ИСТОРИЯ РУССКОГО ПРАВА

Законы Древнерусские гражданские и государственные. Наследование в древней Руси. Договор князя Игоря

Законы гражданские

Рассмотрев статьи договора, относящиеся к уголовному праву, или те законные меры, которые русское общество употребляло против нарушения прав, признанных законом, мы теперь перейдем к статьям, указывающим на частное или гражданское право того времени, т. е. рассмотрим те права, которые русское общество предоставляло своим членам по отношению друг к другу.

Здесь мы встречаем указание относительно прав на имущество. Владение имуществом, по тогдашнему устройству русского общества, тогда только почиталось правильным и заслуживающим общественное покровительство и законную защиту, когда имущество признавалось за владельцем по закону, как прямо говорит вторая статья договора: Да часть его, сирень иже его будет по закону Р. НО В чем состояла законность владения из договора не видно; впрочем, для нас уже важно и одно указание на различие между владением законным и незаконным, ибо из него мы можем судить о благоустроенности тогдашнего русского общества и о силе закона.

Законное понятие о принадлежности имущества лицу, а не роду, в тогдашнем русском обществе уже было развито до того, что закон признавал отдельное имущество мужа и отдельное имущество жены и, в случае взыскания за преступление мужа, в удовлетворение поступало только мужнино имущество, а женино имение закон в таком случае признавал неприкосновенным, как прямо сказано в третьей статье договора: Ежели убежит учинивший убийство, и ежели он имеет достаток, то часть его, т. е. кто ему принадлежит по закону, да возьмет ближний убиенного, но и жена убившего да удержит то, что ей принадлежит по закону о.

На отдельное имущество жены от мужнина имущества есть указания и в летописях; так Нестор, описывая браки в племени полян, говорит, что невесты несли за собой приданое; или говоря об Ольге, между прочим пишет, что ей принадлежал в отдельную собственность Вышгород: Бе бо Вышгород град Волзин. Это, кажется, указывает на вено, которое муж давал жене в отдельную собственность от своего имения, ибо Ольга, псковитянка по происхождению, не могла иметь своим приданым Вышгорода, который находился в приднепровском краю. О вене ясно же упоминается при Владимире как о давнишнем обычае в русском обществе.

В одиннадцатой статье договора изложен тогдашний русский закон о наследстве, по которому в русском обществе тех лет ужебыли известны два вида наследства: наследство по завещанию и наследство по закону. Статья договора прямо говорит: Ежели кто из русских улрет, не распорядившись своим имением, или не будет иметь при себе сеоих, то имение его да отошлют к его ближним в Русь. Но ежели он по своему имению сделает распоряжение, то тот, кого он напишет наследником име ния, да возьмет назначенное ему, да наследит имением.

 Закон о наследстве по завещанию ясно свидетельствует, что на Руси в Олегово время имущество принадлежало лицу, а не роду; ибо если бы имущество принадлежало роду, то не было бы места для завещания: член рода не мог бы распоряжаться и отдавать в собственность после своей смерти то, на что и сам не имел права собственности при жизни. Наследство же по закону указывает на то, что родственные отношения и в то время тоже вмели значение, какое они имеют и теперь, т. е. что закон не отрицал права родственников на имение после умершего, ежели тому не противоречило завещание, оставленное умершим.

Законы государственные

Наконец, в Олеговом договоремы находим несколько указаний на права лиц, вытекающие из различных отношений лиц к самому обществу, или вообще на тогдашнее государственное право в русском обществе. Здесь самые важные указания мы встречаем во вступлении и первой статье договора. Именно вступление указывает нам на верховного властителя Руси, великого князя, на князей — его подручников, на светлых бояр и на всю Русь, подвластную великому князю. Первая статья также говорит о князьях, которых называет светлыми и властителями народа; далее десятая статья упоминает о гостях и рабах. Таким образом, из их упоминаний мы видим, что по отношению к обществу были особые правя верховного властителя Руси, великого князя, потом особые права князей — подручников великого князя, особые права бояр, высшего класса подданных, носивших название светлых бояр, особые права всех свободных людей, принадлежащих к русскому обществу и, наконец, значение невольников или рабов, В договоре, конечно, мы не находим полного определения прав того или иного класса членов тогдашнего русского общества, но уже само различие наименований, присвоенных каждому классу, намекает на различие прав, ибо ежели в языке образовались различные наименования, то это уже есть явный признак различия в значении и правах.

