 |
|
|
Сукачёв. БОЛОТОВЕДЕНИЕ И ПАЛЕОБОТАНИКА |
ИСТОРИЯ РАСТИТЕЛЬНОСТИ СССР ВО ВРЕМЯ ПЛЕЙСТОЦЕНА
|
Смотрите также:
Биографии ботаников, почвоведов
|
Переходя теперь к собственно плейстоцену, постараемся рассмотреть растительность отдельно каждой ледниковой и межледниковой эпох, насколько это позволяют имеющиеся данные.
Остановимся сначала на растительности межледниковых эпох. Считая, как выше было сказано, что первое оледенение, следы которого у нас известны, будет миндельское, (саксониан, соответствующее эльстер-П, по Гамсу), первая межледниковая эпоха у нас будет следующая за этим ледником, т. е. эпоха дюртеньен (D), по Гамсу. Ей отвечает по времени сингильский ярус прикаспийских отложений. .
Из отложений этой эпохи надо прежде всего остановиться на знаменитом отложении у г. Лихвина на Оке, недалеко от Калуги (2). Это замечательное межледниковое отложение было открыто Н. Н. Боголюбовым (1904, 1905, 1907а, 19076). Оно также изучалось В. Н. Сукачевым (Sukatschew, 1908), К. И. Лисицыным (1913), Г. Ф. Мирчинком (1929), В. С. Доктуров- ским (1930а, 19306), П. А. Никитиным (1931), А. И. Москвитиным (1931, 1934) и др. Межледниковые слои обнажаются здесь в обрыве высокого правого берега р. Оки. который позволяет видеть следующее строение послетретичной толщи. У основания обнажения на выходящих местами девонских породах лежат пески с галечниками и конгломератами валунов северных н местных пород. В последнее время здесь найдена ясно выраженная морена (мин- дельского оледенения). Эти слои, как показал А. И. Москвитин, переходят в лёссовидный суглинок с развитой на нем подзолистой почвой. В одном же месте эти слои выклиниваются и переходят в мощную линзу|озерных межледниковых отложений, в средней части имеющую характер тонкослоистого — листоватого мергеля. Эта линза покрыта своеобразной слоистой породой, напоминающей по сложению лёсс, но, несомненно, водного происхождения, рассматриваемой А. И. Москвитиным как флювиогляциальное отложение начала рисского оледенения. Между этой породой и нижележащими слоями Москвитин констатировал наличие мин- дель-рисской лёссовой почвы. Лёссовидные флювиогляциальные толщи перекрыты мощной типичной мореной (рисского оледенения), покрытой в свою очередь небольшим слоем флювиогляциальных суглинком, супесей и песков, несущих погребенную почву. Выше находится лёссовидный суглинок с современной на нем почвой.
В указанных межледниковых озерных отложениях встречено много остатков древесины, листьев, семян, плодов и пыльцы. Прежде чем переходить к анализу этой флоры и распределению ее остатков по отдельным горизонтам, приведем общий список определенных отсюда растений с указанием, в каких горизонтах озерных слоев они были встречены (табл. 1).
Рассматривая распределение растительных остатков по отдельным горизонтам озерных слоев, мы видим, что нижние слои чрезвычайно бедны ими. В самых верхних слоях нижневалунных песков и в переслаивающихся с ними слоях суглинка, по сообщению А. И. Москвитина, была определена М. М. Овсянниковой только пыльца ивы. Подробный пыльцевой анализ всей толщи озерных слоев, сделанный под моим руководством А. А. Егоровой и А. А. Коровкиным, показал, что в самых нижних слоях мы имеем лишь очень немного пыльцы лиственницы. Выше, ближе к листоватому мергелю, в краевой части линзы попадаются сосна (43%), ель (37%), ольха (12%) и береза (8%), а в более центральной: в 1-м образце — сосна (40%), пихта (30%), ель (23%), ольха (7%), во 2-м образце — ива (39%), береза (34%), ель (20%), сосна (7%). Но вообще в этом слое пыльцы встречается немного, не более 6—7 штук на препарат. Крупные остатки в этом горизонте встречены только в верхней половине его, где близко к листоватому мергелю много попадается древесины ивы, ели (Picea excelsa*) и лиственницы. Кроме того, в нем обнаружены Bidens cernua, Polygonum bistorta, P. persicaria, Potamogeton crispus, Rubus idaeus, Rumex maritimus, Sambucus sp., Viburnum opulus и Zannichellia palustris. Состав этой флоры показывает, что в начале возникновения озера, которое может быть связано с остатками еще ледниковых вод, флора носила северный характер, лотом она приняла несколько более мягкий характер, но все же была менее теплолюбивая, чем теперь. Малое количество пыльцы на препарат даже в верхней части этого слоя находится в связи с тем, что в это время шло быстрое накопление озерных осадков.
