XVI. НАУЧНЫЕ ДИСКУССИИ С ДОКУЧАЕВЫМ

Смотрите также:

Биография Костычева

Почва и почвообразование

Почвоведение. Типы почв

Химия почвы

Биология почвы

Круговорот атомов в природе

Книги Докучаева

Криогенез почв  

Биогеоценология

Геология

Основы геологии

Геолог Ферсман

ПАВЕЛ КОСТЫЧЕВ (1845—1895)

Черви и почвообразование

 Дождевые черви

Вернадский. Биосфера

Геохимия - химия земли

Гидрогеохимия. Химия воды

Минералогия

Происхождение растений

Биология

Эволюция биосферы

Геоботаника

Общая биология

Мейен - Из истории растительных династий

Биографии биологов, почвоведов

Эволюция

Микробиология

Пособие по биологии

Интерес к чернозему среди русских ученых, кажется, никогда так остро не проявлялся, как зимой 1883/84 года. В подтверждение этого можно привести такую историческую справку:

10 ноября 1883 года в Вольном экономическом обществе состоялся доклад агронома Н. П. Заломанова «О происхождении чернозема». 24 ноября там же выступал В. В. Докучаев с сообщением итогов своих исследований о черноземе. В воскресенье 11 декабря днем в большом актовом зале университета при огромном стечении народа проходил докторский диспут Докучаева: он защищал в качестве диссептации свой выдающийся труд «Русский чернозем». 19 января 1884 года Вольное экономическое общество заслушало доклад Костычева «Об условиях образования черноземных почв».

Все эти собрания петербургских ученых проходили очень оживленно и даже больше того — бурно, в обстановке острых споров и дискуссий. Главную роль при этом играл Докучаев, и наиболее ожесточенные споры разыгрывались вокруг «Русского чернозема». Вот что вспоминал по этому поводу один из ближайших учеников и сотрудников Докучаева — профессор П. А. Земятченский:

«Работы Василия Васильевича Докучаева и его доклады, главным образом в Вольном экономическом обществе, всегда вызывали целую бурю возражений, страстных дебатов. Он был новатор и должен был встретить многочисленные препятствия, воздвигаемые рутиной, непониманием, завистью и личными отношениями. Собрания Вольного экономического общества, в которые назначался какой-нибудь доклад Василия Васильевича, всегда были многолюдны'. Собирались не только интересовавшиеся предметом, но и те, которые любили смотреть на состязания. А зрелище было действительно необычайное: десять против одного. Борьба была отчаянная. Но для ищущих истину уже тогда было очевидно, чья сторона возьмет».

В этом образном рассказе, разумеется, не все справедливо. Не всеми оппонентами Докучаева руководили лишь «рутина, непонимание и зависть». Некоторые ученые, не соглашавшиеся с великим почвоведом, тоже были «ищущими истину». Сам Докучаев и главный его научный противник Костычев с наибольшим основанием должны быть причислены к «ищущим истину». Поэтому в их спорах личный момент хотя и не исключался, но играл второстепенную роль. Главное значение имели принципиальные расхождения, разное понимание некоторых—часто очень важных — научных вопросов.

В своем труде «Русский чернозем», составившем эпоху в истории естествознания, Докучаев опроверг метафизические морские и болотные гипотезы образования чернозема и незыблемо утвердил «растительно-наземную» теорию происхождения этой почвы. В объемистом сочинении Докучаева подробно описывались черноземы разных частей Европейской России, отношения этих почв к подстилающим горным породам, была приведена почвенная карта черноземной полосы, составленная то совершенно новым методам. Самым главным в «Русском черноземе» было твердо установленное положение, 'что чернозем, как, впрочем, и всякая другая растительно-наземная почва, есть результат совокупной деятельности ряда природных факторов, а именно — климата, растительных и животных организмов, материнских горных пород, ©озраста страны и ее рельефа. Эти явления -природы в их взаимодействии ученый назвал «факторами почвообразования».

Докучаев показал, что почва является совершенно особым, самостоятельным природным телом; а это означало, что оно должно быть объектом изучения особой, самостоятельной науки о почве — почвоведения. Постановка и обоснование этих положений являются огромной заслугой Докучаева, но не сразу они все в равной степени были подтверждены наблюдениями и опытами, не сразу нашли широкое признание.

