ЧЕРЕЗ ДАЛЕКИЕ МИРЫ И ВЕКА

Смотрите также:

ДРЕВНЕЕ ОЛЕДЕНЕНИЕ И ЖИЗНЬ

Великое оледенение

Как часто были ледниковые эпохи в истории Земли...

Люди эпохи великого оледенения - Рисское

Климатические условия ледниковых эпох

Где были ледники на территории России

Сколько длилась ледниковая эпоха

Ледниковые периоды. Причины оледенений

История оледенений Евразии ...

Климаты Четвертичного периода, плейстоцена

Пошел двадцать второй год после смерти Кролля, еще больший срок минул со времени развенчания его орбитальной теории оледенений... И- вот мы видим в Белграде, за столиком небольшого кафе, двух молодых людей, из которых один-поэт, а второй-инженер. Поводом для маленького праздника был выход книжки патриотических стихов молодого поэта; виновник торжества - небольшой синий томик- лежал тут же, на столе, между чашками кофе. А другом автора был Милутин Миланкович, который и рассказал об этом вечере спустя много лет в своем автобиографическом очерке.

Даже по такому торжественному случаю друзья могли позволить себе только кофе, но скромность их стола компенсировалась приподнятым настроением. Их оживленная беседа привлекала внимание окружающих, и,- когда к ним подошел хорошо одетый незнакомец, они охотно согласились и чтобы он присел, и чтобы посмотрел книгу стихов. Человек оказался директором крупного банка и горячим сербским патриотом; стихи растрогали его, и он тут же заказал десяток экземпляров книги и расплатился за них.

Теперь друзья имели не только повод, но и деньги для настоящего пира. Вместо кофе на столе появились закуски и бутылки красного вина. «И когда с первой бутылкой было покончено,-вспоминал потом Миланкович,- нас охватило чувство ликования. У нас выросли невидимые крылья, мы приподнялись над землей, горизонт с каждой минутой становился шире. И, оглянувшись с этой высоты на свою жизнь и прежние успехи, мы вдруг ощутили, как они мелки и ограниченны». А к концу третьей бутылки вино «заставило нашу южную кровь вскипеть, мы почувствовали себя уверенными, как Александр Македонский. Как и ему, нам оставалось лишь найги область, достойную завоевания, как и ему. Македония казалась слишком маленькой».

Поэт решил сменить жанр и, покончив с короткими поэмами, взяться за эпический роман: «Я изображу в нем все наше общество, всю нашу страну и душу народа». Не уступал ему и Миланкович: «Меня влечет бесконечность. Я не ограничусь очерченными тобой рамками и не остановлюсь, пока не пойму всю вселенную, осветив ее отдаленнейшие уголки». Воодушевленные и счастливые, они расстались, и лишь будущее могло показать, насколько осуществимы их чаяния.

Миланкович получил докторскую степень в 1904 году в Венском технологическом институте. Первые пять лет он работал инженером, занимаясь проектированием и строительством сооружений из бетона. Эта деятельность приносила удовлетворение, и все же Миланковича не оставляло чувство, что его удел- работа над более фундаментальными проблемами. Поэтому, когда Белградский университет предложил ему должность профессора прикладной математики, он охотно согласился. Миланкович был рад вернуться на родину, в Сербию (которая позже стала частью Югославии), хотя большинство венских друзей считали, что, меняя жизнь в столице на преподавание в провинциальном Белграде, он совершает глупость. Однако он понимал, что Сербия нуждается в опытных инженерах, а главное - что ему нора браться за более общие проблемы, чем проектирование бетонных перекрытий. В 1909 году он переехал в Белград и начал читать курсы теоретической физики, механики и астрономии. Однако в нем зрело то «влечение к бесконечности и космическим проблемам», которое и вылилось в уже известное нам полушуточное решение, что спустя два года было принято в белградском кафе.

Касаясь этого решения в своих воспоминаниях, Миланкович пытался найти причину той давней вспышки вдохновения. Возможно, что какую-то роль в нем сыграло вино, однако главным было другое: он увидел сверхзадачу, по которой давно тосковал и которая вдруг приобрела полную конкретность создать математическую теорию, пригодную для описания климата Земли, Марса и Венеры, причем не только для современной эпохи, но и для прошлого. Он не сомневался: это проблема, соответствующая его таланту и энергии.

