы земледелия и нахождения тех путей, которые избавили бы человечество от постоянной угрозы падения урожаев и дали бы взамен того возможность поддерживать плодородие почвы на постоянном уровне.
Эта задача ставилась во главу угла на рубеже XVIII и XIX в.в. Тэером, пролагавшим дорогу к преобразованию всего сельского хозяйства в Германии, при чем разрешение он видел прежде всего в чередовании культур, истощающих почву, с культурами, ее обогащающими, каковыми, действительно, являются клевер и люцерна. О том же предотвращении грозной опасности истощения почв заботился позднее Либих, выдвигая упущенную Тэером проблему минерального питания растений, но в свою очередь впадая в другую крайность—недооценку значения азотистых удобрений, которые подчеркивал современник Либиха Буссенго,—этот блестящий экспериментатор, настоящий основатель современной агрономической химии, предпочитавший всяким а ргюг'ным спорам прямое обращение к „мнению растения", т.-е. к опыту с ним, чего был совершенно чужд Либих.
Но как были бы радостно удивлены эти пионеры рационального земледелия, если бы они могли узнать, что потомки их, черпая данные из того же источника—естествознания—и строя на заложенном ими же фундаменте, поставят целью уже не удержание только прежних урожаев от падения, а поднятие их до невиданного ранее уровня, при чем поднятие это (ие на опытных полях, а для целой страны) достигло к предвоенному времени в Германии утроенной высоты против урожаев того времени, когда Тэер начинал свою деятельность.
Не уходя далеко в прошлое, приведем здесь только графики изменения уровня урожаев для некоторых стран, начиная с 80-х годов до настоящего времени. (См. след. стр.).
Для Германии за период 1885—1914 г.г. констатируется интересное неподчинение пресловутому закону Мальтуса — прирост урожаев даже с единицы площади превышал процентно прирост населения, а кроме того, расширена была и самая площадь культуры; так, площадь паровых полей, при трехполье занимающая 33° 0, в Германии почти сведена к нулю (осталось 2%), а кроме паровой площади обращено в посевную площадь большое пространство болот и песчаных земель.
Иная картина замечается для Франции: если за столетие 1790—1890 г.г. там достигнуто было также удвоение урожаев, то дальше рост этот почти остановился вследствие экономического кризиса земледелия (зерновой культуры) и отлива рабочих рук в города и на фабрики. Отступление от закона Мальтуса в сторону превышения роста продовольственных ресурсов над ростом населения и здесь имеется, но оно достигнуто опасным для Франции, чуть не самоубийственным, путем—прекращением прироста населения, почти полным равенством числа смертей и рождений благодаря поздним бракам, предохранительным мерам и выкидышам.
Довоенная Россия не подражала ни Франции, ни Германии: размножаясь с быстротой, пугающей Европу, она еще не задумывалась, как следует, над задачей поднятия урожаев, пока, наконец, не стала в упор перед вопросом: .Дальше куда же идти: Той ли дорогой, иль этой? Выбери—ты на распутьи стоишь!" (И б с е и).
Но в сущности выбор уже предрешен—упразднение латифундий и передача земли крестьянам—это новый толчок к перевесу крестьянской плодовитости над городской полустерильностью, к возрастанию той живой мощи, которая является угрозой для наших противников .
А при таком решении без поднятия урожаев мы обойтись не можем. Отмеченный выше прогресс в сельскохозяйственной продукции ка Западе был обязан, главным образом, „химификации земледелия" га последний период, которому, с одной стороны, предшествовало установление законов питания растений, достигнутое благодаря работам агрохимических опытных станций и кафедр, и которому содействовало с другой стороны, крупное развитие химической промышленности, которая стала способной производить громадные количества минеральных удобрений по ценам, выгодным для земледелия при условиях западноевропейских.
Чтобы дать хотя самое беглое представление о степени химификации земледелия на Западе, упомянем только, что общая сумма минеральных удобрений, теперь применяемых там, превышает два миллиарда пудов, а на каждую десятину посева приходятся следующие количества минеральных удобрений: Бельгия и Голландия 40—45 пуд. Франция 8 пуд. Германия 20 „ Россия 0,03 „
Последовательность этих цифр в общем отвечает последовательности расположения тех же стран по высоте урожаев.
Таким образом, мысли, высказанные Либихом в 1840 году, привели в конце концов к пышному расцвету не только минеральной теории, но и соответственной практики в области удобрения, однако только после полувековой проверки и сортировки этих мыслей в процессе экспериментирования с живыми растениями, неизбежности которого не предвидел Либих.
