ИЗ ИСТОРИИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ И РАЗВИТИЯ СОВЕТСКОЙ ФИТОЦЕНОЛОГИИ

Смотрите также:

Ботаника

Геоботаника

Палеоботаника

Палеогеография

Геология

Геолог Ферсман

Минералогия

Почва и почвообразование

Почвоведение. Типы почв

Химия почвы

Круговорот атомов в природе

Книги Докучаева

Происхождение жизни

Вернадский. Биосфера

Биология

Эволюция биосферы

 Биографии ботаников, почвоведов

Эволюция

«Не следует также упускать из виду, как бесконечно сложны и как тесно переплетены взаимоотношения всех организмов друг с другом и с физическими условиями жизни. . .».

Чарлз Дарвин [(1859), 1939, т. 3, стр. 327].

«Взаимное отношение организмов в борьбе за жизнь, как это мной уже неоднократно отмечалось, является самым важным из жизненных условий».

Чарлз Дарвин [(1859), 1939, т. 3, стр. 565—566].

Фитоценология, или учение о растительных сообществах, представляет только один из разделов ботаники, и может показаться, что история ее возникновения имеет лишь частный интерес; однако в ее развитии есть черты, представляющие и известный общий интерес. Всякая наука в конечном счете возникает из запросов практики, однако пути формирования наук различны и подчас сложны. В истории возникновения и развития фитоценологии хорошо выявляются некоторые более общие, заслуживающие внимания закономерности этого процесса. К тому же, помимо своего большого практического и теоретического, общебиологического значения, эта отрасль знания имеет особое значение еще и потому, что она сформировалась недавно, почти на наших глазах, и пути ее развития, для нас более ясны.

Точно определить, момент, когда возникает та или иная наука, вообще далеко не легко. В практической деятельности человека всегда имелись, хотя и в самой примитивной форме, элементы знаний, элементы науки. Но этого еще мало, чтобы можно было говорить, что уже имеется наука. О возникновении отдельной науки, отдельной самостоятельной отрасли знания можно говорить лишь тогда, когда 1) выявился и вполне осознан особый объект изучения, этой науки и 2) когда уже устанавливаются известные закономерности, свойственные данной форме движения материи, т. е. закономерности возникновения, развития и жизни данного явления. Это относится и к ботанике. Все ее основные отделы (морфология, систематика, физиология) имели свои элементы в глубокой древности, но таких отраслей этой науки тогда еще не было. То же можно сказать и о фитоценологии.

Под фитоценологией, как известно, понимается раздел ботаники, всесторонне изучающий растительные сообщества, для которых наиболее характерным признаком считается наличие определенных взаимоотношений, взаимодействий как между растениями со средой их существования, так и между самими растениями. С этими взаимоотношениями полеводы, лесоводы, садоводы, овощеводы давно уже считались в своей практической деятельности при выборе для культуры растений в данных условиях местности, при определении их размещения и густоты посева и т. п. Хотя выяснение всего этого очень важно и хотя практики XVIII и XIX столетий подметили многочисленные интересные факты взаимодействия растений, но особой науки — фитоценологии — тогда еще не было.

Возникновение фитоценологии как особой научной дисциплины надо отнести к последним двум десятилетиям XIX в. Основоположниками этой науки должны считаться три русских ученых — С. И. Коржинский, И. К. Пачоский и П. Н. Крылов.

В ботанической литературе XIX столетия можно встретить такие выражения, как «общественная жизнь растений», «сообщество растений» и т. п., но сознательное употребление этих выражений впервые мы видим лишь у Коржинского (1888) в первой части его известного сочинения о северной границе черноземно-степной области. Особенно определенно в этом отношении он высказался во второй части этого труда, где он писал: «Физико-географические условия еще не выполняют собой всей жизненной обстановки растений, еще остается целый мир социальных отношений к другим организмам (Коржинский, 1891а, стр. 173). Однако он еще не говорил о выделении особой дисциплины — «социологии растений».

