О ПОГРАНИЧНОМ ГОРИЗОНТЕ ТОРФЯНИКОВ В СВЯЗИ С ВОПРОСОМ О КОЛЕБАНИИ КЛИМАТА В ПОСЛЕЛЕДНИКОВОЕ ВРЕМЯ

Смотрите также:

Жизнь болот

Ботаника

Палеоботаника

Палеогеография

Палеонтология

Геология

Геолог Ферсман

Минералогия

Почва и почвообразование

Почвоведение. Типы почв

Химия почвы

Круговорот атомов в природе

Книги Докучаева

Происхождение жизни

Вернадский. Биосфера

Биология

Эволюция биосферы

Геоботаника

 Биографии ботаников, почвоведов

Эволюция

Вопрос о колебании климата в послеледниковую эпоху одинаково интересует и геолога, и климатолога, и палеонтолога, и педолога, и биогеографа. Каждый исследователь, будучи специалистом в отдельной области, применяет свои особые методы решения этого вопроса. Поэтому, казалось бы, что данный вопрос находится в особенно благоприятных условиях для своего решения. Однако на самом деле этого вовсе не наблюдается, и мы еще очень далеки от его окончательного разрешения, что объясняется трудностью самого вопроса.

Изучение торфяников дает на протяжении уже более 70 лет ценный материал для построения тех или других гипотез о смене климата в послеледниковую эпоху. Особенно известны в этом отношении работы Я. Стен- струпа, А. Блитта, Р. Сернандера и Г. Андерссона. В последнее же время этим вопросом занялся также известный знаток германских торфяников К. А. Вебер.

В 1897 г. Вебер (Weber, 1897) впервые показал, что в торфяниках северо-западной Германии можно различить два горизонта сфагнового торфа: верхний — более светлый и нижний — более темный. Они разделяются тонким слоем сильно разложившегося торфа, состоящего главным образом из остатков пушицы (Eriophorum vaginatum) и вересковых кустарничков. Затем Вебер в целом ряде статей (Weber, 1900, 1904, 1907а, 1910) подробно развил свой взгляд на происхождение и значение этих двух слоев сфагнового торфа, названных им более молодым и более старым сфагновыми торфами (joingerer Sphagnumtorf и alterer Sphagnumtorf), и их разделяющего пограничного горизонта (Grenzhorizont).

Он полагает, что в болотах северо-западной Германии накопление сфагнового торфа длилось очень продолжительное время. Но был однажды перерыв этого процесса, когда болота прекратили свое дальнейшее развитие и высохли под влиянием наступившего векового сухого периода. Живой сфагновый ковер в это время был большей частью уничтожен, поверхность болота обсохла и осела, ранее образовавшийся сфагновый торф успел значительно разложиться. Если в это время торф и образовывался, tq главным образом из пушицы и вереска. Доказательство, что этот сухой период продолжался долгое время, Вебер видит в том, что в осушенных более ста лет тому назад торфяниках северо-западной Германии успел разложиться слой сфагнового торфа мощностью всего лишь около 25 см.

За этим сухим временем снова наступил более влажный, также вековой период, когда болота снова покрылись сфагнумом и начал отлагаться новый слой сфагнового торфа. Этот период продолжается и доныне. Мощность более старого сфагнового торфа около 1.5—2.0 м, пограничного горизонта — 25—30 см и более молодого сфагнового торфа 1—1.5 м.

К. А. Вебер (1900) полагал сначала, что пограничный горизонт относится к концу анцилового периода, но позже Вебер (1908) изменил этот взгляд. Он стал считать возможным, что образование молодого сфагнового торфа шло одновременно с образованием верхнего торфяного слоя (Upper Turbarian), а пограничного горизонта — с образованием верхнего лесногр торфа (Upper Forestian).

Д. Гики (Geikie, 1867) также полагал, что климатический тепловой максимум, на признании которого настаивает Г. Андерссон в Скандинавии, имел место и в северной Германии и что он мог быть или в течение, или в начале периода образования пограничного торфа, но уже после того, как Литориновое море начало заливать берега нынешнего Балтийского моря.

