 |
|
|
Сукачёв. БОЛОТОВЕДЕНИЕ И ПАЛЕОБОТАНИКА |
К ВОПРОСУ ОБ ИЗМЕНЕНИИ КЛИМАТА И РАСТИТЕЛЬНОСТИ НА СЕВЕРЕ СИБИРИ В ПОСЛЕТРЕТИЧНОЕ ВРЕМЯ
|
Смотрите также:
Биографии ботаников, почвоведов
|
Вопрос об изменении климатических условий в ледниковый и послеледниковый периоды имеет большое научное значение не только сам по себе, но и для целого ряда других наук, например геологии, почвоведения, фитогеографии, зоогеографии, археологии, истории культуры и пр.
Поэтому понятен тот интерес, который проявляется к нему, особенно в последнее время. Как известно, он был основным на XI международном геологическом конгрессе в Стокгольме в 1910 г., где был сделан целый ряд докладов об изменении климата со времени максимума последнего ледникового периода, освещающих положение не только во всех культурных странах Европы и Северной Америки, но и в странах южного полушария. Исключением, однако, явились Россия и страны Азии. Относительно России была представлена лишь небольшая статья Г. И. Танфильева (Tanfiljef, 1910), отвечавшая на общий вопрос, насколько по ископаемым растениям можно судить о прошлых климате и растительности и вовсе не касавшаяся собственно изменения климата и растительности в России за это время. Это объясняется частью случайными причинами, но главным образом малой изученностью этого вопроса у нас. Последнее же исключительно является причиной того, что и об Азии на конгрессе не мог быть представлен соответствующий доклад. Однако, если принять во внимание величину Азиатского континента и, в частности, Сибири, то станет понятным, насколько неизученность упомянутых стран в этом отношении может тормозить решение данного вопроса в целом и насколько насущным является скорейшее изучение их климата в послетретичное время. Это и побуждает меня опубликовать те немногие данные на этот счет, какие мне удалось собрать во время поездки на Северный Урал, в Карскую тундру и низовья Оби, участвуя в качестве ботаника в экспедиции, снаряженной Российской академией наук и Русским географическим обществом на средства бр. Кузнецовых в 1909 г.
Если обратиться к тем 48 докладам, которые напечатаны в сборнике Стокгольмского конгресса (Die Veranderung des Klimas. . ., 1910), то мы увидим, что главнейшим методом для решения вопроса о смене климатов в послетретичное время является фитопалеонтологический, в частности изучение как ископаемых, так и рецентных торфяников. Принимая во внимание, что в северной части Евразии, как и Северной Америке, торфона- копление сильно развито, что на Крайнем Севере есть все условия для прекрасной сохранности растительных остатков, мы должны особенно много ждать от изучения торфяников арктической области. В этом нас убеждаю» и^имеющиеся уже данные на этот счет. Ниже я привожу вкратце результат исследования, главным образом торфяников, в посещенном мною районе.
Процесс торфообразования, особенно сфагнового, в исследованное мною районе за пределами лесной растительности в настоящее врем* представлен крайне слабо. Насколько я мог заметить, при современных условиях не только в сфагновых болотах, которые очень мало распространены в районе, но и в гипновых, очень обычных там, а также и в травян»- осоковых накопление торфа или вовсе не происходит, или идет край» медленно. По-видимому, сфагновые болота с сопровождающими их значительными толщами торфа развиты лишь южнее, к северу же они сменяются большей частью гипновыми, причем торфообразование вообще сильно замедляется. Эта смена болот подтверждается также наблюдениям* Б. Н. Городкова (1915) в обском районе.
Тем не менее во время нашей экспедиции мне удалось обнаружить в Карской тундре местами значительные толщи торфа, и большей частью сфагновые. Однако ближайшее их исследование дает основание считать их ископаемыми, относя их образование к прежнему времени. Такие торфяники были встречены на обратном пути экспедиции вдоль берега Карского моря уже южнее 68°40' с. ш. между реками Пыдератой и Обью. Не давая общей характеристики, что имеется в статье О. О. Баклунд (1911), я остановлюсь лишь на условиях залегания этих торфяников.
Путь экспедиции в той части его, где были встречены ископаемые торфяники, проходит по местности то более, то менее всхолмленной, с общей покатостью на северо-восток от предгорий Урала. Возвышается эта местность над уровнем моря, насколько можно судить по результатам работ топографа экспедиции Н. А. Григорьева, на 30—80 м, но отдельные сопки и гряды имеют и значительно большую высоту. На этом протяжении большей частью развиты супесчаные и глинистые породы то с большим, то с меньшим количеством разной величины окатанных валунов. Местами наблюдались выходы и коренных пород. Отложений морской трансгрессии на всем том протяжении, где были встречены торфяники, не было обнаружено.