Однако все попытки изложить ее коллегам но университету встречали лишь недоумение. «Наш крупнейший географ вытаращил глаза, когда я сказал ему о намерении рассчитать температуру на всех широтах Земли... Разве у нас не построены тысячи метеостанций, которые даюг гораздо более надежную и точную информацию о... температурах, чем любая, даже самая совершенная теория?»

Однако для теоретика, каковым был Миланкович, преимущества математического прогноза перед простыми отсчетами по термометру были очевидны. Он ясно видел, что только теоретические расчеты могут создать возможность изучения температурных условий в местах, которые недоступны для прямых наблюдений - в верхних слоях атмосферы, на мириадах планет и лун солнечной системы. «Ведь тот самый источник тепла, который снабжает энергией нашу Землю, Солнце, обогревает и другие свои планеты, покрытые твердой корой. Так что результаты новой теории можно будет приложить и к ним. Она даст нам первые научные данные о климате всех этих далеких миров».

И это еще не все. Ведь если можно решить первую часть задачи и рассчитать климат планет для их современного состояния, то ничто не мешает взяться и за вторую часть задачи, а именно рассчитать их климаты для тех эпох прошлого, когда и форма орбиты, и наклон оси вращения Земли были другими. Одним словом, новая теория «дает возможность выйти далеко за рамки наших прямых наблюдений как во времени, так и в пространстве». Однако Миланкович был осторожен. В качестве своего первого шага он решил обстоятельно ознакомиться с работами других исследователей. И он очень скоро понял, что выдвинутые им идеи пока никем не осуществлены. Климатологи, подобно его коллегам из университета, не желали ничего лучшего, чем продолжать наблюдения за температурами, атмосферными осадками и скоростями ветра. Астрономы же ограничивали свои задачи выяснением формы планетных орбит для современной эпохи и прошлого, и никто из них не собирался рассчитывать распределение инсоляции по поверхностям вращающихся и раскачивающихся планет. Правда, пионеры астрономической теории ледниковых эпох Адемар и Кролль говорили о климатических эффектах орбитальных изменений, однако ни тот ни другой не имел достаточной математической подготовки, чтобы оценить эти эффекты с необходимой точностью.

И только теперь, когда стало ясно, что намеченный им путь никем не пройден, Миланкович составил детальный план будущих исследований, своей экспедиции в «далекие миры и века». Совершенно очевидно, что даже задумать такое предприятие мог только могучий интеллект. Для того же, чтобы его осуществить, потребовался не только интеллект, но и, как показало будущее, тридцать лет неустанного труда.

Миланкович работал над своей теорией но нескольку часов ежедневно, включая воскресенья и праздники. Даже выезжая с женой и маленьким сыном за город, он брал с собой чемоданы книг, а главным, что ему требовалось на новых местах, был письменный с гол для работы. Будучи в Белграде. Миланкович трудился в основном дома, в большом кабинете, все стены которою были заняты книжными полками (сейчас это музей, находящийся в ведении Сербской академии наук). По вторникам и средам он читал лекции в университете, затем шел в свой клуб для недолгих встреч с друзьями. Обедал всегда дома, причем неизменно в восемь часов вечера; обеденные разговоры касались только музыки и мировой политики. Все это занимало пару часов, еще час отдавался чтению. Наконец свет выключался. Миланкович садился в кресло и думал.

Разработанные им планы штурма вершин науки отличались той тщательностью, с которой штабной генерал организует военное вторжение. Для начала он решил описать геометрию орбиты каждой из планет и показам», как она изменилась за последние столетия. Миланкович, как и задолго до него Кролль, убедился, что распределение инсоляции по поверхности любой планеты зависит от трех орбитальных характеристик : эксцентриситета орбиты, наклона оси вращения и положения точек равноденствия в ее прецессионном цикле.

Не иначе как предзнаменованием успеха стали для Миланковича обнаруженные работы немецкого математика Людвига Пилырима, который всего лишь семь лет назад, в 1904 году, выполнил необходимые ему астрономические расчеты. Если в распоряжении Кролля были только работы Леверье, освещавшие изменения эксцентриситета и циклы прецессии за последние 100000 лет, то Миланкович теперь получил возможность использовать данные Пильгрима по вариациям всех трех астрономических факторов - эксцентриситета, прецессии и наклона оси вращения за весь последний миллион лет. Таким образом, первая крупная задача научной кампании Миланковича оказалась, по существу, уже решенной.