Г. Андерссон (Andersson, 1910) же свой климатический максимум начинает с анцилового времени и продолжает его до литоринового. К концу анцилового времени устанавливается более теплый, чем теперь, континентальный период, во время же максимума распространения Литоринового моря климат делается наиболее теплым, но и влажным. Андерссон говорит, что если относить сухой веберовский период к анциловому времени, то тогда будет полное совпадение с тем сухим временем, которое им было уже много лет тому назад на основании других данных установлено для всех прибалтийских стран. Это время должно приблизительно совпадать с бореальным блиттовским периодом.

Р. Сернандер (Sernander, 1908в), лишь несколько видоизменяя блит- товские периоды, связывает образование молодого сфагнового торфа с субатлантическим, а пограничного торфа — с суббореальным периодом. Суббореальный период помещается им в середину и в конец литоринового времени. Этот период, соответствующий бронзовому веку, характеризуется более теплым континентальным климатом. Наступивший же после этого субатлантический период связан с более суровым и влажным климатом, вызвавшим новое развитие моховиков (Sernander, 1910). Это расчленение торфяной толщи Р. Сернандер (Sernander, 1912) впоследствии склонен был объяснить влиянием местных, эдафических причин, но после того, как он осмотрел типичные веберовские разрезы, он вернулся к своему старому воззрению (Sernander, 1908b).

И. Штоллер (Stoller, 1910) относительно условий, при которых происходило образование этих различных слоев мохового болота (Hochmoor), полагает, что начало образования старого сфагнового торфа нужно отнести к периоду березовых и сосновых лесов. Этот период, соответствующий приблизительно второй половине анцилового времени, имел среднюю летнюю температуру (от мая до сентября) по меньшей мере около 12°С. За этим наступил продолжительный более теплый и относительно сухой климат, когда замерло образование болот и получил господство дуб. Этот период, который и соответствует пограничному горизонту, обнимает приблизительно вторую половину анцилового и начало литоринового времени. Средняя температура с мая по сентябрь, вероятно, поднималась до 17 °С. За этим следует период с влажно-теплым климатом, в котором бук начинает распространяться, а ольха делается обычным деревом. Этот период в северо-западной Германии относится им к середине литоринового времени. В это время и начал отлагаться молодой сфагновый торф.

X. Шрейбер (Schreiber, 1911—1912) на основании очень тщательного изучения торфяников в Зальцбурге и других местах Европы пришел к заключению, что и там можно различать перерыв в торфообразованиж. Он дает следующую схему строения торфяников в Зальцбурге:

1.         Более старый тростниковый торф, образовавшийся при континентальном клж- мате.

2.         Более старый лесной торф (Bruchwaldtorf) (климат более теплый и сухой, чаш теперь).

3.         Более старый моховой торф (климат влажнее и холоднее, чем теперь).

4.         Более молодой лесной торф (климат близок к настоящему).

5.         Более молодой моховой торф (климат снова влажнее).

6.         Современный лесной торф.

Между этим чередованием слоев торфа и чередованием климатических периодов в Альпах, устанавливаемым А. Пенком и Э. Брюкнером (Penck. Bruckner, 1909), он проводит определенные соотношения, полагая, что старый тростниковый торф, более старый моховой торф и более молодой моховой торф соответствуют по времени образования периодам, когда снежная линия в Альпах опускалась именно последовательно: стадия Бюля (Biihlstadium), стадия Генитца (Gehnitzstadium) и стадия Дауна (Daunstadium). Более старый лесной торф и более молодой лесной торф соответствуют промежуточным стадиям, когда граница снегов повышалась. При этом более старый лесной торф он параллелизует с веберовским торфом переходного леса (Ubergangswaldtorf), а молодой лесной торф — с его пограничным горизонтом. X. Шрейбер, между прочим, отмечает, что он при своих путешествиях в Данию, Скандинавию и Финляндию и там видел расчленение сфагновой толщи на два горизонта: более молодой и более старый сфагновые торфы.