Впрочем, договор представляет несколько данных и для определения прав того или другого класса. Так Олег, великий князь Русский, казывается властителем всей Руси — ему подчинены и светлые бояре, и другие князья; в договоре сказано: Мы от рода русского, иже послани от Олега, великаго князя Русскаго, и от всех, иже суть под рукою его. светлых бояр, похотенъем наших князь и по повеленью великаго князя нашего, и от всех, иже суть под рукою его, сущих Руси. Здесь мы даже видим, что в сношениях с чужеземным народом распоряжался не один великий князь, но имели голос также н другие князья, подвластные великому князю, бояре и вся Русь. Некоторые думают, что само название великого князя не русское, туземное, а титул, присвоенный византийцами русскому государю; но этому мнению противоречат именно византийцы. До нас дошел придворный византийский обрядник, писанный императором Константином Порфирородным, в котором прямо сказано, что государь русский в византийских официальных грамотах титуловался просто князем, а не великим князем. Вот подлинный титул, записанный в обряди и-ке: «грамота Константина и Романа христолюбивых царей римских князю русскому». Ясно, что в договоре Олега титул великого князя был домашний, а не византийский.

Далее первая статья договора называет властителями, владеющими народом, и низших князей, подчиненных Олегу; статья гласит: Не вда-дим елико наше изволенье, быти от сущих под рукою наших князь светлых, никому же соблазну или вине. Но бояр договор нигде не называет властителями и оставляет за ними только титул светлости, благородства, особого почета в народе; отсюда мы можем заключить, что бояре не были властителями и не принадлежали к состоянию князей.

Десятая статья договора представляет нам данные для некоторого отделения прав, присвоенных тогдашним русским обществом сословию гостей; она говорит: ъ...аще украден будет челядин русский ижаловати начнут Русь, да покажется таковое от челядина, да имут й в Русь; но и гостье погубиша челядин; и жалуют, да ищут и. Здесь, как мы видим, гости противополагаются вообще другим руссам, приезжающим в Грецию; следовательно, признаются особым, отдельным сословием, особым классом, со своими правами. А Игорев договор ставит гостей после послов и указывает на них, как на торговцев, отправляющихся с товарами в чужие земли; в договоре Игоря сказано: «А великий князь Русский и бояре его да посылают в Греки к великим царем греческим корабли елико хотят со слы и с гостьми, ношаху ели печати злати, а гостье сребряни.

Наконец, девятая и десятая статьи договора дают некоторые указания для определения состояния невольников, рабов, называвшихся тогда челядью. Так, девятая статья говорит, что невольниками были пленники, что они продавались как товар и проданные отсылались в разные земли, что Олеговы руссы вели большую торговлю невольниками и в этой торговле не только продавали своих пленников, но даже скупали невольников в других местах. В десятой статье указывается на невольника как на вещь, на которую права хозяина были неприкосновенны и охранялись законом — хозяин мог требовать своего невольника, где бы его ни отыскал.

Договор Игоря

Вторым памятником русского законодательства в первом периоде был договор Игоря с греками, написанный в 945 г. Хотя в этом договоре большей частью повторяется то, что уже сказано в Олего-вом, но есть и некоторые изменения и указания на такие стороны тогдашнего русского законодательства, которых не заметно еще в Олеговом договоре. Разбирая договор Олега мы, конечно, не могли ие заметить отсутствия в нем системы и перерыва между статьями. Причина этого заключается в том, что перед договором 911 года был заключен; между русскими и греками словесный договор 907 года. Договор этот, по всей вероятности, был весьма подробен и заключал в себе условия, касающиеся различных предметов. Быть может, договор этот и был записан если не в форме трактата, то в византийских хрониках, и мог еще сохраняться в памяти народа, когда был заключен договор Олега. Но видя нарушение словесного договора, греки приступили к созданию письменного договора. Вот этим-то и объясняется, почему в договоре Олега не упоминается о некоторых статьях, вошедших в договор Игоря. Византийские хроники записали даже некоторые из условий словесного договора 907 года. В нашей летописи мы также встречаем известие об этом словесном договоре: «Олег же мало отступи от града, няча мир творити с царема грецкима, с Леоном и со Александром, посла к ним в град Карла, Гарлофа, Велмида, Рулава и Стемида, глаголя: «имеге ми ся по дань». И реша Греци: чего хощеши,идамыти.ИзаповедаОлегдативоемна2 000 корабль по 12 гривен на ключ; и потом даяти уклады на Руськия грады, по тем бо градом сидяху князи под Олегом сущи; да приходяще Русь хлебное емлют, елико хотяще; а иже придут гости, да емлют месячину на 6 месяц, хлеб» и пр. Греки подтвердили все условия словесного договора, а потому они и не вошли в договор Олега 911 года. Итак, договор Игоря полнее, нежели договор Олега. Заметим касательно статей договора Игоря 945 года. Промежуток времени между 911 и 948 гг, был, само собой разумеется, значительнее, нежели промежуток между 907 и 911 гг. В это время некоторые статьи могли быть нарушены, а с другой стороны и сами греки увидели невыгоды тех условий, которые они заключили с русскими в 911 году, находясь под влиянием страха. Поэтому, хотя число статей договора и больше, и сами статьи подробнее, однако смысл их более или менее ограничивающий по сравнению с договором Олега 911 года. Не разбирая всех статей Игорева договора как или не относящихся к нашему предмету, или уже известных из договора Олега, мы пересмотрим только то, что указывает на незамеченные прежде стороны русского законодательства и общественного устройства.