И. К. Пачоский в 1891 г. писал: «Флорология, как я ее понимаю, есть наука о генезисе, жизни, развитии и распространении растительных ассоциаций, (формаций)» (1891, стр. 266). «Флорология представляет нечто аналогичное социологии» (там же, стр. 268). В дальнейшем он заменил неудачный термин «флорология» термином «фитосоциология». В 1896 г. в статье «Общественная жизнь растений» (в журнале «Wszechs- wiat») И. К/ Пачоский особенно четко развил свою мысль, впервые применив здесь термин «фитосоциология».

Независимо от И. К. Пачоского эту идею также очень убедительно обосновал П. Н. Крылов (18986), предложив тот же термин «фитосоциология». Так как статья П. Н. Крылова, в которой говорится о фитосоциологии, была напечатана в мало распространенном сборнике, вышедшем в Томске, а статья И. К. Пачоского (Paczoski, 1896) в польском журнале, то обе статьи долго оставались почти неизвестными нашим ботаникам. Поэтому идея фитосоциологии и самый этот термин были выдвинуты как новые на XII съезде русских естествоиспытателей и врачей в Москве в 1909 г.—1910 г. В. Н. Сукачевым и были предметом обсуждения на этом съезде. На этом же съезде Г. Ф. Морозов отметил, что лесоводы ранее ботаников занимались изучением «тех социальных связей и той социальной обстановки, которая порождается сочетанием древесных пород в сообществах» (1910, стр. 149).

Уже в первое десятилетие XX в. Г. Ф. Морозов много содействовал разработке учения о взаимодействии растений в сообществе и формированию понятия о растительном сообществе (хотя самый этот термин употреблялся и ранее, например Е. Вармингом). Но особенно велико для дальнейшего обоснования фитосоциологии и ее развития значение трудов Морозова, опубликованных во втором десятилетии этого века. В этом отношении на первое место надо поставить его книгу «Учение о лесе» (1912 г.) и последующие более расширенные издания этого классического произведения. Уже в первом издании (1912 г.) мы находим, например, такие слова: в лесу «подрост представляет собой продукт наибольшего социального гнета» (1912, стр. 29), «лес есть социальное и вместе с тем ' географическое явление» (там же, стр. 55), «древесные растения в лесу не находятся только под влиянием внешней физико-географической обстановки, но и под влиянием новой, ими же созданной и постоянно создаваемой обстановки - со- i циальной среды» (там же, стр. 69).

Если С. И. Коржинский, И. К. Пачоский и П. Н. Крылов были основоположниками этого нового направления ботаники, то Г. Ф. Морозов, как никто другой, наполнил богатым содержанием понятия «растительное сообщество» и «фитосоциология» и показал практическое значение последней. Естественно возникает вопрос, что же явилось непосредственным стимулом у названных основоположников фитосоциологии, или, как мы теперь говорим, фитоценологии, к созданию этой новой области знания? Можно прзжде всего ответить, что ни у Коржинского, ни у Пачоского, ни у Крылова не играли никакой роли соображения о практическом значении этой науки.

С. И. Коржинский исходил из рассмотрения процессов динамики растительного покрова, смен растительности, которые являются следствием взаимоотношения между растениями, будучи обусловлены борьбой за существование между ними. Как известно, Коржинский не придавал борьбе за существование того значения в процессе эволюции, какое видел в ней Дарвин, но, несомненно, идеи Дарвина о борьбе за существование дали возможность ему понять явления, связанные с динамикой растительного покрова. Эти идеи осветили ему его личные наблюдения над растительностью, стали руководящей нитью при изучении развития ее и чисто теоретически привели к необходимости говорить о социальных явлениях в растительном мире. Мы не разделяем его виталистических идей, как и его взгляда на движущие силы эволюции органического мира, но должны высоко поставить его фитоценологические идеи. И. К. Пачоский пришел к своим фитосоциологическим представлениям, исходя из своих общих философских идей о взаимодействии всех явлений и предметов в природе. Эти его представления нашли особенно полное выражение в его известной книге «Основы фитосоциологии» (1921 г.) и в статье «Социальный принцип в растительном царстве» (1925 г.). П. Н. Крылов был учеником С. И. Коржинского и развил далее идеи своего учителя, придя к идее фитосоциологии также чисто теоретически, не имея в виду ни запросов сельского хозяйства, ни потребностей лесоводства.