Переходя теперь к описанию каждого из торфяников, я коротко остановлюсь на условиях их залегания, строения и тех растительных остатков, которые в них были найдены, начав с самого нижнего.
Общая мощность торфа колеблется от 1 до 2.25 м. Сверху имеем сфагновый торф около 1—1.5 м мощностью. В северном конце торфяника он непосредственно лежит на сизоватом суглинке, в средней части между ними залегает осоковый торф (0.25—0.5 м), а в южной части между этим и сфагновым торфом вклинивается слой гипнового торфа (мощностью до 0.75 м). Однако в северной части замечено, что сфагновый торф покрывается тонким (0.15 м) малоразложившимся гипновым торфом. В слое сфагнового торфа обнаружены остатки следующих растений: Andromeda polifolia (листья), Betula pubescens (листья, чешуи, плодики, древесина и кора), Comarum palustre (плодики), Empetrum nigrum (семя), Eriophorum vaginatum (плодик), Larix sibirica* (шишки, древесина, семена), Ledum palustre (листья), Lyonia calyculata* (часть листа), Menyanthes trifoliata (семена), Oxycoccus microcarpus (листья), Picea obovata (шишки, ветви, хвоя), Vaccinium vitus-idaea (листья).
В слоях гипнового (нижнего) и осокового торфов и в подстилающей их породе найдены Betula pubescens (пень in situ, чешуи, кора), Сагех rostrata (мешочки), Comarum /palustre (плодики), Equiserum limosum* (стебли), Menyanthes trifoliata (семена), Picea obovata (хвоя, древесина), Potamogeton sp. (семена). Кроме этого, стволы Larix sibirica* часто встречались под торфом в слое суглинка, а также в нем и в других частях берега озера.
Из этих данных можно сделать следующие выводы: погребенный ныне торфяник образовался из озера путем зарастания его осоками и гипну- мом, впоследствии сменившимися сфагнумом, который хорошо развивался и обильно плодоносил (часто встречаются коробочки), а затем к концу жизни торфяника он частично сменился снова гипнумом. Затем весь торфяник был занесен суглинком, который впоследствии в значительной степени был смыт и сохранился лишь местами на торфе. Существование этого суглинка в том виде, как он сейчас покоится на торфе, продолжалось длительно, так как на этом суглинке успел образоваться вполне развитой для тундры почвенный слой. Размывом суглинка захвачен и подстилающий его торф, местами окончательно уничтоженный. Образовавшееся рядом озеро, которое не стоит в генетической связи с прежде здесь бывшим озером, постепенно подмыло этот холм. В течение всей жизни первоначального озера и торфяника в окрестностях была древесная растительность из елей,, лиственниц и берез. Во время развития торфяника были условия, благоприятные также для развития сфагнума и накопления торфа.
2. Торфяник близ оз. Паудей-лора (60-я стоянка). Несколько далее к северу от Ярай-лора, близ оз. Паудей-лора на берегу маленького безымянного озерца также обнажается в обрыве берега торфяник, который вместе с покрывающим его наносом представляет значительно возвышающийся над всей местностью бугор. Валуны, которые не замечены были в предыдущем случае, здесь встречаются в наносе, как покрывающем торфяник, так и подстилающем его. Внизу под торфяником замечены очень крупные валуны, сверху более мелкие, но достигающие до 20 см в диаметре. Нанос, покрывающий торф, супесчаный, мощностью до 1 м. Подстилается торф тонким слоем глины, а затем идет слоистый светло-серый песок. Толстые стволы ели и лиственницы встречаются как в торфе, так и в верхних горизонтах подстилающей его породы. Мощность торфа 1—1.35 м, нижняя половина торфяника сложена из гипнового, реже осоково-гипно- вого торфа, а верхняя из осокового, местами с примесью гипнового.
Растительные остатки в торфе обнаружены следующие: Alnus fruticosa* (шишечка), Betula pubescens (плодики, чешуи, кора, листья), В. pubescens, В. папа (чешуи), Carex rostrata (мешочки), Comarum palustre (плодики), Equisetum limosum* (стебли), Larix sibirica* (шишки, семена, ветви), Menyanthes trifoliata (семена), Picea obovata (шишки, хвоя, древесина* семена), Salix sp. (древесина), Vaccinium uliginosum (листья).
Рассмотрение условий залегания этого торфяника, его строения и растительных остатков, в нем обнаруженных, дает возможность видеть, что здесь много общего с торфяником у Ярай-лора. Но рассматриваемый сейчас торфяник образовался не из озера, а путем заболачивания сухого места. Как и у Ярай-лора, здесь произошел нанос торфяника суглинком с валунами, впоследствии значительно размытого. Древесная растительность, которая ныне вовсе отсутствует у оз. Паудей-лора, раньше обильно здесь росла, и ширина годичных слоев, величина хвои и шишек свидетельствуют, что условия для ее развития были вполне удовлетворительны. 3. Торфяник у оз. Ху-лора (59-я стоянка). Еще далее к северу, недалеко от водораздела между реками Пыдератой и Щучьей, близ р. Юнь-Яги, притока Щучьей, но вне ее долины, на возвышенной тундре располагается довольно обширное озеро Ху-лор. На южном берегу озера подмывается торфяник. Мощность торфа — 1.5 м. Подстилающая порода с валунами, мощность до уровня озера — 1.5 м. Торф в верхней части разреза сильно спрессован, уплотнен, ниже делается более рыхлым. Торфообразования ныне нет, и поверхность его суха, с жалкими кустиками багульника и морошки. Сфагнума и гипнума нет. Торф гипновый и осоко-гипновый.
Растительные остатки в нем обнаружены следующие: Betula pubescens (чешуи, плодики), Calla palustris (семена), Carex sp. (мешочки, плодики), Ceratophyllum demersum (плоды), Comarum palustre (плодики), Larix si- birica* (ветвь), Picea obovata (хвоя, шишки, древесина, семена), Potamoge- ton sp. (плодики), Rubus idaeus (семя). Много диатомовых водорослей. В дне озера из почвы на противоположном берегу выставляются стволы лиственницы, ели и березы, и, кроме того, обнаружена ветвь диаметром 1.5 см пихты Abies (,sibirica?).
Таким образом, мы видим, что торфяник образовался в зараставшем гипнумом и осокой водоеме. Был ли он впоследствии покрыт минеральным наносом, который потом мог быть смыт, неизвестно. Значительная спрессованность верхних слоев торфа наводит на мысль о возможности этого. Растительные остатки, здесь обнаруженные, очень интересны. Во-первых, остатки ели, лиственницы и березы, судя по их древесине, листьям и шишкам, росли здесь хорошо. Во-вторых, находки пихты, малины и роголистника погруженного, имеющих свои северные границы распространения значительно южнее, указывают на существенно более мягкие условия тогдашнёго климата, чем теперь.
4. Торфяник у р. Няда-Яги (57-я стоянка). Направляясь далее на северо-запад, на берегу Пяда-Яги, притока Пыдераты, снова находим обнажения обширного торфяника. В этом месте река образует излучину и сильно подмывает свой коренной берег, образующий здесь высокий обрыв, поднимающийся над уровнем реки, по определению Н. А. Григорьева, на 35 м, а над уровнем моря на 70 м. В верхних частях этих обрывов, изрезанных в виде зубцов оврагами, обнажается торф. Эта часть коренного берега, где обнажается торф, занимает ясно выдающееся положение над всей местностью. Под слоем супесчаного и суглинистого наноса общей мощностью 1—2 м залегает слой торфа мощностью до 2.3 м. Подстилающая торф сизовато-серая глина переходит ниже в песок, заключающий более крупные, более 1 м в диаметре, валуны. Большая часть толщи торфа состоит из сфагнового торфа, подстилаемого гипновым торфом. В одном же месте вся толща состояла из сфагнового торфа, лишь в нижних частях его замечена была значительная примесь осок.
В сфагновом торфе обнаружены следующие растительные остатки: Andromeda polifolia (листья), Betula папа (листья, ветви), В. pubescens (стволы, кора, чешуи, побеги, плодики), Comarum palustre (плодики), Menyanthes trifoliata (семена), Oxycoccus microcarpus (листья), Vaccinium uliginosum (лист), Picea obouata (хвоя). В гинновом торфе обнаружены Betula pubescens (чешуи, плоды), Carex sp. (мешочки), Menyanthes trifoliata (семена), Polytrichum sp. (стебель с листьями), Potamogetom sp. (плоды), Salix sp. (древесина).