1-е указание договора Игоря касается значения земщины на Руси. Так, на первой странице договора (Лавр, сп., стр. 24) мы встречаем целый ряд имен послов, отправленных в Грецию для заключения этого договора. Здесь, кроме послов от Игоря, от сына его Святослава, от княгини Ольги мы встречаем имена послов от Сфяндры, жены Улебовой, от какой-то славянки Предславы, от знаменитых дружинников и от купцов. Из этого видно, что в заключении договора участвовало все общество, что в делах общественных значение князя было ограничено и рядом с его властью рука об руку шла власть земщины.

2-е указание касается прав и положения русской женщины. В договоре упоминаются послы от женщин — от Сфандры, жены Улебовой, и от Предславы. Из этого официального указания мы видим, что женщины в тогдашнем русском обществе имели не только семейное, но и чисто гражданское общественное значение. Общество признавало их не только как членов той или другой семьи, ноя как членов целого общества, до некоторой степени равных мужчинам. В этом указании заключается подтверждение 3-й статьи Олегова договора, в которой значится, что женя могла иметь имущество отдельно от имущества мужа. В договоре Игоря упомянуто, что жена может иметь не только отдельное имущество, но может и распоряжаться им независимо от мужа, потому что послы от Сфандры и от Предславы могли быть не иначе, как по торговым делам; таким образом, мы находим здесь свидетельство не об одних только правах по имуществу, во и о личных правах женщины на Руси. Женщины римские и германские всю жизнь были под опекой: незамужняя под опекой родителей, замужняя под опекой мужа, а вдовы под опекой сыновей. Русские же женщины, напротив, находились под опекой только до выхода замуж, а вступив в замужество, они освобождались от всякой опеки. Что таким независимым положением пользовались не только варяжские женщины, но и славянские, видно из того, что в заключении договора участвовал посол от Предславы, конечно славянки, что можно заключить по ее имени. Кажется, с достоверностью можно сказать, что упоминаемая в договоре Предслава была вдова, ибо о ее муже в договоре нет упоминаний, тогда как Сфандра прямо названа женой Улеба. А вдова в то время вполне занимала место мужа; мужнин дом становился ее собственностью я назывался ее именем. Она делалась главой семейства и, в этом значении признанная обществом, пользовалась многими правами, как прямой, непосредственный член общины.

Это засвидетельствованное договором общественное значение русской женщины полностью согласуется со взглядом на женщину всего последующего русского законодательства. Так, по Русской Правде женщина по смерти мужа делалась главой семьи, так что при ней семье не назначалось ни опекуна, ни попечителя; жена но смерти мужа по своему усмотрению управляла своим и мужниным имением и цо возрасте детей не отдавала в своем управлении никакого отчета. А по законодательству, современному Судебникам, жена по смерти мужа принимала на себя и обязанности мужа в отношении к обществу, поскольку они не противоречили ее полу; так, вдова даже несла воинскую службу, конечно не лично, но высылкой в поход определенного (по ее имению) числа вооруженных людей.

