Цыганские хоры России

Смотрите также:

Пушкин Цыганы

Цыганы шумною толпой. По Бессарабии кочуют...

ЕВГРАФ СОРОКИН. Испанские цыгане

ЦЫГАНКА ПРЕДСКАЗАЛА СПАСЕНИЕ

Цыганы. Пушкин. И всюду страсти роковые И от судеб защиты нет

ИНОРОДЕЦ немец в славянской мифологии

... Именно родством с чертом объясняется черный цвет волос у цыган.

Цыганское гадание. ГАДАНИЯ НА МОНЕТАХ

немецкий художник график Отто Мюллер. Биография и картины ...

именно цыгане стали излюбленными моделями художника...

ШАМАНЫ

К сибирским шаманам близки в формах своей деятельности цыганские шаманки-човали...

История сохранила скупые сведения о родоначальнике цыганских хоров Иване Трофимовиче Соколове. Известно, что в хоре он был танцором. По рассказам современников, Ич Соколов был необычайной толщины, он плясал в белом кафтане с золотыми позументами. Его движения в пляске были чрезвычайно искусными и красноречивыми, он словно и не плясал вовсе, а как будто стоял на месте, пошевеливая плечами, повертывая в руках шляпу и изредка притоптывая ногой. И. Т. Соколов был страстным любителем русской народной песни, ревностным собирателем ее. Не случайно русская песня с самого начала заняла прочное место в репертуаре цыганских хоров России.

Еще три имени цыганских артистов хора Ивана Трофимовича Соколова сохранила нам человеческая память: Осип Трофимович — его брат, прекрасный гитарист и хоревод, Илья Осипович и Марья — племянники. Марья славилась среди московской публики как превосходная плясунья. Обратим внимание на один любопытный факт. Дело в том, что, по воспоминаниям самих цыган, Осип как дирижер и музыкант был намного сильнее сына, но тем не менее Иван не ему, а Илье завещал свой хор. Причина здесь одна — Илья был намного артистичнее, он умел подойти к людям, от него шел свет, он умел и угодить, и, если надо, рассмешить публику.

Так в 1807 году возник первый в полном смысле слова профессиональный цыганский хор под управлением Ильи Осиповича Соколова. Освободившись от крепостной зависимости, цыгане стали вольны в выборе места жительства и работы. И не замедлили воспользоваться своим правом.

Здесь самое время сделать некоторое отступление и рассказать о внутреннем устройстве цыганского хора, о его жизни, скрытой от постороннего взгляда. Никто лучше не расскажет о жизни цыган, чем они сами. Предоставим же им слово. Вот что вспоминает Николай Александрович Панков, род которого в прошлом блистал целым созвездием ярких имен солистов и дирижеров цыганских хоров:

«Жили цыгане одним табором, снимая большой дом, а для приема гостей и выступлений хора при доме была создана «мирская зала». Сохранились имена последних старост этих «мирских зал»: в Москве (где-то в Грузинах) Марии Васильевны Пономаревой и Ивана Андреевича Хлебникова, а в Петербурге — Григория Ивановича Соколова, снимавшего общинный дом одно время на Песках и какое-то время за Нар- вской заставой. Пополнялись московские хоры Соколовых ярославскими, рыбинскими или тульскими цыганами, а в Петербурге главным образом новгородскими.

Завербованные Соколовыми цыгане приезжали в столицы чаще одиночками, оторванные от своих семей, и поступали под опеку старост, устраиваясь в общинном доме. Заработок хора распределялся по паям. Хористы получали «половик» (полпая) и пай, солисты — полтора и два пая. К 900-м годам заработки отдельных солистов возросли до семи паев, а за хористами оставался все тот же пай».

Вот молодой человек или девушка, на которых обратил внимание кто-то из Соколовых, попадает в хор. Устройство его было столь демократичным, что никто, какими бы выдающимися способностями человек ни обладал, сразу солистом не становился, а определенное время как бы стажировался при хоре. Одновременно будущего певца, музыканта или танцора обучали. Этой работой занимались, как правило, ветераны. Они передавали секреты своего мастерства молодежи.