Условия, которые влияют на образование чернозема: степной климат, растительность, господствующие здесь горные породы и т. д., — Докучаев вскрыл с исчерпывающей полнотой, но сам процесс создания этой почвы, а также химические и биологические явления, все время происходящие в ней, ему оставались во многом не ясными. Спорным был в то время и вопрос о значении надземной части степных трав и их корневых систем для накопления перегноя в почве.

На всех публичных собраниях, на которых обсуждалась черноземная проблема, неизменно возникали дискуссии между Докучаевым и Костычевым. Со своей критикой «Русского чернозема» он с наибольшей полнотой выступил на докторском диспуте Докучаева и в специальной рецензии, напечатанной в журнале «Сельское хозяйство и лесоводство» в 1884 году.

Костычев, по своему обыкновению, стремился к объективной, справедливой оценке докучаевакого труда. Он говорил, что исследование чернозема представляет такую громадную задачу, что ее не в силах выполнить один человек, это может сделать только коллектив ученых. Но если говорить о геолого-гео- графических исследованиях чернозема, то «все, что можно было сделать Докучаеву, сделано им». Костычев откровенно признавал, что ему, как и другим агрономам, интересующимся исследованием почв, крайне недостает хорошего знания геологии.

«Для нас лично, — писал он, — наиболее ценными сведениями, заключающимися в книге Докучаева, представляются сведения геологические; им собрано вое, имеющееся <в нашей научной литературе, по геологии черноземной области, и потому труд Докучаева с этой стороны заслуживает полной благодарности всех, кто занимается и будет заниматься исследованиями о черноземе». Костычев соглашался с творцом «Русского чернозема» и в главном вопросе о черноземе, считая, что образование этой почвы происходит под влиянием степной травянистой растительности. И в то же время Костычев расходился с Докучаевым в понимании многих других важных вопросов и считал необходимым подвергнуть их критическому обсуждению.

Чрезвычайно интересен взгляд Костычева на роль и значение критики в научной работе. В своей рецензии на «Русский чернозем» он писал, что, занимаясь в течение нескольких лет исследованиями черноземных почв, он «не мог не прийти на основании своих трудов к некоторым самостоятельньш заключениям... и заключения эти во многих пунктах не сходятся с воззрениями Докучаева. Это не представляет ничего удивительного по отношению к такому предмету, исследования которого, можно сказать, едва начаты: обыкновенно только после долгого ряда работ, после столкновения разных мнений, после взаимной критической проверки их, взгляды сходятся и получается единство воззрений. Надежда на то, что мои мнения и замеченные мною факты могут обратить внимание на многие немаловажные вопросы о черноземе, составляла главную причину... критических замечаний относительно книги Докучаева».

Прославленный автор «Русского чернозема» был по образованию и первоначальным научным интересам геологом. Но от геологии он шел через создаваемое им почвоведение к биологии, агрономии, проблемам преобразования природы. Однако этот путь был сложным и на некоторых участках тернистым. Можно сказать, что на первых его этапах геология, с ее кругом представлений, завладела вниманием Докучаева. Для него вначале яснее была «мертвая», неорганическая природа, а не живая.

Признавая совокупное действие всех факторов почвообразования на чернозем, Докучаев вместе с тем в своем докладе на заседании Вольного экономического общества говорил:

—        В основу наиболее крупных делений -всякой почвенной классификации должны быть положены отношения почвы к климату и материнским породам.

Из этих слов следует, что в период завершения работы над своим трудом Докучаев еще несколько недооценивал значение биологического фактора в почвообразовании. Это ограничивало стройность и целостность созданной Докучаевым теории. Костычев, напротив, еще не сумел оценить влияние климата на процессы образования черноземов, но ему удалось лично добыть множество ценных фактов, освещающих роль организмов — высших и низших — в почве.

Костычев, вспоминая изречение академика Ф. И. Ру- прехта «Чернозем представляет вопрос ботанический», говорит:

—        Это положение имеет более обширный и глубокий смысл теперь, чем имело в то время, когда было высказано. Геология, как полагал Рупрехт и что подтверждено потом исследованиями г. Докучаева, имеет второстепенное значение в вопросе о черноземе, потому что накопление органических веществ происходит в верхних слоях земли, геологически разнообразных, и чернозем является вопросом географии и физиологии высших растений и вопросом физиологии растений низших, производящих разложение органических веществ.

