Аю-Даг - Медведь Гора в Крыму

Овидий - Письма с Понта. Трагедия Еврипида Ифигения в Тавриде

Как отмечалось, под Аю-Дагом, расположенным в древней Таврике, уже в раннем средневековье известно поселение Партенит (от греческого — «Дева»). Откуда взялось это название, сохранившееся до наших дней, и в какую даль веков оно уходит? Все ассоциации ведут в античную эпоху. Женское божество, олицетворяющее плодородие, появляется на ранней стадии развития почти у всех народов, в том числе у тавров.

По сообщению Геродота и других авторов, тавры поклонялись богине Деве, приносили ей в жертву эллинов, потерпевших кораблекрушение, и других иностранцев, захваченных в море. В античном Херсонесе и рядом с ним — в районе Таврики, вероятно, наиболее густо заселенном таврскими племенами, — произошли идентификация (отождествление) и религиозный синкретизм (слияние) греческой Артемиды и Ифигении, а также почитавшейся среди дорийцев и других греческих племен Девы, с близкой этим божествам таврской Девой. Эту синкретическую богиню и называли в Херсонесе Девой, сооружали ей храмы, статуи и алтари, посвящали специальные праздники, объявили главной покровительницей, а позже и царицей города.

Издавна ищут путешественники и ученые храм Девы в Таврике, и, как сказано выше, имеется несколько вариантов его локализации. Но «холодное сомненье» заставляет исследователей продолжать археологические поиски, вновь и вновь обращаться к сообщениям древних авторов, пытаясь путем критики текста выделить подлинные исторические и географические сведения, причудливо переплетенные с мифами и легендами.

Оставим последнюю задачу специалистам-мифографам, однако подчеркнем, что многие вслед за древними авторами, а иногда и вопреки им, допускали существенную ошибку, путая святилище таврской Девы с храмом одноименной херсонесской богини. Так, например, рассказ Страбона о храме на мысе Парфений (Партенион) есть все основания отнести не к таврам, а к херсонесцам. И поэт Овидий в «Письмах с Понта» описывает явно греческий храм с колоннами, статуей и мраморным жертвенником, какой не мог существовать у тавров.

С Таврикой связан греческий миф о дочери Агамемнона Ифигении. Артемида заменила обреченную на заклание девушку ланью, умчала ее за море, в землю тавров, и сделала жрицей в своем храме. Этот миф вдохновил Еврипида на создание гениальной трагедии «Ифигения в Тавриде».

Несмотря на обязательный мифологический сюжет, выбор и трактовка темы обычно определялись у Еврипида современными политическими задачами. Назовем для примера «Гекубу», написанную во время Пелопоннесской войны, и «Троянок» — после экспедиции 415 г. до н. э. в Сицилию, — трагедии, пронизанные идеей мира. К тому же троянскому циклу принадлежит и «Ифигения в Тавриде», созданная около 410 г. до н. э., за несколько лет до «Ифигении в Авлиде».В конце Пелопоннесской войны, примерно с 411 г. до н. э., решающую роль для Афин играла борьба за черноморские проливы, по которым шел Понтийский хлеб. Победа Алкивиада в Геллеспонте внушила Афинам некоторую надежду на благоприятный исход войны, и все взоры были обращены на север. Это и могло привлечь интерес Еврипида к Северному Причерноморью, особенно к Крыму, где незадолго до того на земле тавров, прославившихся жестоким культом, был основан греческий город Херсонес. Еврипид, несомненно, использовал сообщения Геродота о Таврике и таврской Деве и почти дословно цитировал из его книги в конце трагедии, где царь тавров Фоант грозит с помощью богини расправиться с беглецами-греками, сбросив их с кручи или посадив на кол.

Содержание мифа об Ифигении изложено еще в VII—VI вв. до н. э. в послегомеровской поэме «Киприи», которая дошла до нас лишь в изложении позднейших авторов, но, конечно, была хорошо известна Еврипиду. Так, в пересказе Прокла Артемида, похитив Ифигению, перенесла ее к таврам, а к алтарю подставила лань.

Что это — самое раннее упоминание о племенах тавров? Вряд ли. Здесь уместно вспомнить, что мифический царь Фоант назван в «Илиаде» (XIV, 230) царем острова Лемноса. И.И. Толстой обратил внимание и на другие моменты, связанные с Лемносом: там жили снятии (что значит в переводе «разбойники»), был культ Великой богини, которой приносили в жертву девушек, наконец, сам остров назывался Таврикой. Добавим, что там был и культ Артемиды Таврополы и что остров этот очень горист. Не исключено, что в «Киприях» подразумевался Лемнос, а уже Еврипид перенес действие своей трагедии в Крым, многое позаимствовав из легенд и фактов о Лемносе.