Совершенно иной была позиция Г. Ф. Морозова. Он как лесовод рано цонял практическое значение этого раздела ботаники, впервые прекрасно показал это и настаивал на том, что учение о растительных сообществах является теоретической научной основой лесоводства. Он в то же время подчеркивал, что многими сведениями по этому учению мы обязаны лесоводам. Вместе с тем, несомненно, знакомство Морозова с учением Дарвина, и в частности с его трактовкой борьбы за существование в органическом мире и ее значения, углубили понимание Морозовым взаимоотношений растений в лесу. В 1913 г. он написал даже особую статью «Дарвинизм в лесоводстве» (1913а) и много содействовал пониманию роли Ч. Дарвина, как и С. И. Коржинского, в формировании фитоценологии.

В это же время М. Ф. Короткий (1912) указал на значение учения о растительных сообществах для изучения культурных сообществ и борьбы с сорняками, а ряд авторов — для изучения кормовой площади, в частности для луговодства. Особенно велика роль в этом отношении А. П. Шенникова, В. Р. Вильямса и А. М. Дмитриева. В. Р. Вильяме своими трудами много дал и теории учения о растительных сообществах, хотя некоторые его мысли в дальнейшем не получили общего признания. Однако труды этих ученых появились главным образом уже после 1910 г.

1910 год можно считать годом выхода фитосоциологии на широкую научную арену. Если до этого ее идеи высказывались лишь в немногих отдельных научных работах, то в этом году она стала предметом обсуждения большим коллективом ботаников на XII съезде естествоиспытателей и врачей. С этого времени ее идеи и самые термины «фитосоциология», «фитосоциальный» стали широко применяться ботаниками в России. Однако почти одновременно появилась и оппозиция этому направлению в ботанике. Еще в последние годы первого десятилетия текущего века В. JI. Комаров, возражая против целесообразности выражения «сообщество», говорил в частных беседах иронически: «Вы станете говорить и о преступном растительном сообществе». Открытым же выступлением оппозиции было появление в журнале «Природа» статьи

В. А. Вагнера «„Социология" в ботанике» (1912 г.). Как известно, В. А. Вагнер решительно возражал против возможности применения терминов «социальный», «социология» не только к растительному, но и животному миру. Непосредственным объектом критики в этой статье явилось введение в книге автора данной статьи «Растительность верхней части бассейна р. Тунгира» (Сукачев, 1912), где были коротко изложены основы учения о растительных сообществах (фитосоциологии).

Выступления В. JI. Комарова и В. А. Вагнера, весьма авторитетных ученых, против фитосоциологии произвели в свое время большое впечатление; вслед за ними ряд других ученых выступил также с критикой фитосоциологии (например, А.. А. Еленкин, JI. Г. Раменский и др.). Тогда же вспомнили о термине «синэкология», предложенном для этого учения еще К. Шретером в 1902 г. (SchrSter, 1902) и Ш. Флао и К. Шретером в 1910 г. (Flahault, Schroter, 1910); правда, П. Жаккар (Jaccard, 1910) говорил в те же годы о социологии растений. Мало того, даже основоположники фитосоциологии, П. Н. Крылов и И. К. Пачоский, отказались в то время от своих прежних взглядов. Так, Пачоский писал, что термин «„фитосоциология", как мне кажется, не совсем отвечает сущности возникающего (и вообще возможного) учения. Дело в том, и это никогда не следует упускать из вида, что жизнь растительных сообществ, хотя и является до известной степени аналогичной жизни человеческого общества, но между ними замечается и глубокое различие не только количественное, но и качественное. Тогда как человеческое общество состоит из биологически одинаковых единиц и разделение общественных функций достигается в нем не одинаковым психическим и этическим значением личностей, следовательно сводится к сфере душевной жизни, что и составляет социальную среду, растительное сообщество слагается из организмов биологически не одинаковых, причем взаимная их связь сводится к условиям чисто физическим, которые настоящей социальной среды создать не могут» (Пачоский, 1910а, стр. 29). Что касается П. Н. Крылова, то он, когда автором данной статьи была опубликована заметка «Страница для будущей истории фитосоциологии» (Сукачев, 19156),  в которой напоминалось о том, что идеи фитосоциологии, как и этот термин, были предложены П. Н. Крыловым почти двадцать лет назад, говорил, что это было грехом его юности.