В этот вопрос много интересного вносит JI. фон Пост, который в своих воззрениях примыкает к Р. Сернандеру. В своей недавно вышедшей работе (Post, 1913) о двойном расчленении сфагновой толщи в шведских торфяниках он прежде всего описывает строение одного торфяника (Hell- neger Moor) близ Бремена, где он под руководством самого Вебера мог ознакомиться с типичной картиной расчленения толщи сфагнового торфа на. более молодой и более старый слои, разделенные пограничным горизонтом. Знакомство с этим торфяником дало ему возможность легко установить подобное расчленение сфагнового торфа и в Швеции, которое было подтверждено и самим К. А. Вебером во время его поездки по южной Швеции с JL. фон Постом. Последним изучено несколько торфяников с подобным строением; особенно же подробному исследованию подвергнут был торфяник Никлохского мха (Nycklmoosen) в провинции Нерке (Narke), которое привело автора к заключению, что развитие этого торфяника согласуется во всем существенном с выводами К. А. Вебера относительно торфяников северо-западной Германии, а также подтверждает вполне взгляд Р. Сернандера, что пограничный горизонт образовался в суббореальный период. Более старый сфагновый торф, в смысле Вебера, был констатирован во многих местах южной Швеции, от Сконе до Упланда (возможно, и до Вестерботтена). К воззрению Р. Сернандера, что в суббореальный период климат делался суше по сравнению с атлантическим и торфяники в это время покрылись лесной растительностью, примыкает и JI. Эриксон (Eriksson, 1912). Впрочем, Торе Фрис (Fries, 1913) склоняется к мысли что атлантический и суббореальный периоды на севере Швеции не отличались друг от друга по влажности климата, характеризуясь оба континентальным и более теплым, чем современный, климатом. Оба эти периода он объединяет в лесной период.

Таким образом, мы видим, что пограничный горизонт, разделяющий торфяную толщу на два слоя, на более молодую и более старую сфагновые толщи, констатирован в целом ряде мест Западной Европы.

Интересно, однако, что в восточной Пруссии ни К. А. Вебер (Weber, 1912), ни X. Гросс (Gross, 1912) не констатировали пограничного горизонта. X. Потонье (Potonie, 1909), несмотря на тщательные поиски, только однажды нашел торфяник с пограничным горизонтом. Вебер это объясняет тем, что вся толща сфагнового торфа восточнопрусских торфяников соответствует по возрасту более молодому сфагновому торфу в северозападной Германии, на что указывают частью стратиграфия болот, частью морфологические особенности сфагнового торфа.

Итак, все вышепоименованные авторы видят в расчленении сфагновой толщи на описанные горизонты следствие колебанйя климата в послеледниковую эпоху, относя образование сфагновых слоев к более холодному и влажному климату, а пограничного горизонта — к более сухому и теплому. Но в определении времени, когда возник этот пограничный горизонт, авторы сильно расходятся. К наиболее древнему времени, именно к концу анцилового периода (бореальному периоду Блитта— Сернандера), относит пограничный горизонт И. Штоллер. К нему примыкает и Г. Андерссон, приурочивая свой климатический максимум к этому времени.

К. А. Вебер же полагает, что этот горизонт начал откладываться значительно позже, после середины литоринового времени. К этому же взгляду примыкает и X. Шрейбер, по-видимому, также и Берэн. Р. Сернандер, JI. фон Пост и JI. Эриксон еще ближе передвигают этот момент: они считают, что образование пограничного торфа необходимо отнести к суббореальному периоду, т. е. к концу литоринового времени, куда археологи помещают бронзовый век. В это же время в южной Швеции и поселяется ель. Вольф (Wolf, Stoller, 1905) считает пограничный горизонт еще более молодым. Он исследовал одну дощатую дорогу (Bohlweg), погребенную в торфянике в Гольштинии, и пришел к заключению, что эта дорога залегает в самом низу более молодого сфагнового торфа, т. е. в пограничном горизонте. Такое же отношение обнаруживают к стратиграфии болот и большинство известных погребенных дощатых, так называемых римских дорог, относимых к первым векам нашей эры. Отсюда Вольф делает вывод, что молодой сфагновый торф имеет возраст 1500—1900, самое большое — 2000 лет, т. е. что образование пограничного горизонта закончилось уже после начала нашей эры.

Однако далеко не все авторы согласны с тем, что находки пограничного горизонта могут доказывать существование в послеледниковое время периода с сухим и теплым климатом, разделявшего периоды с более влажным и холодным климатом.

X. Потонье (Potonie, 1909), исследуя также торфяники северной Германии в Ганновере, нашел в болоте Гитхорнер (Githorner Moor) не один, а целых два пограничных горизонта. Он рисует такое чередование слоев начиная сверху:

1.         Неспелый сфагновый торф.

2.         Верхний пограничный горизонт.

3.         Полуспелый сфагновый торф.

4.         Нижний пограничный горизонт.

