На волнах культурного возрождения

Смотрите также:

Пушкин Цыганы

Цыганы шумною толпой. По Бессарабии кочуют...

ЕВГРАФ СОРОКИН. Испанские цыгане

ЦЫГАНКА ПРЕДСКАЗАЛА СПАСЕНИЕ

Цыганы. Пушкин. И всюду страсти роковые И от судеб защиты нет

ИНОРОДЕЦ немец в славянской мифологии

... Именно родством с чертом объясняется черный цвет волос у цыган.

Цыганское гадание. ГАДАНИЯ НА МОНЕТАХ

немецкий художник график Отто Мюллер. Биография и картины ...

именно цыгане стали излюбленными моделями художника...

ШАМАНЫ

К сибирским шаманам близки в формах своей деятельности цыганские шаманки-човали...

Особого разговора заслуживает проблема цыганской культуры, ее бурного роста в первые десятилетия после революции. И здесь огромную роль сыграл Всероссийский союз цыган, хотя деятельность его не может рассматриваться однозначно. Обратимся к воспоминаниям Н. А. Панкова:

«Для организации культурной работы Союз привлек некоего гражданина (Евгения Платоновича Иванова.— Е. Д.у А. Г.), принадлежавшего к типам, отошедшим в предание. Это — старый москвич с внешностью развязного, самодовольного и самоуверенного не то барина, не то поповича. В начале революции он увлекался модными тогда диспутами по вопросам религии и церкви, собирал книжные редкости на Ильинской толкучке, тяготел к этнографии и археологии, именовал себя профессором, не имея кафедры. На квартире у него можно было увидеть железное кружево, украшавшее прежде какой-нибудь домик старого Замоскворечья, и статую архангела из ликвидированной церквушки, и набойку под строгановскую школу. Подчас ему удавалось создавать диковинные «этнографические» концерты вроде свадьбы якутов с участием шамана, которого — и очень, говорили, удачно — изображала талантливая цыганская певица Софья Лебедева, очутившаяся с ликвидацией «Яра» и «Стрельны» не у дел, участвуя в этом маскараде вместе с экс-дьяконом.

Вот на почве таких концертов у цыган с этим «ученым» и завязалось знакомство, впрочем пригодившееся Союзу для развертывания его культурной работы.

Е. П. Иванов принадлежал к разряду тех. людей, которые не тяготятся знакомствами, а, наоборот, пользуются ими, как козырями в карточной игре. Он знал всю ученую Москву, не смущаясь тем, что эта ученая Москва его или совсем не знала, или знала очень смутно. Каким-то образом ему удалось заинтересовать несколько человек, действительно ученых, выразивших готовность прийти на помощь своими знаниями Союзу цыган.

В 1926 году он пышно устраивает организационные собрания, созванные им в научно-исследовательской секции при Союзе. Вскоре появилась в печати столь же пышная информация о состоявшемся заседании и организации семи научно-исследовательских секций под председательством Е. П. Иванова. На этом его деятельность и закончилась.

На заседании, организовавшем научную работу в Союзе, после напыщенного вступительного слова организатора на учно-исследовательской деятельности почему-то первое слово было предоставлено разного рода специалистам, или, как их тогда называли, «спецам». Развязный и легковесный тон их тяжело подавлял, чувствовалось, что то была отстоявшаяся муть упраздненных торговых рядов. За ними выступил А. В. Герман (цыганский писатель.— Е. ДА. Г.). Тогда я еще не был с ним знаком, но мне о нем говорили как о культурной силе; он, по словам этих товарищей, играл большую роль в литературных кругах своего областного города (имеется в виду Орел. — Е. ДА. /\), а сейчас выразил готовность помогать цыганам на их литературном поприще своими знаниями...

Во второй части выступали те, кто должен был выступать первыми,— настоящие специалисты-ученые. Здесь мы увидели профессоров Н. Н. Новосадского (Ленинская библиотека) и В. К. Клейна (Исторический музей), скульптора Меркулова и, наконец, Максима Владимировича Сергиевского...»