Наконец, определенную роль могло сыграть для Еврипида сходство между названием племени тавров и прозвищем Артемиды — «Тавропола». Это как бы роднило богиню с таврами Крыма, объясняло зрителям, почему именно там находился ее храм, и позволяло автору включить в ее культ черты таврской Девы с человеческими жертвоприношениями. В конце трагедии Афина повелевает Оресту и Ифигении перенести в Аттику статую Артемиды Таврополы и воздвигнуть храм в Бравроне, недалеко от Афин. В Бравроне давно существовал такой храм и культ, а поэт лишь в художественной форме объяснял его происхождение, снова вплетая в мифологическую канву подлинные факты.

Культ Артемиды Таврополы был широко распространен во многих городах Малой Азии (откуда мог проникнуть и в греческие колонии Крыма), островной и материковой Греции. Обратный же путь этого культа из Крыма в Грецию существовал только в мифах, которым верили древние, а иногда и ученые мужи последующих эпох. М.И. Ростовцев убедительно показал, что нельзя связывать эпитет «Тавропола» с крымскими таврами и выводить культ Артемиды из Таврики.

Значение прозвища «Тавропола» трудно поддается объяснению; большинство исследователей понимает его как «Покровительница быков», так как одним из священных животных Артемиды был бык. На монетах города Амфиполя ее даже изображали скачущей на быке. Еврипид же при толковании этого прозвища не говорит о быках, а связывает его с судьбой основных героев трагедии — Ифигении и Ореста. Первую часть слова «Тавро-пола» он производит от «Таврической земли», где страдала Ифигения, а вторую — от скитаний Ореста, на которые его обрекли эринии.И все же не следует совсем забывать о быках. Греки бы изменили себе, если бы не обыграли созвучие слов тавры и быки. Поэтому появился новый вариант мифа об Ифигении, где девушку заменяет не лань, а бык. В честь этого быка Артемида якобы и назвала народ таврами, как сообщает поэт II в. до н. э. Никандр. По другой легенде, переданной Стефаном Византийским и Евстафием, египетский бог Осирис пахал на быках землю в Таврике.

Трагедия Еврипида, прославленная в античное время, продолжала вдохновлять многих поэтов. В XVI в., почти через две тысячи лет, к этому сюжету обратился итальянец Ручелли из рода Медичи, в XVIII в. — французские писатели Лагранж-Шансель, Симон Делатуш и Расин (от замысла Расина остался только план пьесы). Великий немецкий поэт и мыслитель Вольфганг Гёте сумел в созданной им «Ифигении в Тавриде» сочетать аромат античности с идеями своей эпохи. Отдала дань этой теме и Леся Украинка, написав Драму в стихах под тем же названием.

Обратимся, однако, к середине прошлого века. В это время, как и в первой его половине, по-прежнему появлялось множество дилетантских сочинений о Крыме. Пестрый набор самых разнообразных сведений, разноголосица мнимоисторических толкований древних и средневековых источников, противоречия в описаниях памятников, вороха догадок и наукообразных домыслов — все это способно оглушить и сбить с толку того, кто без должной подготовки погрузится в безбрежную литературу о древностях южной Таврики.

Сумбурное состояние вопроса во второй половине XIX в. ярче всего проявилось в работах самого плодовитого и потому наиболее популярного из крымских дилетантов-историков — В.Х. Кондараки. Без разбора наполняет он свои статьи и книги всем, что ни увидит или услышит, Неточно описывая, наивно, иногда шовинистически-тенденциозно объясняя увиденные памятники или на свой слащаво-сентиментальный лад пересказывая местные легенды, воспоминания старожилов, свидетельства древних авторов и высказывания современных ему ученых. Однако при всем скептицизме по отношению к нему будем все же благодарны этому крымскому помещику за то, что он сохранил хоть клочки ценных для науки сведений из прошлого Тавриды.Но, кроме подобных «исследователей», в Крыму тогда начали работать и более серьезные люди, в том числе уже появившиеся в России профессионалы-археологи. Их-то труды и легли в основу современных научных исследований.

Противоречия, хотя и совсем иного характера, свойственны не только дилетантским творениям, но и вполне профессиональным археологическим работам; Это особенно справедливо для конца прошлого века, когда археология лишь начинала формироваться как наука.

Издавна ходит в Крыму одна украинская поговорка — на тот случай, когда не удается осмыслить как целое какие-нибудь взаимоисключающие суждения. Вот и подходящий девиз для заключительного раздела этой главы.