5.         Спелый сфагновый торф.

Кроме этого, он обнаружил, что в периферических частях торфяника бывает всего один слой пограничного торфа. В пограничных горизонтах Потонье нашел древесный уголь и золу, что показывает, что во время высыхания поверхности болота здесь имели место пожары, которые, по его мнению, могли возникать от молнии. Исходя из своих наблюдений, автор полагает, что это расчленение сфагнового торфа на 3—5 горизонтов может зависеть от чисто местных причин, вызывавших колебание уровня воды в болоте. Однако К. А. Вебер (Weber, 1900) отмечает, что в описываемом случае X. Потонье принял слой с углем, образованным выгоранием поверхности болот во время образования более старого сфагнового торфа, за другой пограничный горизонт; в действительности же там настоящий пограничный горизонт только один.

Е. Раманн (Ramann, 1910) происхождение этого пограничного горизонта пытается объяснить иначе. Он пишет, что опыт культуры болот показывает, что капиллярный подъем воды в пористом сфагновом торфе не так велик, как обыкновенно думают, и достаточно осушить болото менее чем на метр, чтобы при господствующих в северной Германии условиях растительность начала испытывать недостаток в воде. Нельзя допустить, чтобы испарение со сфагновой поверхности было незначительнее испарений другим растительным покровом. При значительной мощности торфяника сфагнум не может уже получить снизу достаточного количества воды и поэтому начинает медленнее расти, пользуясь только той водой, которая задерживается в верхних слоях. Благодаря этому наблюдаются два более богатых водой торфяных слоя, разделенные более сухим торфом. При таком положении на поверхности может развиваться другая флора, чем была раньше на торфянике. В дальнейшем из-за разложения сфагнума объем торфяников должен уменьшаться, причем уменьшается и водонепроницаемость торфа, что создает условия большей влажности на поверхности болота, вызывающей снова энергичный рост мхов. Поэтому Раманн и полагает, что расчленение сфагновой толщи на два сфагновых слоя, разделенных пограничным горизонтом, может быть вполне объяснено вышеописанными причинами и нет надобности к этому привлекать колебание климата. Раманн видит подтверждение своих взглядов и в том, что, как выше сказано, погребенные римские дороги определяют возраст более молодого сфагнового торфа в 2 тыс. лет. Трудно допустить, говорит он, чтобы между временем римского нашествия в Германию и настоящим временем климат изменился.

Однако вряд ли можно согласиться с взглядом Раманна на развитие и питание торфяников. Прежде всего, как известно, в возвышенных болотах (Hochmoore) сфагнум живет большей частью почти исключительно за счет атмосферной воды, и, во-вторых, существование более сухого слоя между двумя более влажными не подтверждается наблюдением. Даже тогда, когда в жаркий летний день поверхность сфагнового ковра совершенно высыхает, на небольшой сравнительно глубине стоит вода. Поэтому объяснение Е. Раманна является чисто спекулятивным, и на нем нельзя базироваться, возражая К. А. Веберу. Ссылка на возраст более молодого сфагнового торфа, определяемый по погребенным римским дорогам, также мало убедительна, так как можно возразить и против самого метода определения таким путем возраста слоя сфагнума. Во-первых, во многих случаях очень ненадежно утверждение, что такие дороги лежат в пограничном горизонте, ибо, если даже ниже идет разложившийся торф, то еще требуется доказать, что это будет старый сфагновый торф в смысле Вебера: ведь торф мог разложиться благодаря настилке дороги, Остановившей на столетие процесс торфообра- зования; затем такая же дорога ведь была найдена в болоте Дипхольц- Лонер (Diepholz-Lohner Moor) (Prejawa, 1896) среди молодого сфагнового торфа в первой его половине. Не говорю уже о том, что в некоторых случаях определение погребенных дорог как римских не является вполне точным.

Р. Шталь (Stahl, 1913), который исследовал Мекленбургские торфяники, видит причины возникновения пограничного горизонта не в изменении климата, а в изменениях уровня грунтовых вод, вызванных различной высотой местности над уровнем моря в течение литоринового и анцилового времени. Но, как справедливо замечает Л. фон Пост, гипотеза Р. Шталя уже потому не выдерживает критики, что ведь развитие сфагнового торфа происходит вне зависимости от уровня грунтовых вод, а кроме того, предположение Шталя невероятно еще и потому, что в этом случае приходилось бы допустить, что морская трансгрессия литорино- вого времени влияла на уровень воды таких болот, которые находятся ныне над уровнем моря более чем на 40 м.