Профессор М. В. Сергиевский, будущий проректор Московского государственного университета, сыграл огромную роль в становлении зарождающейся цыганской культуры. Он возглавил секцию языка при Всероссийском союзе цыган й блестяще справился со своей работой. Первым важнейшим мероприятием этой секции была разработка цыганского алфавита на основе русского шрифта. В архиве Н. А. Панкова сохранился уникальный документ — письмо Народного комиссариата РСФСР по просвещению Всероссийскому союзу цыган за подписью А. В. Луначарского. Письмо датировано 10 мая 1927 года. Вот что в нем написано:

«Вопрос об алфавите для цыганского языка был проработан по поручению Главнауки Наркомпроса учеными-специа- листами в составе представителей Главнауки и Совнацмена, ученых-специалистов и представителей Всероссийского союза цыган. Совещание единогласно высказалось за целесообразность принятия алфавита на основе русского шрифта по соображениям как научного, так и практического характера.

Принятый совещанием алфавит имеет следующие начертания (далее приводится цыганская азбука на основе русского шрифта.— Е. Д., А. Г.).

Констатируя, что вышеприведенный алфавит выработан с участием видных специалистов и с привлечением научного Института этнических культур народов Востока, Наркомпрос считает возможным рекомендовать его Цыганскому Союзу для проведения в жизнь».

Учеными-специалистами и представителями Всероссийского союза цыган, о которых шла речь в письме А. В. Луначарского, оыли профессор М. В. Сергиевский, его аспирантка Т. В. Вентцель, Н. А. Панков, Н. А. Дударова и Н. А. Рого- жев. Вновь предоставим слово Николаю Александровичу Панкову:

«Максим Владимирович назначил местом занятий свою квартиру (тогда еще на Зубовском бульваре); временем занятий были выбраны среды. Помню свое смущение по дороге к нему: представлялась обстановка какого-нибудь старорежимного доктора с диковинными коллекциями и своеобразным интерьером. Но было иначе. Нас встретили радушные хозяева душевно и просто. В кабинете Максима Владимировича — обыкновенная обстановка: на столе лежала кипа мол давских газет, книги Миклошича и Потта и толстые журналы 60-х или 70-х годов по цыганскому языку или фольклору с заложенными страницами.

Работа по изучению цыганского языка пошла оживленно. Он к этой работе привлек и свою ученицу Т. В. Вентцель. Она собирала языковой материал главным образом в цыганских артелях и школах. Татьяна Владимировна, как и Максим Владимирович, принадлежала к разряду тех людей, которые отдаются избранному делу целиком. Максим Владимирович не ограничивался кабинетной работой и обработкой поступающих к нему материалов. Несмотря на свою перегруженность в университете, Наркомпросе и других учреждениях, он находил время всюду побывать лично — и в цыганской школе, и в цыганской артели, и в клуЬе, и в театре, и в таборе,— чтобы видеть жизнь цыган во всем ее многообразии. А увидеть, подметить, все объяснить он умел так, как очень и очень немногие.

Всего за год М. В. Сергиевский проделал большую работу. Уже к концу 1927 года им была подготовлена к печати работа «Из области языка русских цыган», напечатанная в ученых записках Института языкознания и литературы в 1929 году. Кроме того, он подготовил к печати «Цыганскую граммати ку», изданную в Центроиздате в 1931 году».

Практические результаты деятельности группы М. В. Сергиевского проявились мгновенно. Уже в 1927 году вышел в свет первый номер цыганского журнала «Романы зоря». Все рукописи поступали к М. В. Сергиевскому. Он их тщательно прочитывал, исправлял, а после набора сам правил корректуру. Н. А. Панков рассказывает, что он волновался в это время так, словно выходила в свет его первая работа. В групйе людей, сотрудничавших с ним, царило приподнятое настроение. Второй номер журнала был выпущен в следующем году, а третий и четвертый — в 1930-м. С 1927 года по 1930-й изданы букварь для школы, букварь для малограмотных и небольшая библиотечка из пяти названий. В июле 1930 года при Центроиздате была организована цыганская секция, готовившая к изданию литературу на цыганском языке. Е. Попова и М. Бриль приводят такие данные:

«...За шесть месяцев 1930 года выпущено 30 печатных листов. За 11 месяцев 1931 года было выпущено 125 печатных листов. В 1931-м издавали литературу следующих разделов: 1) общественно-политическую; 2) марксистско-ленинскую; 3) колхозную; 4) производственно-техническую; 5) антирелигиозную; 6) научно-популярную и 7) художественную. Производственный план 1932 года составлен на 250 печатных листов».

