ИСТОРИЯ РОССИИ 18 ВЕКА

ТУРКМЕНИСТАН во второй половине 18 века. Мургабский оазис и прикопетдагские районы. Мерв

Во второй половине 18 века туркменские кочевые и полукочевые племена занимали, как и ранее, степи и пустыни к востоку от Каспийского моря до Сыр-Дарьи, Усть-Урта и Мангышлака. Основным занятием населения здесь было скотоводство, сочетавшееся с другими видами занятий. Повсеместно туркмены занимались охотой, а на побережье Каспийского моря — рыболовством. Имели распространение некоторые виды домашней промышленности, связанные со скотоводческим хозяйством,— валяние кошемт выделка грубых шерстяных тканей, ковров  . На о-ве Челекене туркмены добывали нефть, серу, соль, озокерит и приготовляли из растений черную краску. В 1782 г. здесь было около 20 нефтяных колодцев, из которых добывалось в год до 4 тыс. пудов нефти. Челекенские туркмены вели торговлю нефтью и другими продуктами  . Природные условия почти не позволяли заниматься земледелием, и туркменское население остро нуждалось в хлебе  .

Хозяйство носило в основном натуральный характер, но постепенно развивалась торговля туркмен с Россией и Хивой. Русские привозили сюда пшеничную муку, чугунные котлы, деревянную посуду и выменивали эти товары на кошмы, масло, овчину и т. п. Прибытие русских кораблей с хлебом всегда вызывало радостное оживление среди прикаспийских туркмен. На пристань съезжались люди из ближних и дальних аулов, порой за сотни километров. В Хиве туркмены покупали хлеб, ткани и оружие. В сношениях туркмен с Хивой значительную роль играла и работорговля  .

Через кочевья туркмен пролегали дороги, связывавшие Хиву и Бухару с Россией. Туркменские старшины писали в 1767 г. Екатерине II: «На- предь сего мы Российской империи присягу чинили в том, чтоб приезжающие из Астрахани в Хиву и в Бухарию караваны препровождать, напротив того из Бухарин и Хивы следующие караваны до Астрахани препровождать же». Туркменская знать была заинтересована в том, чтобы главная торговая дорога шла по туркменской территории, и шедшие через туркменские степи караваны могли бы охраняться от набегов казахских феодалов, нападая в свою очередь на караваны, проходившие через казахские земли  .

Отсталостью хозяйства туркмен определялась сохранность архаических патриархальных черт в общественном строе и в быту. Основой общественной организации кочевников-туркмен в XVIII в. был небольшой аул, состоявший из нескольких кибиток. Во главе аула стоял старшина — акса кал. Население аула состояло обычно из близких родственников, но в состав аула входили и чужаки, обычно беднота. Жизнь этих бесправных присельников (гельмишек) была тяжела и безрадостна5. Аулы объединялись по родовому признаку; во главе объединений, включавших иногда несколько сот кибиток, стояли «главные старшины» (по терминологии русских путешественников), обычно именовавшиеся «бегами», иногда носившие также названия «онбеги», «батыры».

Часто беги передавали свое звание по наследству. Русские авторы XVIII в. отмечали имущественное и социальное неравенство среди туркмен, выделяя среди них «лучших», «знатных», которым противостояли «скудные», «пеший народ». Главное богатство знати составлял скот. Туркмены имели рабов-военнопленных, но чаще их продавали, чем использовали в своем хозяйстве  .

Туркменское население побережья Каспийского моря, Усть-Урта и Кара-Кумов во второй половине XVIII в. было немногочисленным; большая часть туркмен ушла в Хорезм и оазисы южного Туркменистана, где было возможно земледельческое хозяйство. Борьба за земли, пригодпые для хлебопашества, играла чрезвычайно важную роль в политической истории Туркменистана. Борьба за землю и воду лежала и в основе войны, развернувшейся в Хивинском ханстве во второй половине XVIII в. между туркменской знатью и узбекскими феодалами. Уже в 40-х годах значительная часть туркмен, ушедших из Хивы в прикаспийские степи во время грабительских походов Надир-шаха, вынуждена была вернуться обратно, ибо, как объясняли современники, «они люди не кочевные и обыкли к хлебу, и где хлебных мест нет, там они жительства иметь не могут». Вернулась под персидское ярмо главным образом беднота, а богатая скотом знать отсиживалась в степях  . Но после смерти Надир-шаха и падения его империи туркмепы-иомуды, воспользовавшись усобицей между вождями узбекских племен мангытов (мангитов) и конгратов (кунгратов), завязавшейся в Хиве в правление хана Каипа, сделали попытку захватить земли и власть в Хиве.

