Цыганские хоры России

Смотрите также:

Пушкин Цыганы

Цыганы шумною толпой. По Бессарабии кочуют...

ЕВГРАФ СОРОКИН. Испанские цыгане

ЦЫГАНКА ПРЕДСКАЗАЛА СПАСЕНИЕ

Цыганы. Пушкин. И всюду страсти роковые И от судеб защиты нет

ИНОРОДЕЦ немец в славянской мифологии

... Именно родством с чертом объясняется черный цвет волос у цыган.

Цыганское гадание. ГАДАНИЯ НА МОНЕТАХ

немецкий художник график Отто Мюллер. Биография и картины ...

именно цыгане стали излюбленными моделями художника...

ШАМАНЫ

К сибирским шаманам близки в формах своей деятельности цыганские шаманки-човали...

Мы остановились на 1807 годе. Год как год, ничего особенного. Пушкину всего восемь лет. До его встречи с Земфи- рой еще долгих 13 лет; цыганка Таня споет ему в «мирской зале» на Б. Садовой свою знаменитую «Матушку» и того позже, через 22 года. А пока она и не родилась вовсе. Но уже на весь мир гремит имя Стеши, а умирающий Иван Трофимович передает хор и дело своей жизни племяннику — Илье Осиповичу Соколову.

Что за наследство получил Илья от дяди? Хор с заложенными в нем традициями (а это главное) и репертуар. Перенял Илья и бережное отношение к русской народной песне. Уже в те времена возникла поразительная ситуация, когда хранителями (порой единственными) и собирателями русского песенного фольклора были цыгане. Мы и по сей день сталкиваемся с этим явлением, записывая от цыган старинные русские народные песни, самими русскими давно забытые. Так, в обиход цыганских хоров вошла старинная русская песня «Не вечерняя», о чем уже говорилось. Не случайно впоследствии эту песню стали считать цыганской народной.

Хор Ивана Соколова, а позже и Ильи, исполнял по преимуществу русские песни, лишь в двадцатые годы прошлого столетия в его репертуаре стали появляться городские романсы. Причем эти первые романсы своими напевами были близки русскому фольклору. Смотрим сейчас на названия песен, которые пели цыгане той поры, и с грустью понимаем, что не услышим их больше никогда. «Уж как на сине море», «Ах, матушка, голова болит», «Не бушуйте вы, ветры буйные» — кто теперь поет эти песни?

Ах ты, молодость, моя молодость,

Красота ли моя молодецкая,

Не видал тебя. Ты когда прошла?..

Для русского слушателя цыганское исполнение русской песни явилось полным откровением, оно заставило говорить о себе в самых восторженных тонах. И если концерты крепостного хора Ивана Соколова были доступны весьма ограниченному кругу избранных, то уже хор Ильи слушали не только высшие слои дворянской знати. И нет ничего удивительного в том, что самыми страстными почитателями цыганского пения стали представители культурных слоев общества, и прежде всего литературно-художественные круги. За что любили цыган поэты, писатели, живописцы, музыканты, артисты? Должно быть, в ярком, глубоко эмоциональном цыганском пении они видели пример свободного творческого волеизъявления, величие, глубину и силу человеческого духа, слушая его, осознавали всепобеждающее и очищающее воздействие истинного искусства.

И неудивительно, что цыганские образы на протяжении более ста лет присутствовали в русской литературе и искусстве (особенно музыкальном). О цыганах писали: Г. Р. Державин («Цыганская пляска»), Е. А. Баратынский (поэма «Цыганка»), В. Г. Бенедиктов (серия стихотворений для романсов), А. С. Пушкин (поэма «Цыганы» и серия стихотворений), А. А. Григорьев («Цыганская венгерка»), А. Н. Островский («Бесприданница» и другие пьесы), А. Ф. Писемский (роман «Масоны», рассказ «Фараон»), Н. С. Лесков («Очарованный странник» и др.), Ф. М. Достоевский («Братья Карамазовы»), Я. П. Полонский (серия стихотворений для романсов), А. К. Толстой («Цыганская песня»), И. С. Тургенев (несколько рассказов из «Записок охотника»), А. А. Фет («Кактус» и несколько стихотворений), Н. М. Языков (ряд стихотворений), JI. Н. Толстой («Два гусара», «Святочная ночь», пьеса «Живой труп»), А. И. Куприн («Фараоново племя»), В. И. Даль (повесть «Цыганка» и ряд рассказов) и многие другие русские прозаики и поэты. А имена русских композиторов, создавших романсы для цыганских хоров, нет смысла перечислять, поскольку чуть ли не все они, начиная с Глинки и кончая Чайковским и Рахманиновым, отдали дань цыганской теме. О цыганах писали Блок и Сельвинский, Думбадзе и Калинин.