В дальнейшем выпуск литературы на цыганском языке увеличивался. Были изданы учебники для начальной школы до 4-го класса обучения, различная литература просветительского характера. Но особенно отметим бурную деятельность начинающих цыганских литераторов, таких, как Н. Панков; Q. Панкова, Г. Лебедев, И. Лебедев, М. Безлюдский, А. Германо и многих других. Велась и большая работа по переводу русского классического наследия на цыганский язык. Думается, порадовался бы Пушкин, увидев своих «Цыган», изданных на цыганском языке.

Помимо Пушкина издавались переводы произведений JI. Толстого, M. Горького, П. Мериме, В. Короленко и некоторых советских авторов, преимущественно детских, таких, как А. Барто, Б. Житков, JI. Кассиль, 3. Александрова. Время от времени выходил в свет альманах цыганской литературы, дававший представление о состоянии цыганской культуры. Уместно сказать, что некоторые цыганские литераторы объединились в цыганскую группу при РАППе. Все это стало возможным во многом благодаря подвижнической работе М. В. Сергиевского и его учеников.

Вслед за журналом «Романы зоря», издававшимся достаточно нерегулярно, стал выходить журнал «Нэво дром» («Новый путь»). Он издавался с августа 1930 года по 1932 год. Всего вышло около двадцати номеров этого журнала, в которых публиковались материалы на самые разные темы, в том числе литературно-художественные произведения, цыганский фольклор и многое другое.

В тридцатые годы в связи с бурным развитием национальных культур большую активность проявило Государственное издательство иностранных и национальных словарей. Были изданы десятки словарей малых народов, эти словари до сих пор — библиографическая редкость. Был издан и цыганско-русский словарь на 10 тыс. слов. Его составили профессор М. В. Сергиевский и будущий академик (а тогда профессор) А. П. Баранников. Ответственным редактором словаря был Н. А. Панков.

Культурная революция среди цыган не ограничилась изысканиями в области цыганского языка и цыганской литературы. В конце 20-х — начале 30-х годов развертывается активная просветительская работа в цыганских массах. Была поставлена благородная цель — ликвидировать безграмотность. Естественно, что в первую очередь в поле зрения цыганских просветителей попали дети. В это время открываются цыганские детские сады, школы, детские дома, заработал цыганский педагогический техникум, открылись для цыган и двери рабфаков.

Цыганских начальных школ только в Москве было не меньше трех. Они не были самостоятельными учебными учреждениями, числились при обычных русских школах как сам обстоятельные отделения. «Вечерняя Москва» 2 ноября 1931 года писала:

«Первая цыганская школа, находящаяся в Пролетарском районе, охватывает 100 проц. детей цыган, живущих в этом районе... Школа уже имела два выпуска. Окончившие учатся на рабфаках, в ФЗУ и в старших классах русской школы...

Цыганская школа незаметно делает свое большое дело, готовя из бывших бродячих цыган активных граждан Советского Союза...»

Та же газета 17 октября 1931 года поместила объявление:

«В районе Марьиной рощи проживает много цыган. Для их детей открыта специальная группа при 2-й школе. Там же организован кружок ликбеза для взрослых цыган».

Еще одна цыганская школа находилась в Замоскворечье. Именно этой школе посвящена статья В. Горича в «Вечерней Москве» от 31 декабря 1931 года. Он, в частности, пишет:

«Цыганка Шура стоит у классной доски в 15-й школе ЗОНО. В руках у нее мел, и она доказывает равенство треугольников. Она не понимает чего-то и на своем родном языке обращается к учительнице. Цыганка-учительница тов. Дударова объясняет ей по-цыгански. Маленькие цыгане учатся на родном языке.