Войны между иомудской знатью и узбекскими феодалами начались уже в 1748 г. и продолжались вплоть до 1770 г. В 1764 г. иомуды и човдуры в награду за помощь, оказанную главе конгратов — инаку Мухаммад Амину, получили орошаемые земли на Янги-арыке. В дальнейшем иомуд- ская знать попыталась вести самостоятельную политику, вследствие чего Мухаммад Амин призвал в Хиву текипцев и салоров и с их помощью напал на иомудов. Нападение оказалось неудачным — инак был оставлен узбекскими феодалами и сдался иомудам. Иомудские вожди захватили политическую власть в Хиве, но сохранили узбекский бюрократический аппарат . Эта победа оказалась непрочной. Открытый грабеж оседлого узбекского населения иомудской кочевой знатью и, очевидно, столкновения между иомудами и узбеками из-за воды быстро вызвали широкое народное движение против власти иомудских феодально-родовых главарей. Объединившиеся узбекские феодалы сумели нанести иомудам поражение у Араб-Ханэ осенью 1770 г. и вытеснить их из Хивы

Борьба туркмен за землю и воду в Хорезмском оазисе на этом, однако, не кончилась. В нее с 1778 г. вновь вступили салоры, теке и сарыки, жившие на среднем течении Аму-Дарьи (ниже Чарджоу). Для борьбы с ними Мухаммад Амин вновь пригласил в Хиву иомудов, с помощью которых подавил феодальные мятежи, отразил текинцев, салоров и бухарские войска и окончательно укрепил власть конгратской династии в Хиве  .

Хивинские ханы нуждались в туркменской коннице — в этом была основная причина их союза с туркменской знатью. В конце XVIII в. туркмены получали в Хиве землю и воду под условием военной службы в качестве ханских нукеров.

Каждый нукер получал от хана несколько танапов зехмли (хивинский танап — 0,4 га) и за это должен был являться на войну на своем коне и со своим оружием. С этого времени и до присоединения Хивы к России туркмены составляли основу хивинского войска  .

Крупные события, связанные с борьбой за землю, пригодную для земледелия, развернулись во второй половине XVIII в. в южной части Туркменистана. Уже в 1747 г. против персидского ига восстали приамударьин- ские туркмены — эрсари и сарыки. Побережье Аму-Дарьи от Чарджоу до Керки и несколько выше осталось в руках эрсари (сарыки позднее ушли в Мерв). Хотя земли эти принадлежали Бухаре, но власть эмира пе была здесь значительной. Каждый эрсаринский род имел свою крепость, порой снабженную артиллерией. Эрсаринские и сарыкские беги, не порывая патриархальных связей, на которых формально основывалась их власть над соплеменниками, все теснее сближались с феодальным классом Бухары, получали бухарские придворные звания. Туркменская конница прикрывала бухарскую границу и по указанию бухарских властей совершала набеги на соседние владения. Эрсари и присоединившиеся к ним мелкие племена продолжали вести во второй половине XVIII в., как и позже, в основном земледельческое хозяйство, хотя часть их оставалась кочевниками  . Об их общественном строе в XVIII в. до нас почти не дошло известий, но, видимо, у них шел процесс феодализации, что обусловило обострение классовых противоречий и подготовило ряд восстаний в начале XIX в.

Мургабский оазис и прикопетдагские районы с 1747 по 1796 г. входили во владение потомков Надир-шаха но фактически здесь хозяйничали полунезависимые мелкие феодалы и вожди кочевых и полукочевых племен. В предгорьях Копет-Дага стоял ряд феодальных городков и укрепленных сел; в центре обычно высился сильно укрепленный замок — резиденция феодала, а вокруг лепились домики простого народа — крестьян и ремесленников. Население здесь было смешанное: туркмены (главным образом из племен алили, емрели, махтум, карадашлы), курды, остатки древнего таджико-хорасанского населения (предки туркменских племен ана- ули, мехинли и др.); в Мерве жили иранцы, поселенные там Надир-шахом, во многих городах Атека — афшары.

