ЭКСКУРСЫ

Смотрите также:

Современный русский язык

Сложение русского литературного языка

Радзивиловская летопись

Культура Руси 12 13 веков

Древняя русь в летописях

Развитие русской литературы в 18 веке

Языковедение

Пушкин

История и культурология

Карамзин: История государства Российского

Ключевский: курс лекций по истории России

Татищев: История Российская

Эпоха Петра 1

Восприятие аканья как социальной характеристики в 18 веке

Первое описание аканья принадлежит А.Д. Кантемиру, причем Кантемир подчеркивает именно социальный аспект произношения такого рода. Так, в рукописном русско-французском словаре, составленном Кантемиром (1737 г.), мы находим следующее замечание: «les Gentilhommes et leur imi- tateurs changent souvent ГО en A, tant au comencement qu'au milieu de mots; dela viennent les deux sortes de Pronontiations, qui distinguent les Gens de mise avec le Peuple. Ceux la par exemple disent: агурецъ, акошко, пападья, башмакъ, et ceux- ci: огурецъ, окошко, попадья, бошмакъ» («Лексикон славе- норуской с француским» — ГБЛ, собр. Дурова, № 41.1, л. 3). Итак, аканье объявляется здесь специфически дворянским произношением, которое отличает людей хорошего общества от простонародья; соответственно, этой манере произношения подражают те, кто хочет говорить как дворяне. Заметим, вместе с тем, что Кантемир не считает возможным основаться на этом произношении в письменной практике, но предпочитает следовать «общему употреблению».

Эта характеристика обусловлена, по-видимому, тем обстоятельством, что аканье воспринимается как типичная черта московского произношения; при этом московский говор осмысляется в социолингвистических терминах, т.е. значение московского произношения связывается именно с социальным престижем. Следует иметь в виду, что в Петербурге в это время не было еще особого произношения, и надо полагать, что при дворе было принято произношение московское (ср.: Панов, 1990, с. 410). Так Ломоносов, различая московский и поморский диалекты, заявляет: «Первой [имеется в виду московский диалект] главной и при дворе и в дворянстве употребительной. Другой [поморский диалект] несколько склонен ближе к старому славенскому» (материалы к «Российской грамматике» — Ломоносов, VII, с.608); ясно, что главной особенностью «московского диалекта» признается аканье (тогда как северное оканье определяет сходство «поморского диалекта» с церковным произношением).

Ср. также замечание Ломоносова в «Российской грамматике» 1757 г. (§ 115): «Московское наречие не токмо для важности столичнаго города, но и для своей отменной красоты протчим справедливо предпочитается, а особливо выговор буквы о без ударения как а много приятнее...» (Ломоносов, VII, с. 430). Вообще в XVIII в. мы нередко встречаем заявления об особой красоте московской речи; характерным образом московская речь определяется при этом как «нежная», и это отвечает, как мы знаем, общей характеристике русского языка в его противопоставленности церковнославянскому (см. выше, § IV-2). Так тот же Ломоносов писал в эпиграмме 1753 г.:

Великая Москва в языке толь нежна,

Что а произносить за о велит она.

(Ломоносов, VIII, с. 542)

Совершенно так же и Тредиаковский констатирует в «Разговоре об ортографии» 1748 г., что, по словам Тредиаковского, «нежнейший московский выговор необходимо произносит ... (о) как (а)» (Тредиаковский, 1748, с. 305, ср. с. 368, 398, 148- 149, примеч.). Позднее Сумароков обвинит Ломоносова в том, что тот не знал московского наречия (см.: Сумароков, IX, с.278-279, ср.: Сумароков, X, с. 7, 16, 42, 56-57); по-видимому, и в этом случае речь идет об аканье (северновелико- русскому произношению Ломоносова было присуще оканье). Ср. также замечания о московском произношении последователей Сумарокова, в первую очередь А.А. Ржевского (см.: Ржевский, 1763, с. 67-75; Ржевский, 1763а, с. 153).

Так начинается процесс, который в дальнейшем заставит видеть в московском просторечии диалектную базу русского литературного языка. Так, например, Пушкин писал в набросках статьи «Опровержение на критики» (1830 г.): «Ал- фиери изучал италиянской язык на флорентинском базаре: не худо нам иногда прислушаться к московским просвирням.

Они говорят удивительно чистым и правильным языком» (Пушкин, XI, с. 148-149). Значение московской речи определяется теперь не социальным престижем, а ролью Москвы как источника а национальной традиции, и в этом смысле очень показательно упоминание Флоренции: русская языковая ситуация осмысляется теперь в терминах «Questionе della lingua». Характерно, что для Пушкина именно женщины являются носителями наиболее чистой речевой традиции и вообще естественного начала в языке: это также отвечает заявлениям итальянских гуманистов и прежде всего Данте («De Vulgari Eloquentia», I, 1).

К содержанию книги: ОЧЕРК ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА