Аю-Даг - Медведь Гора в Крыму

Миф об Ифигении в Тавриде. Храм Девы-Артемиды у тавров. Бараний Лоб и Партенит

Изучение Тавриды диктовалось прежде всего нуждами «благоустроения», т. е. необходимостью создания в Крыму такой гибкой и практичной административной структуры, которая бы удовлетворяла и российского помещика, ставшего хозяином изрядной части новых земель, и туземную татарскую знать, что пошла в русскую службу, охотно вливаясь в ряды российского титулованного и нетитулованного дворянства, и тех иностранных колонистов, которых призвало в Крым правительство России для заселения пустующих земель. Чтобы поднять экономику края, расшатанную долгой войной, на деле и быстро осуществить освоение полуострова, надо было активно, в бодром темпе изучить его природу, население, историю.

Первый исследователь «Таврической области» К.И. Габлиц, командированный для этой цели правительством, был естествоиспытателем, а не историком, но оставил собранные им драгоценные для историка сведения по топонимии, этнографии и палеоэкономике Тавриды, тоже естествоиспытатель и государственный служащий, пристально и всесторонне изучал Тавриду, в том числе и в плане историческом.

Чиновные, служилые люди — П.И. Сумароков, В.В. Измайлов, И.М. Муравьев-Апостол (отец поэта-декабриста), путешествуя по служебным делам, оставили по себе записки, полные плодотворнейших исторических экскурсов в отдаленное прошлое Крыма. У любого из них то и дело встречаются имена древних авторов, свидетельства которых на ходу используются эрудированным путешественником; мелькают мифические или подлинные эпизоды древней истории, прямо адресованные или с немалым основанием привязываемые к тем или иным местам Таврики.

Крымские впечатления, проникнутые образами античной Греции и древнего Рима, отлились в стихах, путевых записках, письмах поэтов классического направления, в чьем творчестве — особенно на почве Тавриды — родилось романтическое ответвление литературного классицизма. Подхваченное и развитое их продолжателями и подражателями, оно к концу века — увы — было затаскано и мещански опошлено эпигонами романтизма. Но то была еще пора его расцвета, когда Крым посетили В, А. Жуковский (1817 г.), А.С. Пушкин (1820 г.), Адам Мицкевич и А.С. Грибоедов (1825 г.). Они, в свою очередь, нимало не колеблясь (и часто не без оснований), приурочивали к тем или иным местам Тавриды то какое-либо событие античной истории, то эпизод связанного с Таврикой мифа или древнегреческой театральной пьесы.

Естественно, в центре внимания всех уже тогда стоял миф об Ифигении в Тавриде: для одних оттого, что он послужил Еврипиду сюжетом одноименной трагедии, для других еще и потому, что вопрос о Деве-Артемиде, богине, общей для местных варваров и пришельцев-греков, является, как увидим, одним из краеугольных вопросов древнейшей истории края.

Все как один (за исключением П.И. Кеппена) увлекались поисками святилища Девы, находившегося, по указаниям некоторых древних авторов, в Таврике, где-то над морем, на круче мыса Партенион, о местоположении которого приходилось строить догадки. Впрочем, нашлось в Крыму место, подходящее по названию — Партенит. Ну как было не ухватиться за это совпадение! А что не соответствовало такой локализации (в текстах тех же античных авторов), отбрасывалось со всей беззаботностью, свойственной младенческому состоянию источниковедения.

Следующим номером в такого рода историко-географических изысканиях шел загадочный мыс Криумето-пон («Бараний Лоб»), упоминаемый — и тоже довольно сбивчиво — античными географами. Он привлекал внимание тем, что связан был с мифами о «жестоких» таврах, о золотошерстом баране и походе аргонавтов за золотым руном.

Неуловимый Криуметопон до сих пор ищут — кому не лень — в разных местах Крымского полуострова, так и эдак прикидывая указанные древними расстояния от него до других, более твердо локализуемых пунктов крымского и малоазийского побережья. Беда в том, что у разных античных авторов расстояния эти различны, как и мера длины — стадий, величина которого в древности колебалась (в разное время и в разных местах) от 145 до 250 м.

Таким образом, одним из кандидатов на «должность» Криуметопона стал Аю-Даг, тесно связанный с Партенитом. Благодаря созвучию и близкому смыслу названий Партенит и Партенион, или Парфенион (мыс, на котором, по словам Страбона, находился храм Девы), эти два понятия воспринимались как идентичные. Поскольку же Партенит все-таки не является мысом, то Партенионом нарекли Аю-Даг. Понятия «Бараний Лоб» и «Партенит» смешались, и неведомые развалины на Медведь-горе стали тут же руинами святилища Девы.

Однако о местоположении храма Девы-Артемиды высказывались и иные соображения. Ряд исследователей древней Таврики отождествлял со страбоновским Партенитом не Аю-Даг, а мыс, который в наши дни именуется Херсонесским.