Таким образом, по своему происхождению и дальнейшему развитию этот торфяник имеет много общего с торфяником у Ярай-лора. Так же он покрыт наносом, на котором успел образоваться почвенный слой, и самый нанос, и торф под ним, и также отчасти подстилающий его песок размыты и рассечены довольно глубокими оврагами. Образование этого торфяника происходило, когда р. Няда-Яга не подошла еще к этому месту, и в его образовании главная роль принадлежала сфагнуму, очень энергично росшему. 5. Торфяник у р. Пыдераты (56-я стоянка). В этом месте долина Пы- дераты значительно расширяется и ниже коренных берегов обособляется терраса, которая значительно возвышается над современным руслом Пыдераты. На этой террасе располагается бугор Лыа-Нырт, являющийся остатком от размывания коренного берега, близ которого располагается оз. Ай-лор, из которого течет ручей в Пыдерату. Все оз. Ай-лор окружено торфяником, который большей частью покрыт супесчаным наносом. Торфяник хорошо обнажается как по ручью, вытекающему из Ай-лора, так и по берегу Пыдераты близ ее устья. Мощность супесчаного наноса 0.25—1 м, часто он с обильной щебенкой. Слой торфа 150—250 см. Подстилающий торф песок и щебенка до уровня Пыдераты имеют мощность около 4 м. Торф большей частью осоко-сфагновый, местами переходящий то в чистый сфагновый, то в осоковый. В торфе много древесных остатков. В одном месте по верхней части его встречен пень in situ, около 35 см в диаметре. В торфе обнаружены следующие растительные остатки: Andromeda polifolia (листья), Betula папа (плодики), В. pubescens (древесина, плоды), Carex rostrata (мешочки), G. vesicaria (мешочки), Comarum palustre (плодики), Empetrum nigrum (семена), Equisetum limosum* (стебли и влагалища), Larix sibirica* (древгесина) Menyanthes trifoliata (семена), Oxycoccus microcarpus (листья), Picea obovata (древесина, хвоя), Salix sp. (древесина). Этот торфяник, как явствует из его характера, имеет ту же историю, что и предыдущий. 6. Торфяник близ р. Нганундермы (Нундермы) (50-я стоянка). Этот торфяник, размытый оврагом, находится в 4.3 км от моря и 2.4 км к се- веро-западу от 50-й стоянки и располагается приблизительно на высоте 60 м над ур. м. Овраг этот впадает в другой овраг, открывающийся уже в море. Так как торфяник занимает прорезанную оврагом котловину, то сказать, был ли торф покрыт раньше наносом, а теперь он смыт, или его вовсе не было, нельзя. Ныне на поверхности торфа сухо, растут кусты морошки и пушицы. Овраг прерывает не только всю толщу торфа, достигающую здесь около 1.5 м, но и глубоко врезается в подстилающую его породу, слоистый песок с валунами. Между этим последним и торфом лежит нетолстый слой сизоватого суглинка, также с валунами. Верхняя часть торфяника сложена из сфагнового торфа, а нижняя из гипнового, часто с примесью осоки.
В сфагновом торфе обнаружены следующие растительные остатки: Andromeda polifolia (листья), Betula папа (чешуи, плоды), В. pubescens (листья, чешуи, плоды), Carex sp. (мешочки), Comarum palustre (плодики), Equisetum limosum* (влагалища), Oxycoccus microcarpus (листья), Vaccinium uliginosum (листья).
В нижележащих слоях обнаружены Alnus fruticosa* (шишечки), Betula pubescens (чешуи, плодики), Carex rostrata (мешочки), С. vesicaria (плоды и мешочки), Cicuta virosa (плодик), Comarum palustre (плоды), Menyanthes trifoliata (семена), Potamogeton sp. (плодики), Salix sp. (древесина).
Исследование этого торфяника свидетельствует, что его образование сходно с образованием торфяника у оз. Ху-лора. Наличие сильно спрессованного торфа сверху также, быть может, говорит о том, что он был покрыт наносом. Сфагновое торфообразование закончилось в нем очень давно. Несмотря на то что этот торфяник лежит под 68°25' с. ш., т. е. значительно севернее распространения в этом районе даже березы, и к тому же вне Долины какой-либо значительной реки, остатки этой породы здесь обильны. Правда, ель и лиственница здесь не были обнаружены, но, конечно, этот отрицательный факт еще не может доказывать, что и эти породы там вообще отсутствовали. К этому надо добавить, что сфагнум рос там тогда вполне хорошо.