Богатейшим оазисом южного Туркменистана — Марыйским (Мервским) и во второй половине XVIII в. правили каджарские ханы . Мерв вплоть до конца века был довольно крупным торговым центром  , хотя бесконечные войны затрудняли торговлю и сокращали товарооборот. Во второй половине XVIII в. в окрестностях Мерва жили туркмены из племени салор. Каджарские правители Мерва рано вступили в дружественные отношения с салорской знатью: наиболее крупный правитель Мерва Байрам Али-хан, погибший в 80-х годах, происходил от смешанного брака: отцом его был каджар, матерью — туркменка из племени салор. Туркмены жили не в городе, а в окрестных селах  .

В 80-х годах XVIII в. начались походы бухарских войск на Мерв. Первый поход, в котором участвовало 2 тыс. всадников, окончился неудачей. Впоследствии военные действия свелись к набегам на Мерв бухарских отрядов (особенно из приамударьинских туркмен). В середине 80-х годов бухарский эмир Шохмурод предпринял решительный поход на Мерв. Ему удалось заманить в засаду и убить Байрам Али-хана, но при попытке захватить город он вновь потерпел поражение: жители города отбили нападение бухарского войска, которое вынуждено было ограничиться грабежом окрестностей  . Среди жителей Мерва начались раздоры. Правивший городом сын Байрам Али-хана обратился за помощью к Тимур-шаху афганскому, и в Мерв пришло афганское войско. Но еще до его прихода Шохмуроду удалось захватить крепость, охранявшую мервскую плотину; обрекая Мерв на неурожай и голод, он приказал бухарскому войску разрушить плотину. После ухода афганского войска Мерв подчинился эмиру бухарскому, причем большая часть 'иранского населения была уведена в Бухару  . Мервская плотина была восстановлена лишь в конце 90-х годов XVIII в. В Мерве с самого начала XIX в. находился бухарский наместник с войском, но громадное большинство населения составляли туркмены, однако уже не салоры, которые ушли в Серахс и Иолотань, а пришедшие с Аму-Дарьи теке и сарыки, союзники и подданные эмира бухарского Так весь Мургабский оазис перешел в руки туркмен, осевших на его плодородных землях.

Во второй половине XVIII в. возобновилось движение туркмеп-текипцев в прикопетдагскую полосу. Основной причиной этого движения было стремление захватить землю, пригодную для хлебопашества, в которой крайне нуждались текинцы, временно ушедшие от тирании Надир-шаха в Балханские горы. Но все удобные земли были заняты туркменскими племенами емрели, алили и другими, более мелкими, а также курдами а афшарами. Первоначально, по словам предания, текинцы обратились к емрелипской знати с просьбой отвести им землю для поселения, но получили отказ. Емрелинский маслахат (совет знати) соглашался пустить текинцев в емрелинские села лишь в качестве полузависимых присельпиков (гельмишек). Текинцы отказались принять это условие, и началась война. Захватив вначале земли на окраине песков  , текинцы впоследствии заняли весь Ахал. Часть его населения была вытеснена. Успехи текипского наступления на Ахал объяснялись не только сплоченностью текинцев, остро нуждавшихся в земле и поэтому отчаянно сражавшихся, но и классовыми противоречиями в самом Ахале и царившей в нем феодальной раздробленностью.

Борьба за Ахал велась путем множества самостоятельных походов против отдельных феодальных владетелей. Закабаленное крестьянство Ахала иногда вступало с текинцами в прямой союз против местных феодалов. Так произошло во время захвата текинцами Нисы (видимо, уже в начале XIX в.), куда их пригласили махтумы, не выдержавшие притеснений и произвола феодального владетеля Нисы — Джафар-хана.

Различие между текинцами и старым населением Ахала было весьма значительным. В то время как старое население — карадашлы, махтумы, емрели, алили, не говоря о курдах и остатках таджико-хорасанского населения,— издавна было оседлым, текинцы до прихода в Ахал были кочевыми и полукочевыми скотоводами, лишь в малой степени занимавшимися земледелием и почти незнакомыми с городской культурой.

Захват и заселение Ахала текинцами не могли не вызвать серьезных изменений в хозяйственном и общественном строе как местного населения, так и самих завоевателей. С одной стороны, началось массовое оседание текинцев, поделивших между собою захваченные земли. Первоначально земли каждого села делились поровну между семьями, участвовавшими в его завоевании. Но это равенство стало быстро нарушаться, и в начале XIX в. у текинцев уже появилась крупная земельная собственность С другой стороны, оставшееся в Ахале местное население сближалось и перемешивалось с текинцами, хотя патриархально-родовые пережитки затрудняли это сближение.