Костычев очень близко подошел к тому пониманию почвообразовательного процесса, которое уже в советское время было сформулировано В. Р. Вильямсом, рассматривавшим этот процесс как своеобразное единство противоположностей, а именно, синтеза органического вещества высшими зелеными растениями и разрушения его низшими растениями — бактериями и грибами. Такое представление о почвообразовании стало ясно и для Докучаева, но уже в девяностых годах прошлого столетия. Вначале же он не обратил должного внимания на эти глубокие мысли своего оппонента.

Костычев, убедительно показав, что Докучаев сильно преувеличивает возможность проникновения перегноя в глубокие слои черноземов в результате его просачивания, в противоположность этому сумел своими наблюдениями подкрепить мысль о влиянии корней травянистых растений на накопление гумуса в почве. Тут Костычев был во всеоружии и бил своего научного противника фактами и цифрами, из которых большинство было получено в лаборатории Лесного института. Не -всем этим ф'актам и цифрам Докучаев сразу же придал то значение, которое они в действительности имели.

Он только впоследствии оценил по достоинству соображения своего научного противника и достаточно полно использовал -в своих трудах наблюдения и эксперименты Костычева по -вопросу о происхождении и особенностях почвенного перегноя.

На докторском диспуте Докучаева острой критике подверглась составленная им почвенная карта черноземной области. В основу этой карты были положены цифры содержания перегноя в почвах: места с более или менее одинаковым количеством перегноя были объединены общей окраской, и так получились, по выражению Докучаева, «изогумусовые полосы».

—        В настоящее время карта, составленная Докучаевым, — говорил Костычев, — не может считаться надежным руководством... Докучаев нанес на свою карту чернозем на основании 286 определений органических веществ в почвах не из одной только черноземной области; на область чернозема приходится не более 250 таких определений. Так как в области чернозема мы можем считать не менее 100 миллионов десятин, то, следовательно, карта составлена на основании определений перегноя, из которых одно приходится не менее как на 400 тысяч десятин, или почти на 4 тысячи квадратных верст!

—        Как же такая карта может быть точной и правильной?— спрашивал Костычев диспутанта и присутствующих. И это замечание своего оппонента Докучаев учел очень скоро: уже при своих почвенных исследованиях в Нижегородской губернии он, совместно с Н. М. Сибирцевым и другими своими молодыми учениками, проводит работу в более детальном масштабе, а классификацию почв, или разделение их на группы, строит уже не только на содержании перегноя в верхнем слое, а принимает во внимание многие другие особенности почв. Вообще нужно сказать, что критика Костычева для Докучаева была очень полезной: в значительной степени благодаря этой критике он быстрее проникался интересами и нуждами русского сельского хозяйства, глубже изучал условия образования разных почв.

В свою очередь, Костычев, выступив на заседании Вольного экономического общества с докладом «Об условиях образования черноземных почв», изложил слушателям свои интересные наблюдения о роли растительности, об истинном характере процесса разложения органического вещества в почве. Костычев полемизировал с Докучаевым, опровергая его мнение, что степной климат, влияя на растительность, тем самым воздействует и на почву. Отрицалось в докладе и большое значение рельефа местности для распределения разных черноземов.

Не успел Костычев кончить, как слово в прениях первым взял Докучаев.

—        Прежде всего, — начал он, — в докладе Костычева меня поражает та смелость, с какой автор отрицает почти всякую зависимость степной растительности от местного климата... Но кто же с этим согласится? Какие же имеются у докладчика доказательства такого поистине непонятного взгляда?

Приведя множество неоспоримых доказательств тесной связи, какая существует между климатом, растительностью и почвами в степной области, Докучаев закончил:

—        Итак, я считаю сообщение Павла Андреевича Костычева не только недоказанным, но и непонятным.

В своей речи Докучаев доказывал и значение рельефа для почвообразования. Хорошо зная в это время почвы черноземной области, он имел все основания утверждать, что наиболее мощными и перегнойными будут черноземы, расположенные на ровных возвышенных местах, и менее мощными — на склонах. По этому поводу Докучаев на одном из заседаний высказался так:

—        Павел Андреевич Костычев отрицает всякую связь между рельефом местности и мощностью покрывающих ее почв. На это следует сказать только одно: отрицать можно решительно все на свете...