Подводя итог тому, что дало изучение этих шести торфяников, можно прийти к заключению, что все они являются, строго говоря, ископаемыми, а не современными. Толщи торфа их не связаны генетически с современной растительностью болот, развитых в этом районе. Растительные остатки, обнаруженные в торфе, показывают, что и состав флоры в этой местности был иным. Так, отсюда определены следующие растения: Номер по порядку Вид Ярай-лор Паудей- лор Ху-лор Няда- Яга Пыдера- ты Нганун- дерма 1 Larix sibirica* .... + + + 2 Picea obovata + + + + + — 3 Abies sibirica — — + — , 4 Salix sp — + — + — 5 Betula nana — — — + + + . 6 B. pubescens + + + + + + 7 В. pubescensX nana . . — + — — — 8 Alnus fruticosa* .... — + — — + 9 Andromeda polifolia . . + — + + + ' 10 Empetrum nigrum . . . — V — — + — 11 Ledum palustre .... + — — — — — . 12 Lyonia calyculata* . . . + — — — — — 13 Oxycoccus microcarpus + — — + + + 14 Vaccinium uliginosum + + — + — + 15 F. vitis-idaea + — — — — 16 Calla palustris — + — — 17 Carex vesicaria — — — + + , 18 С. rostrata + + — + + 19 Ceratophyllum demersum + — 20 Comarum palustre . . . + + + + + 21 Cicuta virosa — — — — 22 Equisetum limosum* . . + + + + -i- 23 Hippuris vulgaris . . . — — — + 24 Menyanthes trifoliata . . + + — + + + 25 Potamogeton sp. ... + — + — 26 Rubus idaeus » . . . . — — + +
Мы видим, что во время отложения здесь торфа древесная растительность из елей, лиственниц, берез и пихт заходила значительно далее к северу, чем теперь, и в этом районе росли такие растения, как малина и роголистник погруженный, северная граница которых проходит теперь Значительно южнее. Если к этому добавить, что одновременно и здесь энергично шел процесс накопления сфагнового торфа, то ясно, что тот период, к которому относится образование изученных торфяников, характеризовался климатическими условиями, более благоприятными для развития растительности, в том числе и лесной, и, по всей вероятности, был более теплым, чем нынешний. Но теперь возникает вопрос, к какому же времени в геологическом смысле надо отнести этот период, насколько он удален от современного времени? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к геологии этой местности.
Как известно, северо-западный угол Сибири несет ясные следы недавнего оледенения. Южная граница валунных отложений на Оби проходит недалеко от устья Иртыша у сел. Самарово (Высоцкий, 1891). Однако до последнего времени следов двух и более оледенений в этой области, в противоположность Европейской России, не было найдено. Наличность же отложений постплиоценовой морской трансгрессии была отмечена для низовьев Енисея академиком Ф. Б. Шмидтом (Schmidt, 1872) и И. А. Лопатиным (1897). Относительно же низовьев Оби имелось лишь указание Н. К. Высоцкого, что в Тобольском губернском музее оттуда хранится глыба глины с Cyprina islandica? (Высоцкий, 1891). О времени же этой морской трансгрессии и отношении ее к оледенению определенных данных не было.
Во время пребывания в низовьях Оби мне удалось произвести некоторые исследования, проливающие свет на этот вопрос. Так, на обрыве высотой около 30—35 м левого берега М. Оби, против рыболовных песков Сангомпана, наблюдалось, что нижняя часть обрыва до высоты около 25 м сложена из горизонтельно слоистых сизовато-серых глин. В верхней части глины особенно тонко слоисты и плотны, легко колются по слоям и ломаются на остроугольные куски. В нижней же части обрыва глины, оставаясь также слоистыми, делаются более песчанистыми и по прослойкам местами с растительными остатками, носящими следы намыва. Здесь обнаружена древесина Salix sp., семена Menyanthes trifoliata, мешочки Carex rostrata и веточки Нурпасеае. Верхняя часть обрыва сложена из желто-бурого суглинка, по-видимому, делювиального характера. В нем в одном месте замечена линза торфа, подстилаемая сизоватым слоем глины. Линза торфа прикрыта сверху слоем суглинка мощностью 70 см. На этом суглинке вполне хорошо развит почвенный горизонт. В торфе обнаружены обильные остатки ели и лиственницы.
Слоистая, пестрая глина, слагающая нижнюю часть обнажения, по мнению проф. С. А. Яковлева, любезно осмотревшего образцы пород отсюда, весьма напоминает собою иольдиевую глину прибалтийских мест. Ракушек в ней мною хотя и не было найдено, но нельзя сомневаться, что она представляет собою отложение морской трансгрессии. Однако это обнажение не дает ответа на вопрос, в каком отношении эта морская глина находится к ледниковым отложениям.