Но вернемся к хорам.

О составе хора Ивана Соколова мы знаем очень мало. Немногим больше можно сказать и о хоре Ильи Осиповича. Тем более ценны эти скупые сведения.

Илья Осипович Соколов родился в 1779 году, а умер 30 марта 1848 года. На него обратили внимание еще в ту пору, когда он выступал в хоре дяди как гитарист и плясун на праздниках, которые устраивал граф Орлов в московских дворцах Потемкина, Зубова и Зорича. Праздники эти, как правило, заканчивались гуляниями в Марьиной роще или в Сокольниках. Илья, по воспоминаниям современников, был человеком в высшей степени экспансивным, вдохновенным. Вот что писал о нем в 1838 году обозреватель «Северной пчелы»:

«Хоревод, знаменитый Илья,— весь пламя, молния, а не человек. Он запевает, аккомпанирует на гитаре, бьет такт ногами, приплясывает, дрожит, воспламеняет, жжет словами и припевами. В нем демон, в нем беснующаяся молния... Смотря на него и слушая его, чувствуете, что все нервы в вас трепещут, а в сердце кипит что-то невыразимое».

Несомненно, частым гостем в хоре Ильи Соколова в годы своей молодости был Лев Николаевич Толстой. Образ прославленного цыганского хоревода встречаем на страницах толстовской повести «Два гусара»:

«Ильюшка улыбкой, спиной, ногами, всем существом выражая сочувствие песне, аккомпанировал ей (Стеше.— Е. Д.у А. Г.) на гитаре и, впившись в нее глазами, как будто в первый раз слушая песню, внимательно, озабоченно в такт песни наклонял и поднимал голову. Потом он вдруг выпрямлялся при последней певучей ноте, и как будто чувствуя себя выше всех в мире, гордо, решительно вскидывал ногой гитару, перевертывал ее, притоптывал, встряхивал волосами и, нахмурившись, оглядывался на хор. Все его тело от шеи до пяток начинало плясать каждой жилкой...»

Таким предстал перед Львом Николаевичем Толстым Илья Соколов, таким же он был в глазах Пушкина и многих его замечательных современников. Ференц Лист, будучи в 1843 году в России, слушал хор Ильи Осиповича Соколова и даже опоздал из-за этого на собственный концерт. Вот что об этом пишет М. И. Пыляев:

«Когда в 1843 году в Москву приехал Лист, чтоб дать несколько концертов, в честь его был устроен обед в летнем помещении немецкого клуба; пели цыганы, хор Соколова, Лист приходил в восторг от их песен, после обеда снял с себя ордена, положил их в карман и весь отдался цыганам. Через несколько дней после данного Листу обеда назначается его концерт в Большом театре, начало объявлено в 8 часов, зала театра полным-полнехонька, ждут великого пианиста, назначенный час наступил, но Лист не показывается; вот четверть, вот половина девятого, а Листа нет и нет, публика в смущении. Еще несколько минут, и Лист быстрыми шагами выходит на сцену, садится за рояль и, проиграв мотив из цыганской песни: «Ты не поверишь, как ты мила», которой и в программе не значилось, начинает импровизировать вариации. Публика, разумеется, была в восторге от этой неожиданности, затем концерт продолжался. В первом же антракте объяснилось, что Лист перед концертом заехал к цыганам и до того увлекся их пением, что позабыл о своем концерте. На последнем его концерте в числе слушателей находился в полном составе цыганский хор Ильи Соколова, которому Лист прислал билеты».

В честь «короля цыгании» Ф. Листа М. И. Глинка устроил вечер, на который пригласил композиторов, музыкантов, артистов и писателей. Вечер закончился тем, что они имитировали пение известных цыганских певцов. Лист был в восторге от такого «цыганского» пения.