Листоватый мергель характеризуемся значительно большим количеством пыльцы на препарат. Здесь ее количество достигает 100 и даже больше. В нижней части листоватый мергель сохраняет тот же состав пыльцы, что и в верхнем горизонте нижнего слоя, но в верхних частях в некоторых образцах присоединяется очень немйого пыльцы липы и дуба (не свыше 0.5%). Кроме того, в пяти образцах, взятых ближе к территории линзы, на протяжении 30 см встречена в количестве от 0.5 до 2.5% пыльца сосны из секц. Haploxylon. Возможно, что эта пыльца принадлежит кедру. Преобладание же в этом листоватом мергеле имеет безусловно ель (до 84%). Макроскопические остатки представлены ясенем (крылатки) в верхней части слоя, Aspidium filix-mas*, Alnus glutinosa и A. incana, Betula sp., Cotoneaster vulgaris*, Rhamnus catharticus (в верхней части слоя). Таким образом, очевидно, что во время отложения и этого горизонта климат еще не отличался значительной мягкостью. Во всяком случае не был более теплым, чем нынешний, хотя во время отложения верхних горизонтов этого слоя начал теплеть.
Значительное обогащение растительных остатков наблюдается в верхнем слое, лежащем выше листоватого мергеля. В нем в составе пыльцы имеем ель (20—90%), сосну типа sylvestris (1—29%), пихту (3—5%) в немногих образцах, ольху (3—67%), березу (0.6—6.0%), иву (0.5—3%), липу (0.5—3%), дуб (0.5—2.0%), ильм (1—2.5%) в немногих образцах, бук в одном образце (0.5%), лещину (0.5—7.0), граб (0.5—10,%) в немногих образцах. В. С. Доктуровский (1930а, 19306) обнаружил, кроме того, здесь в верхней части слоя падуб (1—21%). Уже состав пыльцы указывает на значительное потепление климата. Это еще более подтверждается составом макроскопических растительных остатков. Здесь были найдены листья бука, семена граба, древесина тисса, семена Stratiotes, Najas marina, Euryale ferox, E. europaea, Najas bogoljubovii, плоды Тгара natans и споры Salvinia natans. Этот состав свидетельствует о наличии тогда в этой местности более теплого и более влажного климата. При этом, хотя Najas bogoljubovii очень близка к N. tenuissima, a Euryale europaea к Е. ferox, однако все же эти находки свидетельствуют о том, что часть тогдашней флоры вообще вымерла к настоящему времени. Особенно интересна находка здесь Euryale, которое ныне растет лишь в восточной Азии начиная с Маньчжурии и южнее.
В суглинках, а выше в супесях, покрывающих эти озерные слои, резко меняется характер пыльцевой флоры. Помимо того что она встречается вообще крайне редко, те единичные пылинки, которые были встречены в нижних частях этих суглинков, принадлежат сосне (1 пылинка), ели (26 пылинок), иве (1 пылинка) и березе (1 пылинка). Если принять мнение А. И. Москвитина (1931, 1934), что эти суглинки представляют собой элювиально-делювиальные отложения конца миндель-рисской межледниковой эпохи, отделенные перерывом во времени образования от нижележащей озерной толщи, то такое резкое изменение пыльцевой флоры станет понятным. Это, во-первых, явилось следствием уже замечающегося похолодания. Во-вторых, быстрое накопление отложений не способствовало скоплению пыльцы. Удалось пыльцу найти и в тех тонкослоистых, пыле- ватых желтовато- и зеленовато-серых суглинках и супесях, называвшихся Н. Н. Боголюбовым (19076) «лёссом», которые подстилают*морену и происхождение которых А. И. Москвитин (1931) связывает с флювиогляциаль- ными отложениями приблизившегося рисского ледника. В этих слоях найдена в небольших количествах пыльца сосны (7 пылинок) и ели (1 пылинка) и небольшой кусок сильно разложившейся древесины лиственной породы, по-видимому березы.