Не допускает существования в послеледниковый период времени, отличающегося более теплым периодом, и Г. И. Танфильев. Он, изложив существующие доводы за и против этого положения, приходит к следующему выводу: «. . . можем ли мы, таким образом, считать действительно доказанным, что в послеледниковую эпоху север Европы пользовался одно время более теплым климатом, чем он им пользуется теперь? Ответ должен быть пока только отрицательный, потому что все те факты, которые как будто говорят в пользу температурного максимума, поддаются и другому объяснению» (Танфильев, 1911, стр. 132). Однако сам автор, подробно разобрав аргументы Г. Андерссона в пользу его температурного максимума, аргументы, главным образом основывающиеся на находках остатков растений в торфяниках, свидетельствующих об ином их прежнем распространении, не приводит новых возражений против взглядов К. А. Вебера на происхождение пограничного горизонта, кроме тех, какие были мною отмечены раньше.

Одно из крупных затруднений, которое встречает гипотеза Вебера, это необходимость доказать одновременность происхождения пограничных горизонтов в разных торфяниках, что неминуемо должно быть, раз возникновение этого горизонта связано с общим изменением климата. В этом отношении приобретает большое значение изученная JI. Постом (Post, 1913) «граница еловой пыльцы» (Fichtenpollengrenze), наблюдающаяся в торфяниках Швеции. Так как в Швецию ель пришла сравнительно недавно, то ее пыльца встречается часто только не ниже известного горизонта; и так как эта пыльца всюду разносится ветром и легко может быть констатирована при помощи микроскопа, то в пределах небольшого участка страны эта граница еловой пыльцы может служить средством для хронологической параллелизации отдельных слоев. Так, Посту удалось установить, что в провинции Нерке в Швеции граница еловой пыльцы всюду почти точно совпадает с пограничным горизонтом. Это подтверждает одновременность перерыва в развитии у всех сфагновых болот этой провинции.

Таким образом, рассмотрение всех имеющихся в настоящее время фактов заставляет решительно склониться к признанию правильности взглядов К. А. Вебера, Р. Сернандера и JI. фон Поста на происхождение пограничного горизонта. Но в то же время остается невыясненным вопрос, чем было вызвано изменение климата в сторону сухости и повышения температуры в Прибалтийских странах: было ли это результатом местных причин или же более общих. На этот счет И. Штоллер (Stoller, 1910) высказывает соображение, что такой причиной могло быть превращение замкнутого Анцилового озера в Литориновое море, когда установилась связь с Немецким морем и через образовавшийся пролив проникли теплые воды Гольфстрима. Когда к концу литоринового времени вследствие нового поднятия суши прекратился доступ Гольфстрима в Литориновое море, климат опять сделался холоднее. Но такое предположение может быть допустимо только в том случае, если окажется прав Штоллер, относящий начало образования пограничного торфа к концу анцилового времени. Но на этот счет, как мы видели, есть и другие взгляды.

Итак, если в настоящее время существование пограничного горизонта достоверно доказано в Зальцбурге, Голландии, северной Германии и южной Швеции, то естественно ожидать, что и в России, по крайней мере в местностях, тяготеющих к Балтийскому морю, должен быть обнаружен этот горизонт. Однако, насколько мне известно, до сих пор пограничный горизонт не был известен в России.