Теперь казалась вполне достижимой и вторая его цель-рассчитать количества солнечной энергии, которые поступают на поверхности каждой планеты солнечной системы в каждый сезон и на каждой широте. Ведь еще за два столетия до него Исаак Ньютон разработал общую теорию солнечной радиации и показал, что конкретные значения инсоляции определяются двумя геометрическими факторами расстояниями от планет до Солнца и углами, под которыми солнечные лучи надают на интересующие нас участки поверхности этих планет. И поскольку названные геометрические факторы могли быть получены из расчетов Пильгрима, Миланкович не видел принципиальных трудностей в математическом описании распределения искомой инсоляции.

Однако эти расчеты, будучи в принципе простыми, на практике оказались чудовищно сложными, так как планеты непрерывно движутся вращаются вокру1 Солнца и собственных осей, раскачиваются и меняют наклоны в сумасшедшем небесном танце, каждое движение которого отражается на количестве получаемой ими солнечной радиации. Но Миланкович едва достиг тридцати двух лет и был уверен в своих силах. Позже он писал: «Я начал кампанию в свои наилучшие годы. Будь я тогда моложе, у меня не было бы необходимых знаний и опыта. Будь я старше, мне уже не хватало бы той самоуверенности, которую даст только юность с присущей ей стремительностью».

На первых порах работа Миланковича шла успешно. «Однако когда я попытался проникнуть в проблему глубже, писал он впоследствии, то натолкнулся на серьезные трудности, и все затормозилось. Затем (в 1912 году) вспыхнула Первая Балканская война. Рано утром Дунайская дивизия сербской армии, к которой я был приписан, пересекла границу тогдашней Турецкой империи с задачей захватить горный массив Старац». Молодой математик мог видеть, как солдаты сербского полка пробивались к вершине горы, а его мысли по какой-то странной ассоциации обратились к его собственной научной атаке и остановившим ее теоретическим препятствиям. И в тот самый момент, когда гора была захвачена, пришло и решение его математической задачи внезапно, единым броском, он тоже «овладел вершиной» на своем внутреннем поле сражения.

Через два дня Турция капитулировала. Наступило перемирие, и Миланкович смог продолжить личную баталию в белградской библиотеке. Работа шла успешно, однако было ясно, что свою вторую крупную задачу он сможет решить не ранее чем через несколько лет. Между тем обстановка на Балканах оставалась напряженной, поэтому он решил приостановить дальнейшие исследования и заняться публикацией того, что уже удалось сделать. Предварительные результаты работ были изложены в трех коротких статьях, увидевших свет в 1912 и 1913 годах. В начале 1914 года Миланкович опубликовал еще одну работу, которую он назвал «О проблеме астрономической теории ледниковых эпох». Будучи написана по-сербски, да еще в самый разгар политического кризиса в Европе, она много лет оставалась почти совершенно неизвестной. И все же эти публикации сделали свое дело. Они пролили новый свет на проблему ледниковых эпох, показав средствами математики, что изменения эксцентриситета орбиты и прецессия достаточно велики, чтобы быть причиной разрастаний и убываний ледниковых покровов. Кроме того, стало ясно, что климатические эффекты колебаний угла наклона земной оси фактически более значительны, чем предполагал Кролль.

Обеспечив таким путем свой арьергард, Миланкович взялся за продолжение исследований. Теперь он надеялся, что уж ничто не помешает их успешному окончанию, для завершения расчетов нужно было только одно время. Однако все планы снова рухнули: началась новая война, на сей раз первая мировая. Она застала Миланковича на родине, в юроде Даль, куда он приехал летом 1914 года. Даль был захвачен австро-венгерской армией в первые дни войны, и Миланкович как военнопленный был заключен в крепость Эссег. Позже он писал:

«За мной захлопнулись тяжелые железные двери. Ключ со скрежетом повернулся в ржавом замке... Пытаясь приспособиться к своему новому положению, я отключил мозг и апатично уставился в пустоту. Но вот мой взгляд упал на небольшой чемодан... и мозг снова заработал. Я вскочил и откинул крышку... Под ней лежали мои заметки по космической проблеме... Я пролистал страницы рукописи... затем вынул из кармана свою верную авторучку и начал писать и делать расчеты... Когда после полуночи я поднял голову, то не сразу понял, где нахожусь. Камера показалась временным приютом на долгом пути сквозь вселенную».