3-е указание касается значения бояр. Среди бояр времен Игоря были такие значительные мужи, что посылали от себя особы лослов вместе с княжескими. Так, в договоре упоминаются послы: Улебог Володислава, Праетень от Турда, Либиар от Фаета и др. Среди бояр, отправлявших послов, были и славяне, как, например, Володислав. Конечно, мы не можем признать этих бояр кем-нибудь Рроде феодальных баронов западной Европы, потому что вышеизложенные исследования ясно доказывают, что феодализма у нас не было и не могло быть, но тем не менее нельзя не признать, что старейшие из бояр составляли сильную аристократию, имевшую свое значение независимо от службы князю, ибо если бы значение бояр заключалось в одной службе, то боярские посольства не имели бы значения при посольстве княжеском. В следующем периоде, когда значение бояр было ослаблено влиянием княжеской власти, мы уже не видим особых посольств от бояр, равно как и от других сословий земства. Так, во всех договорных грамотах князей 2-го периода и в подлинных списках посольств московских государей нет нигде и упоминания об особых послах от бояр1. Поэтому одно простое сравнение договорных грамот первого периода с грамотами второго периода ясно показывает большую разницу в общественном значении бояр в том и другом периоде. Из трех договорных грамот первого периода нет ни одной, которая бы писалась от имени одного князя без участия бояр; даже в самой краткой из них — в грамоте Святослава упоминается имя старшего дружинника Свенель-да, тогда как все договорные грамоты второго периода, за исключением новгородских, писаны от имени одного князя. Нельзя предполагать, что упоминание о боярах было внесено в грамоты первого периода греками для большего обеспечения договорных условий, ибо, как мы знаем, греки не имели достаточных сведений о значении бояр на Руси. Доказательством этому может служить так называемый «обряд пи к греческого двора», составленный императором Константином Порфирородным. В этом обряднике читаем следующее: К владетелю России посылается гран-мата за золотою печатью в два солида с следующим титулом: Граммата Константина и Романа, христолюбивых государей римских к князю России.

4-е указание касается значения купцов В русском обществе. Из договора видно, что купцы, так же как и бояре, участвовали вместе с князезм в договорах с греками и отправляли от себя послов. Это свидетельстве указывает на купцов не только как на особое сословие, но и как на людей, имевших в то время большую силу в обществе. Во втором периоде, когда значение их, как и всех: других сословий, уменьшилось, они не Принимали никакого участия в договорах с иноземными государями. Так, смоленские грамоты, хотя онк имели и торговые цели, написаны от имени одного князя без участия смоленских купцов, тогда как по всему тут следовало быть купцам, так как дело, главным образом, касалось их и по свидетельству грамоты 1229 года даже первоначально велось торговцами или купцами, как прямо сказано в грамоте: Пре сей мир трудилисл добрии люди: Рольфо из Каыеня, Божий дворянин и Тумаше Смольня нин, аже бы мир был до века . Это простое сравнение договорных грамот первого и второго периодов ясно показывает, что купцы в первом периоде пользовались высоким значением в русском обществе, какого они впоследствии уже не имели,

5-е указание (находящееся в 1-й статье и в заключении договора Игоря) свидетельствует о веротерпимости, которой отличалось русское общество времен Игоря. В договоре руссы разделяются на крещеных и некрещеных. В 1-й статье говорится: И иже помыслит от страны рус-ския разрушити таку любовь и елико их крещение прияли суть, да примут месть от Бога Вседержителя.,, а елико их есть не хрещено, да не имут помощи от Бога, ни от Перуна. (Лавр, сп., стр. 24). Подобное же указание находится в заключении договора, где говорится, что даже между русскими послами были христиане. Так, утверждая договор клятвой, русские послы говорят: «Мы же. елико нас хрестилися есмы, кля-хом церковью святаго Илии в сборней церкви и предлежащем честным крестом и харатьею сею... А не крещеная Русь полагают щиты своя и мече свое ноги, обручь свое и прочья оружья, да кленутсяовсем, яже суть написана на харатьи сей» (Лавр, сп., стр. 27). Эта статья служит доказательством того, что перед тогдашним русским законом все были равны, к какой бы религии кто ни принадлежал1. А это опять служит сильным подтверждением тому, что русское общество сложилось и развилось

На веротерпимость русского Общества Игоревя временя указывает древний русский пантеон, находившийся в Киеве напротив теремного дворца великого князя. В этом пантеоне были боги всех племен славянских, литовских, финских и др. При такой веротерпимости русского общества христианская вера, как это видно из самого договора, успешно распространялась на Руси, так что во время Игоря в Киеве была даже христианская церковь Св. Илии. Впрочем, это замечание о веротерпимости касается только жителей Приднепровья, чего однако же нельзя сказать о других местностях, например, о Новгороде и др. под влиянием общинных начал. Община, принимая в свои члены всех без различия, не разбирая кто к какому племени принадлежит, очевидно не обращала внимания и на то, кто какую исповедывал. веру, ибо при разноплеменности одноверие не представляет необходимого условия для вступления в общество. При одноплеменное же, и особенно при родовом устройстве общества, разноверие решительно невозможно.