Маленькие цыгане внешне почти не отличаются от русских детей. Выдают только смуглые лица да мелькающие еще кое у кого сережки и браслеты... Темный, суеверный быт семьи еще не выпускает маленьких школьников из своих цепких лап. Там, в семьях, ребят заставляют мыть полы, нагружают непосильной работой, не всегда пускают в школу, протестуют против врачебного осмотра, не разрешают снимать украшения».

Здесь автор коснулся одной из самых трудных проблем цыганских школ 30-х годов. Они создавались и существовали в борениях со старым цыганским бытом, прививали молодому поколению цыган новые нравственные принципы. Отсталая цыганская среда в немалой степени противодействовала этому. К тому же сказывалась инерция кочевого образа жизни: пропуски уроков, бегство из школ поначалу были постоянным явлением.

Немало было и организационных трудностей. Вот что пишут Е. Попова и М. Бриль:

«В Москве имеется цыганская школа (имеется в виду 15-я школа в Замоскворечье.— Е. Д.у А. Г.), влачащая жалкое существование. Были попытки перебросить школу на 12 километров от местонахождения ребят вви ду того, что помещение цыганской школы, которое она за нимала в течение 6 лет, понадобилось для расширения русской ш к о л ы. Учительница (кстати, единствен ная в Москве учительница-цыганка) т. Дударова пишет

Отделу национальностей ВЦИК, что больших трудов стоило отвоевать помещение для школы. «Помещение у нас совсем не школьное,— пишет она,— на задворках при слесарной мастерской, но все же не за двенадцать километров. Не знаю, понял ли зав. Замоскворецким отделом народного образования, что расширять русскую школу за счет нацмен- групп не следует». Кстати, недавно одна из находящихся в Москве делегаций иностранных рабочих посетила русскую школу, в помещении которой находится цыганская школа. После осмотра русской школы, хорошо оборудованной, было организовано выступление школьников; выступили также и цыганские дети. Делегация заинтересовалась работой цыганской школы и попросила показать помещение, где занимаются цыганские дети. Увидев это помещение, которое находилось в подвале русской школы, делегация пришла в недоумение...»

Примерно в таком же положении оказались и другие цыганские школы Москвы. И оно никак не выправлялось, несмотря на многочисленные комиссии, в том числе инспекции Отдела национальностей ВЦИКа. Легко представить, насколько это мешало работе цыганских школ, ситуация в которых и без того была тяжелой.

Цыганские школы были не только в Москве, они открывались и в других местах, в частности на Смоленщине, где продолжительное время плодотворно работал цыганский детский дом-интернат с семилетней школой для цыганских детей. О" просуществовал дольше других детских домов, едва ли не до войны. Хотя начиная с 39-го года его вряд ли можно было назвать цыганским, поскольку в него стали принимать детей и других национальностей — русских, евреев и т. д. В июне 1934 года «Известия» сообщили, что при цыганских колхозах в Свердловской области создаются школы с преподаванием на цыганском языке. Вероятно, были и другие примеры.

С самого начала просветительского движения среди цыган был поставлен вопрос о кадрах. Первое, что удалось тогда сделать,— открыть цыганские педагогические курсы. Они находились в Москве, в Малом Харитоньевском переулке при институте по повышению квалификации педагогов. На призыв Наркомпроса первоначально отозвалось около 80 цыган. Однако образовательный уровень кандидатов в цыганские педагоги был столь низок, что удалось отобрать лишь 30 человек. Но и после того отсев продолжался. Вот что пишет об этом в своих воспоминаниях Н. А. Панков:

«Это была совершенно недисциплинированная, неорганизованная масса, не представлявшая, как можно подчинять свои желания воле коллектива, как приспособить себя распорядку, правилу. Они приходили на учебу когда вздумается, уходили с половины урока. Вот по расписанию урок географии, а он заявляет:

—        Не хочу географию, давайте математику,— и никаких гвоздей.

Не шли в театр, на экскурсии, по воскресеньям вовсе не являлись на урок.