Старая феодальная знать была истреблена или бежала, укрепленные городки и замки — твердыни феодальных хищников — были заброшены. Их сменили текинские села, где среди текинских дайхан (крестьян) группами или отдельными семьями жили остатки прежних обитателей Ахала — крестьяпе и ремесленники. Постепенно в этих селах стали вырастать укрепленные усадьбы текинских баев  , начавших исподволь сосредоточивать в своих руках землю и воду и эксплуатировать обедневших соседей и сородичей.

В результате текинского переселения в Ахале установились архаические полупатриархальные, полуфеодальные отношения. Область приняла тот облик, который сохранялся до присоединения Туркменистана к России. Более прочно феодальные порядки держались в Атеке, где еще в XIX в. существовали крепости мелких иранских феодалов  . Но и в Атеке в XVIII в. стали селиться текинцы.

Таким образом, во второй половине XVIII в. во всем южном Туркмени стане победили полупатриархальные, полуфеодальные отношения, что было связано с упадком средневосточных феодальных государств, с массовым движением на юг кочевых и полукочевых северотуркмепских племен и оседанием их в прикопетдагских районах (Ахал и Атек), низовьях Мургаба и Теджена и на среднем течении Аму-Дарьи.

В туркменском полупатриархальном, полуфеодальном обществе XVIII в. обострились классовые противоречия между эксплуататорской феодально-родовой знатью и ростовщиками, с одной стороны, и массой туркменских трудящихся — скотоводов и земледельцев — с другой. Беднота, составлявшая большинство населения, разорялась, теряла землю и скот и переходила на положение издольщиков и наемных пастухов. Самый забитый и угнетенный слой общества составляли рабы (кулы), обычно военнопленные иранцы и курды.

Положение туркмен резко ухудшилось с конца XVIII в., когда окрепшие Иран и Бухара возобновили наступление на туркменские земли. С севера усилился натиск казахских феодалов, стремившихся подчинить себе туркмен Мангышлака  . Часть знати открыто перешла на сторону захватчиков. Предводители среднеамударьинских туркмен организовывали набеги на Мерв; один из иомудских феодально-родовых вождей, Ходжам Берды-хан, стал сподвижником жестокого каджарского шаха Ага Мохам- меда и участвовал в его грабительских походах Предательская политика знати, охотно вступившей в союз с врагами, чтобы надежнее подчинить себе родной народ, вновь открыла врагу путь в туркменские земли.

В XVIII в. укрепились экономические и политические связи Туркмении с Россией.

В царствование Елизаветы Петровны несколько иомудских старшин приезжали в Петербург и представлялись императрице. Они получили «высочайшую грамоту», в которой говорилось: «Жителям Мангышлака позволяется приезжать морем в Астрахань и отправлять в сем городе свою торговлю»  .

Еще в 1741 г. туркмены Мангышлака говорили капитану Тебелеву, посланному к восточному берегу Каспийского моря на торговом судне: «...Мы-де, как и прежде, так и ныне, состоим под державою его императорского величества, как-де вы, так и мы почитаем одного государя российского»  . Туркмены эти настойчиво стремились перейти в русское подданство и в 1745 г. присылали в Петербург своих аксакалов с просьбой о принятии их в подданство России и о построении у них крепости для защиты от набегов и грабежей.

Царское правительство, заинтересованное возможностью утвердиться на восточном побережье Каспийского моря, неоднократно направляло туда экспедиции. В 1764 г. для отыскания гаваней были отправлены капитан И. В. Токмачев и инженер-майор Ладыженский, обследовавшие Челекен и район нынешнего Красноводска.

В 70-х годах XVIII в. Петербург посетил посланец от туркмен, который просил устроить торговую гавань на о-ве Огурчинском. В связи с этим в 1781 г. на Каспийское море была направлена военная эскадра под командованием М. И. Войновича. Осмотрев остров и установив, что для устройства гавани он не пригоден, Войнович прибыл к Красноводским горам; здесь к нему приехали «первостатейные старшины» туркмен «с разными предложениями, к пользе российской с Хивою и Бухариею торговли служащими»  . В 1798 г. мангышлакские туркмены отправили своих депутатов к астраханскому губернатору с просьбой построить на мысе Тюб-Караган крепость, которая служила бы местом для склада товаров в торговле со Средней Азией и Астраханью.