С приемом в хор дело обстояло достаточно просто, если кандидат обладал несомненными музыкальными данными и выразительной внешностью. А если этого не было или что-то ставилось под сомнение, важное значение имела поддержка хора, происхождение кандидата — из хоровой он династии или нет, из бедной семьи или сумеет прокормиться и без работы в хоре. В своих воспоминаниях Н. А. Панков рассказывает, как принимали в хор его брата, Александра Александровича Панкова:

«Семья, выходцем из которой он был, в 70-х годах прошлого века немало способствовала упрочению славы цыганских хоров, но к первому десятилетию нового века утратила свое место в хорах. К тому же со смертью отца она вступила на путь бедности и лишений. Мать, бывшая когда-то украшением хора Н. В. Губкина, лишившись кормильца, обратилась к хору, пытаясь устроить туда своего сына-подростка. Два хора из трех, подвизавшихся тогда в Петербурге, отказали из-за несценичной внешности мальчика («мал ростом, да и лет еще мало»). Третий, и последний хор, которым руководили Иван Петрович Макаров и Василий Прокофьевич Поляков, отказом двух предыдущих был поставлен в безвыходное положение. Отказать? Куда тогда пойти вдове, что делать мальчику? Ведь других хоров нет. Этические нормы «цыганской семьи» не позволяли ответить отказом.

При личном знакомстве выяснилось, что по «милости» родителей голос у ребенка сорван, но у него есть тонкий слух, к тому же он немного «царапает» на гитаре. Его приняли, предупредив, что в хоре он должен пока лишь слушать и смотреть, как играют гитары. Самому ему позволялось играть лишь в цыганской комнате в свободное время, да и то так, чтобы не мешать взрослым.

Однажды И. П. Макаров спросил Сашу, приглядывается ли он к гитарам и чья игра ему больше нравится. «Дяди Васина»,— бесхитростно ответил мальчик, имея в виду В. П. Полякова. Макаров не одобрил его выбора и сказал: «В аккомпанементе и игре на гитаре смотри на Алексея Васильевича Грачева, а вести хор, пожалуй, учись у меня». На том и кончилась беседа. А через полгода Саше устроили смотр — как он владеет гитарой, какие аккорды знает. Так проходило обучение. Одним уже через год-два позволялось вступить в положение гитариста, попытки же других пресекались навсегда. Допущенный к работе гитарист играл под зорким присмотром «старых волков». При малейшем промахе его игру останавливали и совместно обсуждали ошибку».

Интереснее рассказывается об этом в записках самого А. А. Панкова.

«...Наша группа мальчиков,— пишет он.,— обязана была посещать хор так же аккуратно, как и взрослые. Одна лишь разница, что нам не платили деньги. Среди мальчиков я был назначен старшим. В нашу обязанность входило содержание в порядке струн и настройка гитар. Я отдавал задания и проверял, точно ли ребята все сделали, правильно ли настроили инструменты, успели ли вовремя закупить струны. Кроме того, мы устраивали стол: покупали чай и сахар. Кто-то дол-' жен был принести кипяток, кто-то расставить посуду. Иногда нам позволяли, если приходили невзыскательные гости, находиться в хоре. И когда кто-нибудь из гитаристов уходил отдохнуть, то нам давали гитары, и мы неплохо подменяли их. Так проходила наша практика. С 12-летнего возраста меня допускали дирижировать хором при работе в кабинетах. На сцену меня не брали из-за малого роста. И когда на концерты уходили мои сверстники, то мне, конечно, было обидно. Но я мирился с этим, думая, что они более сильные гитаристы, чем я.

Когда мне исполнилось 13 лет, ко мне подошел старик Федор Иванович Губкин по прозвищу Жидкий. Это прозвище он получил за свою полноту. В то время ему было никак не меньше ста лет. И вот он мне объявил: «Саня, завтра к 8 часам вечера приезжай в Малый зал консерватории на концерт, достань себе казакин и возьми гитару. Пойдешь на сцену!» Дома я обо всем сказал матери. А у нас, у цыган, была поставщица костюмов.