Балетмейстер Тальони, впервые увидев пляску цыган у Ильи Осиповича, восклицает: «Если бы в моем кордебалете были такие души, то я сделал бы чудеса!» И когда в 1838 году Тальони поставил балет «Хитана», то, как сообщали газеты того времени, отвел ложу для труппы цыган из хора Ильи Соколова.

В свое время Пушкин назвал Илью «старым хрычом», но тот намного пережцл поэта, и даже в неполные 70 лет плясал, словно 18-летний юноша.

Хор Ильи Соколова подвизался в московских трактирах и в «мирской зале» общинного дома (дом Чухина на Большой Садовой, дом № 13—17), выступал в Грузинах. В дом на Садовой А. С. Пушкин приезжал слушать пение цыган со своим другом П. В. Нащокиным. Мы уже писали об этих встречах, о них рассказано и в очерке Б. Маркевича «Цыганка Таня». Кто-то из читателей может усомниться, мол, Маркевич переписал бредни 65-летней старухи, которым не следует верить. Но свидетельства тому можно найти и в переписке Пушкина. В одном из писем поэта к Н. Гончаровой (между 20 и 30 июля 1830 года) можно прочитать:

«...Я был на этих днях у моей египтянки (имеется в виду Таня.— Е. Д., А. Г.), она очень интересовалась вами. .Она заставила меня нарисовать ваш профиль и выразила желание познакомиться с вами; почему принимаю на себя смелость рекомендовать вам ее: прошу любить и жаловать...»

Спустя год, в письме к П. В. Нащокину Пушкин делает такую приписку: «...Еще кланяюсь Ольге Андреевне, Татьяне Дмитриевне, Матрене Сергеевне и всей компании...» Это — имена солистов хора Ильи Соколова.

Не раз наезжал хор Ильи Соколова в Петербург. Обычно это происходило на масленицу, и выступления продолжались весь великий пост. Дневные концерты давались в популярных тогда «обществах госпожи Энгельгардт», на углу Невского и Екатерининского канала, дома № 30, а также в бывшем особняке Елисеева, который петербуржцы называли «домом с колоннами», или в Пассаже. Во время белых ночей хор выступал в Павловске на «воксале» или в заведении Минеральных вод Излера в Новой деревне, где позднее был открыт ресторан «Аркадия».

Есть свидетельство тому, что в Петербурге хор Ильи Соколова любил слушать М. Ю. Лермонтов. Вот что рассказал русский писатель Петр Кузьмич Мартьянов:

«В гусарском полку, по рассказу графа Васильева (А. В. Васильев — сослуживец М. Ю. Лермонтова по лейб- гвардии гусарскому полку.— Е. Д., А. Г.), было много любителей большой карточной игры и гомерических попоек с огнями, музыкой, женщинами и пляской. ...Лермонтов бывал везде и везде принимал участие, но сердце его не лежало ни к тому, ни к другому... Из всех этих шальных удовольствий поэт более всего любил цыган. В то время цыгане в Петербурге только что появились. Их привез из Москвы знаменитый Илья Соколов... Цыгане, по приезде из Москвы, первоначально поселились в Павловске, где они в одной из слободок занимали несколько домов, а затем уже, с течением времени, перебрались в Петербург. Михаил Юрьевич частенько наезжал с товарищами к цыганам в Павловск, но и здесь, как во всем, его привлекал не кутеж, а их дикие разудалые песни, своеобразный быт, оригинальность типов и характеров, а главное, свобода, которую они воспевали в песнях и которой они были тогда единственными провозвестниками. Все это он наблюдал и изучал и возвращался домой почти всегда довольный проведенным у них временем.

Д. А. Столыпин (родственник М. Ю. Лермонтова, просим не путать с П. А. Столыпиным.— Е. Д., А. Г.) рассказывал мне, что он, будучи еще юнкером (в 1835 или 1836 году), приехал однажды к Лермонтову в Царское Село и с ним после обеда отправился к цыганам, где они и провели целый вечер».

Говоря о хоре Ильи Осиповича Соколова, помимо Тани Демьяновой, Ольги Солдатовой и Матрены Сергеевны, о которых мы уже упоминали, следует назвать и других артистов. Аннушку — племянницу Ильи Осиповича, прекрасную плясунью, сестру Ильи — Марью Осиповну, его дочь Лизу, по кличке Косая. Несомненно, некоторое время в хоре Ильи Соколова работала плясунья Пашенька Тугаева, будущая жена графа Федора Ивановича Толстого-Американца. В памяти цыганских стариков сохранилось имя одного из ее родственников, выступавших в хоре И. О. Соколова, Ивана Тугаева. У него был прекрасный бас, и «коньком» его была начинавшая входить еще в пушкинские времена в моду не очень-то содержательная песенка «Крамбамбули». Кстати, песенка настолько полюбилась публике, особенно студентам, что дожила до недавнего прошлого, хотя текст ее несколько изменился. Ее, вероятно, помнят студенты 40—50-х годов.

Теперь трудно представить, чтобы русские цыгане пели песенку типа: «Тужур фидель и сансуси» (т. е. «всегда верный и без забот»), безбожно коверкая французский текст. Однако это было именно так, что подтверждает, сколь мало мы знаем историю отечественной эстрады и роль в ней цыган.

Возможно, хор Ильи Соколова был и невелик. Во всяком случае, кроме тех имен, что мы назвали, удалось отыскать лишь два имени: некой красавицы Дуняши и дяди Тани Демьяновой — Александра. «Это такой тенор был,— вспоминала она,— что другого такого я уже в жизни больше не слыхивала». Какое-то время в хоре Ильи Соколова пела сама Стеша. Есть мнение, будто некоторое время после смерти Ивана Трофимовича (или незадолго до нее) она даже сама возглавляла хор. Поверить в это трудно. Скорее всего, она эпизодически пользовалась услугами хора, а в основном концертировала самостоятельно, ибо еще bq время Отечественной войны 1812 года собрала мобильную труппу из пяти человек: двоих мужчин (гитара и скрипка) и трех женщин, которые вторили Стеше.

Все имена участников хора Ильи Соколова, о которых шла речь, упоминались и в прессе, и в литературе того времени, но одно имя не называлось вовсе — Федора Ивановича Губкина, виртуозного гитариста, дирижера и композитора. Он прожил огромную жизнь, приблизительные даты ее — 1789—1904. Можно утверждать, что он был гитаристом у Ильи Соколова в пору расцвета его хора. По свидетельству современников, Ф. И. Губкин был человеком исключительной скромности. Музыкант-самоучка, Губкин открыл новые возможности аккомпанемента и сольной игры на гитаре. Яркая, самобытная личность Ильи Соколова заслонила в памяти потомков Федора Губкина. Его имя сохранилось лишь в устных рассказах и в нотах. Вот что о Ф. И. Губкине пишет Н. А. Панков:

«По сути дела, и Илья, и Ф. И.— оба великаны. След их обоих был жив в цыганском искусстве и разделялся таким образом: Илья — страстный, жгучий чародей — хоревод, хорошо знавший тайны цыганской и русской песни; Ф. И.— скромный, замкнутый по своей природе — работает в области искания возможностей гитары и сочиняет музыку (справедливости ради следует сказать, что и И. О. Соколов также сочинял прекрасную музыку.— Е. Д., А. Г.). От них обоих идут ученики. От И. О. и его школы — Иван Васильев, И. В. Шишкин, Н. И. Шишкин и отчасти Н. Д. Дулькевич. От Ф. И. идут А. В. и М. А. Шишкины — исключительные солисты- гитаристы».

Если и дальше протянуть нить времени, прямыми «внуками» Ф. И. Губкина можно назвать С. А. Сорокина и А. А. Панкова.

В заметках А. А. Панкова мы обнаружили уникальную запись дирижерских заповедей. Автор подчеркнул, что они составлены Ф. И. Губкиным. Считаем уместным их привести:

1.         Точно определить для певца или певицы тот или иной романс, вальс или песню, правильно найти наиболее выгодный тон; то же относится к исполнителям дуэтом, трио и квартетом; определить аккомпанемент для гитар по партиям, установить ритмический рисунок аккомпанемента.

2.         Для хоровой песни выбрать удобный тон; вести хор с нюансами; если в песне требуется снятие звучания, то при продолжении не терять ритма и вступать своевременно.

3.         При пении хоровой песни главное внимание обращать на сочетание текста с мелодией.

4.         Строго знать выработанные веками приемы указания дирижерской гитары.

5.         Дирижер должен сам знать все дирижерские заповеди и обучить всех участников хора.

6.         Если в хоровом пении слышится фальшь, детонация, дирижер должен проследить и установить, кто вводит диссонанс в хор; он должен позаниматься с тем участником хора и выявить, можно ли устранить дефект; если можно, то продолжить занятия, а если нельзя, то запретить петь в тех местах, где появляется детонация; она может возникнуть и на высоких и на низких нотах.

7.         Дирижер должен уметь перевести мелодию на тон ниже или выше, не внося диссонанса в аккомпанемент, через модуляцию от тона, аккомпанемент не должен заглушать вокалистов.

Мы позволили себе лишь незначительную литературную обработку заповедей, не нарушив ни на йоту их смысла. Насколько же современно они звучат! Как важно было бы усвоить их нынешним руководителям иных музыкальных коллективов. А ведь хоровые цыгане были поголовно неграмотными, не получали они и музыкального образования!

Маленькое отступление. Не правда ли, нередко приходится слышать, что «раньше и вода была мокрее». Поди докажи, что Федор Губкин играл лучше нынешних виртуозов. А может, восторги его почитателей — не что иное, как реакция на исключительную новизну самого цыганского искусства? Что ж, порой и в музыке случались «технические революции», но они бывали чрезвычайно редки. Как правило же, новые формы в искусстве возникали с рождением гения, который и с точки зрения техники исполнения почти всегда добирался до самых глубин.

Вспоминается такой эпизод из нашей жизни. Готовя к изданию книгу «Народные песни русских цыган», мы условились делать максимально точные расшифровки и напевов песен, и наиболее ярких инструментальных фрагментов сопровождения. В сборнике была песня «Малярка», записанная в исполнении Сергея Александровича Сорокина. Текста в этой песне мало, и музыкальный образ ее Сергей Александрович создал вдохновенной игрой на гитаре. Это была маленькая драма, соотворенная гением гитары. Когда ноты песни попали в руки нашего рецензента (доцента музыковедения), возле гитарной строчки он поставил три вопросительных знака. Он не мог даже представить, что так можно играть на этом инструменте. Огромное счастье, что сохранились записи великих музыкантов прошлого. Почаще бы нынешние молодые цыганские исполнители обращались к позабытому опыту своих отцов и дедов!

Прекрасен был и композиторский дар Федора Губкина.

Многие считают, что именно ему, а не Ивану Васильеву, принадлежит музыка или, по крайней мере, обработка знаменитой «Цыганской венгерки». Во всяком случае, об исполнении ее в хоре Ильи Соколова упоминает М. И. Пыляев в книге «Старый Петербург». Кто же все-таки играл ее в то время? Об Иване Васильеве не может быть и речи. В хоре И. Васильева мелодия этой цыганской пляски была соединена со стихами А. Григорьева, а сама мелодия появилась раньше. Примечательно, что когда Ф. И. Губкина похоронили в Москве на Ваганьковском кладбище, то в надгробный памятник, изображавший гитару, был замурован механизм с металлическим валиком, исполнявший мелодию «Цыганской венгерки».

Что за песни пели цыгане первых соколовских хоров?

Этот вопрос можно поставить и по-иному: «Какие песни в исполнении цыган пленили воображение Пушкина, Баратынского, Толстого, Языкова?» Отвечая на него, нельзя обойти стороной события, происходившие в общественной жизни России того времени. Они наложили заметный отпечаток на репертуар цыганских хоров. Прежде всего мы имеем в виду восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1825 года.

«Золотой век» цыганского искусства длился достаточно долго, он завершился где-то в сороковых годах прошлого века. Общественные настроения до восстания и после него были резко противоположными. Период «брожения умов», революционного подъема сменился тяжкой реакцией. И если поначалу цыганское искусство воспринималось как явление новое, уникальное, если раньше оно будоражило, волновало, то впоследствии в нем все чаще видели лишь «отдушину», возможность забыться, уйти от угнетающей действительности. А к концу XIX века цыгане «были в моде» у русского купечества и обывателя.

