ИСТОРИЯ РУССКОГО ПРАВА. Древняя Русь

ЗЕМЩИНА. Новгородская, Псковская и Киевская земщины

Положение земщины

Развитие княжеской власти при Владимире по удалении беспокойных варягов в Константинополь, помощь, оказанная новгородцами Ярославу в борьбе его со Святополком, и более тесная связь князя с земщиной, естественно, должны были мало-помалу изменить прежние отношения земщины к князю, и даже в самом устройстве земщины должны были произойти некоторые перемены. Но по смерти Ярослава, по случаю разделения Руси на уделы и по беспрерывным спорам князей изменение отношений земщины к князю и наоборот, а равным образом изменение устройства земщины, было незначительно и шло очень медленно. Впрочем, это было неодинаково во всех местностях Руси: в иных местах оно более и скорее сближалось с киязем и с дружиной, в других — медленнее и позднее. Начнем наше исследование об устройстве земщины в этом периоде с тех местностей, в которых земщина в большей степени удержала свой прежний характер. В этом отношении первое место принадлежит Новгороду.

Новгородская земщина. Новгородцы, как и в прежнее время, считали себя свободными в выборе князей. К прежним правам в этом деле в настоящем периоде присоединились грамоты Ярослава Великого, будто бы данные новгородцам за помощь в войне со Святополком, как об этом свидетельствуют Софийская и Никоновская летописи. Но эти грамоты до нас не дошли, и в чем они состояли — мы не знаем.

 В своих сношениях с князьями новгородцы постоянно ссылаются на эти грамоты, как на закон, определяющий отношение князя к Новгороду; так, например, в 1228 году новгородцы говорят Ярославу Всеволодовичу: На всей воли нашей и на всех грамотах Ярославлих ты наш князь, или ты собе и мы собе.

И князья, действительно, иногда признавали эаконкооть этих грамот; так, в 1224 году Михаил Всеволодович целова крест на всей воле новгородстей и на все грамотах Ярославлих. Но как бы то ни было — действительно ли существовали грамоты Ярослава, определяющие отношения новгородцев к князьям, или их не было, — только преемники Ярослава, так же, как и его предшественники, далеко не имели той власти в Новгороде, какой они пользовались в других владениях.

Так, новгородская и псковская земщины воевали И мирились с соседями без всякого отношения к своим князьям, даже отказывались иногда сопутствовать князю, ежели он звал их в поход против соседей, с которыми они были в мире. Так, в 1228 году псковичи говорили Ярославу, приглашавшему их против рижан: «Тобе ся, княже, кланяем, на путь ейдем, а с рижаны мы взяли мир». То же говорили и новгородцы: Мы без своя братьи без пьско-вин не имемся на Ригу и тобе ся княже кланяем». Даже во внутреннем управлении новгородцы назначали князьям известные условия, без которых не принимали их; так, например, князь не имел права посылать в новгородские города и области своих судей и правителей; также не мог без суда и объявления вины лишать власти выборных новгородских чиновников; даже право сажать посадников, во всех княжествах Руси принадлежавшее князьям, в Новгороде с 1126 года принадлежало новгородскому вечу, так что посадник почти не зависел от князя. То же должно сказать и о тысяцком, который также был избираем вечей и почти не подчинялся князю.

Князь даже не имел права жить в Новгороде, а всегда жил в Городище, находившемся в пяти верстах от Новгорода вверх по Волхову, и все свои дела производил там, в Новгород же он мог только приезжать и то без дружины. Как было в Новгороде, так было и в пригородах новгородских, так что отношения князей к Новгороду в настоящем периоде были менее близки, нежели при Рюрике и его ближайших преемниках. И хотя русские князья называли Новгород своей отчиной, но это только в том значении, что их предки из того или другого поколения Ярославова, в то или другое время княжили в Новгороде, собственно же весь новгородский край по правам тамошней земщины составлял отдельное и почти независимое владение, нисколько не подходящее под категорию других русских владений. Сами князья русские сознавали это, ибо ни один из них и ни один княжеский род не думал утвердиться в Новгород и при первом удобном случае {даже любимейшие новгородские князья, например Мстислав Удалой) спешили удалиться в другие владения, даже гораздо менее значительные в сравнении с Новгородом. И если иные князья старались удержать за собой Новгород, то не с тем, чтобы жить там, а чтобы только пользоваться доходами и управлять тамошним краем через своих наместников.

Киевская земщина. С новгородской земщиной было довольно сходно устройство земщины киевской. Постоянное стремление всех княжеских родов владеть Киевом, как первым и богатейшим городом, имело прямим следствием то, что там не утвердился ни один княжеский род, а Киев не сделался отчинным владением. Киевская земщина, при всем своем желании сблизиться с каким-либо княжеским родом, не сблизилась ни с одним, хотя к некоторым и высказывала особенное расположение и преданность, например, к роду Мономаха. В продолжение 190 лет, от смерти Ярослава Великого до покорения Киева монголами, киевскими князьями успели побывать отчинные князья и черниговские, и переяславские, и туровские, и новгород-северские, и смоленские, и волынские, и суздальские, и даже один из полоцких князей, так что, за исключением князей рязанских и галицких, все роды остальных князей русских в разное время владели Киевом, отнимая его друг у друга. Все эти обстоятельства должны были поставить разноплеменную, богатую и торговую киевскую земщину в положение более или менее независимое, так что она в иное время могла произвольно менять князей, оставлять неугодных и приглашать тех, которые ей нравились, или одним помогать, а других оставлять без помощи.