Наутро мать взяла меня к ней, и она подобрала мне казакин, который прекрасно мне шел. К назначенному часу с трепетом в сердце я приехал на место встречи. Федор Иванович был уже там. Он дал команду одеваться и строить гитары, а сам встал возле входа на сцену и пропускал на нее артистов хора. Когда я подошел, он отстранил меня рукой и придержал возле себя. Вот уже все женщины расположились на сцене, как обычно, сидя в три ряда, а сзади в два ряда полукругом встали мужчины. Тут Федор Иванович обернулся ко мне и говорит: «А ты пойдешь вперед дирижировать». Я даже заплакал от неожиданности и сказал: «Не пойду, боюсь, что не справлюсь, что вся публика уйдет из зала». Тогда дядя Федя повысил тон и сказал: «Как, мерзавец, не пойдешь?! Раз я тебе говорю, значит, слушаться должен! Смотри, я скажу, и никто ни в один хор тебя работать не возьмет!» Я похолодел, зуб на зуб не попадает, дрожь меня бьет. Как я вышел, как провел концерт, до сих пор понять не могу. Помню только, что, когда закрылся занавес, из цветов торчала только моя голова. Дядя Миша Шишкин передал свою гитару мужчинам, а сам на руках вынес меня со сцены...»

В XIX веке иные состоятельные люди любили похвастаться: мол, «был вчера в таборе в Грузинах». Это было модно и престижно. Слово «табор», безусловно, произносилось ради красного словца. Это же нелепица — табор в Грузинах! Понятное дело — табор в лесу, на поляне, на дороге, но никак не в городе. Однако говорившие так даже не подозревали, насколько они были близки к истине. Изначально цыганские хоры состояли из кочевых цыган. В дальнейшем они пополнялись во многом ими же. Кроме того, родственники многих цыганских артистов продолжали жить в условиях кочевья. Не случайно, что кочевые традиции, свой жизненный уклад цыгане сохранили в городе, даже, как ни покажется странным, в хоре. Дирижеры и старосты играли роль вожаков табора, был свой цыганский суд, состоявший из пожилых, наиболее уважаемых и почитаемых цыган.

Цыганские хоры на протяжении всей своей истории вобрали в себя довольно небольшое число разветвленных цыганских родов, причем каждый отдельный хор состоял, как правило, из близких родственников. Образование новых хоров обычно было связано с расширением рода или межродовым объединением. Воспитывали молодых артистов в старых традициях, передавая их, как эстафету, из поколения в поколение. Эти традиции были особенно крепки в силу прочности семейных уз внутри хоров. Хоровые цыгане России образовали как бы родовой круг. С одной стороны — это линия Соколовых, Васильевых и Шишкиных, все близкие родственники. С другой стороны — линия Панковых, Масальских, Ильинских, Бауровых и вновь Шишкиных. Круг замкнулся. С ним пересеклись, нередко образуя новые брачные связи, аристи- ческие роды Лебедевых, Поляковых, Паниных, Дулькевичей. Так что каждый раз, когда речь зайдет о том или ином цыганском хоре, мы будем сталкиваться с одними и теми же фамилиями. Меняться будут только имена. На смену отцам будут приходить сыновья, а на смену матерям — дочери.

Если говорить о внутреннем укладе цыганских хоров, то и здесь можно обнаружить многие черты цыганской таборной жизни. Прежде всего это касалось вопроса распределения средств. Все заработанные деньги немедленно сдавали в хор, в общий котел, или, как говорят цыгане, «дро пэр».