В сочельник 1914 года пленник получил неожиданный, но желанный подарок - свободу. Телеграмма военного министра Австро-Венгрии предписывала направить его в Будапешт. А там Миланкович был освобожден из-под стражи с условием, что он будет каждую неделю отмечаться в полиции. Стала известна и причина столь неожиданного освобождения: о находящемся среди военнопленных талантливом математике узнал некий профессор Чубер, который и добился его свободы «в интересах науки».

Оказавшись в Будапеште и на свободе, Миланкович сунул под мышку свой старый кожаный портфель и постучал в дверь библиотеки Венгерской академии наук, где его с распростертыми объятиями встретил коллега венгерский математик Коломан Силли. В читальном зале этой библиотеки Миланкович в основном и провел последующие четыре года, работая, как он потом писал, «без спешки и обдуманно планируя каждый шаг ». Первые два года ушли на разработку математической теории, способной описать современный климат Земли. А за третий и четвертый годы он завершил описание климатических условий Марса и Венеры.

Война тем временем кончилась. Миланкович сложил труды четырех лет все в тот же видавший виды портфель, сел на белый дунайский пароход и вернулся домой в Белград. Несмотря на все созданные войной помехи, ему удалось-таки осуществить вторую из поставленных целей-дать математическое описание современных климатов Земли, Марса и Венеры. Уже в 1920 году это описание было опубликовано в книге «Математическая теория тепловых явлений, обусловленных солнечной радиацией». Работа была очень быстро оценена метеорологами как крупнейший вклад в познание современного климата. Книга представляла огромный интерес и для исследователей климатов прошлого, так как в ней доказывалось, что размах колебаний орбитальных параметров был достаточно большим, чтобы связанные с ними изменения географического и сезонного распределения инсоляции становились причиной ледниковых эпох. Здесь же Миланкович показал, что он может рассчитать значения инсоляции земной поверхности и для любого интервала времени в прошлом.

Книга осталась незамеченной большинством геологов, однако она сразу привлекла внимание Владимира Петровича Кёппена, одного из крупнейших климатологов того времени. Кёппен, как известно, составил карты географического распределения температур и атмосферных осадков во всем мире, классифицировал климаты и выделил климатические зоны, объясняющие географическое распределение растительности земного шара.

Поэтому открытка, однажды прибывшая от знаменитого Кёппена, вызвала немалое волнение в семье Миланковича. Позже последний вспоминал:

«Как-то я получил простую открытку, которую храню как реликвию. Она пришла из Гамбурга, от климатолога Владимира Кёппена, и касалась недавно опубликованной «Математической теории». За ней последовали многие другие, так что общим итогом нашей переписки стало около сотни писем и открыток. Во втором письме Кёппен сообщил, что он совместно со своим зятем Альфредом Вегенером работает над книгой о климатах геологического прошлого. Этот ученый, которому тогда было уже семьдесят шесть лет, раньше других осознал ту пользу, которую может принести моя математическая теория проблеме палеоклиматов, и предложил мне сотрудничество».

Миланкович охотно согласился, и между югославским математиком и двумя немецкими учеными знаменитым климатологом и ведущим европейским геологом-начался плодотворный обмен идеями. Вегенер, тогда еще молодой человек, уже получил широкую известность своей теорией дрейфа континентов. Как и предвидел Кёппен, теория Миланковича оказалась неоценимым инструментом, позволяющим проникнуть в глубь истории климатов прошлого. Но польза от сотрудничества была взаимной, так как в лице Кёп- пена и Вегенера Миланкович также приобрел компетентнейших консультантов. Они могли лучше кого бы то ни было помочь ему в преодолении трудностей, связанных с познанием геологической истории климата.