Выступления авторитетных ботаников против фитосоциологии отразились в известной степени неблагоприятно на развитии фитосоциологии в последующие ближайшие годы. Многие оказались напуганными этой критикой и избегали пользоваться термином «фитосоциология». Хотя возражения были сделаны по существу против одного только термина, все же это отвлекло внимание ряда ботаников от изучения взаимоотношений между растениями и вообще от разработки теории фитосоциологии. Однако в Русском ботаническом обществе продолжалась разработка основных проблем фитосоциологии в специальной фитосоциологической комиссии, в результате чего появились работы автора данной статьи «О терминологии в учении о растительных сообществах» (Сукачев, 1918)   и «Введение в учение о растительных сообществах» (Сукачев, 1915а).

Во время первой империалистической войны и позже, в первые годы Великой Октябрьской социалистической революции, мы были оторваны от зарубежной науки. Каково же было наше удивление, когда после восстановления связей с заграницей мы узнали, что за это время за рубежом независимо от нас идея фитосоциологии одновременно возникла (1917 г.) в трех странах: в Швейцарии выступил с аналогичными взглядами Е. Рю- бель (Rubel, 1922), в Швеции — Г. Е. Дю-Риэ (Du Rietz, 1921) и в США— К. Харпер (Harper, 1917). Получение этих сведений из-за границы явилось стимулом к усиленной разработке идей фитоценологии и у нас, особенно среди московских ученых. О ней снова вспомнил и И. К. Пачоский (1925). Мало того, между русскими и зарубежными учеными началась полемика о том, когда и где — в России или за границей, возникла фитосоциология. В. В. Алехин (Alechin, 1924а), а также И. К. Пачоский (Paczoski, 1925) выступили со статьями как у нас, так и в зарубежной литературе, в которых убедительно показывали, что родиной фитосоциологии несомненно должна считаться Россия. Вообще двадцатые годы настоящего столетия явились временем усиленной разработки как теории, так и практики фитоценологии. Для дальнейшего укрепления и развития фитосоциологии очень большое значение имели труды В. В. Алехица, особенно его статьи: «Основные термины в учении о растительных сообществах» (1922 г.) и «Что такое растительное сообщество?» (1924 г.).

Кроме В. В. Алехина особенно энергичной и плодотворной в эти годы была деятельность в этом направлении А. П. Шенникова, JI. Г. Раменского, А. П. Ильинского, В. В. Ревердатто и ряда других авторов. Хотя JI. Г. Раменский и выступал против термина «фитосоциология», однако его исследования основных закономерностей сложения и развития растительного покрова были в сущности фитосоцио- логического характера. В те же годы возникает представление об экспериментальной фитосоциологии, разработанное А. П. Шенниковым (1921) и В. Н. Сукачевым (1925). Это особенно ващно подчеркнуть потому, что основной проблемой этого направления фитоценологии уже тогда считалось, да и теперь считается, экспериментальное изучение борьбы за существование среди растений в широком дарвиновском смысле. В связи с этим в 20-х и 30-х гг. у нас появился ряд экспериментальных работ по изучению борьбы за существование у растений (В. Н. Сукачев, А. П. Шенников, В. Б. Сочава, М. В. Марков и др.). А. П. Шенников во многих своих работах особенно ясно показал, что без дарвинизма не было бы и фитоценологии.