Вернемся к свидетельству Н. А. Панкова:

«Сданные подарки продавались, а деньги, вырученные от продажи, делились по паям как общий заработок. Уже неизвестно, насколько справедливо и бескорыстно относились к этому фонду старосты. По рассказам стариков и их описанию порядка сдачи подарков можно предположить произвол старост в распоряжении этими фондами. Старосты зорко следили за тем, чтоб не утаил кто подарка. Обычно после отъезда гостей устраивадась торжественная клятва «совэл». Каждый участник хора по очереди подходил к столу старост и или сдавал подарок, или произносил торжественную клятву, что сегодня подарков не получал. Клялись чаще так: «Отца (мать или брата) мне похоронить». Позже пошли уловки и двусмысленные клятвы. Так вместо «отца мне похоронить» произносили «не видеть мне отца»: не видеть все- таки не похоронить».

Прервем ненадолго воспоминания Н. А. Панкова. Заранее предвидим ворчание недовольного читателя: вот, мол, цыгане брали подарки. Да, брали, даже называли их «лапками». Но это было принято в России. Не только цыганские артисты брали подарки, получали их и Ф. Шаляпин, и Н. Давыдов, и М. Савина,— да кто из артистов прошлого от них отказывался? Но лишь цыгане безропотно сдавали «лапки» в общий котел и делили по справедливости. Об этом можно узнать из книги А. А. Игнатьева «Пятьдесят лет в строю». Генерал А. Игнатьев (вот уж воистину легендарная личность!) принадлежал к династии князей Мещерских. Он прекрасно знал жизнь цыганских хоров прошлого. Это неудивительно, поскольку один из Мещерских даже был женат на цыганке, некоей Марии Антоновне, которой он дал фамилию Миролю- бова.

Вот что пишет А. А. Игнатьев:

«Пропев несколько песен, хор обыкновенно просил пойти закусить, что означало требование дать денег «чавалам» (т. е. ребятам.— Е. Д., А. Г.) якобы для выпивки и закуски; в действительности же цыгане пили обычно чай, а деньги вносили в «общую кассу», делившуюся по паям, в зависимости от старшинства и значения в хоре».

Дележка денег нашла свое отражение в популярной среди хоровых цыган песенке:

Что это сделалось, не понимаю я: Все цыганы по родству — одна семья? Вы подарочки дарите лишь одной, А цыганы их все делят меж собой...

Такой важнейший для цыган обычай, как распределение средств, идет из таборной жизни с ее так называемой «вортэчией», то есть товариществом. Жестокие условия табора, постоянная борьба за выживание, где общие интересы подминали личные,— все это заставляло цыган сохранять в кочевой жизни традиции «товарищества». Иначе бы они погибли. Однако в хорах дело обстояло несколько иначе. Здесь не было столь суровой борьбы за выживание (хотя порой возникали драматические моменты), гораздо большую роль играла творческая личность, здесь было изначально «узаконено» неравноправие. Нас, жителей конца XX века, не может не умилять демократизм устройства цыганских хоров, этой интуитивно созданной системы, где все продумано от начала до конца — и творческие, и жизненные моменты, системы, в основе которой лежит добровольная жертвенность, милосердие, человеколюбие. Ведь, как прекрасно понимает читатель, у цыганских артистов не было ни профсоюза, призванного отстаивать интересы каждого члена коллектива, ни соцстраха. Но элементы подобных общественных институтов были, они сформировались под мощным прессом логики жизни, цыгане действовали в силу интуитивного осмысления законов выживания. Тем не менее со временем законы табора, перенесенные в цыганские хоры, стали размываться в результате эгоистических устремлений некоторых артистов. Для иллюстрации этой мысли вновь обратимся к воспоминаниям Н. А. Пан- кова:

«Следующим шагом хоровых цыган была борьба за подарки гостей. Участники хора добились разграничения: что из подарков подлежит сдаче в хор, а что сохраняется за человеком, получившим подарок. Стало иметь значение даже место, где получен подарок: в ресторане или дома (ресторанные подарки сдавались, а домашние — нет.— Е. Д., А. Г.). Ведь нередко желавший послушать цыган вне ресторанной обстановки приезжал к кому-нибудь из цыган просто на квартиру, и туда являлся иногда целый хор, а иногда лишь гитарист и один-два певца или певицы.

Затем было решено, что сдаче в «мир» подлежат лишь подаренные деньги, а вещи оставались в пользу лица, получившего их в подарок. Подарки мужчинам делились только среди мужчин. Клятвы были почти отменены. Надо было подсмотреть момент дарения: даны ли деньги в кабинете ресторана или вне его. Помнится такой рассказ, как один старик получил от гостя денежный подарок. Старик пытался утаить. Его заставили поклясться, поскольку нашелся свидетель. И, обращаясь к нему, он защищал себя так: «Ты же видел, что одной ногой я был уже на улице...» Решили по справедливости: половину старик должен был отдать в хор».

Как видим, в хорах таборные порядки не очень-то прижились. В этом можно винить и развращающее влияние города, но в гораздо большей степени влияла та атмосфера, в которой работали цыганские хоры прошлого. Речь идет не только о дележке средств. Разваливаться стал и цыганский общинный дом с его «мирской залой». С течением времени оторванные от своих семейств цыгане стали один за другим покидать его, снимать квартиры и перевозить из провинции своих «нехоровых» родственников. Власть старшин хора стала колебаться и падать, хор превратился в очень сложный и плохо управляемый организм. Легко гасимые ранее противоречия и конфликты порой перерастали во вражду, усложняя и без того непростую жизнь.

«Вслед за распадом общинного дома,— пишет далее в своих воспоминаниях Н. А. Панков,— появляется порядок содержания ветеранов хора и сирот «с мира». Неработоспособные старики и сироты числились в качестве родственников того или другого члена хора. Неработоспособные делились на две группы: первая — действительные ветераны хора, работавшие в нем всю жизнь; другая группа состояла из стариков, не имевших с хором ничего общего; эти люди числились ветеранами благодаря тому, что кто-нибудь из родных занимал видное место в хоре и выговорил субсидию для своих стариков. Таких ветеранов называли «хвостами». Весьма недружелюбно встречал хор нового человека, тащившего за собой «большой хвост». Обычно «хвостам» выплачивали полная от общего заработка хора. Это как-то обеспечивало жизнь стариков и сирот, спасало от нищенства. Подросшие сироты при наличии данных шли в хор по стопам старших. Порядок содержания «с мира» стариков и сирот продержался до начала XX века».

Обстановка внутри цыганских хоров во все времена была чрезвычайно строгой, можно смело сказать, пуританской. Нам хочется еще раз особо подчеркнуть это, ибо некоторые досужие мемуаристы и романтически настроенные литераторы рисовали совершенно иную картину. Дело не только в том, что все в хоре происходило под неусыпным наблюдением старосты и дирижера; дисциплине и соблюдению вековых традиций способствовали и крепкие семейные узы, пронизывавшие весь коллектив и связывавшие каждого его участника. Если отказаться от приглашения именитого гостя зайти в его кабинет не было никакой возможности, певицу или плясунью сопровождали ее родные или старшие в хоре. Артист Малого театра, друг А. Н. Островского, И. Ф. Горбунов в своих дневниках вспоминает, что даже принц Ольденбургский со своей будущей гражданской женой, солисткой хора О. А. Шишкиной, встречался «не иначе как в сопровождении ее «агарянами» (так Горбунов называл цыган).

Цыгане и князь Николай Николаевич

Конечно, в кабинетах с цыганами обращались не всегда корректно. В таких случаях кто-либо из старших вполголоса давал команду: «выджян» (выходите), и все артисты без единого слова тотчас же покидали кабинет. Говорят, будто даже самого великого князя Николая Николаевича цыгане однажды поймали в глухой аллее сада и избили за грубость так, что тот долго опасался показываться им на глаза.

Вообще с именем великого князя Николая Николаевича у цыган связано немало печально-юмористических воспоминаний. Вот, к примеру, эпизод, рассказанный Н. А. Панковым:

«В 1905 году в хоре Н. И. Шишкина работала моя двоюродная тетка Александра Александровна Масальская по прозвищу Игла. Певицей она была неважной, но зато славилась как несравненная красавица. И вот однажды хор приехал слушать великий князь Николай Николаевич. Цыгане знали, что он был ко всему строг и придирчив, порой вел себя дерзко и грубо. Такому гостю были не рады: цыгане боялись ему петь, а дирижеры дирижировать. Случилось так, что Николай Иванович Шишкин в тот день заболел и на работу не вышел, а его место дирижера занял Михаил Александрович Шишкин. И вот князь увидел Иглу и велел ей спеть. Когда песня закончилась, князь сказал: «Ты молодец, Сашка, настоящая цыганская королева!» И надо же было ей, зная его нрав, в ответ на похвалу сказать: «А вы, князь, взяли бы да преподнесли мне букет цветов». Тогда князь нарочито грубо повернулся к ней спиной со словами: «Вот тебе, Сашка, букет цветов!» Михаил Александрович немедленно приказал всему хору выйти из кабинета. Все вышли. Мужчины встали у дверей и, затаив дыхание, стали прислушиваться. Когда они остались наедине, Михаил Александрович мгновенно схватил князя за грудки, повалил на себя и, как спрут, стал его сжимать руками. У князя затрещали кости, но вывернуться из объятий он не мог. Не выпуская князя из объятий, М. А. Шишкин начал кричать.чНа крик прибежал распорядитель и, увидев Шишкина под князем, попросил: «Ваше высочество, отпустите его!» Тут Шишкин освободил объятия, а князь вскочил на ноги и велел принести счет. Он уплатил деньги и уехал. Все были в страшной тревоге, не зная, что дальше произойдет. Но на следующий вечер князь приехал снова и велел позвать к себе в кабинет Михаила Александровича. Цыгане отговаривали Шишкина, просили, чтобы он шел домой, а князю доложить, мол, заболел и на работу не вышел. Но Шишкин рассмеялся и сказал: «Прежде чем князь мне снимет голову, я сам его изувечу». И пошел к нему в кабинет. Каково же было его удивление, когда князь любезно встретил его со словами: «Спасибо, Михаил Александрович, этого больше никогда не повторится». Он протянул Шишкину деньги: «А это вам за умную отвагу. Приглашайте хор»...»

Вообще в жизни цыганских хоров нередко важнейшую роль играли люди грубой физической силы, ведь петь приходилось для подвыпивших гостей в отдельных кабинетах ресторанов. Многие хоры славились не только прекрасными голосами или виртуозами-гитаристами, но и теми, кто в нужную минуту мог защитить достоинство хора и его участников. О таких силачах тоже сохранились воспоминания. Приведем эпизод, рассказанный А. А. Панковым:

«Это произошло в Петербурге в 90-х годах. Тогда еще практиковались кулачные бои. И среди цыган были люди, состоявшие на учете в качестве профессиональных бойцов. Из хоровых цыган вспоминается Петр Иванович Бауров по прозвищу Битюг. Он тогда был уже в преклонном возрасте, около 60 лет. Были и два брата Шишкиных — Василий и Дмитрий Васильевичи. Их сестра Варвара была незаурядной певицей, и ей благоволил великий князь Николай Николаевич. А в том же хоре работал Николай Федорович Шишков по прозвищу Бурюба — человек саженного роста, сухощавый и внешне очень красивый. Он в кулачных боях не участвовал и не знал, какая сила в нем таится. Он ухаживал за Варварой и имел серьезные намерения.

Как-то раз слушать хор приехал великий князь Николай Николаевич. Работали тогда в ресторане «Самарканд». И получилось так, что позади Варвары встал Бурюба, а по его бокам — братья Василий и Дмитрий. И тут, во время пения, Бурюба в шутку стал щекотать Варвару по шее. Братья говорят ему: «Перестань! Мы же великому князю поем! Он не потерпит твоих шуток». Но Бурюба не обратил на братьев никакого внимания. Тогда они с двух сторон схватили его за руки и хотели придавить его к полу, но так и повисли на Бурюбе, как желуди на дубе. Великий князь заметил это и возмутился, как, мол, это так, что два знаменитых силача не в силах одного человека одолеть. Он остановил пение, подозвал Бурюбу, подвел его к камину и сказал: «Вот видишь?