—        Как же это пропустить конный день? Авось подзаработаем!»

Несмотря на все трудности, было выпущено 25 первых цыганских учителей. В то же время стало ясно, что проблему кадров без целенаправленной работы не решить. И тогда было создано цыганское отделение педагогического техникума. Точная дата этого события неизвестна. Скорее всего, это произошло в 1932 году или годом раньше. Педтехникум находился во Всехсвятском, в районе Ленинградского шоссе. При техникуме существовало двухгодичное подготовительное отделение, куда принимали с пятиклассным образованием, а на первый курс зачисляли после семилетки. Важным обстоятельством было то, что при техникуме было общежитие, в нем могли жить цыгане, приехавшие самостоятельно и направленные на учебу. А таких, кого посылали цыганские колхозы, рассчитывавшие, что будущие педагоги вернутся в родные места, было немало.

Цыганское отделение педтехникума прожило яркую, но недолгую жизнь. В 1938 году оно было расформировано. Учащихся перевели в русские группы. С тех пор цыгане забыли дорогу в техникум. В общей сложности его окончили около 120 воспитанников. Вероятно, читателю эта цифра покажется ничтожной. Пусть так, но важно другое. По-разному сложились судьбы выпускников, но едва ли не обо всех можно сказать, что они стали лучшими представителями своего народа. Об этом говорит вся их жизнь — и в мирное время, и в годы Великой Отечественной войны. Особенно — в годы войны.

Сохранилась обширная переписка выпускников техникума со своим преподавателем Николаем Александровичем Пайковым, благодаря которой можно проследить судьбы его учеников, понять, какую важную роль сыграло это учебное заведение в жизни цыган, оценить, насколько эта роль могла бы быть значительнее, если бы техникум внезапно не закрыли.

Первое, на что обращаешь внимание, читая переписку,— это то, что техникуму не удалось правильно решить проблему распределения кадров. Ни один цыганский педагог не попал в цыганскую школу. Во всяком случае, нам не удалось найти ни одного факта, свидетельствующего об обратном. Вероятно, распределением занималось руководство (нецыганское) техникума под эгидой Наркомпроса. Эти люди не понимали задач культурной революции среди цыган. К тому же в стране остро не хватало учителей. И новоиспеченные цыганские педагоги были направлены в сельские школы обучать детей самых разных национальностей, но только не цыган.

«Я работаю в Думничском районе Смоленской обл., село Маклаки, в НСШ,— пишет в письме к Н. А. Панкову его ученик — Александр Меньшиков.— Преподаю в двух 5-х классах русский и литературное чтение, в этих же классах немецкий и рисование (один раз в пятидневку), еще рисование в 6 классе...»

Письмо было отправлено в ноябре 1939 года. Ровно через два года Саша Меньшиков станет активным участником партизанского подполья на Смоленщине и погибнет мученической смертью от рук фашистских палачей. А в то время он страдал от того, что не может учить цыганских детей: старые цыганские школы были закрыты, а новые не открывались!

А вот более откровенное письмо от Дарьи Рупенко:

«Мы с Антоном (брат Д. Рупенко.— Е. Д., А. Г.) уехали в Одессу, в очень плохих материальных условиях окончили 3-й курс, и потом нас назначили в Одесскую область на Украине работать в школе. Николай Александрович! Не стану описывать подробно, как я здесь работаю в селе, но одним словом скажу — очень плохо. И материально, и морально... Вы не можете себе представить, как мне здесь надоело быть. Машкир гаджендэ дрэван пхарэс одолэстыр, со ёнэ на полэна (Среди нецыган очень тяжело оттого, что они не понимают...— Е. Д., А. Г.). Мне кажется, если бы я увидела кого-нибудь из студентов, с которыми училась, или ид учителей, мне бы казалось, что я в раю...»