В 60-х годах прошлого столетия работами агрохимических станций было установлено, что растение можно довести до полного развития и обильного плодоношения, выращивая его без почвы, но доставляя ему, кроме воды и воздуха, известные минеральные вещества. Искусственной средой для таких опытов служит дистиллированная вода или чистый кварцевый песок, увлажняемый такой водой; к воде нужно добавить небольшое количество солей, содержащих семь элементов, а именно: азот, фосфор и серу, в виде соответственных окислов кислотного характера, а в числе оснований непременно должны быть представлены окислы металлов: калия, кальция, магния и железа. Только этим было подведено прочное основание под теорию, провозглашенную Либихом в форме слишком огульной и неопределенной, не позволявшей использовать ее для непосредственного приложения к земледелию; только после длительных экспериментальных исследований на агрохимических станциях стало возможным различить действительно необходимые элементы в золе растений от случайных, дать должную расценку составным частям удобрения, ранее применявшимся, и указать пути для нахождения новых источников удобрения (одновременно с этими практическими достижениями агрохимические станции вписали заново ряд недостающих глав в „чистую" науку, т.-е. физиологию растений, как, напр., глав о минеральном питании, об источниках азота растений, а также в агрономических лабораториях разработана методика химического исследования растений—определения белков, углеводов, жиров и пр.).
Хотя с точки зрения физиологической все выше названные семь элементов одинаково важны для жизни растений, но практически большинству почв нехватает для образования высоких урожаев обычно в первую очередь азота, фосфора и калия; на этих „трех китах" и зиждется современная западно-европейская практика удобрения почв (если к этому на некоторых почвах присоединяется потребность в извести, то не столько как в питательном веществе для растений, сколько как в регуляторе реакции почвы и физических ее свойств).
Ha тех достижениях, которые касаются поднятия урожаев путем снабжения растений азотом, фосфором и калием , мы и остановимся более подробно.
Как известно, последнее крупное открытие конца XIX в. по вопросу об источниках азота принесла работа Гелльригеля, доказавшего способность бактерий, живущих на корнях бобовых, фиксировать азот воздуха и отлагать его в клубеньках в виде белковых соединений; это об'яснило давнее наблюдение хозяев, что после клевера и люцерны хлеба не нуждаются в азотистом удобрении, и позволило планомерно строить севообороты и организовать удобрение так, чтобы сводить азотный баланс в хозяйстве в значительной мере за счет азота воздуха. Энергию развития бобовых (клевер, люцерна и пр.) и усвоения ими азота воздуха можно стимулировать, удобряя эти культуры фосфорнокислыми и калийными удобрениями, о которых речь будет ниже.
Но XX век не мог уже удовлетвориться медленным биологическим процессом связыванья воздушного азота; перестали удовлетворять западное земледелие и „земные" запасы связанного азота—залежи селитры в Чили; выдвинута была новая задача-—переведение свободного азота атмосферы в азотистые соединения (селитру и аммиачные соли) путем индустриальным, и эта задача покорения воздушного океана химической промышленностью (особенно той его составной части, которая раньше считалась почти неспособной вступать в реакцию, т.-е. азота) была блестяще разрешена в начале XX в. одновременно с задачей его механического завоевания (авиация).
Дело началось с прогноза, сделанного на рубеже двух столетий известным английским химиком Круксом, относительно предстоящей несостоятельности чилийских залежей селитры, как мирового поставщика важнейшего из азотистых удобрений, применение которого является спутником высокой (преимущественно европейской) земледельческой культуры. Крукс указал, что на земном шаре правильно возрастает число людей, питающихся пшеницей (а не рожью и др. хлебами), а именно, культура пшеницы наиболее связана с применением азотистых удобрений; вычертив кривую возрастания числа „едоков пшеницы" на земле, Крукс сделал предположение, что это возрастание будет продолжаться с той же быстротой и в XX веке'-; тогда он получил такой ряд цифр (из которых последние три были им вычислены предположительно): 1871 1881 1891 0898 1911 1921 1931 371 316 472 516 603 674 746 миллионов душ.
