КУЛЬТУРА И ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ РОССИИ 15 - 16 веков

Иосиф Волоцкий. Иосифляне и нестяжатели. Нил Сорский. Вассиан Косой. Максим Грек

После того как великий князь пошел на разгром ереси, изменилась а трактовка соотношения церковной и светской власти у защитников привилегий церковных феодалов. Не отказываясь совсем от идеи превосходства церковной власти над светской, они поддерживали самодержавие, как средство политического объединения страны, понимая и то, что только твердая государственная власть в состоянии обеспечить им привилегированное положение. По учению Иосифа Санина (1439—1515), игумена Волоцкого или Волоколамского монастыря — известного политического и церковного деятеля,— церковь должна была служить опорой царской власти.

Учение Иосифа Волоцкого служило целям укрепления государственной власти и единодержавия, но вместе с тем и укрепляло позиции церковных феодалов. Не ограничиваясь восхвалением «богодарованного царя», Иосиф указывал и на обязанности царя: строго блюсти православную веру, нещадно преследовать еретиков, защищать церковное имущество и вообще отказаться от посягательства на церковную собственность. Кроме этих основных обязанностей, перед царем выдвигался и ряд других требований: он не должен быть сребролюбивым и лукавым, яростным и гневливым; такой царь — уже не божий слуга, а дьявол, не царь, а мучитель.

Последователи Иосифа Волоцкого, и среди них в первую очередь игумен Даниил — будущий московский митрополит, старательно проводили идеи своего учителя. Они особенно подробно развили другую сторону учения волоцкого игумена — вопрос о судьбе церковных имуществ, монастырского землевладения. Этот вопрос затрагивал кровные, жизненные интересы феодальной церкви, но одновременно он имел серьезнейшее значение и для всего формирующегося Русского централизованного государства, нужды которого требовали концентрации земель в руках великокняжеской власти .

Удельные князья и боярство попытались в своей борьбе с усиливающейся княжеской властью использовать учение еретиков в той его части, которая относилась к критике положения церковных феодалов. Разоблачая жадность и корыстолюбие монахов, бояре стремились обратить внимание царя на церковные земли. «Иосифлянству» было противопоставлено «нестяжательство».

Теория «нестяжательства» зародилась в конце XV в. в среде «заволжских старцев» (т. е. монахов, обитавших в заволжских монастырях), во главе которых стоял Нил Сорский (1433—1508), знаток житийной и аскетической литературы. Нил основал монастырь на р. Сорке, где, ведя идейную борьбу с церковными феодалами, проповедовал созерцательную жизнь и нравственное усовершенствование.

В то время как осифляне держались каждой буквы церковной литературы, Нил учил, что «писания бо многа, но не вся божественная суть». Вместо строгого соблюдения обрядов он предлагал внутреннее, духовное созерцание.

Обличение человеческих страстей является одной из основных тем его посланий и поучений. Главная пагубная страсть человека — это желание присвоить труд чужих рук. Этой страсти подчинены все остальные — сребролюбие, чревообъядение, блуд, тщеславие, гордость и т. д.

Нил Сорский был особенно требователен в отношении монахов, которые должны были показывать пример и образец высоконравственной жизни. Однако существовавшая в то время практика церковного и монастырского быта затрудняла осуществление требований аскетизма. Отсюда — резкая критика церкви и монастырей. По учению Нила Сорского, иноки должны были жить трудом своих рук, а не эксплуатацией крестьянского труда, и во избежание соблазна отказаться от монастырского землевладения, не заниматься «мирской суетой и стяжательством». Отсюда и название их теории— «нестяжательство».

Нил Сорский и его ученики не могли уйти от активной общественно-политической борьбы. Идеи нестяжателей и их критика церковных порядков были использованы реакционным боярством, с которым заволжские старцы были тесно связаны.

Начав с нравственных поучений и борьбы с человеческими страстями, уже на соборе 1503 г. нестяжатели начали «глаголати: чтобы у монастырей сел не было, а жили бы черньцы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием». Этому тезису Иосиф Волоцкий противопоставил свой: «церкви богатство — божье богатство». Кто покушается на церковное имущество, тот поднимает руку на бога. Так спор двух общественных течений начала XVI в. из области церковных вопросов, этических и моральных проблем перешел в область политической борьбы.