Все эти процессы отразились на репертуаре хоров, на цыганском искусстве в целом.

Во всяком случае, до 10-х годов прошлого века репертуар цыганских хоров чуть ли не целиком состоял из русских народных или авторских песен (авторство не всегда можно установить), стилизованных под народные песни, можно сказать, «псевдонародные». Подобных песен немало создается и сейчас, в основном они входят в репертуар так называемых «народных» хоров. Песенники прошлого века пестрят названиями народных песен или сделанных «под народные»: «Уж как пал туман», «Лучинушка», «Не бушуйте вы, ветры буйные», «Ты возвратился, благодатный», «Волга-реченька глубока», «Ивушка, ивушка зеленая моя». Что ни песня — все из репертуара знаменитой Стеши. Какие-то из них дожили до наших дней.

В начале XIX века в репертуаре цыганских хоров появляются первые сочиненные романсы и близкие им по жанру произведения русских композиторов. Одним из таких произведений была баллада Плещеева на слова Жуковского «Дубрава шумит». Потом появляются романсы Козловского, Ду- бянского, Жучковского, песни Гурилева. В этих романсах ясно с.ггышится отголосок «песен под народ», но истинно народные песни характеризует богатство тем и выразительных средств, а тематика романсов куда беднее. Это хорошо видно даже из названий первых романсов: «В час разлуки пастушок», «Стонет сизый голубочек», «Милая вечор сидела», «Ах, когда б я прежде знала» и так далее.

Таким был репертуар цыганских хоров поначалу, так сказать в эпоху Стеши. При Татьяне Дмитриевне Демьяновой (1808—1873 (?) романсы постепенно вытесняют из репертуара хоров и народные песни, и песни «под народ», хотя они и остались в нем. Яркое впечатление на русскую публику произвело исполнение цыганкой Таней сразу ставшего знаменитым «Соловья» А. А. Алябьева. Эстетика исполнения этого замечательного произведения в те времена была совершенно иной, чем сейчас, оно еще не успело превратиться в упражнение для колоратурного сопрано, пелось много проще и задушевней. Сама цыганка Таня вспоминала, что в ее время «сочиненные романсы» только входили в моду. Думается, что триумф алябьевского «Соловья» в ее исполнении вдохновил русских композиторов, которые буквально «навалились» на этот жанр вокальной музыки...

30 марта 1848 года московские цыгане и их друзья объявили траур. В этот день скончался Илья Осипович Соколов, «блистательный осколок веселой старины». С его смертью закончился «золотой век» цыганского хорового пения в России.

Для цыганских хоров наступили новые времена, которым были присущи свои приметы. И самым замечательным было то, что хоры стали множиться.

После смерти Ильи нашлось намало продолжателей его дела, которые сами возглавили цыганские хоры. В одной только семье Соколовых таких преемников было трое: брат Ильи — Петр Осипович и его племянники — Григорий Иванович Соколов и Иван Васильевич Васильев. Если раньше хоры концентрировались в Москве, а в Петербурге и других городах появлялись наездами, то теперь хоры создавались во многих местах и Петербург стал новым центром хорового искусства. При общности певческой школы цыгане постоянно подчеркивали свою принадлежность к Москве или Петербургу, и делали это порой весьма наивно. Так, петербургские цыгане неизменно начинали свои песни с до-мажора, а московские — с ре- мажора. Н. А. Панков пишет:

«При этом интересно отметить, что тональность песен устанавливалась особой терминологией: старик — знаток забытой песни или дирижер говаривали, мол, эту песню надо начинать с «махорки» или «с малярки»,— были такие песенки».

Период, о котором пойдет речь, значительно растянут во времени. Он начался с 50-х годов прошлого века и закончился уже в десятых годах века нынешнего. Изменилась обстановка в России. Стала меняться и аудитория: основными слушателями цыганской песни становятся интеллигенция и русское купечество. В репертуаре хоров русская народная песня вытесняется авторскими произведениями. Цыганское исполнительство делается все более изощренным; пока оно все еще имеет бешеный успех у публики, но сквозь этот успех отчетливо проступают приметы будущего упадка.

ффф1

К содержанию книги: Ефим Друц и Алексей Гесслер - очерки о цыганах