Однако нельзя не отметить, что малое количество пыльцы, найденное в этих слоях, стоящее, видимо, в связи с быстрыми темпами накопления отложений этих слоев, затрудняет возможность сделать на основании состава этрй пыльцы определенный вывод о похолодании климата во время отложения этих слоев. Надо принять во внимание, что при общем одинаковом составе пыльцы в тех слоях, где ее очень мало, имеет большую вероятность попасть в микроскопический препарат пыльца тех видов, которые наиболее часто встречаются. Напротив, пыльца, представленная очень малым процентом, имеет мало шансов быть встреченной в препарате. Так как мы видели в лихвинских слоях, обильных пыльцой, что пыльца широколиственных пород встречается в значительно меньшем количестве, чем хвойных пород, березы и ели, то, естественно, может оказаться, что в верхних слоях озерной толщи и в флюви-гляциальных отложениях, крайне бедных пыльцой, последняя будет представлена в препаратах лишь этими последними породами, хотя общий состав ее может оставаться тем же, каким был и раньше. Это всегда надо иметь в виду при оценке данных пыльцевых анализов.
Таким образом, начало и конец этой межледниковой эпохи характеризуются более холодными климатическими условиями, а середина — климатом, более теплым и влажным, чем современный, с господством лесов, в которых принимали участие южные широколиственные породы. Н. Н. Боголюбов (19076), характеризуя эти межледниковые слои, видел в наличии под мореной породы, называвшейся им «лёссом» (однако в действительности являющейся флювиогляциальным отложением), доказательство. что в середине межледниковой эпохи был сухой степной период. А. И. Мо- сквитин (1934) также высказывается предположительно о возможности этого. Однако фитопалеонтологически пока не удалось найти доказательств в пользу признания наличия в эту межледниковую эпоху следов степного, сухого периода.
Н. Н. Боголюбов (1904) на основании подсчета слоев листоватого мергеля считает, что на образование его толщи потребовалось около 2 тыс. лет, а интерполируя эти данные на верхний и нижний слои озерных отложений, он считал, что потребовалось около 10 тыс. лет на образование всей толщи озерных слоев. Он полагал также, что и слои выше озерных отложений до морены потребовали такое же время на свое образование. Таким образом, продолжительность всей межледниковой эпохи равна около 20 тыс. лет. Однако надо отметить, что данные, полученные для листоватого мергеля, нельзя переносить на остальную толщу озерных слоев. Как выше было сказано, есть основание думать, что эта толща накоплялась гораздо быстрее. Поэтому в исчисления Боголюбова надо внести поправку, сокращающую данную им продолжительность этой межледниковой эпохи.
Относительно возраста этих слоев было высказано немало разных мнений. Н. Н. Боголюбов (1904, 1907а), признавая лишь два оледенения и одну межледниковую эпоху, считал эту флору четвертичной, межледниковой. В. Н. Сукачев еще в 1910 г. (1910в) высказался за принадлежность этой флоры к первой межледниковой эпохе. Г. Ф. Мирчинк (1929) и А. П. Павлов (1925) отнесли ее к миндель-рисской межледниковой эпохе. Однако В. Шафер (Szafer, 1925) и В. С. Доктуровский (19256) считали ее более молодой, а именно рисс-вюрмской. Впрочем, В. С. Доктуровский (Dokturowskij, 1929) впоследствии от этого взгляда отказался. К первой у нас межледниковой эпохе (дюртеньену) причисляет эти слои и Г. Гаме (Gams, 1935). Напротив, П. А. Никитин (1931), пользуясь методом относительного числа видов, ныне живущих и ушедших из данной флоры, возраст этого отложения определяет как пограничный между верхним плиоценом и четвертичным временем. Прежде всего надо отметить, что этот метод далеко не им§ет той степени надежности, которую ему склонен приписать Никитин. Несомненно верно общее положение, что чем ближе ископаемая флора к нашему времени, тем более она сходна по систематическому составу с современной флорой. Однако это положение может быть принято лишь в самой общей форме хотя бы уже в силу того, что в ископаемом состоянии мы находим лишь очень ограниченное число форм из общего числа живших в данной местности в изучаемую эпоху растений. Эта «неполнота геологической летописи» (Ч. Дарвин) никогда не должна упускаться из внимания. Кроме того, в одну и ту же эпоху в разных местах той или иной части света могла быть разная флора, по-разному отличавшаяся от современной флоры.