Полагая, что чилийские залежи будут не в состоянии повышать снабжение Европы селитрой пропорционально растущему спросу на пшеницу, Крукс высказал опасение, что это может заставить часть населения перейти к ржаному питанию (рожь менее требовательна к удобрению, чем пшеница), а это с точки зрения западно-европейской означает не только понижение уровня питания, но и является общей угрозой культуре. Во избежание этого Крукс предложил обратить внимание на бесконечный запас азота в атмосфере и на химическую разработку путей к использованию этого запаса, так как лабораторные работы в этом направлении могут предотвратить будущий продовольственный кризис Ч Как ни были проблематичны расчеты Крукса, но они сделали свое дело—по его указаниям возникла „азотная индустрия", первоначально основанная на связывании азота и кислорода воздуха при соприкосновении последнего с вольтовой дугой; так как этот способ требовал очень больших количеств электрической энергии, то он нашел наибольшее применение в Норвегии, как стране, богатой горами, осадками, а потому и водопадами (,,es regnen dort reichlich Kilowattstunden"). Перед войной это производство достигло довольно крупных размеров и дало Норвегии новый экспортный товар, но в мировом масштабе оно все же не заняло крупного места, ибо настолько уступало чилийскому экспорту, что цены диктовались не Норвегией, а Чили, а потому понижения цен не наблюдалось.
Мы не будем ближе останавливаться на фабрикации „норвежской" селитры2, ибо эта в свое время блестящая страница уже перевернута историей, и на смену явились новые процессы, оставившие далеко позади норвежский способ и играющие теперь главную роль в снабжении западного (особенно германского) земледелия азотистыми удобрениями.
Мы остановимся в качестве примера преимущественно на способе Haber'a, применение которого в технике явилось следствием блокады Германии союзниками.
Когда Англия об'являла войну Германии в 1914 г., она надеялась принудить ее к сдаче к весне 1915 г. с помощью не хлебного, но „азотного" голода, который должен был явиться следствием отрезанности Германии и от чилийских залежей, и от норвежских водопадов (в норвежских предприятиях участвовал германский капитал). Дело в том, что селитра (как и легко в нее превращаемые другие азотистые соединения) нужна не только для земледелия, но и для обороны страны—без них нельзя приготовить тех взрывчатых веществ, которые играют главную роль в современной военной технике; готовить норвежскую селитру на черном угле (вместо „белого") не выгодно, водопадами же Германия не богата—вот на чем был построен расчет Англии относительно окончания войны в 1915 году.
Здесь не был учтен один фактор—это изобретательность немецких химиков и инженеров, не остановившихся перед перенесением из лаборатории на завод процессов, раньше казавшихся безнадежными с точки зрения их практического использования.
Сюда относится прежде всего способ проф. Haber'a—получение синтетического аммиака: исходя из того, что аммиак при высоких температурах распадается на азот и водород, Haber изучил условия обратного хода реакции,—синтеза аммиака из составляющих его элементов; в конце концов удалось установить, что при очень больших давлениях (200 атмосфер) и высоких температурах (6О0—800°), в присутствии определенных веществ (катализаторов) 8% от смеси азота и водорода дают аммиак; но если эту смесь провести через поглотитель, улавливающий аммиак, и 92% смеси вернуть в аппарат, то снова образуется приблизительно V12 часть аммиака; при такой циркуляции, с чередованием условий образования аммиака (высокой температуры) и его поглощения (охлаждение), удалось использовать в заводском масштабе эту неполно идущую реакцию, но лишь предварительно разрешивши ряд трудных задач: при таких давлениях и температурах велика опасность взрывов—нужны материалы особой стойкости, нужны предосторожности против фильтрации водорода через металл (при высоких t° железо пропускает через себя водород); нужно было найти дешевые катализаторы, найти способы самой тщательной очистки получаемых газов (напр., малейшая примесь •сернистых соединений „отравляет" катализатор); нужно было затем удешевить самое добывание азота и водорода—все это было постепенно достигнуто.
Найти самое простое решение, как известно, удается обычно лишь после испытания ряда более сложных путей; так и здесь, в целях получения азота (вернее—удаления кислорода) из воздуха, вместо прежних сложных способов воспользовались в конце концов просто топкой, в которой сжигается каменный уголь при такой регулировке притока воздуха, чтобы по возможности весь кислород пошел на образование углекислоты; так как углекислота хорошо поглощается водой (при давлении в 25 атмосфер), то азот легко от нее отделяется при пропускании смеси газов, выходящих из топки (азот4~углекислота) через воду при указанных условиях (детали очистки азота от следов кислорода и окиси углерода опускаем). Точно так же для получения водорода вместо дорого стоящего электролиза воды стали применять вдувание паров воды в раскаленный кокс, при чем получается „водяной газ" (смесь водорода и окиси углерода), но только эту давно известную реакцию продвигают дальше, доводя окись углерода до углекислоты за счет кислорода воды, и полученную смесь водорода с угольной кислотой освобождают от последней так же, как было указано в случае азота. В конце концов удается также юбъединить оба процесса и, вдувая в раскаленный кокс смесь воздуха и паров воды, получать после должной очистки готовую смесь азота и водорода, поступающую в аппарат для синтеза аммиака. Теперь нашли еще один путь к удешевлению водорода—его получают из газа, являющегося продуктом сухой перегонки каменного угля, удаляя другие составные части этого газа (углеводороды) путем сжижения их.