Очень скоро Кёппен смог решить одну из очередных проблем, стоявших перед Миланковичем. Создав математическую методику расчета инсоляции для любой широты и сезона, последний намеревался приступить к расчету древних климатов Земли. Одной из центральных задач этой работы было построение графика, демонстрирующего изменения в поступлении солнечной энергии, которые могли быть причиной повторных оледенений. Однако она осложнялась тем, что каждый широтный пояс Земли и каждый сезон в нем имел свою собственную, неповторимую историю радиационного климата. Так что Миланкович столкнулся с необходимостью найти ответ на вопрос: какая широта и какой сезон были критическими, то есть играли определяющий) роль в инициации оледенений? Как мы помним, Адемар и Кролль полагали, что такую-критическую-роль играла инсоляция, получаемая высокими широтами в зимние сезоны; по их мнению, ледниковые эпохи наступали тогда, когда интенсивность зимней инсоляции полярных областей снижалась. Миланковичу этот вывод казался сомнительным, однако, не будучи специалистом, он попросил совета у Кёппена. «После исчерпывающего обсуждения всех возможностей-, писал он впоследствии,-Кёппен решил, что критическим фактором оледенения должно быть снижение температур не зимних, а летних полугодий». Будучи климатологом, он рассуждал так: колебания зимней инсоляции не могут сильно влиять на годовой баланс снега, поскольку в полярных областях зимние температуры и сейчас достаточно низкие, чтобы обеспечивать накопление твердых атмосферных осадков. Зато в летние сезоны современной эпохи на ледниках идет таяние. А при снижении летней инсоляции это таяние должно ослабевать, создавая тенденцию к изменению знака баланса снега с отрицательного на положительный и способствуя, таким образом, росту оледенения.

Логичность доводов Кёппена была очевидна, и Миланкович сразу сел за расчеты кривых, которые показали бы изменения инсоляции на 55°, 60° и 65° северной широты за последние 650 ООО лет. Даже эта, сравнительно ограниченная задача была далеко не простой. Дадим слово самому Миланковичу: «Я занимался расчетами целых сто дней, работая с утра до позднего вечера, а полученные результаты представил в виде графика-трех кривых с рядом острых зубцов, показывающих изменения летней инсоляции за весь этот длительный период времени». Естественно, этот график (рис. 24) был сразу же отправлен Кёппену.

Ответ не заставил себя ждать. Реакция Кёппена была быстрой и весьма положительной. Зубцы на графике, указывал в своем письме знаменитый климатолог, совсем неплохо увязываются с главными событиями ледниковой истории Альп, которые пятнадцать лет назад реконструировали немецкие географы Альбрехт Пенк и Эдуард Брюкнер. Кёппен решил включить кривые инсоляции в книгу по климатам прошлого, которую он и Вегенер как раз готовили к печати. А сам Миланкович получил приглашение ближайшей же осенью приехать в Австрию и навестить Кёппена в Инсбруке.

Итак, по мнению Кёппена, геологические данные подтверждали теорию Миланковича.

Понятно, это не могло не воодушевить его. Миланкович с радостью принял приглашение и в сентябре 1924 года прибыл в Инсбрук - как раз вовремя, чтобы успеть к началу научной конференции, которая открывалась докладом Альфреда Вегенера «Климаты прошлого». Не теряя времени на представления и знакомства, Миланкович вскарабкался в верхний ряд амфитеатра и весь превратился в слух. Первая часть доклада касалась вегенеровской теории дрейфа континентов и климатов отдаленных геологических периодов. При этом Вегенер держался «с величайшей скромностью и говорил, выбирая самые простые слова... хотя он и опирался на колоссальное количество фактов». Но все изменилось, когда он перешел к вопросу о климатах плейстоцена, «...теперь,- вспоминает Миланкович,- Вегенер имел дело с работой другого исследователя. Спроектировав на экран мои инсоляционные кривые, он забыл о сдержанности; голос докладчика зазвенел от возбуждения. Он с таким увлечением излагал данные моих расчетов, что я почувствовал себя смущенным. Съежившись на своем стуле, я пытался сделаться маленьким и незаметным, чтобы Вегенер, упаси бог, не обнаружил моего присутствия».