Сами князья, до покорения Киева войсками Аид-рея Боголюбского в 1169 году, уважали голос киевлян и всегда отдавали предпочтение тому искателю киевского престола, который имел на своей стороне киевскую земщину. До княжения Всеволода Ольговича киевляне сами приглашали себе князей; так, изгнавши Изяслава, они пригласили Святослава, после Святополка пригласили Мономаха, а после Мономаха — Мстислава. Но со времени княжения Всеволода Ольговича киевский престол стал заниматься по договору союзников. Но и тогда киевская земщина еще не утратила своего значения в выборе Князев, так что князья одинаково дорожили как союзом с князьями, вступившими с ними в договор, так и союзом с киевской земщиной, и если киевский князь вступал в союз с другими князьями без земщины, то положение его в союзе было очень незначительно. Таким образом, в отношениях к князьям киевская земщина имела много сходства с земщиной новгородской; но Киев далеко не имел той полноты земского устройства, какая была в Новгороде — поэтому киевляне даже на короткое время не могли оставаться без князя. Без князя у них не было административных средств ни для поддержания внутреннего порядка, ни для защиты от внешних нападений. Смерть киевского князя или переход его в другое владение немедленно вызывали в киевлянах потребность в приглашении другого князя.

 Так, в 1154 г., когда Ростислав, разбитый черниговскими князьями, оставил Киев, то киевляне немедленно послали каневского епископа Демьяна к Изяславу Давидовичу и предложили ему киевский стол: Поиди Киеву, атъ не возмут нас половцы; и в летописи прямо названа причина приглашения: чпогды тяжко быстъ кияном, не остал бо ся бяшет у них никакое князь. Но эта настоятельная необходимость в князе ве могла сильно стеснить киевскую земщину, потому что охотников княжить в Киеве всегда было много, и они были наготове, почти у ворот, а это всегда давало большое значение киевской земщине, так что князья до 1169 года владели Киевом не иначе, как с согласия и уговорившись с тамошней земщиной. Так, в 1154 году, по смерти Вячеслава, дружина говорила Ростиславу, владевшему Киевом от имени Вячеслава: Вот, князь, Бог взял твоего дядю Вячеслава, а ты еще не соглашался с киевлянами, — поезжай в Киев и уговорись с тамошними людьми. Бели обстоятельства не дозволяли Киеву сделаться отчиной какого-либо княжеского рода, то еще меньше они дозволяли земщине сблизиться с дружиной; все дружинники, начиная с дружинников Всеволода Ольговича, были чужеземцы, пришельцы в Киев, и так как князья княжили большей частью недолго, то и дружинники также не могли долго оставаться в киевских владениях: их или изгоняли дружинники, приходившие с новым князем, или сами киевляне, как это было с дружинниками Всеволода Ольговича, или Юрия Долгорукого.

Невозможность сблизиться ни с одним княжеским родом и ни с одной княжеской дружиной и недостаток в общественном устройстве, не позволявший жить без князя, — произвели то, что киевская земщина была большей частью равнодушна к своим князьям — одних встречала, а других провожала без особого участия и старалась как можно меньше принимать участия в их спорах, так что редкий князь мог рассчитывать ва помощь киевской земщины, чтобы удержаться в Киеве. Даже любимым князьям киевляне помогали не усердно и прямо говорили: Князъ, теперь не твое время — уезжай из Киева и приезжай назад, когда будешь силен, тогда мы твои, лишь только увидим, твои знамена.

Таким образом, киевляне удерживали своего князя только тогда, когда он был силен, и этим успевали спасать себя и свой город от разграбления во время княжеских междоусобий, так что летописи на протяжении 190 лет, от смерти Ярослава до покорения Руси монголами, насчитывают только три случая, когда Киев был разорен князьями; но после того, как Киев в 1169 году был взят и разграблен войсками Андрея Боголюбского, киевская земщина сразу потеряла свое значение; как прежде киевляне не заботились о поддержании своих князей, не имея отчинного князя, так теперь ни один князь не хотел защищать их самих. С 1169 года князья уже не спрашивали голоса веча киевского, как прежде, так что Киев еще за 70 лет до нашествия Батыя потерял всякое значение, и князья в нем были уже не выборные или вотчинные, а посаженни-ки других князей — то суздальских, то черниговских, то смоленских. Конечно, Киев и в это время был еще очень богат, только поэтому князья и добивались власти над ним; овладевши же Киевом, князья обращались с ним как с добычей, как с чужим городом, грабили и разоряли его, но не думали променять на него свои родовые владения. Вообще Киев вытерпел в это время все несчастия и унижения, какие только мог вытерпеть город, не имевший своего отчинного князя; его только грабили и никто из князей не хотел вступиться за него. Припомним осаду его в 1203 году Рюриком Росгиславичем, который отдал его на разграбление половцам, которые грабили и сожгли верхний и нижний город, а жителей увели пленниками в степи. Здесь Киев вполне пожал плоды своих своекорыстных отношений к князьям и утратил всякое значение.