Таким образом туркмены восточного побережья Каспийского моря в течение всей второй половины XVIII в. упорно добивались укрепления торговых и политических связей с Россией. Правда, царское правительство так и не решилось вплоть до XIX в. присоединить к России Мангышлак и Красноводский полуостров, но экономические связи России с Туркменистаном успешно развивались, причем в эти связи втягивались не только прибрежные туркменские племена, но и население отдаленных районов страны. В конце XVIII в. русские товары уже продавались на базарах Мерва, куда еще не достигало русское политическое влияние. Вместе с тем все более и более широкие круги туркменского народа приходили к мысли о переходе в русское подданство как о пути спасения от междоусобных войн, грабежей и произвола феодальных государей Востока.

О художественной одаренности туркменского народа можно судить по предметам домашней промышленности, бытовавшим повсеместно, отчасти по изделиям ремесленного производства, например ювелирного. Туркменские ковры и войлочные изделия уже тогда отличались своеобразием узоров и красок.

Слабое развитие грамотности среди туркменского народа вело к распространению устного народного творчества, особенно народной песни. Преподавание в мусульманских школах (мектебе), которые имелись в оседлых поселениях, велось на основе арабского алфавита и чуждого народу книжного языка. Кочевое население, можно сказать, не знало грамотности. С устной народной поэзией и народной музыкой было тесно связано творчество крупнейшего туркменского поэта Махтум-кули, жившего во второй половине XVIII в. В его произведениях ярко отразилось обострение социальных противоречий в Туркменистане этого периода.

Махтум-кули (литературный псевдоним — Фраги) происходил из племени гоклен, жившего в долине Сумбара. Он был сыном поэта Азади, в молодости учился в Хиве, в медресе Ширгази, немало странствовал, затем вернулся на родину, где зарабатывал себе на пропитание преподаванием в мектебе и ремеслом кюмушчи (серебряных дел мастера). Свои стихи он записывал, но его рукописи погибли во время войны с иранцами Однако стихи Махтум-кули пользуются доныне широкой известностью не только у туркмен, но и у многих соседних народов.

Творчество Махтум-кули открыло новый этап в истории туркменской литературы. Он отказался от господствовавшего ранее книжного языка, насыщенного арабскими и персидскими словами и мало понятного народу, отказался от распространенного прежде жанра дестана (феодального романа). Махтум-кули ввел в туркменскую литературу новый жанр — лирические стихотворения. Написанные на народном языке, эти небольшие стихотворения быстро превращались в народные песни и расходились по всему Туркменистану. Язык Махтум-кули прост, красочен, богат оттенками и музыкален. Его стихам свойственны искренность и сила чувства.

Широкой известностью пользуется любовная лирика Махтум-кули, отличающаяся нежностью и задушевностью, несмотря на некоторую пышность и гиперболичность образов, свойственную вообще любовной лирике Ближнего и Среднего Востока феодального периода. Большую роль в его творчестве играли и социально-политические мотивы. Отсталостью туркменского общества, сохранившего в XVIII в. много патриархальных черт в экономике и тем более в сознании людей, объясняется отсутствие в стихах Махтум-кули четкого классового самосознания, но по своим воззрениям и идеалам он ближе всего стоит к основной массе народа — туркменскому патриархальному крестьянству. Его стихи полны гнева и ненависти к богачам и стяжателям и глубоким сочувствием к беднякам Стихи Махтум-кули пронизаны глубокой любовью к своему народу. Поэт сознавал царящую в обществе несправедливость, но не видел средств победить ее; отсюда глубокий пессимизм многих его стихов, отсюда его псевдоним «Фраги» («Печальный»)  .

Махтум-кули сумел подняться выше родо-племенной ограниченности: он призывал к объединению туркменских племен, к созданию единого и независимого туркменского государства. Но неизбежная социальная ограниченность Махтум-кули сказывается в том, что рядом с призывом к объединению, обращенным к народу, у него находят место надежда на бога и вера в «доброго хана», который не только объединит туркменские племена, но и установит справедливые порядки  . О его классовой ограниченности говорит и сильная религиозная струя в творчестве, но его религиозность сочетается с резким антиклерикализмом, с враждебным и презрительным отношением к духовенству  .

Наряду с прогрессивным направлением, ярко выраженным в творчестве Махтум-кули, в туркменской литературе имелось реакционное воепно- феодальное направление, представленное емрелинским поэтом Магрупи. Магрупи воспевал грабительские походы знати, с откровенным восхищением рисовал сцены истребления капыров (т. е. гяуров — «неверных») и перечислял награбленную добычу. Он восхвалял и идеализировал патриархально-феодальный быт туркмен XVIII в., не желая замечать острых социальных противоречий, нищеты и страданий народа; народные массы вообще не фигурируют в его произведениях.