Насколько осторожно надо пользоваться этим методом, могущим лишь дополнять другие, показывает хотя бы пример с рассматриваемыми лихвинскими отложениями. Никитин делает подсчеты из этой ископаемой флоры числа ныне живущих в лихвинском районе форм (75%) и ушедших, включая вымершие (25%), пользуясь в целом всем списком известной ему флоры. Однако если бы рисский ледник, как это нередко бывает, уничтожил верхнюю половину этих озерных слоев, оставив лишь нижний горизонт, то выпали бы все экзотические, теплолюбивые и вымершие формы и Никитин, пользуясь указанным методом, получил бы более низкий процент ушедших форм, а следовательно, ему пришлось бы признать эту флору более молодой.
Как было выше сказано, новейшие геологические исследования нашли настоящую миндельскую морену под толщей лихвинских озерных слоев, поэтому сейчас можно определенно подтвердить ранее нами высказанное мнение, что лихвинская флора относится к первой у нас — минель-рис- ской — межледниковой эпохе. Н. Н. Боголюбов (1904), как было сказано выше, продолжительность этой эпохи считает равной 20 тыс. лет. Г. Гаме (Gams, 1935), сопоставляет эти данные с данными, полученными Гизенга- геном, Гистлем и Деваллем для межледниковых отложений Люнебурга, охватывающих очень полно все время от начала до конца данной (D) межледниковой эпохи, а именно в 10—11 тыс. лет. По кривой же излучения солнца эта межледниковая эпоха лежит между 187 400 гг. (саксонское, миндельское оледенение) и 116 000 гг. (польское, рисское оледенение).
Заканчивая описание этого классического межледникового отложения, надо отметить интересный факт, что в районе Лихвина в то время росла европейская ель (Picea excelsa*), которая представлена типичными шишками, тогда как в следующую межледниковую эпоху под Москвою была типичная сибирская ель (P. obovata). Это интересно потому, что свидетельствует о существовании уже тогда европейской ели, которая, можно думать, представляет собой более молодую форму, возникшую из P. obovata.
Следующими местонахождениями растительных остатков из этой (D) межледниковой эпохи являются находки П. А. Никитина (1928а) в Воронежской обл. Несколько из изученных им отложений он относит к этому времени. Пока результаты этого изучения им подробно еще не опубликованы. В предварительном сообщении он пишет (Никитин, 1928а, 19286), что древесная растительность обнаружена исключительно в виде сосны, ели, пихты и лиственницы. Травянистая растительность представлена в подавляющем большинстве малохарактерными космополитными видами, вроде некоторых рдестов, лютиков, стрелолиста и т. п., большей частью встречающихся и раньше. Экзотика южного типа исчезает вовсе. Нет ни одного признака, указывающего на теплый климат; совокупность же четырех хвойных, характерных для современной сибирской тайги, в сочетании с Lycopodium sp. свидетельствует о холодном влажном времени. Если действительно эти слои относятся к межледниковой эпохе (D), то тогда онй по флоре должны отвечать только нижнему «среднему» слою лихвинских слоев.
Однако в более поздней работе Никитин (1933) дает несколько иную характеристику этой эпохе. Он пишет, что в нижнечетвертичное время (во время 30% экзотов) растительность снова была довольно разнообразна (44 вида) и теплолюбива (3 вида нимфейных и наяд), и указывает ее местонахождение в обнажениях у сел. Демшинска. Из экзотов он здесь отмечает Azolla filiculoides, Brasenia nehringii, В. schroeteri, Nuphar advena. Особенно характерен для этой флоры американский папопоротник Azolla, представленный большим числом макрорусов прекрасной сохранности. Далее он пишет: «Завершается фаза скудной флорой Лысой горы у г. Воронежа (верхняя часть третьей терассы р. Воронежа)». Здесь им встречены, кроме космополитов, Potamogeton marinus* и Scirpus tabernaemontani, одно семя Aldrovanda vesiculosa при полном отсутствии нимфейных, наяд и древесных пород. Эти высказывания противоречат тому, что он говорит в первой своей работе. Окончательное суждение о характере растительности межледниковой эпохи D в Воронежском крае надо отложить до подробного опубликования Никитиным всех его материалов по этому вопросу.