Это, по-видимому, объясняется тем, что наши торфяники, в особенности в отношении их строения, еще очень мало изучены. Так, даже в окрестностях Петербурга могут быть указаны места, где толща сфагнового торфа распадается на два слоя: более молодой и более старый торф. Такое строение имеет так называемый Шуваловский торфяник, лежащий к востоку от ст. Парголово Финляндской ж. д. Этот торфяник был подвергнут исследованию еще Г. И. Танфильевым. В своем первом отчете об исследовании болот Петербургской губ. Танфильев так его характеризует: «Близ 1-го Парголова, верстах в 1.5 к востоку от Шуваловского парка, лежит типичнейшее моховое болото, называемое местными крестьянами „черной горой". Болото это очень хорошо видно, например, из Сто- рожиловки, откуда оно представляется явственной заметной возвышенностью, сложенной, как оказывается при ближайшем осмотре, из торфа, толщина которого достигает 8 аршин мощности. Здесь еще имеется оз. Му- наярви, быть может остаток прежнего, более обширного болота» (1888, стр. 57). Во втором своем отчете Танфильев несколько иначе описывает его; так, мы читаем: «Торфяник этот с поверхности моховой, и таким я его описал в отчете за 1887 г.; при ближайшем же исследовании оказалось, что он в нижних своих слоях принадлежит к типу лесных, прислонен к холмам у деревни Бугрово и обязан своим происхождением ключам, вытекающим из тех же холмов и образовавшим на поверхности болота целый ряд вытянутых в длину окнищ. Окнища эти не могут быть остатком озерного бассейна, так как уровень их (также и болота) выше берегов болота, по крайней мере западных и южных. Кроме того, в торфе постоянно попадаются древесные остатки, а эти последние принадлежат, очевидно, когда-то жившим на поверхности болота деревьям, погибшим при постепенном разрастании его в вышину. Шуваловское болото лежит в котловине, дно его глинистое, а стенками служат склоны песчаных бугров, у основания которых естественно ожидать выхода ключей. Такие ключи здесь действительно наблюдаются, например у Замани- ловки, на самой дороге в Порошки. Представим себе, что Шуваловское болото успело заполнить всю котловину между Парголовом, Юкками, Порошками и Буграми; нам легко могло бы тогда показаться, что на месте болота было прежде озеро. Такое заполнение и произошло бы, если бы ему не препятствовали канавы, окружающие болото и перехватывающие вытекающую из него и заболачивающую окружающую местность воду» (1889, стр. 137—138). Описывает вкратце Танфильев этот торфяник и в 1897 г., но новых данных не сообщает.

Мною этот торфяник посещался неоднократно. Первые мои экскурсии относятся к 1906 и 1907 гг. В это время он еще не начинал разрабатываться, и для выяснения его строения мною был заложен ряд скважин при помощи моего большого бура (Сукачев, 1909). В последние же годы я много раз имел возможность как лично, так и вместе с руководимыми мною разнообразными экскурсиями видеть его разрез благодаря начавшейся деятельной разработке его.

Торфяник в настоящее время представляет собой настоящее возвышенное сфагновое болото (Hochmoor) с довольно ровной поверхностью сверху. Ближе к берегам болото покрыто ассоциацией Sphagnetum nano- pinosum, характеризующейся тем, что на сфагновом, несколько бугристом ковре растет типичная низкорослая корявая сосна в среднем не выше 1—1.5 м, с совершенно поверхностной корневой системой без вся- 3 ких следов стержневого корня. К сфагнуму присоединяются ближе к скло- , нам нередко Polytrichum, Cladonia и некоторые другие мхи и лишайники.

Остальная растительность не очень густа, но нижепоименованные кустарники местами, особенно ближе к склонам, образуют довольно густую заросль. Здесь замечены следующие виды: Andromeda polifolia, Betula nana, Drosera rotundifolia, Calluna vulgaris, Empertrum nigrum, Cassandra calyculata*, Eriophorum vaginatum, Rubus chamaemorus, т. е. типичная для таких мест флора.

Удаляясь от. краев в глубь болота, мы видим, что сосна растет реже, хуже выглядит, ниже и корявее. Вместе с тем все чаще и чаще начинают попадаться лишенные сосны места, где особенно обильно развита пушица (ассоциация Sphagnetum eriophorosum), но сосна отсутствует. Попадаются также несколько пониженные места, сплошь, как щеткой, поросшие Scheuchzeria palustris, где другая высшая растительность почти отсутствует, лишь в виде примеси растут Carex limosa и Rhynchospora alba (ассоциация Sphagnetum scheuchzeriosum).

Дальше вглубь встречаем еще более пониженные места, занятые озерами. Здесь, следовательно, мы имеем дело с тем явлением, которое многие иностранные авторы называют «мочажины» — Schlenken (Post, Sernander, 1910), т. е. богатые водой местные понижения моховой поверхности, возникшие вследствие замедленного или прекращенного здесь торфонакопления. В одних случаях это приводит лишь к слабым понижениям, покрытым пушицей, в других — к несколько более сильно развитым понижениям с шейхцерией, а при еще большем их развитии получается открытая водная поверхность. Другие авторы называют их «озерки» Kolken и «болотные озерки» — Kolkmoore, считая оба эти термина синонимами (Cajander, 1913). Но JI. Пост, Р. Сернандер, и X. Потонье (Potonie, 1912) эти два понятия различают, удерживая за «Schlenken» то значение, какое мною выше указано, под названием же «Kolken» имеют в виду более глубокие, совершенно иного происхождения прудики на болоте.