Во время войны были созданы новые крупные заводы, начавшие работу по способу Haber'a; кроме того, были расширены и частью вновь выстроены заводы для работы по ранее известному „цианамидному" способу, который при работе на военные нужды хотя и уступал Haber'y, но все же при известных условиях мог удержаться. Благодаря этим способам, сократившим затрату энергии на связывание азота в 4—5 раз против норвежского способа, Германия могла выйти из затруднения и производить достаточно азотистых продуктов при работе на каменном угле (что при норвежском способе было бы непосильно).
Едва ли можно ставить в вину именно Haber'y, что из-за его изобретения война затянулась на лишних три года; но, несомненно, ему в заслугу нужно поставить то обстоятельство, что после войны чилийское правительство перестало быть монополистом на земном шаре по поставке азотистых удобрений—германская промышленность получила возможность давать земледелию вдвое больше азотистых удобрений, чем до войны получалось из Чили, и притом по более дешевой цене; увеличилось самое разнообразиие продуктов на азотном рынке: кроме селитры и сернокислого аммония, появился аммоний азотноклислый, фосфорнокислый и, наконец, синтетическая мочевина, являющаяся наиболее концентрированным продуктом (46"о азота) и потому наиболее способным переносить перевозку, притом свободным от нежелательных ингредиентов (как серная кислота в сернокислом аммиаке), негигроскопичным (как норвежская селитра) и свободным от опасности взрывов (какие иногда наблюдались на крупных складах смесей, содержавших азотнокислый аммоний
Из 59,5 процентов заводской продукции только 4% приходятся на норвежскую селитру (новые заводы по этому типу не строятся) и 55,5°< п на аммиак (как по Haber'y, так и от коксовых печей) и цианамид Предвидение Крукса сбылось—лаборатория и фабрика дали западному земледелию продукты, заменяющие чилийскую селитру.
Правда, если разбить продукцию не по методам, а по странам, то Чили еще удерживает первенство по сравнению с отдельными государствами, так как в 1923 году приходилось на: Чили — 36,1° о от общей продукции, Германию — 24° 0. Соед. Штаты — 9,6°/0, Францию — 6,8 ,„ Англию—6,1°/о, Норвегию—6,1° '0 и т. д.
Но дело в том, что германская азотная промышленность не была свободна в своем развитии—по первоначальному плану ее предполагалось расширить дальше, чтобы снабжать азотистыми удобрениями соседние страны и тем исправлять торговый баланс Германии; но Антанта боится расширения этого производства, так как в этом пункте как-раз „Агрохим" и „Военхим" совпадают, а кроме того, угольный кризис, вызванный Руром, также явился фактором, ограничивающим производство насущными нуждами германского земледелия.
Общая сумма азотистых удобрений, производимых на земном шаре, достигла в 1923 году 450 миллионов пудов, при чем большая часть потребляется Западной Европой; чтобы лучше оценить, что значат эти размеры, укажем, что благодаря такому количеству азотистых удобрений Запад получает около 14/г миллиардов пудов зерна лишних, а это вдвое превышает русский экспорт в самые благоприятные годы.
Таким образом, „азотная" промышленность, несмотря на свою молодость, уже является как бы новой страной, поставляющей на мировой рынок громадное количество хлеба и конкурирующей с прежними экспортерами.
Так разрешает вопрос об азоте Западная Европа, у нас же роковые „ножницы" стоят на пути и отрезают нам при современных условиях возможность думать о поднятии урожаев хлебов с помощью азотистых удобрений; мы не прошли еще первой ступени в реализации недостающей нам смычки между химической промышленностью и земледелием, каковой должно быть снабжение нашего земледелия дешевыми фосфатами; только по разрешении этого вопроса выдвинется очередь более дорогих азотистых удобрений. Препятствия на этом пути лежат глубже, чем обычно думают: пока слабое развитие нашей промышленности заставляет нас вывозить хлеб наш крестьянин обречен на то, чтобы продавать зерно гораздо дешевле, чем продает его, напр., германский крестьянин, чтобы разность пошла на оплату транспорта и накладных расходов; этим один конец ножниц оттянут книзу, а другой конец их (цены на продукты промышленности) оттянут кверху, так как фабрика продает свои изделия по цене, превышающей заграничную значительно больше, чем на стоимость провоза (иначе не были бы нужны пошлины).