Вечером он ощутил себя триумфатором, ему казалось, что ложе его выстлано пухом и лаврами. Остальные дни в Инсбруке были посвящены далеко не одной лишь работе. Как писал об этом сам Миланкович, со старым другом, коллегой прежних-еще инженерских-дней, он «ухитрился обследовать чуть ли не все пивные города».

Книга Кёппена и Вегенера «Климаты прошлого» увидела свет в том же, 1924 году. Важное место в ней заняли инсоляционные кривые, представившие результаты многолетних расчетов Миланковича. Благодаря этой публикации они сразу приобрели широкую известность. Правда, отношение к ним со стороны геологов было неоднозначным - некоторые из ученых, как Кёппен и Вегенер, согласились, что кривые хорошо согласуются с геологическими данными, тогда как другие пришли к выводу, что такая увязка отсутствует.

Сам Миланкович в достоверности своих вьюодов не сомневался. Вернувшись из Инсбрука в Белград, он снова с головой окунулся в работу. Как мы помним, до сих пор он составил кривые только для трех параллелей-55°, 60° и 65° северной широты, относящихся к зоне, которая, как предполагалось, наиболее чувствительна к изменениям радиационного баланса. Теперь он решил рассчитать такие же кривые и для низких широт, в которых колебания инсоляции считались менее эффективными. Рассудив, что эти колебания все же могут оказывать влияние на местный климат, Миланкович взялся за расчет для целых восьми широтных поясов, располагающихся между 5° и 75° северной широты.

Эта работа, составлявшая третий пункт его программы боевых действий, была завершена к 1930 году. Она вошла как особый том в «Руководство по климатологии» Кёппена. Название тома «Математическая климатология и астрономическая теория изменений климата» выразило поставленную Миланковичем задачу так ясно, что теперь ее важность уже никак не могла ускользнуть от внимания геологов.

С публикацией новых кривых инсоляции геологи действительно наконец смогли понять, каким образом поступление на Землю энергии солнечной радиации регулируется влиянием двух астрономических циклов. Им стало ясно, что уменьшение угла наклона оси вращения планеты должно снижать летнюю инсоляцию, о чем, как мы помним, совершенно правильно писал еще Кролль (рис. 25), а сокращение удаленности Земли от Солнца в то или иное время года означает увеличение инсоляции в эти периоды. Кроме того, теперь выяснилось, что сила обоих влияний закономерно, причем неодинаково для каждого из них, меняется с широтой (рис. 26). Влияние периодических изменений наклона земной оси, для которых характерна 41000-летняя цикличность, наиболее сильно у полюсов и постепенно ослабевает к экватору. И наоборот, влияние 22 000-летних циклов предварения равноденствий, означающих периодические изменения расстояния от Земли до Солнца, является слабым у полюсов, но возрастает с приближением к экватору. И поскольку значения инсоляции на каждой широте и в каждый сезон зависят и от наклона земной оси, и от расстояния Земля-Солнце, общий вид кривых инсоляции с движением от полюсов к экватору систематически изменяется.

На характере кривых, построенных для высоких широт, сильнее всего сказываются 41000-летние циклы колебаний наклона оси, тогда как на кривых, рассчитанных для низких широт,-22 000-летние циклы прецессии.

После этого Миланкович приступил к решению своей четвертой и последней задачи-к расчетам, которые должны были определить конкретную реакцию ледниковых покровов на то или иное изменение в инсоляции. Главная сложность здесь заключалась в необходимости учета обратных связей между площадями оледенения и альбедо, то есть отражательной способностью, поверхности Земли. В том, что такие связи играли существенную роль в усилении похолоданий или потеплений, связанных с колебаниями инсоляции, никто-после работ Кролля-не сомневался, однако все попытки выразить эту роль количественно оставались безуспешными. Миланкович был первым, кто эту задачу решил, для чего он привлек данные о глобальном распределении высот снеговой линии, то есть такого уровня, выше которого летнее таяние оказывается не в состоянии уничтожить весь выпавший за год снег. Вблизи экватора и особенно в тропиках снеговую линию можно наблюдать только в горах, на абсолютнв1Х высотах порядка пяти-шести километров, а в полярных областях она сильно снижается, во многих случаях достигая уровня океана. Миланкович сформулировал математическую зависимость между летней инсоляцией и высотами снеговой линии, которая позволила установить связи между любыми заданными изменениями в летней инсоляции и суммарной площадью снежного покрова.