С этой точки зрения очень интересны обнажения в окрестностях сел. Обдорска. Так, в оврагах, впадающих в р. Поляпту, обнажения в нижней части сложены из наклонно слоистых белых и светло-серых песков, среди которых проходят тонкие железистые прослойки, большей частью глинистые и местами с растительными остатками. Иногда прослойки сложены из гравия. В этом песке нередки валуны, подчас до 70—80 см в диаметре. В прослойках с торфянистыми отложениями определены остатки древесины Picea и Larix, мешочки Carex vesicaria, плодики Potamogeton sp. и много веточек Нурпасеае.
Эти слоистые пески прикрыты своеобразной глинистой породой, которая сложена из небольших угловатых кусочков плотной тонкослоистой глины, благодаря чему вся эта порода имеет брекчиевидный характер. Слои в кусочках повернуты в самых различных направлениях. Граница слоистых песков с этой брекчиевидной породой очень резка, но в общем волниста. В кусочках, слагающих эту брекчиевидную глину, нельзя не видеть ту же тонкослоистую морскую глину, что у Сангомпана. Выше эта глина постепенно переходит в более однородный суглинок, в свою очередь на поверхности местами прикрываемый более песчанистой породой. В этой породе крупных валунов не замечено, но мелкие, до ореха величиной, попадаются.
Другое интересное обнажение имеется к северу от Обдорска недалеко от впадения р. Полуя в Обь, у так называемого Ангальского мыса. Здесь в овраге и на самом мысе можно видеть, что слоистые светло-серые пески, такого же характера, как в вышеописанных оврагах (мощностью 8—10 м), покрыты также пестрой брекчиевидной глиной. Но в одном месте замечено, что на песок налегает слой этой же глины мощностью около 6 см с ненарушенным напластованием, не брекчиевидной, а также правильно горизонтально тонко слоистой, как у Сангомпана. В этом же месте выше эта глина снова делается брекчиевидной. Эта глина сохраняет этот свой характер на толщину в 1 м, а выше постепенно переходит в однородный более светлый суглинок, в котором, однако, местами все же попадаются куски нижележащей слоистой глины. Пока глина носит брекчиевидный характер, в ней валунов не замечено, но ниже (на 1—1.5 м) валуны попадаются все чаще и чаще, достигая до 50—70 см в поперечнике. Местами суглинок становится более легким и переходит в желтоватый песок, богатый валунами разной величины.
Несколько ниже Ангальского мыса в овраге замечено в нижних слоистых песках значительное количество валунов, иногда до 50—80 см в диаметре.
Эти обнажения у Обдорска склоняют меня к выводу, что здесь имело место двукратное оледенение. Нижние слоистые пески с валунами, нужно думать, образовались из отложений первого оледенения, унаследовав от них валуны. Сами же они, по-видимому, представляют собой отложения, намытые каким-либо бассейном, бывшим здесь в межледниковое время. Их общий характер и наличие указанных в их прослойках растительных остатков говорят, что они не ледникового происхождения, а также вряд ли и морского. Брекчиевидная глина, суглинок и пески, которые залегают выше этих слоистых песков, будут отложением второго оледенения. Ясно, что брекчиевидная глина является продуктом переработки ледником той глины, отложенной морской трансгрессией, которая так хорошо представлена у Сангомпана. В одном же месте видно, что слой этой глины сохранился на слоистых песках, не тронутых ледником. Таким образом, слоистую морскую глину придется считать отложением морской трансгрессии межледникового времени.
Итак, описанные обнажения в низовьях Оби как бы свидетельствуют, что мы имеем в этом районе следы двух оледенений. В межледниковую эпоху вначале у Обдорска морской трансгрессии не было, росли деревья и другие наземные растения, а затем сюда нахлынуло море, отложившее тонкослоистую глину. Таким образом, история низовьев Оби аналогична истории Печоры, как ее рисует В. П. Амалицкий (1903).
Теперь спрашивается, к какому же времени нужно отнести те шесть торфяников, которые описаны выше: будут ли они межледникового возраста или послеледникового. Наличие в некоторых случаях на торфе наноса с валунами, а в других — возможность предположения, что он раньше существовал, но был смыт, могут привести к мысли видеть в этих торфяниках межледниковое явление. Однако я больше склоняюсь к допущению считать их за послеледниковые на основании того, что слой наноса очень невелик, валуны, в нем встречающиеся, не крупны и этот нанос можно считать за делювий. При таком допущении эти торфяники будут относиться к тому же времени, что и линза в суглинке выше морской глины у Сангомпана. Однако отложение этих слоев торфа происходило очень давно. То обстоятельство, что уже успел отложиться слой делювия с развитым почвенным слоем, размытый затем оврагами, свидетельствует о древности этих торфяников. Особенно же в пользу этого говорит то, что намыв суглинка на торфяники мог происходить при значительно ином общем рельефе поверхностных отложений в этом районе. Иначе не могло бы случиться, что ныне некоторые из этих торфяников с прикрывающим их наносом представляют собою пункты, возвышающиеся над всей ближайшей местностью. Приходится допустить, что вся эта местность подверглась значительному общему размыву.