В двадцатые же годы определились и две основные советские фито- социологические школы — ленинградская и московская, которые разошлись в некоторых теоретических воззрениях и которые как в печати, так и на специальных совещаниях оживленно дискутировали эти вопросы. Эта полемика носила принципиальный характер и несомненно принесла пользу. В настоящее время различие между этими двумя школами сглаживается.

В начале тридцатых годов в развитии советской фитосоциологии наступил известный кризис. Хотя к этому времени советские фитоце- нологи сделали большие успехи в разработке как теории этой области ботаники и методики полевых исследований, так и в использовании ее для решения различных вопросов растениеводства, кормодобывания и лесного хозяйства, однако в то же время отдельные авторы при рас- смотреции теоретических вопросов проявили тенденцию к проведению далеко идущих аналогий между растительным сообществом и человеческим обществом. Так, некоторые лесоведы (например, проф. Н. В. Третьяков) начали проводить параллели между так называемыми классами Крафта в лесных сообществах, выражающими разную степень угнетения деревьев вследствие борьбы за существование, и классами и классовой борьбой в капиталистическом обществе. Даже некоторые ученые, которые непосредственно в этом не были повинны, не будучи в то же время достаточнб знакомы с диалектическим материализмом и часто склоняясь в своих философских воззрениях к механистическому материализму, допускали известную социологизацию явлений, наблюдающихся в растительном сообществе.

Такое положение в фитосоциологии вызывало резкую критику со стороны ряда советских философор, которые указали на недопустимость проведения каких-либо аналогий между обществом людей и растительным сообществом и на то, что в растительном сообществе нет и не может быть чего-либо аналогичного классовой борьбе в капиталистическом обществе. Поэтому философы резко осудили применение терминов «сообщество» и «фитосоциология» к растительному миру. Под влиянием этой критики советские ботаники перестали пользоваться этими терми- намц, заменив их соответственно выражениями «фитоценоз» и «фитоценология», предложенными в 1918- г. Г. Гамсом (Gams, 1918). В зарубежных же странах по-прежнему и доныне имеют широкое хождение термины «растительное сообщество» и «фитосоциология» («социология растений»). Лишь в некоторых странах народной демократии, следуя за Советским Союзом, пользуются выражениями «фитоценоз» и «фитоценология». Однако в период после Великой Отечественной войны акад. Т. Д. Лысенко стал в своих работах употреблять выражение «растительное сообщество», что и побудило советских фитоцено логов вернуться к этому удобному термину. Ныне оба эти термина — «растительное сообщество» и «фитоценоз» — применяются у , нас как синонимы. Однако советские ботаники далеки ныне от мысли проводить аналогию между закономерностями, управляющими жизнью и развитием растительного сообщества и человеческого общества.

Таким образом, указанная выше критика философов сыграда, свою положительную роль. Однако огульное обвинение почти всех фитосо- циологов в идеализме и метафизике не могло не оказать на некоторое время известное задерживающее влияние на развитие теории фитоценологии в Советском Союзе, оттолкнув ученых вообще от разработки теоретических вопросов в этой области. От этого влияния наша фитоценология освободилась лишь в последние 12—15 лет.

Бросая общий взгляд на развитие этой отрасли ботаники в России и в Советском Союзе, нельзя не видеть, что она с самого начала развивалась в тесной связи не только с дарвинизмом, но и с изучением взаимосвязи растительного сообщества со средой, особенно с почвой, что усиливало и углубляло роль дарвинизма в развитии фитоценологии. Это уже ясно было выражено в трудах С. И. Коржинского. Еще более яркое свое выражение эта черта получила с начала текущего столетия, когда физико-географические идеи В. В. Докучаева и докучаевского почвоведения стали одними из руководящих идей в изучении растительности русскими ботаниками. Это, между прочим, нашло свое отражение в том, что наряду с терминами сначала «фитосоциология», затем «фитоценология» у нас широко начал применяться термин «геоботаника», однако далеко не всегда в одинаковом смысле. Было сделано не мало предложений вовсе отказаться от этого неопределенного термина, тем не менее он и поныне бытует, правда чаще всего как синоним фитоценологии.