Результаты этой работы он изложил в 1939 году в книге, получившей название «Астрономические методы исследования истории климата Земли». Приведенные в ней кривые по своей форме мало отличались от ин- соляционных кривых, публиковавшихся ранее, однако теперь геологи получили в свое распоряжение графики, по которым можно было судить о широтном положении краевых зон ледниковых покровов для любых этапов всего периода - последних 650000 лет. Кроме того, Миланкович провел дополнительные расчеты, благодаря которым его кривые заметно изменили свою форму, превратившись из зубчатых в плавно изгибающиеся.

Таким образом, все четыре цели, поставленные Миланковичем, были достигнуты. Он был убежден, что тем .самым оказалась решенной и вся его космическая проблема. Между тем еще за десять лет до того Миланкович начал писать популярные статьи, которым он придавал форму писем, обращенных к безымянной молодой женщине. Фактически это началось даже раньше, во время его поездки в Австрию. В его «письмах» можно найти немало автобиографических данных, но их главное назначение-подвести широкого читателя к восприятию начал астрономии и исторической климатологии. Первые письма появились в разных литературных журналах, однако они были встречены с таким интересом, что в 1928 году их переиздали в едином сборнике, который получил название «Через далекие миры и века: письма от путника во вселенной». Впервые этот сборник вышел на родном языке Миланковича-сербскохорватском, однако в 1936 году его расширенный вариант был опубликован на немецком языке. Личность анонимного адресата этих писем осталась нераскрытой, впрочем, жена Миланковича утверждала, что молодая дама-лицо вымышленное.

В конце 1930-х годов Миланкович взялся за обстоятельную сводку главных результатов своей работы, которую он решил назвать «Канон инсоляции й проблема ледниковых эпох». Но случилось так, что в тот самый день, когда последние страницы этой книги пошли в набор, а именно 6 апреля 1941 года, Югославия была оккупирована войсками фашистской Германии. Во время последовавших затем беспорядков белградское издательство было разрушено, и заключительную часть книги пришлось перепечатывать заново.

Сама война мало волновала Миланковича, так как он не сомневался в конечном поражении фашизма. К тому же он испытывал глубокое удовлетворение 27. Милутин Миланкович. Портрет кисти П. Иовановича, 1943 (предоставлен Васко Миланковичем). оттого, что результаты его многолетних трудов как раз в те годы получили международное признание как крупное достижение науки. Конечно, среди ученых были и скептики, не принимавшие теорию Миланковича, однако сам он в дискуссии не вступал и позже об этом не жалел, «так как некоторые ученые и без моей помощи нашли, как правильно ответить на выдвинутые против нее возражения». И он добавил: «Сейчас я имею в своей личной библиотеке пять специальных научных работ и свыше сотни учебных пособий и руководств, которые используют мои инсоляционные кривые в качестве основы для изучения ледниковых эпох и их хронологии».

В 1941 году, в возрасте шестидесяти трех лет, Миланкович завершил работу над математической теорией инсоляции и ее приложением к проблеме ледниковых эпох. Спустя много лет Васко Миланкович, рассказывая об отце, вспоминал его слова:

«Если ты поймал большую рыбу, тебя перестает интересовать всякая мелочь. Целых двадцать пять лет я трудился над своей теорией солнечной радиации, и теперь, когда в этой работе поставлена точка, я, по существу, остался без дела. Я слишком стар, чтобы браться за новую теорию, к тому же проблемы такого масштаба, как только что решенная, не растут на деревьях».

Однажды вечером, во время обеда, он объявил жене и сыну: «У меня есть занятие на время немецкой оккупации. Я напишу историю своей жизни и работы. Ведь после моей смерти кто-то захочет дать их описание и сделает это почти наверняка неверно». В 1952 году он завершил свои воспоминания, а в 1957 году закончил работу над кратким синтезом итогов научных исследований. Через год после этого в возрасте семидесяти девяти лет он умер. Человек, который в своих расчетах и воображении десятилетиями странствовал через далекие миры и века, отбыл в последнее путешествие...

К содержанию книги: Джон Имбри - Тайны ледниковых эпох