ИСТОРИЯ РАСТЕНИЙ

Палеоклиматология. Мезозойские и палеозойские климаты

Погода завтра или, например, в ближайший год интересует всех. Погода вчера или год назад интересует, пожалуй, только метеоролога или климатолога. А вот надо ли знать погоду, точнее ‑ климат, планеты десятки и сотни миллионов лет назад? Оказывается, да. Климатами геологического прошлого занимается специальная дисциплина палеоклиматология. С восстановлением древних климатов прямо или косвенно связано решение важных практических вопросов. Без этого, например, нельзя установить основные закономерности в размещении многих полезных ископаемых ‑ таких, как уголь, соль, марганцевые и медные руды и другие. Очевидно, что осаждению каменной соли благоприятствует жаркий и сухой климат (вспомним Кара‑Богаз‑гол). Угли, наоборот, накапливаются во влажных условиях, поскольку прототип угольного пласта ‑ торфяное болото. Это элементарные примеры.

Не будем, однако, углубляться в дебри палеоклиматологии и изучать ее физическое, химическое и геологическое вооружение. Нам нужно только посмотреть на все те вымершие растения, о которых шел и еще пойдет рассказ, в их естественной среде. Мы познакомились с каменноугольным лесом Донбасса, кордаитовой тайгой Сибири и гондванскими растениями, но о климатической обстановке почти ничего не говорили.

На первый взгляд это не слишком сложная проблема. Растения, весьма чувствительные к температуре, влажности, почвам, должны быстро ответить на палеоклимати‑ческие вопросы. Это действительно так, когда мы имеем дело с новейшими геологическими отложениями. Найдя в породах карликовую березку, мхи, болотные хвощи, осоки, можно смело утверждать, что климат был влажным и холодным. Встретились лавр, магнолия, платан, грецкий орех ‑ налицо субтропики. Но, к сожалению, все перечисленные растения не были вечными. Спускаясь "вниз по разрезу", сначала в третичные, а затем мезозойские отложения, мы находим все меньше современных родов и, наоборот, все больше попадается полностью вымерших растений. Даже если мы и находим в древних (скажем, юрских) отложениях дожившие доныне роды, то можно ли гарантировать постоянство их склонностей к тому или иному климату? Палеонтология учит здесь большой осторожности. Хороший пример можно привести из мира животных. Сейчас слоны и носороги ‑ жители тропиков, а всего несколько тысяч лет назад, обросшие густым мехом, они бродили в суровых ландшафтах ледникового периода в Европе и Азии.

Приступая к восстановлению мезозойских и палеозойских климатов, приходится ориентироваться не на систематическую принадлежность, а на структуру растений. В ней надо искать признаки, появляющиеся в определенных климатических условиях. Но это уже не просто. Во‑первых, далеко не всегда можно изучить ископаемое растение в необходимых деталях. Во‑вторых, науке неизвестно, почему два растущих рядом, в совершенно одинаковых условиях дерева имеют совершенно различную листву. Можно сказать даже сильнее. Мы не знаем, почему у клена листья одни, а у березы другие, почему у сосны иглы сидят пучками, а у ели поодиночке. Мы не знаем физиологических причин той или иной особенности растения. С приспособительными признаками у животных дело обстоит немного проще: у хищника ‑ когти, у быстроходной рыбы ‑ мощная мускулатура, обтекаемая форма тела и т. д. Приспособительный смысл большинства свойств растений пока неизвестен. Большинства, но, к счастью, не всех. Имея дело с ископаемыми растениями, мы все же можем кое за что зацепиться.