Однако идея неразрывной связи растительного сообщества со средой его существования и признания необходимости изучать его в динамике и одновременно с изучением всех факторов его существования привела к тому, что уже в конце первого десятилетия текущего столетия В. А. Дубянский (1913) включил в понятие геоботаники и изучение среды существования растений. Вместе с тем это привело к мысли о необходимости изучения режимов условий местообитания, к применению комплексного стационарного изучения динамики растительности и среды ее существования. Поэтому в последние годы первого десятилетия этого века, когда составлялись коллективно членами Ботанико-географиче- ской подкомиссии Почвенной комиссии Вольного экономического общества известные «Программы для ботанико-географических исследований» (1-я — в 1909 г. и 2-я — в 1910 г.), у авторов этих программ возникла мысль о желательности издания также программ для стационарных исследований. Однако это и до сих пор в полной мере не выполнено. Такие стационарные исследования вскоре и начали организовываться различными учеными при изучении лугов, лесов, болот, «степей и других типов растительности. Вместе с тем стала все яснее выкристаллизовываться и идея о том, что на земной поверхности растительное сообщество (фитоценоз) и населяющие его зооценоз, микробо- ценоз, совместно с отвечающими ему участками атмосферы, литосферы, гидросферы и педосферы тесно взаимосвязаны и поэтому они в совокупности образуют единый, внутренне взаимообусловленный комплекс.

Ясное представление о необходимости изучения в целом таких природных комплексов было высказано более 60 лет назад в трудах почвоведа В. В. Докучаева, затем оно нашло свое выражение в работах географа JI. С. Берга, лесовода Г. Ф. Морозова и некоторых других авторов. Наиболее же четко оно было выражено в работе Р. И. Аболина (1914), который такой комплекс предложил называть эпигеном, а научную дисциплину, изучающую эпигены — эпигенологией. Насколько необходимо было введение такого понятия в науку, показывает то, что идея о нем •вскоре возникает{независимо в разных странах. Это и привело к тому, "что данное понятие получило различные наименования. Если в Советском Союзе для него оказался наиболее распространенным термин «биогеоценоз» и для научной дисциплины, его изучающей, — наименование -«биогеоценология», то в зарубежных странах в самые последние годы чаще обращаются к термину «экосистема». Считая, что наиболее характерным для рассматриваемого комплекса признаком является наличие •определенного взаимовлияния, взаимодействие между его компонентами, необходимо признать, что более удачным является термин «биогеоценоз», происходящий от слова koinos (общий, община) и имеющий приставки «био» и «гео», подчеркивающие участие в этом общем единстве как живых организмов, так и мертвой природы земной поверхности. Не останавливаясь здесь более подробно на биогеоценологии,6 история развития которой заслуживает особого рассмотрения, необходимо отметить, что дальнейшая разработка теории фитоценологии и путей ое практического приложения может успешно идти только на фоне биогеоценологии. И так как главнейшим компонентом биогеоценоза является фитоценоз, то развитие биогеоценологии находится в тесной связи с развитием фитоценологии, а прогресс этой области знаний в значительной степени зависит от успехов в развитии дарвинизма, и в частности в дальнейшей экспериментальной разработке дарвиновской теории борьбы за существование. Если раскрытие основных закономерностей превращения вещества и энергии на земной поверхности и управление им есть главная задача биогеоценологии, то фитоценология в этом изучении должна играть особо важную роль. Вместе с тем рассмотрение фитоценологии как части биогеоценологии является мощным стимулом и к ее развитию и к правильному использованию ее данных для практики.

К содержанию книги: Сукачёв - ПРОБЛЕМЫ ФИТОЦЕНОЛОГИИ