Кордаитовая тайга. Сибирская ископаемая флора. Палеозойские растения

 

ИСТОРИЯ РАСТЕНИЙ

 

 

Кордаитовая тайга. Сибирская ископаемая флора. Палеозойские растения

 

Теперь мы поедем в Сибирь, в Кузбасс. Для человека, далекого от геологии и тем более от палеоботаники, разница между Донбассом и Кузбассом, главным образом, в географии и в том, что Донбасс ‑ ветеран среди наших угольных бассейнов, а с Кузбассом ассоциируются годы предвоенных пятилеток. Для палеоботаника оба бассейна настолько разнятся, что, задавая вопрос об их различиях, вполне можно рассчитывать на встречный вопрос: "А что между ними общего?". Действительно, растительный мир в них был так же различен, как в современном Подмосковье и в тропических джунглях. Но об этом потом, а сначала немного истории.

 

Полувековой спор из‑за ошибки

 

Этот грандиозный спор закончился в конце 20‑х годов нашего века. В нем в той или иной мере принимали участие чуть ли не все геологи и палеоботаники, занимавшиеся или интересовавшиеся угленосными палеозойскими отложениями всей Сибири.

 

Началось с не столь, как будто, важной ошибки. В 70‑х годах прошлого века киевский палеоботаник И. Ф. Шмальгаузен (отец известного биолога‑эволюциониста И. И. Шмальгаузена) работал над коллекциями ископаемых растений, собранных в Кузнецком, Тунгусском и Печорском бассейнах. О палеозойской флоре Кузбасса к тому времени почти ничего не было известно (ей были посвящены лишь две небольшие статьи немецких палеоботаников Гейница и Гепперта). Тунгусский и Печорский бассейны и вовсе были палеоботаническим белым пятном. Можно понять, какой интерес вызвала обстоятельная монография, выполненная И. Ф. Шмальгаузеном ‑ одним из лучших палеоботаников прошлого века. Но надо же было так случиться, чтобы в этой прекрасно выполненной по тем временам монографии, оказалась досадная ошибка. Но Шмальгаузен не был виноват в ней.

 

Собирая коллекции ископаемых растений (как и любые другие геологические свидетельства) необходимо строго документировать, из какого слоя взяты образцы. К этому основному правилу геолог приучается с первых дней обучения полевым работам. В прошлом веке это понимали далеко не все исследователи, и к образцам часто прикладывались весьма лаконичные этикетки. Указывалась ближайшая деревня, какая‑то часть реки, и этим все ограничивалось. Теперь такие материалы палеоботаник вовсе не принимает во внимание.

 

 

Камень без точного адреса годится разве что для любительской коллекции редкостей. Но в прошлом веке каждый привезенный из Сибири или с Печоры образец был более интересным, чем для нас антарктические коллекции. Поэтому Шмальгаузен описал все материалы, попавшие в его распоряжение, в том числе и недостаточно точно документированные. Он не знал, что собранные в Кузбассе образцы получены из двух существенно разных частей геологического разреза, а именно: из пермских (верхнепалеозойских) и юрских (мезозойских) отложений. Невнимание коллектора и неточность в этикетке обернулись серьезной ошибкой в геологических представлениях.

 

Мы уже говорили, что сибирская флора (кордаитовая тайга) была тогда почти неизвестна, поэтому привезенные из Кузбасса пермские растения оказались новыми для науки, совсем не такими, как одновозрастные растения Западной Европы. А юрскую флору, более однообразную по всему миру, знали вполне сносно. Поэтому оказавшиеся в кузнецкой коллекции юрские отпечатки были И. Ф. Шмальгаузену хорошо знакомыми, и это решило данное им заключение о возрасте. Его обстоятельная монография так и называлась "Юрская флора России". Хотя в печорской и тунгусской коллекциях типично юрских растений не нашлось, но флора этих мест была вполне кузнецкого типа и датировать ее другим периодом Шмальгаузену даже не пришло в голову.