И, намекая на то, что его (противник не исследовал всей черноземной полосы, Докучаев продолжал:

— Теперь вопрос о нашем черноземе подвинут настолько вперед, что всякий желающий установить в данном случае какие-либо новые общие положения обязан, по меньшей мере, видеть не один или два незначительных уголка нашей черноземной полосы, а по возможности все ее главнейшие пункты. Он обязан, кроме того, самым тщательным и объективным образом проанализировать работы своих предшественников; только тогда его выводы и будут иметь некоторый общий характер и интерес.

Эта критика имела несомненное значение для дальнейших исследований Костычева: он вскоре объезжает всю черноземную область и убеждается в том, что климат и рельеф оказывают большое влияние на чернозем.

Докучаев настойчиво добивался создания специального почвенного комитета, который бы объединил вое проводящиеся в России исследования почв В 1886 году Геологическому комитету Министерства государственных имуществ поручили обсудить это предложение. Запросили и мнение Костычева. Он не оспаривал мысль о необходимости объединения всех почвенных исследований, но подверг критике программу Докучаева. Исследования почв страны нужны, но им следует придать «сельскохозяйственно-научное» направление, придать более ясно выраженный прикладной характер. В своих замечаниях Костычев, разумеется, исходил из чисто принципиальных соображений, но его мнение, повидимому, сыграло известную отрицательную роль, и почвенный комитет создан не был.

Изучением чернозема занимались тогда многие. Среди них был Н. П. Заломанов — «ученый-агроном», химик. Это был тип ярко выраженного дилетанта в науке, но в своих суждениях чрезвычайно самоуверенного. Он не мог, несмотря на все старания, предложить новую гипотезу образования чернозема, но и не хотел признать никаких элементов новизны в работах других. Он резко, хотя и совершенно необоснованно, нападал и на Докучаева и на Костычева, защищая старую морскую гипотезу в несколько измененном варианте.

В своем докладе в конце 1883 года Заломанов так прямо и говорил:

— Чернозем образовался из каменноугольных и юрских глин... Образование чернозема может быть вызвано и искусственно, прибавлением глиноземных солей-квасцов и сернокислого глинозема  к навозу на скотном дворе.

Вся эта лженаучная чепуха преподносилась при этом с таким поистине неподражаемым апломбом, что производила известное впечатление на слушателей. Некоторым и впрямь начинало казаться, что нет ничего легче, как искусственное приготовление чернозема по методу, предложенному Заломановым.

И тут Докучаев и Костычев, объединившись, дали резкий и сокрушительный отпор зарвавшемуся прожектеру.

В сближении Докучаева с Костычевым большую роль сыграл Энгельгардт. Он поддерживал с Костычевым оживленную переписку, а с Докучаевым близко познакомился, видимо, в 1886 или в 1887 году, во время своего нелегального приезда в Петербург из Ба- тищева, где он сумел своими силами и на свои средства организовать интересные опыты по испытанию различных удобрений.

Намекая на не совсем нормальные взаимоотношения своих петербургских друзей, он писал своему старому ученику: «Меня в Петербурге очень неприятно поразили кснтры между учеными. Не разъединяться должны люди науки, а соединяться, высоко держать свое знамя».

В этом же письме Энгельгардт развивает мысль о необходимости проведения в его родной Смоленской губернии таких же исследований почв, как в Нижегородской: «Я не сомневаюсь, что если бы это дело было поручено Докучаеву, то он нашел бы на него молодежь добрую, которая много бы сделала»  .

В письмах же к Докучаеву Энгельгардт постоянно отзывался с большой похвалой о работах Костычева, подчеркивал их значение для науки. Его статьи о подзолистых почвах, о применении для их улучшения фосфоритов Энгельгардт называет «очень интересными», советует их прочитать. Он пишет о том большом значении, которое для сельского хозяйства Смоленской губернии могло бы иметь всестороннее исследование ее природы. Но это исследование, говорит Энгельгардт, должно быть коллективным. При этом условии даже небольшие наблюдения рекогносцировочного характера принесут немалую практическую пользу, утверждает ученый.

«При вашей опытности, — писал Энгельгардт Докучаеву, — вы, сделав почвенную рекогносцировку губернии, уже много скажете. Вот Краснов   тоже, сделав ботаническую рекогносцировку, найдет что сказать. Костычев, сделав агрономическую рекогносцировку, тоже хорошо напишет. И поэтому это должно итти впереди. Конечно, могут быть ошибки, но дальнейшее исследование все исправит»  .