Итак, мы приходим к заключению, что после последнего оледенения в этой местности был период, когда климат сделался значительно теплее, чем теперь, когда древесные растения росли значительно севернее их современных границ, когда и другие растения заходили далее к северу, когда сфагновое торфообразование шло энергично. Было ли это изменение климата в более благоприятную сторону только местным или распространялось на значительную территорию? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вспомнить, что в пользу такого изменения климата в послеледниковое время накопилось уже немало данных для других стран.
Для Западной Европы особенно много в этом направлении сделали Г. Андерссон и К. Вебер. Первый на основании изучения растительных остатков в скандинавских торфяниках, второй, изучая строение северогерманских торфяников, пришли к заключению, что в послеледниковое время был период, когда в Скандинавии орешник, дуб и другие растения заходили далеко на север, а северогерманские торфяники временно высыхали. На этой же точке зрения стоят в Скандинавии Р. Сернандер (Sernander, 1910), JI. фон Пост (Post, 1913), а в Германии И. Штоллер (Stol- ler, 1910) и др. Дальнейшее изучение показало, что такое изменение климата не только имело место в северной Германии и Скандинавии, но распространилось на другие части Северной Европы, Шпицберген и Гренландию. Но для Северной Америки, насколько мне известно, нет еще данных в пользу такого изменения климата.
Что касается Европейской России, то такие данные также имеются. Так, пограничный горизонт в торфяниках, соответствующий более теплому периоду, был сначала найден в Петроградской, Псковской и Олонецкой губ., а впоследствии в нескольких губерниях Средней России (Тверской, Московской, Рязанской и Могилевской) (Доктуровский, 1920, 1921; Кудряшов, 1920). Есть и другие данные в пользу принятия такого послеледникового теплого периода в Европе (Берг, 1911, 1915).
Для Сибири данных на этот счет гораздо меньше. Так, Д. А. Драни- цын (1914) по наблюдениям над почвами в Нарымском крае Томской губ. показал, что раньше там степи заходили значительно севернее, чем теперь (Драницын, 1914). Аналогичные данные о почвах имеются и для Западной Сибири (Гордягин, 1900). Неоднократно также указывались факты нахождения стволов деревьев в почве тундры, севернее современной границы леса (Ф. Б. Шмидт, А. И. Толмачев, А. Ф. Миддендорф и др.). Наконец, для Новосибирских о-вов имеем интереснейшие данные нахождения в постплиоценовых отложениях костей таких животных, как тигр, сайга и лошадь, и остатков ольхи и березы (Черский, 1891; Толль, 1897а, 1899; Павлова, 1906). Согласно К. А. Воллосовичу (1915), если носорог и мамонт могут быть относимы к межледниковой эпохе, так как по его данным на северных Новосибирских о-вах есть следы двух оледенений, то остаткш лошади и сайги относятся уже к послеледниковой эпохе.
Кроме этого, есть данные, что флора, современная мамонту, носила более южный характер (Сукачев, 1914а). Однако можно утверждать, что остатки мамонта являются на Новосибирских о-вах более древними, собственно межледниковыми. В Европе также мамонт, как известно, считается характерным для межледниковой эпохи (Криштофович, 1910). Поэтому вопрос о мамонте, о времени его существования и сопровождающем его климате и растительности я оставлю в стороне. Но есть полное основание полагать, что наши ископаемые торфяники в Карской тундре принадлежат к тому относительно более молодому времени, когда отложились и остатки деревьев, находимые в других местах тундры, и когда степи в Западной Сибири заходили далее к северу, чем теперь. Однако против синхронизации карских торфяников с доисторическими сибирскими, а может быть, и европейскими степями (Танфильев, 1896) могло бы говорить то обстоятельство, что развитие сфагнового торфообразования указывает на наличие в то время значительной влажности воздуха, что не вяжется с представлением о большем распространении степей. Не нужно, однако, забывать, что карские торфяники и в то время не были слишком далеко удалены от берега моря, а степи распространялись в середине континента, поэтому в этих удаленных друг от друга местах относительно влажности воздуха могли быть очень различные условия.
Если схема К. А. Воллосовича верна, то к этому времени нужно отнести и существование далеко на севере Сибири, вплось до Новосибирских о-вов, таких степных животных, как сайга и лошадь.