Если пробьешь стену кулаком, то дарую жизнь, а не пробьешь — здесь же своей шашкой голову сниму». Все бросились умолять князя, Варвара даже перед ним на колени встала. Бурюба поднял ее и говорит: «Стрит ли он того, чтобы ты перед ним на коленях стояла?» Говорит он князю: «Прикажите, чтобы принесли салфетку!» Принесли салфетку. Он обмотал ею руку, чтобы не поцарапаться, и со всей силы ударил кулаком по стене камина. Рука по локоть ynfria в стену и вышла наружу. А ведь она была сложена в два с половиной кирпича да плюс изразцовая облицовка. Цыгане оцепенели от неожиданности, а великий князь налил в рог шампанского и подал Бурюбе. На пробитое место князь веле^л сделать серебряную решетку, на которой была выгравирована дата, кто и как пробил стену в камине. Это распоряжение было выполнено. Решетка существовала до 1915 года, когда помещение было за ветхостью снесено».

Бывало, что загул какого-нибудь знатного вельможи оборачивался для цыганского хора трагедией. Так в 1914 году в Петербурге в ресторане «Самарканд» разыгралась подлинно кровавая драма. Об этом нам рассказывала свидетельница этого события, в прошлом певица цыганского хора Екатерина Полякова. Как-то раз в этот ресторан заглянула компания, в которой был гвардейский офицер, сын генерала Колзакова. Подвыпившие гости потребовали цыган. Когда те пришли, загулявший генеральский сын повел себя в высшей степени оскорбительно. Цыгане немедленно повернули к выходу. И тогда этот человек вынул револьвер и затеял стрельбу. Несколько цыган, мужчин и женщин, участников хора, были ранены, а отец девушки, к которой приставал сын генерала, убит.

Что же толкало цыган к работе в ресторанах? Почему они шли на заведомое унижение своего достоинства? Ведь там они нередко сталкивались с непростыми нравственными проблемами. Ответить на этот вопрос несложно. В те времена практически отсутствовали постоянные площадки, где могли бы выступать цыганские артисты. Возможность дать публичный концерт предоставлялась им эпизодически, в связи с каким-нибудь праздником или событием. Кроме того, к середине XIX века цыганские хоры стали множиться, и возникла конкуренция. Вся русская эстрада, театр, даже опера нередко, как говорится, «подкармливались» от ресторана. Многие русские артисту и музыканты, в том числе и выдающиеся, зарабатывали на жизнь в ресторанах. А сейчас, в наши дни, не то же Ли происходит? Кому-то удается избежать этой печальной участи, а кому-то нет. Так что не будем строго судить хоровых цыган прошлого, они были счастливы, что место в кабаке прочно сохранялось за ними.

В жизни цыганских хоров бывали разные периоды: даже в лучшие времена далеко не всегда и не всем удавалось прожить относительно беззаботно. Конечно, когда примадонны цыганского хора, к тому же с «большим хвостом», выступали с концертами часто, особой нужды они не знали, но у рядового хориста, получавшего свой скромный пай, жизнь была как качели: то вверх, то вниз, то густо, а то и вовсе нет ничего.

Особенно не любили цыгане так называемые глухие времена — курортные сезоны. Как вспоминает Н. А. Панков, в это несчастное время ломбарды бывали полны хоровыми цыганами:

«Цыгане таились друг от друга, жива была среди них пословица: «Пусть солома в животе, а голову не роняй». Они несли в заклад все то, что было приобретено в счастливое время. Зараженные суевериями, цыгане порой прибегали к различным колдовским манипуляциям. Они верили в «счастливый след». Вот и искали на земле следы щедрых господ, веря, что стоит такой след заговорить, как дела пойдут на лад. Услышат, бывало, что в таком-то ресторане у цыган от гостей отбоя нет, и отправятся один-два человека, чаще девушки, искать след гостя. Но уж если поймают цыгане кого за таким занятием, скандала и ругани не оберешься».

ффф1

К содержанию книги: Ефим Друц и Алексей Гесслер - очерки о цыганах