Поясним применительно к азотистым удобрениям действие „ножниц" на относительных цифрах: в Германии в 1923 году пуд азотистого удобрения стоил столько же, сколько пуд хлеба, а при применении этого удобрения на каждый пуд его получается 3 пуда лишних в урожае, поэтому там достаточно самой элементарной агрономической грамотности, чтобы не отказываться от применения этих удобрений; у нас же пуд подобного удобрения обходится раза в три выше, чем стоит пуд ржи, поэтому нет никакого смысла его применять под рожь в средней России.
Но исключения возможны: если, напр., в Архангельской губ. пуд ржи стоит 1 р. 80 к. и селитру при свободном ввозе из-за границы можно доставить за 2 р. 50 к., то крестьяне (напр., Шенкурского уезда) будут ее покупать, ибо прирост урожая от пуда селитры будет стоить около 5 р. 40 к. (1.80 X 3). Кроме того, более ценные культуры (свекловица, хлопчатник, табак), несомненно, пред'явили бы значительный спрос на азотистые удобрения при сколько-нибудь заметном понижении стоимости их производства.
Пока у нас существует только производство аммиака в Донецком бассейне (оно же должно развиваться в Кузнецком басс.); так как аммиачные удобрения имеют преимущество перед селитрой на орошаемых землях, то они должны найти применение прежде всего при культуре хлопчатника и риса в Туркестане; постоянный сбыт для аммиачных солей был бы важен для устойчивости этого производства, в котором заинтересован Доброхим в виду его значения в деле обороны страны. Но, как сказано, значительный сбыт в сельском хозяйстве возможен только при согласовании цен на удобрения с нашими ценами на с.-хоз. продукты. Нужно иметь в виду, что тот „порог", о котором мы говорили (цена на селитру, равная тройной цене хлеба), есть только граница между положительной и отрицательной оплатой удобрения зерновыми хлебами; иа этом уровне еще нет никакого стимула к его применению, нужно значительное удешевление против этого уровня, чтобы создать явный перевес на стороне внесения селитры перед ее невнесением, при чем первым этапом на этом пути явится еще только экономическая возможность применения азотистых удобрений под интенсивные культуры.
Но так как господствующей у нас является все же культура хлебов, то для нее „азотный" вопрос нам пока приходится разрешать кустарными путями; в типичных черноземах, особенно в степной полосе, у нас пока еще приложим прием, который Западная Европа называет хищническим (Raubbau). Это—хозяйничанье за счет почвенного азота (которым чернозем богат), без внесения его извне: при ранней обработке паровых полей в них накопляется ко времени посева озимых селитра за счет азота перегноя, под влиянием биологических процессов, и там, где уплотнение населения еще не вызывает исчезновения незанятых паров, этот прием находит экономическое оправдание; но в районах старой культуры (Харьков — Киев) без удобрения работать нельзя,, а в нечерноземной полосе без навоза селитры в почве не находишь, и потому дешевое хищническое хозяйство невозможно. Тут выступают на сцену также кустарные пути использования азота свободного (атмосферного), а частью и азота связанного (напр., азота торфа).
Единственным кустарным путем связывания азота воздуха и вовлечения его в круговорот хозяйства является в настоящее время культура азотособирателей (бобовых), которую нам предстоит развить и по вопросам которой работают наши опытные станции.
Здесь возможны три случая: 1) культура пищевых бобовых (горох, бобы, чечевица), не требующих азотистого удобрения, дающих зерно, вдвое более богатое белками, чем зерно ржи и пшеницы (то же относится и к соломе), 2) культура кормовых бобовых (клевер, люцерна), обогащающих азотом почву и дающих богатое белками сено, от которого получается богатый азотом навоз, 3) культура бобовых (преимущественно люпина) на зеленое удобрение взамен недостающего навоза.