6-е указание свидетельствует осу шествовании в первом периоде пись менных документов, выдававшихся правительством частным лицам. Во 2-й ст. договора говорится о проезжих грамотах, выдававшихся князем послам и купцам, отправлявшийся в Грецию. В этой статье говорится: Ныне же князь русский рассудил посылать грамоты, е которых прописывалось бы, сколько кораблей послать, чтобы греки то» этому знали, с миром ли приходят корабли». Очевидно, это была совершенная новость в тогдашнем русском обществе, ибо при Игоре же, как свидетельствует та же статья договора, вместо грамот употреблялись печати для послов золотые, а для гостей серебряные. Но была ли заимствована эта новость от греков, мы не знаем, и в договоре не только не сказано, что это сделано по настоянию греков, но даже говорится прямо противное, т. е. что так рассудил сам князь русский. Что же касается употребления печатей, то это, кажется, было давнишним обычаем славян, ибо они употреблялись и у славян дунайских1.

7-е указание, заключающееся в 5-й ст. договора, содержит в себе уголовные законы Игорева времени о разбойниках и ворах. В статье говорится: ...ежели кто из русских покусится отнять что-либо силою у наших людей и ежели успеет в этом, то будет жестоко наказан, а что взял, за то заплатит вдвое, а также и грек примет ту же казнь, ежели тоже сделает с русским» (Лавр, сп., стр. 25). Эта статья соответствует Русской Правде, где сказано: . ..за разбойника людие не платят, но еда-дят его и с женою и с детьми на поток и на разграбление». Хотя слова договора «будет жестоко наказан» не определяют, в чем собственно должна состоять казнь, слова же Русской Правды «вдадят на поток и на разграбление» более определенны, тем не менее смысл того и другого закона остается одним и тем же — етрогое преследование разбойников. Сама же неточность и неопределенность статьи о разбойниках в договоре Игоря произошла от того, что наказания, определявшиеся разбойникам по законам Греции и Руси, были неодинаковы в частностях. В Греции в то время были в большом ходу и уважении пытки, которых мы не видим на Руси до XVI в. Но в общих чертах законы с» разбойниках в Греции и Руси были одинаковы — ив Греции, и в Руси разбойники наказывались жестоко. Поэтому обе договаривающиеся стороны и не нашли нужным определять подробно, какому наказанию следует подвергать разбойников, а условились только об одном, чтобы разбойники были жестоко наказываемы, так как вообще требовали того законы Греции и Руси: «Я то показ-нен будет па закону греческощ, по уставу и закону русскому» (Лавр, сп., стр. 26), сказано в договоре.

Та же статья договора содержит закон о ворах. Сравнивая закон о ворах по обоим договорам, мы находим, что в Игорево время этот закон подвергся значительной перемене. Вместо римского quadrupli (вчетверо), которое положено по Олегову договору, по Игореву договору вор обязывался платить только вдвое, Т. е. возвратить украденную вещь с придачей е« цены, или же, если сама вещь не могла быть возвращена, — отдать ее двойную цену. К этим указаниям Игорева договора об уголовных законах того времени нужно присоединить свидетельство летописи Нестора о том, что в Игорево время назначалась особая вира с разбойников, которая отделялась на оружие и на коней князя.

Вот и все законодательные памятники 1-го периода, которые сохранились до нашего времени. Были ли другие писаные законы в то время, этого мы не знаем; по всей вероятности, их не было и обычное право вполне заменяло право положительное.

Официальные бумаги

В дополнение к полному изучению истории законодательства, необходимо изучение официальных бумаг, употреблявшихся в то или в другое время. Официальные бумаги составляют необходимую часть законодательства и служат указанием тому, как закон приводится в исполнение и как прилагается к тому или другому случаю. Но, к сожалению, до нас не дошло ни одной официальной или деловой бумаги первого периода, кроме договорных грамот князей с греками.

По всей вероятности, официальные или деловые бумаги как документы того или другого права между частными лицами или как выражение повелений правительства существовали на Руси и в первом периоде, по крайней мере, начиная с Олега и Игоря. Славянские письмена, изобретенные Кириллом и Мефодием для Моравии и Болгарии, были известны на Руси уже при Олеге, лучшим доказательством чему служит Олегов договор с греками, который яе имел бы места, ежели бы славянские письмена не были в употреблении на Руси.

Притом в договорах прямо упоминается о некоторых деловых бумагах.

Так, в Олеговом договоре упоминается о духовных завещаниях, которыми руссы назначали себе наследников и распределяли имение на случай смерти; завещания сии, по свидетельству договора, именно писались: о...кому будет писал на-сдедита именье. А в Игоревом договоре в числе условий постановлено, что русский князь обязывается давать отправляющимся в Грецию руссам грямоты с указанием количества посылаемых кораблей. Вероятно, в первом периоде были и другие деловые бумаги, но в настоящее время мы не можем знать ни форм, в которых они писались, ни всех случаев, в которых право утверждалось деловыми бумагами или писанными документами.