Еще один отрывок — из письма Любы Михолажиной (от 22 мая 1940 года), навевающего весьма невеселые мысли:

«...Это очень хорошо, что продвигаются цыг. дела. Как Митя (Д. Камбович — муж JI. Михолажиной, воспитанник цыганского педтехникума, участник Великой Отечественной войны, танкист, погибший смертью героя.— Е. Д., А. Г.), так и я всегда поддерживали и защищали Вас, как руководителя этого дела. Ужасно не люблю тех... которые не только не помогают, но и отказываются от своей нации. Я, примерно, везде, где нахожусь, говорю о том, что я — цыганка, и горжусь этим. Я сумела стать на одинаковый уровень с русскими и доказать, что и из нас получаются люди... Сейчас я работаю на Кавказе, а не в среде своих цыган. Школы все разогнали, д/дом наш (смоленский.— Е. Д., А. Г.) превратили в русский, и там осталось только 10 человек цыганских детей. Меня поэтому потянуло сюда, захотела узнать жизнь кавказских людей. Жить здесь очень трудно и опасно. Сегодня, например, в горах, по дороге в наш районный центр Ведено, убили одного инспектора. Здесь таких случаев бывает много. Одного убьют, другого ограбят, девушек насилуют, бросают в реки с обрывов. Вечером выйти на двор (мне, примерно, сейчас без Мити) опасно. Могут ударить в голову камнем. Русских они ненавидят и сейчас относятся к ним как к покорителям. О цыганах они понятия не имеют и меня считают русской».

Нет слов, работать учителем в тяжелейших условиях Чечено-Ингушетии, преодолевать замкнутость живущих рядом людей, бороться с косными обычаями — дело благородное. Это понимали JI. Михолажина и Д. Камбович. Но гораздо больше пользы принесли бы они собственному народу, который нуждался в них не меньше, чем народы Кавказа.

Но на дворе стоял 1940 год. К этому времени были задушены чуть ли не все первые ростки культурной революции в цыганской среде.

Подведем некоторые итоги того, что было сделано, хотя многое было не доведено до конца из-за резкого поворота в национальной политике. Прежде всего был ликвидирован Всероссийский союз цыган. Мы уже говорили, почему это произошло. Вероятно, с позиций того времени это решение можно оправдать. Но вряд ли его можно считать единственно правильным. Между тем актив цыганской интеллигенции, сплотившейся поначалу под эгидой ВСЦ, продолжал работать и после ликвидации союза, участвуя в деятельности правительственных и государственных органов (ВЦИК, Нарком- зем, Наркомпрос и т. д.), издательств, в колхозном движении.

Как мы уже знаем, к 1939 году были расформированы цыганские школы и педтехникум. К этому же времени практически полностью прекратилось и издание литературы на цыганском языке. Цыганский журнал «Нэво дром» перестал существовать в конце 1932 года. Последний цыганский учебник Т. В. Вентцель и А. В. Германо «Лылвари пиро романы чиб» («Учебник цыганского языка»), насколько нам известно, был издан в 1937 году. А всего с 1930 года на цыган ском языке было выпущено не меньше 13 разных учебников. Художественная литература на цыганском языке, изданная с 1932-го по 1938 год, насчитывала чуть ли не полсотни названий, около половины ее составляли переводы на цыганский русского и мирового классического наследия.

В столах цыганских писателей было немало неопубликованного. Но с 1939 года литература на цыганском языке выходить перестала. Дело в том, что в 1938 году в системе ОГИЗа произошла реорганизация, национальные редакции в Москве были упразднены, а национальные издательства переведены в республики и в центры более мелких национально-территориальных подразделений. Казалось бы, все правильно. Где как не в республиках находиться национальным издательствам? Но как в таком случае развиваться цыганской культуре, равно как и культурам других народов СССР, не имевших закрепленной за ними территории? А об этих народах попросту забыли, будто и не было их никогда. И не случайно в реестре литературных языков народов СССР нынче не найти цыганского. Но вот парадокс — в Союзе писате лей СССР есть два цыгана. Один из них — драматург, не по своей воле забывший начертания цыганских букв (ведь пьесы «Ромэна» давно идут по-русски), другой — поэт, творчество которого известно читателю лишь в переводах на русский. Возможно, кто-нибудь из читателей удивленно воскликнет: «Помилуйте, раз нет литературного языка, письменности, о каком переводе может идти речь?» Мы тоже не в силах ответить на этот вопрос. Данная логическая задача, пожалуй, под силу лишь доктору Варнике...