Значение клевера теперь хорошо понято крестьянами нечерноземной полосы, и если его культура пошла на убыль за последние годы, то из-за недостатка семян (которые мы раньше вывозили за границу) и из-за земельного неустройства; здесь дело не за исследованием, а за реализацией хорошо известного приема. Но по мере восстановления нашего клеверного семеноводства найдут приложение и те исследовательские работы, которые ведут наши опытные станции в области селекции клевера; то же относится к выведению скороспелых сортов пищевых бобовых. Но об успехах селекции мы будем говорить особо, здесь же коснемся лишь третьего из упомянутых приемов,—культуры бобовых на зеленое удобрение, который является у нас сравнительно новым и который обещает дать значительные результаты для известных районов СССР.
Среди бобовых есть растения, выдающиеся по энергии усвоения азота воздуха и по способности корневой системы использовать трудно растворимые соединения в почве, поэтому они хорошо развиваются на самых бедных песчаных почвах—таковы различные виды люпина; однако, в этой „бочке меда есть своя ложка дегтя"—люпин содержит горькие вещества и несъедобен для большинства животных; поэтому лучший вид использования люпина—это посеять его в паровом поле и затем цветущую массу, богатую азотом, запахать под озимь вместо навоза; единственным расходом при этом является расход на семена люпина, так как обрабатывать паровое поле все равно нужно, да еще отпадает дорого стоящая возка навоза (которого, впрочем, на песчаных почвах из-за недостатка кормов все равно не накопишь даже для ближних полей, а для дальних полей люпин интересен и на многих других видах почв, кроме песчаных). Изучением культуры люпинов в России первым стал заниматься проф. П. В. Будрин (Н. Александрия), затем проф. С. М. Богданов (Киев); в 1914 г. черниговское земство провело опыты с люпиновым удобрением на крестьянских землях, давшие удвоение урожаев ржи во всех тех случаях, когда развитие люпина было хорошим; вот несколько цифровых данных из этих опытов: Урожай ржи иа почвах: 1. 2. 3. 4. 5. без удобрения: 40 п. 41 п. 60 п. 60 п. 10 п. по люпину: 85 „ 148 „ 137 „ 97 „ 48 „ и т. д.
Теперь по вопросам люпиновой культуры работает главным образом Новозыбковская оп. станция (см. отчет заведующего Е. К. Алексеева за 1922 год), в которой детально разработаны вопросы культуры люпина не только в паровом клину, но и пожнивно (после уборки ржи), приемы заражения бактериями, ускорение созревания в случае культуры на семена и проч. Кроме того, в районе станции созданы люпиновые семенные хозяйства, до организации которых популяризация люпинового удобрения среди крестьян бесполезна. Культура люпина может нам на громадных площадях средней полосы заменить заводы „воздушной" селитры и синтетического аммиака, при чем работа фиксации азота воздуха совершается люпином за счет той солнечной энергии, которая при трехполье все равно даром пропадает на 33% пахотной площади (паровые поля).
Дальнейшей задачей работы с люпином является продвижение этой культуры на север России и в Сибирь путем подбора (или создания с помощью гибридизации) соответственных форм. Для Сибири эта форма удобрения имела бы особенно большое значение, ибо там часто вывозка навоза невозможна из-за дальних расстояний и неудобных проездов к пашне, а пар там практикуется не только перед озимью, но и перед яровыми хлебами, и вот этот второй пар открывает наибольшие возможности для применения зеленого удобрения в Сибири (как и для введения зерновых бобовых).
Другой важный путь снабжения пашни азотом (из числа кустарных)— использование азота торфа;
работами, произведенными в последнее время в лаборатории автора, доказано, что азот торфа вовсе не является таким недоступным разложению, „закрепленным намертво", как это до последнего времени принималось в агрономических кругах. Когда применяют торф в подстилку в дополнение к соломе, то он не только играет роль губки, впитывающей навозную жижу (богатую азотом), не только предохраняет от улетучиванья аммиак, химически его связывая, но он сам является источником обогащения навоза усвояемым азотом, ибо в процесс разложения вовлекается и азотистое вещество торфа; это учтено путем количественных определений разных форм азота в торфяном компосте и в растениях, удобренных им.
Таким образом, увеличивая количество подстилки с помощью торфа, можно при том же самом количестве скота удвоить и утроить количество навоза, не понижая, а повышая количество деятельного' азота в нем.
При должном отношении обилие болот на нашем севере может сыграть крупную роль в разрешении азотного вопроса—торфяники могут оказаться „нашим северным Чили", но только кустарного, крестьянского типа, как дающие „нерыночный продукт"
|
|
|
|
К содержанию книги: Д.Н. Прянишников - избранные статьи и книги по агрономии и агрохимии
|
Последние добавления:
Тюрюканов. Биогеоценология. Биосфера. Почвы
Происхождение и эволюция растений