За религиозной оболочкой учения Нила Сорского скрывалась внутриклассовая борьба, направленная, в частности, против усиливающейся княжеской власти. Такое значение получили обличения Нила Сорского н особенно его ученика Вассиана Косого, по происхождению боярина из рода Патрикеевых.

Постриженный против своей воли в монахи, князь Василий Патрикеев и под черной рясой инока сохранил сердце заносчивого боярина. Он возненавидел сребролюбивых и алчных монахов. Осуждение Вассианом ростовщичества, жадности и корыстолюбия монахов проникнуто желанием уничтожить своих давних врагов. Вместо того чтобы выполнять заветы Христа о любви к ближнему, мы,— говорил Вассиан,—«обидим и грабим, продаваем христиан, братнй наших, и бичем их истязуем без милости, аки звери дивии на телеса их наскакающе». Это кажущееся «народолюбие» объясняется, конечно, не столько желанием облегчить участь крестьян, сколько стремлением унизить своих врагов из лагеря .побостяжательных монахов .

После церковного собора 1531 г., инспирированного митрополитом-осифлянином Даниилом, Вассиан был заточен в Волоколамскнп монастырь, где вскоре п умер. Как и его учитель Нил, Вассиан Косой сочувственно относился к еретикам н критически воспринимал перковную литературу: «здешние книги,— говорил он,— все лживые, а правила здешние — кривила, а не правила». В последнем он близко сошелся с одним из видных общественных деятелей первой половины XVI в., талантливым и образованным нисателем-публнцистом Максимом Греком.

Максим Грек был приглашен в Москву в 1518 г. для перевода с греческого н исправления богослужебных книг.

Вскоре после своего прибытия на Русь он сблизился с представителями оппозиционного боярства, в частности с Вассианом Косым и сыном боярским II. II. Берсень-Беклемишевым. Под влиянием Вассиана он в своих политических сочинениях стал бороться с монастырским землевладением, ростовщичеством, спекуляцией монахов. Вольнодумие нестнжателей было ближе Максиму Греку, чем косное следование букие церковных книг оспфлян. Доводы, приводимые Максимом Греком в этой полемике, отличались стройностью и язвительным остроумием. В 1525 г. оенфлянам и прежде всего митрополиту Даниилу удалось добиться заключения его под стражу и ссылки в монастырь. После вторичного суда в 1531 г. имеете с Вассианом Косым он был снова сослан на 20 лот в монастырь и был освобожден уже » царствование Ивана Грозного.

Причины, по которым Максим Грек сошелся с боярской оппозицией, неясны. Но при оценке его следует исходить из ленинской характеристики философов, о которых надо судить «...но тому, как они на деле решают основные теоретические вопросы, с кем они идут рука об руку, чему они учат и чему они научили своих учеников и последователей»Максим Грек шел рука об руку с нестяжателями и был близок к тем, кто использовал их идеи в интересах боярства.

Критика монастырского быта в обширных посланиях Максима Грека сопровождалась образными и яркими иллюстрациями падения монастырских нравов и растления монахов, обуреваемых различными пороками. Одновременно он рисует тяжелое положение монастырских крестьян, истязаемых «лихвами губительными», терпящих ужасные лишения.

И сатирическое обличение монахов и защита крестьян нужны были Греку как полемическое средство в борьбе с его идейными противниками. Защита угнетенного крестьянства, конечно, не была самоцелью. Обличения Максима Грека, носившие характер отвлеченной религиозной борьбы, отвечали в известной мере интересам боярства.

В тоже время резкая критика социальной действительности и государственной политики, развитая нестяжателями и Максимом Греком, имела н объективно прогрессивное значение. Она будила общественный протест, обличала порядки феодального строя, наносила ущерб феодальному землевладению. На примере общественно-идейной деятельности нестяжателен и Максима Грека можно проследить, как объективная роль идеологической борьбы оказывается значительно шире тех непосредственных задач, которые ставили перед собой носители этой идеологии.