Наряду с художественной перестала издаваться и научная литература по цыганскому языку и этнографии. Последним изданием такого рода стал цыганско-русский словарь М. В. Сергиевского и А. П. Баранникова, вышедший в 1938 году.

Читатель уже знает, что еще раньше были расформированы цыганские промышленные артели. Единственное, что осталось от культурной революции в цыганской среде,— еще еохранившиеся в конце 30-х годов колхозы. Но все они (или почти все) попали в зону фашистской оккупации и были разгромлены.

Таким образом, к концу войны жизнь цыганского народа была весьма печальна: чу*ъ ли не поголовное кочевье, нужда, отсталость и безграмотность.

Нельзя сказать, что представители цыганской интеллигенции, видевшие страдания своего народа, ничего не предпринимали. Еще в 1938 году Н. А. Панков пишет письмо И. В. Сталину, в котором говорит об упадке цыганской культуры, уничтожении завоеваний культурной революции. Судя по переписке Н. А. Панкова, аналогичные письма были направлены И. В. Сталину и учениками цыганского педагогического техникума. Сохранился черновик письма Н. А. Панкова к И. В. Сталину, в котором речь идет все о тех же вопросах: о привлечении цыган к труду, о цыганском языке и литературе, о воспитании кадров цыганской интеллигенции и т. д. Судя по всему, ответа на эти письма не было. Уже после смерти Сталина Н. А. Панков вновь обращается в высшие органы и поднимает наболевшие вопросы цыганской культуры. 12 июня 1953 года он отправляет письмо секретарю ЦК КПСС Петру Николаевичу Поспелову. В начале его Н. А. Панков вкратце рассказывает о цыганской истории, о первых мероприятиях советской власти, претворявших в жизнь ленинские принципы национальной политики.

Далее он пишет:

«Условия организационной работы нельзя было охарактеризовать, как бполне благоприятные: не было достаточной внимательности, подчас наталкивались на инертность, особенно на местах, и все же можно было уже установить занятость цыганской народности в системе социалистического хозяйствования; цыганские учебные заведения выпустили свыше ста молодых людей со специальным средним образованием. Появились уже ростки социалистического сознания в трудовых цыганских массах, и можно было предвидеть в недалеком будущем время, когда специфические черты кочующего цыгана-бродяги (гадание, попрошайничество, барышничество) превратятся в анахронизм без применения к ним административных мер. Немецкий фашизм раздавил все 52 цыганских колхоза. Цыганские издательства прекратили свое существование в 1938 году... После 1938 года положение цыган в бытовом и общественном смысле опять стало трудным и в некоторых случаях гнетущим... Народ стал вновь бесписьменным, лишенным самых элементарных... условий для своего развития и культурного роста. Цыганская народность н е- вольно очутилась в стороне от великой семьи народов СССР. Цыгане, за исключением единиц, продолжают вести кочевой образ жизни со всеми вытекающими из этого неудобствами... Опыт последних лет (1938—1951) показывает, что цыганские дети в русских школах не успевают или вовсе не обучаются. Слиться со школьным коллективом и развиваться с ним, не отставая от него, мешает им недостаточное знание русского языка, культурная отсталость и непрекращающееся кочевничество. По этим причинам цыганский ребенок, за исключением единиц, чаще всего на 3—4 году обучения покидает школу, где он является случайным явлением, вызывающим всеобщую открытую или скрытую улыбку и насмешку. В бывших же цыганских школах, не выделяясь неприглядным пятном, серьезно овладевая русским языком, цыганский ребенок успешно заканчивал обучение в объеме 7—10 лет...»

В заключение Н. А. Панков призывает к возрождению культурной работы среди цыган, к восстановлению цыганских колхозов, промышленных артелей, системы образования, издательской работы на цыганском языке.

ффф1

К содержанию книги: Ефим Друц и Алексей Гесслер - очерки о цыганах