С. А. Яковлев сообщил, что на р. Вычегде около сел. Часова в торфянистых слоях, открытых В. М. Янковским, которые необходимо также отнести к миндель-рисскому времени, найдена пыльца сосны (6 шт.), ели (И шт.), березы (25 шт.), ольхи (20 шт.), ильма (4 шт.), липы (1 шт.), лещины (3 шт.), дуба (3 шт.).
К этому же времени относятся и отложения сингильского яруса Каспийского моря, так как, по П. А. Православлеву (1926), сингильское время соответствует миндель-рисской межледниковой эпохе. Этой же точки зрения держится и X. Гаме (Gams, 1935). Однако П. А. Никитин (19286) без достаточных оснований, как нам кажется, считает их одновременными с рисским оледенением. Поэтому мы будем считать эти отложения за межледниковые (D). Никитин, исследовавший образцы, собранные Православлевым из сингильского яруса, называет свыше 80 различных видов (впрочем, наиболее богатый видами образец из Райгорода, относимый Православлевым к сингильскому ярусу, он считает за коссожский). Мы будем следовать в этом случае за Православлевым. Из этого длинного списка можно привести следующие более интересные виды: Alnus gluti- nosa, Azolla filiculoides, Menyanthes trifoliata, Salix sp., Selaginella sela- ginoides, Sparganium natans*. Эта флора отличается отсутствием, за исключением Selaginella и Azolla, каких-либо других видов, теперь растущих в этой местности.
Ко второй половине рассматриваемой межледниковой эпохи Православ- лев относит образование выделенных им коссожских слоев. Хотя, по Никитину (1933), по-видимому, флору этих слоев следует отнести к следующей межледниковой эпохе, однако мы принимаем датировку слоев, данную Православлевым. Из этих слоев Никитин определил большое число семян. Из более интересных видов можно назвать следующие: Alnus glutinosa, Najas minor, Ranunculus pravoslavlevii, Salix sp., Salvinia natans, Selaginella selaginoides. Много сорных растений. Если не считать Ranunculus prawoslavlevii, отношение которого к современным видам этого рода пока неясно, то лишь одна Selaginella selaginoides принадлежит к видам, отсутствующим в местной флоре. Нахождение здесь, так же как и в сингильских отложениях, этого вида, широко распространенного теперь в северных странах Европы и Азии и высоко в горах Западной Европы и Кавказа, очень интересно. Однако считать его в этом случае показателем сурового климата никак нельзя, так как это растение встречено совместно с Azolla filiculoides, SalVinia natans и другими несомненно более южными растениями. Причину такого неожиданного сочетания растений должны выяснить дальнейшие исследования. Во всяком случае можно сделать вывод, что в межледниковую эпоху D растительность в Приволжье была уже довольно сходна с современной, но все же не заключала в себе форм, ныне растущих далеко от этого района.
Других отложений с растительными остатками, которые можно более или менее определенно отнести к миндель-рисской межледниковой эпохе, пока неизвестно как в европейской, так и в азиатской частях СССР. Правда, Г. Гаме (Gams, 1935) со знаком вопроса относит к этой эпохе слои, найденные В. Н. Сукачевым (1933) по Иртышу в Черном яре недалеко от сел. Демьянского и залегающие в верхней части обнажения выше диагональных слоев, где встречена пыльца пихты, лиственницы, кедра, ивы, ели, ольхи, дуба и лещины. Однако точное определение возраста этих слоев пока не может быть сделано.
Итак, в сущности наиболее определенно о флоре этой межледниковой эпохи говорят нам замечательные лихвинские слои, которые показывают, что в течение этой межледниковой эпохи климат был одно время значительно более теплым и влажным, чем современный, и растительность отличалась еще довольно существенно от современной.
|
|
|
|
К содержанию книги: ПРОБЛЕМЫ БОЛОТОВЕДЕНИЯ, ПАЛЕОБОТАНИКИ И ПАЛЕОГЕОГРАФИИ
|
Последние добавления:
Шаубергер Виктор – Энергия воды
Агрохимик и биохимик Д.Н. Прянишников
Тюрюканов. Биогеоценология. Биосфера. Почвы