Эти понижения (Schlenken) представляют собой, таким образом, не остатки от прежних водоемов, а напротив, новообразования на поверхности мохового болота. В одних случаях такие понижения с открытой водной поверхностью разрастаются, размывая берега, в других же случаях, когда они малы, снова затягиваются мхом, проходя постепенно следующие стадии: открытая водная поверхность -> Sphagnetum scheuchzeriosumSph. eriophorosum -> Sph. nanopinosum.

Что эти Schlenken не являются остатками ранее здесь бывших озер, свидетельствует бурение. Скважины, заложенные ближе к середине болота, обнаруживают, идя сверху, такое строение:

1.         Около 3 м. Сфагновый торф.

2.         Около 2—2.5 м. Осоковый торф,

3.         Около 0.5 м. Сапропелит (Gyttja).

Ближе, к берегам, но все же значительно от них отступя, мы имеем такое строение:

1.         Около 2.5 м. Сфагновый торф.

2.         Около 1.5 м. Гипновый торф.

3.         Около 1 м. Осоковый торф на дне с мелкими древесными остатками.

Эти разрезы с очевидностью рисуют нам следующую историю развития Шуваловского торфяника: на месте нынешнего торфяника первоначально было небольшое озеро (или озерки). Оно заторфовалось, после чего торфяник начал наползать на соседние сухие места, причем первоначально осоковое болото сменилось гипновым, а затем сфагновым. Уже на поверхности этого сфагнового болота образовались ложбинки и котловинки, заполнившиеся водой, но они генетически не связаны с первоначальным озером, которое, хотя было и невелико, тем не менее послу* жило очагом развития всего большого торфяника.

Искусственный разрез торфяника  у торфяного завода на западной окраине болота вполне подтверждает этот вывод и обнаруживает интересное строение сфагновой толщи. В той части разработки торфяника, которая наиболее вдается в глубь болота, обнажена в настоящее время отвесная стена торфа мощностью около 3 м. До начала же разработки она была несколько больше, так как из-за некоторой осушки этой част* болота здесь произошло уплотнение торфа и оседание поверхности. Впрочем, это оседание не было значительным. Вероятно, поверхность здесь была выше на 0.5—0.75 м. На этом месте торфяника обнажаются, начиная сверху, следующие слои:

рияг 1зо см. Более молодой сфагновый торф, мало разложившийся, с нередкими тонкими линзами более темного, сильнее разложившегося торфа — отложение вышеописанных лужиц воды (Schlenken). Остатки Eriophorum vaginatum встречаются изредка. Пней сосны мало, и эти пни невелики, указывая, что сосна во время отложения этого торфа не была толще 3—4 см, т. е. такая же, какая теперь растет на поверхностм торфяника.

2.         20 см. Пограничный горизонт, очень резко отграниченный от верхнего и постепенно переходящий в нижеследующий слой. Чаще остатки Eriophorum vaginatum. Нередки большие пни и целые стволы сосны (диаметром до 35 см). Корневая шейка пня соответствует как раз этому горизонту, конусовидно заостренная верхушка вдается в вышеследующий слой, корни же уходят в нижележащий горизонт. Боковые корни сильные, толстые. Одна изученная корневая система достигала в диаметре 2.25 м. У большинства пней сохранился стержневой корень, который, хотя и не имел такой длины, какая бывает на сухих почвах, но все же достигал 30 см, углубляясь отвесно и часто ветвясь. На взятом в музей стволе из этого горизонта наблюдалось расстояние между мутовками до 22 см, а годичный прирост по диаметру достигал 4 мм. Весь ело! сильно разложился, от темно-коричневогр до почти черного цвета, весь пронизан вертикальными, тонкими ходами от корней растительности, заходящими и в нижележащий слой.

3.         70 см. Более старый сфагновый слой, без древесных остатков, сильно разложился и более темной окраски. Изредка разбросаны пучки влагалищ Eriophorum, vaginatum.

