ПАЛЕОНТОЛОГИЯ

Климат и вулканы конца пермского — начала триасового периода. Палеозоология. Какие растения заселили Землю в триасе

ПОГРЕБЕННЫЕ ВУЛКАНОМ

В триасе происходило постепенное потепление климата.

Климат того времени, пожалуй, больше всего похож на современный. И так же, как наш, современный, климат конца перми — начала триаса был совсем нетипичным в истории Земли, привыкшей к теплу и влаге. Но холод и сухость к середине триаса вновь сменились ровным тропическим климатом.

Какие же растения заселили Землю в триасе? Это членистостебельные, хвойные и последние древесные плауновые — плевромейя. Появились и новые формы: гинкговые, саговники и бенедиттовые.

Но специалистов всегда занимал вопрос о возникновении новых форм. Как правило, ученые встречаются с уже готовыми видами, которые в массе заселяли Землю. А переходные формы? Где же их полигоны на Земле? Где их искать? Обычно растения, которые попадают в коллекции, были погребены когда-то на дне водоемов. А какие же растения там чаще всего захороняются? Конечно, жители низин и болот. А предгорья и горы? Этот вопрос оказался очень непростым, потому что остатки растений из этих мест обычно не сохраняются. Условий для этого подходящих нет. Разве что лавы…

В конце пермского периода территория между Леной и Енисеем, Красноярском и Таймыром была настоящей вулканической страной. Обильные потоки лав текли из жерл действующих вулканов, заливая все на своем пути. Облака пепла обрушивались с неба горячей метелью и превращали цветущие горные долины в мертвые, однообразные пустыни. Так образовались вулканические толщи, скрывшие в своей глубине тысячи «доисторических Помпей».

Специалисты хорошо изучили остатки растений из угленосных отложений, лежащих непосредственно под вулканической толщей, и не ждали особенных сюрпризов. Но картины растительной жизни, запечатленные серией огненных катастроф, резко отличались от всего известного ранее. Это была не суровая кордаитовая тайга, а густой влажный лес, изобилующий саговниками, гинкговыми, папоротниками и хвойными, лес, которому, по всем правилам, предстояло появиться десятки миллионов лет спустя, в самом зените мезозоя.

Вот что пишет по этому поводу профессор С. В. Мейен в своей книге «Из истории растительных династий»: «Возможно, что вулканические извержения похоронили именно те растения, которые где-то в глубине Сибири готовились к широкому выходу в будущие мезозойские леса».

Эти находки как бы приоткрывают тайну внезапности великих перемен в истории живой природы. На смену старому миру растений и животных почти «вдруг» появляется совсем иной и во многом уже сложившийся мир со своими законами и отношениями.

Казалось бы, для возникновения даже самой элементарной слаженности у новых сообществ просто нет времени. Но такие парадоксальные ситуации палеонтологи встречают довольно часто. Они приводят к мысли, что нечто необычное творится или с самой историей жизни (например, многократно ускоряются темпы эволюционных преобразований) или только с летописью этой истории: в ней на границах геологических эпох вдруг возникают колоссальные пробелы, подобные тем, что образуются в человеческой истории после катастрофической гибели великих цивилизаций.

Сибирская «Помпея», о которой мы говорили, открывает возможность третьего объяснения: в летописи Земли действительно существуют огромные пробелы, но это, прежде всего, пробелы в пространстве, а не во времени.

Каким бы суровым ни был климат пермского периода, но и тогда существовали оазисы — например, влажные и теплые леса горных долин. В них-то и мог неспешно вызревать и готовиться грядущий мир мезозоя.

ДРЕВНИЙ МИР ГЛАЗАМИ ПАЛЕОЗООЛОГА

Ну а как же представляют себе палеозоологи картину жизни тех далеких времен? В недавно вышедшей книге «Тайны пылающих холмов» профессор саратовского университета Виталий Георгиевич Очев, всю жизнь посвятивший раскрытию тайн триасового периода, так описывает триасовое Предуралье и его обитателей: «Вокруг расстилалась обширная низменность, покрытая красноватыми илистыми и песчаными наносами целой сети прорезавших ее рек. Красноватый цвет земли пробивался сквозь то густую, по берегам рек, то редкую растительность. Растения выглядели необычно и напоминали некоторых современных обитателей тропиков.

Одни из них были с тонкими ребристыми стволами и узкими кожистыми листьями, другие имели толстые бочкообразные стволы и веники крупных вытянутых листьев. Они были в большинстве своем настолько низки, что, попади в эту минувшую эпоху всадник на лошади, он с седла далеко мог бы обозревать окружающую местность. Низкими были и водораздельные пространства. На их лишенных растительности вершинах ветер навевал барханчики красного песка. Забравшись на такую возвышенность, вероятно, можно было увидеть вдали синеватые вершины тогда высоких и заснеженных, как современный Кавказ, Уральских гор.

Над растительным покровом нельзя было увидеть почти никаких признаков жизни, кроме (вымерших теперь) необычного вида насекомых, иногда проносившихся в воздухе. Но ниже, под защитой ветвей и листвы, в водах рек и многочисленных пойменных водоемах кишела странная и причудливая жизнь…

Несколько месяцев этот удивительный древний мир был ярко освещен солнцем. Тогда пересыхали мелкие речки и мелкие озера. Не только земноводные, но и пресмыкающиеся, на которых губительно действует перегревание, прятались в местах потенистее и повлажнее. Лишь по ночам, когда наступала прохлада, они иногда выходили на открытые пространства.

Затем наступал сезон дождей. Затягивалось сплошными тучами небо. Много дней подряд извергались на заросшую низину потоки дождя. Выходили из берегов реки. С окончанием сезона дождей еще долго бежали на юг, в сторону моря, бурные потоки. Они несли с собой массу песка и ила, вырванные с корнями растения и несметное количество погибших при наводнениях животных.

Постепенно понижался уровень вод, слабела сила потока. Некоторые трупы животных заносило в старицы и пойменные озера, они застревали на отмелях возле них и покрывались илом. Их скелеты захоронялись здесь на многие миллионы лет…

Крупные четвероногие эритрозухи были обычными обитателями берегов и пойм рек в этих местах. Они напоминали двухметровых крокодилов. Короткие, но сильные ноги поддерживали тело над поверхностью земли. Крупная и более высокая, чем у крокодилов, голова с огромной пастью ящера, торчащие вниз ножеподобные клыки, бессмысленный, тупой взгляд пресмыкающегося… Эритрозухи тяжело пробирались в зарослях, выискивали добычу — более мелких рептилий и земноводных — и стремительно бросались на нее, ускользающую то в воду, то на палимые солнцем сухие возвышенности. Они схватывали жертву мощными челюстями, могучим рывком головы выбивали из нее последнее дыхание. Не было в то время страшнее хищника в этой заросшей и обводненной низине».

Свирепая челышевия поднялась на дыбы, чтобы нанести удар всей тяжестью тела. Это еще не динозавр, а один из текодонтов — древних рептилий, давших начало и динозаврам, и крокодилам, и птицам.

У текодонтов стопа уже повернута вперед, ноги значительно выпрямились. Получилось нечто вроде высоких мощных колонн, поддерживающих тело. Передние ноги, лишенные своей опорной функции, становятся короче и слабее. Они теперь помогают ящеру расправляться с добычей, придерживая ее, словно руками.

Зверообразные ящеры еще живут на всех континентах, но время их кончается…