Постепенно личные отношения между двумя создателями научного почвоведения начинают улучшаться, хотя споры по отдельным принципиальным вопросам попрежнему вспыхивают. Но со временем, особенно после 1890 года, резче выступает единство воззрений Докучаева и Костычева, а не расхождения между ними. Докучаев проявляет громадный интерес к биологии и микробиологии почвы, к исследованиям структуры черноземов — вопросам, поднятым его оппонентом. Костычев — и на деле и на словах — отдает должное докучаевской идее о почве как самостоятельном теле природы, начинает изучать отдельные почвенные типы России в связи со всей природной обстановкой, породившей их. Замечательным примером в этом отношении является очерк Костычева о почвенных типах России, подготовленный для международной выставки в Чикаго.

Этот очерк освещал почвенные типы, их распространение, происхождение в связи с другими природными явлениями: климатом, растительностью, рельефом, геологическим строением. Каждый тип почв характеризовался с точки зрения его физических, химических и биологических свойств. Здесь ученый, как бы подводя итоги своих многолетних личных исследований и своих научных диспутов с Докучаевым, сумел удивительно полно и органично слить два направления в русском почвоведении — докучаевское и костычев- ское. Наиболее тщательно Костычев описал черноземы и серые лесные земли, распространенные в лесостепи, он коснулся также солончаков, известковых почв, сыпучих песков, виноградных почв Крыма и Кавказа.

Особенно новым и интересным явилось подробное рассмотрение почв северной полосы России. Здесь встречалось мною различных почв, но преобладали болотные и подзолистые. Костычев установил, что подзолы образуются в результате промывания почвы растворами, содержащими кислые органические вещества. Они мало-помалу растворяют все составные части почвы, кроме кварцевого песка, который постепенно накапливается в ее верхней части. Бесплодный кварцевый песок придает подзолистой почве ее* характерный белесый цвет. Почвы эти, нередко малоплодородные в их естественном состоянии, во многих местах России называли «луда». Костычев приводил понравившуюся ему народную пословицу: «Где луда — там и нужда» — и говорил, что она «совершенно соответствует действительности». Но одновременно он отмечал, что наука уже разработала надежные методы улучшения этих почв. Он утверждал, что с помощью посевов клевера, внесения навоза, фосфорных и калийных удобрений, а особенно известкования подзолистые почвы «можно довести до высшей степени плодородия».

В своем очерке Костычев приложил составленную им схематическую карту главнейших почв черноземной области. Здесь видно уже полное совпадение взглядов двух великих ученых — Костычева и Докучаева — в главных вопросах почвоведения и классификации почв.

Критическое отношение их друг к другу не исчезло, но совместные усилия, направленные на разработку важнейших проблем теории и практики, стали более дружными. Их отношения нельзя считать идиллическими. Это было скорее боевое и взаимно критическое творческое содружество.

Такой характер их отношений понимали и они сами и многие их наиболее проницательные современники. Известный геолог С. Н. Никитин (1851—1909), много сталкивавшийся с Костычевым и особенно с Докучаевым в Геологическом комитете, совершенно верно указывал, что, «несмотря на многие разногласия, доходившие до антагонизма по некоторым крупным вопросам», Докучаев и Костычев «в сущности держались одних и тех же принципов, проводили ту же идею (то-есть держались широкого взгляда на почву как на естественноисторическое тело), но счастливо дополняли друг друга и оба создали современное русское почвоведение как науку».

То, что Костычев и Докучаев пришли, по существу, к единым научным воззрениям, не представляется случайным. Это было совершенно закономерное явление Оба они стояли на сходных философских материалистических позициях и в свое время почти в равной степени испытали мощное очистительное влияние Чернышевского и Герцена.

И Костычев и Докучаев были учеными-демократа ми, вышедшими из самых недр народа и работавшими прежде всего для народа. В мрачную эпоху реакции, которая наступила в России в восьмидесятых годах, они «не ушли» в «чистую науку» и идеализм. Ученые продолжали работать для народа, для практики в самом широком ее значении, работать для светлого будущего. А в это светлое будущее своего народа они оба крепко верили.

К содержанию книги: ЖЗЛ. Игорь и Лев Крупениковы "Павел Андреевич Костычев"