4.         40 см. Чистый гипновый торф без древесных остатков.

5.         12—15 см. Тростниковый торф. Почти целиком состоит из плотно слежавшихся стеблей, листьев и корневищ Phragmites communis.

6.         10—12 см. Осоково-гипновый торф с ветвями ольхи (Alnus sp.) и березы (Be- tulii sp.). Часты листья Betula nana, мешочки Сагех sp., плодики Scirpus lacustris.

7.         Нетолстый слой песка.

8.         Глина.

Такое строение торфяник имеет на всем протяжении, где ведется разработка, лишь несколько меняется мощность отдельных слоев. Расчленение сфагновой толщи на два горизонта и пограничный горизонт с пнями прекрасно видно уже издалека.

На основании этого разреза можно сделать следующие выводы.

1.         Весь характер пограничного горизонта и нижеследующего за ним говорит о том, что в развитии сфагнового торфа происходил перерыв, во время которого поверхность торфяника сильно высохла, заселилась соснами, которые росли почти так же хорошо, как теперь на суше при средних условиях, ничего не имея общего по характеру роста с той корявой сосной, которая ныне растет на этом болоте.

2.         В данном месте болото развивалось путем заболачивания суши. Первоначально здесь, ближе к периферии торфяника, была древесная заросль с ольхой и березой. По-видимому, тут же росла Betula папа. Это место начало увлажняться водами, подтекавшими с соседнего торфяника, благодаря чему получили развитие осоки и гипнум. В дальнейшем наблюдается сильное увеличение притока воды и поселяется Phragmites communis, который сменился чистым гипнумом. На него уже надвинулся сфагновый покров и развился Sphagnetum.

3. Исходя из того что С. А. Яковлев (1925а) относит образование глины в основании разреза к иольдиевому времени, а тонкого слоя песка — к анциловому, приходится признать, что начало развития болота необходимо отнести не ранее, как к началу литоринового времени. Если принять во внимание, что с того времени должна была отложиться довольно мощным слоем гиттия на дне первоначального озера, озеро окончательно заторфоваться, наконец, должна была накопиться довольно значительная толща гипнового и более старого сфагнового торфа, то станет ясным, что образование торфа ни в коем случае не приходится относить к концу анцилового времени и началу литоринового. Более вероятно, как утверждают JI. Пост и Р. Сернандер (Post, Sernander, 1910), что этот перерыв в образовании торфяника приходится приурочить к концу литоринового века, т. е. к суббореальному периоду.

Нельзя не отметить интересного факта нахождения остатков Betula папа на дне торфяника. И в настоящее время эта березка растет в Петербургской губ., но только на сфагновом ковре, тогда же она росла, по-ви- димому, непосредственно на минеральной почве. Не исключена возможность, что листочки ее сюда занесены с другого места, быть может, с этого же сфагнового болота, которое к тому же времени еще не успело дойти сюда. Против такого предположения может, впрочем, говорить обильное нахождение в разных местах разреза остатков этого растения. Будущие исследования должны окончательно разрешить этот вопрос.

В заключение нужно заметить, что описываемое нахождение пограничного торфа не является уже сейчас единственно известным у нас. Так, М. М. Юрьев сообщил мне, что он наблюдал пограничный горизонт в разрезе торфяника Гладкое близ платф. Проба Ириновской ж. д., а также на Ириновском болоте близ платф. Торфяная той же железной дороги. То же, по словам Ф. Н. Дингелыптедта, наблюдается и по Свири. Наконец, Р. И. Аболин (1914) в восточном болотном районе Псковской губ. также констатировал на глубине 2—2.5 м такой же пограничный горизонт.

Таким образом, перерыв в развитии торфяников, приведший к образованию пограничного горизонта, имеет место, по-видимому, не только на Шуваловском торфянике, но на других болотах этого района. Нужно думать, ч?о причина, вызвавшая это явление, не была местной, а общей, каковой может быть только изменение климата. Если имеющихся данных еще недостаточно, чтобы окончательно утверждать это, то во всяком случае такое допущение становится весьма вероятным.

Решение этого вопроса составит благодарную задачу дальнейшего изучения наших торфяников.

К содержанию книги: ПРОБЛЕМЫ БОЛОТОВЕДЕНИЯ, ПАЛЕОБОТАНИКИ И ПАЛЕОГЕОГРАФИИ