Я склонен думать, что и те интересные степные растения, животные и почвы, которые ныне изолированно встречаются в Якутской обл. (Р. И. Аболин, В. Н. Дробов, Г. И. Доленко, К. Д. Глинка, 1912), будучи отделены таежными пространствами от настоящих степей, надо рассматривать, как реликты (остатки) этого тепло-сухого периода, когда степи заходили и в Восточной Сибири значительно далее к северу, чем теперь.
Таким образом, мы видим, что не только для севера Европы и средней части европейской России, но для всей северной половины Сибири есть основание допускать существование во время, уже следовавшее за последним оледенением, периода, характеризовавшегося более теплым климатом.
Исследования мои и А. И. Шохора последним летом позволяют, исходя из изучения строения пойменных отложений р. Вятки и характера дюнных образований близ г. Советска (бывш. сел. Кукарки), считать, что такой же более теплый период был и в Вятской губ. Следовательно, это влияние захватило всю северную половину Евразиатского материка и сопровождалось распространением степей, многих растений далее к северу, чем теперь, высыханием болот и омелением рек. Но если можно говорить, что этот период имел место после последнего ледникового периода, то останется все же вопросом, всюду ли на протяжении Евразии он был одновременен, подобно тому, как известно, является вопросом еще, был ли ледниковый период в северном полушарии всюду в одно и то же время. В недавнее время, например, Иокаяма утверждал, что в Японии ледниковый период был ранее, чем в Европе, и, напротив, когда север Европы был покрыт льдами, Япония имела климат более теплый, чем теперь. Если
А. Н. Криштофович (1914, 1915а) относится явно сочувственно к этой мысли, то, однако, JI. С. Берг (1915) считает положения Иокаямы еще не доказанными. Но если бы этот взгляд нашел в дальнейшем подтверждение, то мы могли бы говорить о вековых климатических волнах, двигавшихся с востока на запад. В этом случае, понятно, Западная Сибирь в отношении и послеледникового теплого периода и ледниковых эпох могла бы занимать промежуточное место между Японией и Западной Европой, и мы могли бы считать, что отложение Карских торфяников происходило хотя и в послеледниковый период, но ранее по времени, чем, например, существовал перерыв в развитии торфяников в Европе.
При этом допущении, может быть, нашло бы свое объяснение и следующее затруднение в синхронизации Карских торфяников и пограничного горизонта. Пограничный горизонт торфяников, безусловно, очень молодое образование. И если вряд ли можно согласиться с Вольфом (Wolf, Stoller, 1905), что молодой сфагновый торф имеет возраст 1500—2000 лет, то весьма вероятно предположение Р. Сернандера, JI. Поста и В. С. Док- туровского, что образование пограничного горизонта имело место в так называемый суббореальный период, бывший в конце литоринового времени, куда археологи помещают бронзовый век. Карские же торфяники кажутся более старыми, по-видимому, со времени их отложения прошло значительно более времени. Предположение о последовательном перемещении волн холода и тепла с востока на запад дало бы этому возможному несовпадению во времени отложения пограничного слоя торфяников и Карских торфяников свое объяснение. Однако, как выше было указано, для такого предположения пока еще мало имеется данных.
В связи с этим вопросом находится" также вопрос о взаимоотношении тундры и леса. Большинство авторов ныне стоит на той точке зрения, что тундра надвигается на лес и что причиной этого является ухудшение климата в самое последнее время. Однако еще не может считаться за отсутствием соответствующих данных окончательно разрешенным вопрос, что на всем огромном протяжении северной границы лесной области в нашем полушарии это надвигание имеет место. Не исключена возможность и иных взаимоотношений между тундрой и лесом в разных местах ее, хотя бы, например, в восточной части Азии.
Задача дальнейших исследований — выяснить все эти вопросы. Так как по имеющимся отрывочным данным можно предполагать значительное распространение постплиоценовых ископаемых торфяников на севере Сибири и так как климатические условия этой страны очень благоприятствуют хорошей сохранности растительных и животных остатков, то от подробного изучения этих торфяников и условий их залегания есть полное основание ожидать разрешения этих интереснейших вопросов климатологии и фитогеографии.
|
|
|
|
К содержанию книги: ПРОБЛЕМЫ БОЛОТОВЕДЕНИЯ, ПАЛЕОБОТАНИКИ И ПАЛЕОГЕОГРАФИИ
|
Последние добавления:
Шаубергер Виктор – Энергия воды
Агрохимик и биохимик Д.Н. Прянишников
Тюрюканов. Биогеоценология. Биосфера. Почвы