 

Уже вскоре после выхода в свет монографии Шмаль‑гаузена русский геолог К. Л. Космовский выразил сомнение в правильности вывода о юрском возрасте угленосной толщи Кузбасса. Он совершенно правильно предположил, что здесь есть отложения нескольких геологических систем. Шмальгаузен ответил на выступление Космовского довольно резкой статьей. В спор включился видный французский палеоботаник Рене Зейллер. Он видел ошибку Шмальгаузена и на основании вновь присланных ему из России коллекций геолога И. П. Толмачева пришел к выводу о пермском возрасте кузнецкой угленосной толщи. В начале нашего столетия палеозойской флорой Сибири стал заниматься М. Д. Залесский, впоследствии один из авторитетнейших наших палеоботаников. Залесский, верный ученик Зейллера, безоговорочно поддержал мнение своего учителя. До конца своей жизни, т. е. до 1946 г., М. Д. Залесский считал, что угленосные толщи Сибири целиком пермские.

 

Это была другая крайность. Ведь в монографии Шмальгаузена указывались определенно мезозойские, а именно ‑ юрские виды. Как же поступил с ними Залесский? А очень просто! В литературе он нашел среди известных к тому времени палеозойских растений примерно такие же по внешнему облику виды и к ним отнес юрские отпечатки. Внешне все стало вполне гладко, и на геологической карте Кузбасса, подготовленной к 1925 г. группой геологов под руководством В. И. Яворского и П. И. Бутова, показаны обширные поля угленосных пермских отложений. Юрских пород в Кузбассе вовсе не стало. Вопрос был не столько решен, сколько замят, хотя многие видцые геологи продолжали над ним думать, снова и снова возвращаясь к мыслям, высказанным еще Космовским.

 

Все стало на свои места только летом 1927 г., когда томский геолог Л. М. Шорохов, работая в Кузбассе, обнаружил, что юрские и мезозойские растения залегают в разных частях геологического разреза. Через год сотрудница Геологического музея Академии наук СССР М. Ф. Нейбург, в будущем крупнейший советский палеоботаник, приехала в Кузбасс, не доверяя геологам, собиравшим ископаемые растения. На месте она стала отбирать остатки растений, тщательно отмечая слои, в которых найден тот или иной вид. Она подтвердила выводы Шорохова. Так стала окончательно ясной путаница в коллекции, попавшей в руки Шмальгаузена. На геологической карте Кузбасса появились хорбкйе отложения. В последующие годы М. Ф. Нейбург удалось показать, что в Кузбассе есть полный разрез от каменноугольной до юрской систем включительно и все это с многочисленными ископаемыми растениями. Предвидение Космовского блестяще подтвердилось, одновременно это стало и триумфом палеоботаники. Именно ископаемым растениям мы обязаны тем, что в распоряжении геологов, осваивавших Кузбасс, была верная геологическая карта.

 

Здесь, однако, резонно задать вопрос, а стоило ли ломать в течение полувека копья из‑за возраста угленосных отложений с ископаемыми растениями? Не все ли равно, какой возраст имеет уголь? Был бы он хорошим. К сожалению, такой вопрос задают и горняки, которые пришли добывать уголь на уже изученные, разведанные места. Когда в ход пошли угольные комбайны и отбойные молотки, знать возраст пласта действительно уже не нужно, но вот найти месторождение, правильно его разведать и подготовить для эксплуатации, не зная возраста пород, нельзя. Только имея в руках хорошую геологическую карту с показанными на ней полями отложений разного возраста, можно проследить угольные пласты, скрытые от геолога мощной толщей горных пород. Впрочем, к этому вопросу мы еще вернемся в предпоследней главе.

 

Кордаитовая тайга

Кордаитовая тайга

 

палеозойские растения

 

К содержанию: Мейнен: ИЗ ИСТОРИИ РАСТИТЕЛЬНЫХ ДИНАСТИЙ

 

Смотрите также:

 

Поздний карбон, ранняя Пермь. Кордаитовая тайга  Древние ископаемые растения. Голосеменные. Беннеттиты.

 

Пермский период  Поздняя пермь, ранний и средний триас. Триасовая флора.  Триас

 

растения каменноугольного периода. герцинский орогенез  Каменноугольный период. Карбон