ОТ ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКО-РУССКОЙ ДИГЛОСИИ К ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКО-РУССКОМУ ДВУЯЗЫЧИЮ

Смотрите также:

Современный русский язык

Сложение русского литературного языка

Радзивиловская летопись

Культура Руси 12 13 веков

Древняя русь в летописях

Развитие русской литературы в 18 веке

Языковедение

Пушкин

История и культурология

Карамзин: История государства Российского

Ключевский: курс лекций по истории России

Татищев: История Российская

Эпоха Петра 1

Скоропись и норма приказного языка: противопоставление книжного и скорописного письма как реализация противопоставления церковнославянского и русского языка

Весьма существенно в этой же связи, что в рассматриваемый период появляется скоропись как особый тип письма, предназначенного для письменной фиксации русской речи. Поскольку это касается собственно графики, скорописное письмо появляется еще до второго южнославянского влияния (XIV в.), но ранее скоропись противопоставляется полууставу лишь в начертании букв (Щепкин, 1967, с. 136). Между тем, в XV—XVII вв. скоропись противопоставляется книжному письму системно — противопоставление строится не только на начертании, скоропись обладает своим инвентарем букв, своей орфографией . Наконец, скоропись отчетливо связывается в этот период с русским, а не церковнославянским языком, т.е. противопоставление книжного и скорописного письма предстает как реализация более общего противопоставления церковнославянского и русского языка.

Эта специальная система письма явно отражает южнославянское влияние, что проявляется как в начертании отдельных букв, так и в их функционировании. Так, специфические скорописные начертания букв т (треножное), ч (одностороннее), в (четырехугольное и округлое), t (приближающееся к ъ), з (уподобляющееся по форме цифре 3) соответствует южнославянским почеркам (Щепкин, 1967, с. 130, ср. рис. 56, 58); характерное для скорописи неразличение букв » и ъ, вероятно, восходит к южнославянскому смещению фгих букв. Как полагают, южнославянское влияние отразилось и в характере оформления деловых бумаг. Так, делопроизводственная манера склеивать документы в столбцы (Противопоставляющая деловую письменность, сущест- вОвавшую в виде столбцов, церковной письменности в виде книг), по-видимому, пришла к нам от южных славян (Тихомиров, 1947, с. 177; Лихачев, 1958, с. 5).

То обстоятельство, что скоропись как специальный тип письма для деловых документов появляется практически Одновременно со вторым южнославянским влиянием (возможно, под влиянием южнославянской канцелярской скорописи), представляется неслучайным: противопоставление книжного письма некнижному соответствует общему стремлению отделить книжный язык от народного. Появление и Распространение скорописи знаменует становление специаль- ной нормы особого приказного языка, который отчетливо противопоставляется языку церковнославянскому и связывается с русской языковой стихией (при том, что этот язык мо- зкет обнаруживать элементы искусственного нормирования) .

Это нормирование было связано с деятельностью канцелярий и, Следовательно, с определенной письменной традицией, которая противостоит церковнославянской традиции и которая, вместе с тем, Подготавливает почву для последующей секуляризации литературного языка. Связь с письменным началом и определяет специфику Приказного языка по отношению к русской разговорной речи. УказаНное обстоятельство объясняет, между прочим, борьбу с подьяческим языком в XVTII в. в условиях ориентации литературного языка Рв русскую разговорную языковую стихию (ср. выступления Сума-

Показательно, что скорописи специально обучались (об этом свидетельствует, например, предисловие к Буковнице» XVI в.: Ягич, 1896, с. 400). Поскольку скоропись связывается с русским языком, обучение скорописи может рассматриваться — под определенным углом зрения — как начальный этап обучения русскому языку; тем самым закладываются предпосылки для последующей кодификации русской речи.

Отметим, что при обучении скорописи учили не только читать, но и писать. Что касается книжного письма, то здесь грамотность предполагала прежде всего умение читать, тогда как умение писать книжным письмом было, по-видимому, более или менее профессиональным (если чтению обучали повсеместно, то писать учили в специальных скрипториях) — см. выше, § II-3.1) . И в этом также проявляется разница между церковнославянским и русским языком: церковнославянским языком владеют по большей части пассивно, а русским — всегда активно; поскольку скорописное письмо ассоциируется с русским языком, владение скорописью естественно предполагает активные навыки. По свидетельству Котошихина, при обучении царских детей грамоте в XVII в. «в учител1 выбирают учителных люде! [т.е. специальных учителей]... а писать учить выбирают ис посол- ских подячих» (л. 25); существенно, что для обучения письму выбирались не духовные лица, а подьячие, которые обучали, несомненно, скорописному письму.

Отношения между книжным и скорописным письмом обнаруживают те же тенденции, что и отношения между цер- фсовнославянской и русской лексикой. Так, в скорописи могут рисаться под титлом русские (некнижные) эквиваленты церковнославянских подтительных слов: если, например, в Церковнославянских текстах мы встречаем сокращение ннЪ <шынЪ), то в скорописи, соответственно, встречаем соотносящуюся по значению форму йгчсъ (тотчасъ) и т.п. (ср.: Беляев, i|911» с. 30—31) ; характерно, между тем, что в древнейшей русской скорописи (XIV в.) сокращения те же, что в уставе %ли полууставе. Здесь, очевидно, проявляется та же тенден- "фия к установлению корреляции между церковнославянским русским языком, которую мы прослеживали выше на лексическом материале, т.е. специфические скорописные формы Я соответствующие формы книжного письма оказываются в отношении эквивалентного перевода.

Противопоставление разных типов письма может связываться с разными — противопоставленными друг другу — семантическими сферами. В немецко-русском разговорнике Т. Фенне 1607 г. содержится характерное указание: «Только если желаешь писать о бо- Лкественных или царских или господских вещах, употребляй ч, у, ф. Но если ты хочешь писать об адовых и низменных дещах, то пиши е, з, 6» (с. 23). Таким образом, противо- •Йоставление начертаний букв с одним фонетическим значением непосредственно связывается с высоким или низким содержанием, и это отвечает тому, что славянизмы в русском цзыке начинают в этот же период соотноситься с высоким '^вбстрактным) содержанием (см. выше). Равным образом и в Чукваре Г. Давида 1690 г. мы встречаем различение и противопоставление букв двух родов: «Character Biblicus» и ^Character usualis, prof anus et communis» (Унбегаун, 1958, 100), причем во втором случае имеются в виду начертания, Зинятые в скорописи. Фактически это предвосхищает диф- Вренциацию церковного и гражданского письма после ввертя Петром I гражданского алфавита (гражданский шрифт при этом по своему происхождению непосредственно связан со скорописью (см. ниже, § IV-1).

Таким образом, если раньше нормированный церковнославянский язык противостоял ненормированному русскому как культура хаосу, т.е. книжный язык вычленялся из речевой стихии как организованное целое, то теперь в языковом сознании формируется представление об особом некнижном языке, определенным образом коррелирующем с языком книжным. Культура формирует свой антипод, свое зеркальное отображение: русский язык оформляется в языковом сознании как нечто противоположное языку церковнославянскому. Для разрушения диглоссии остается лишь ввести этот язык в сферу культуры.

К содержанию книги: ОЧЕРК ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА