Но вот Маяк у нас за
спиной. Впереди одна из самых живописных бухт Кара-Дага — Львиная.
Своим названием она обязана грандиозной каменной скульптуре — скале Лев,
суровым стражем выдвинутой с юго-западной ее стороны. Скала эта представляет
продолжение спускающейся к морю мощной дайки кератофира; этой же породой
сложены скалы, с трех сторон замыкающие бухту.
Скалы эти совершенно отвесны, так и кажется, что
небольшой, шириной до двенадцати метров, пляж вот-вот будет вытеснен ими в море.
Попасть в Львиную можно только морем (скалолазы не в счет), но она может
стать и ловушкой: так, профессор А. Турцев, в 1926 году делавший магнитную
съемку Кара-Дага, из-за поднявшегося вдруг волнения вынужден был просидеть
здесь со своим помощником двое суток...
Кое-где с коренных пород на крупную гальку пляжа
спускаются осыпи остроугольных обломков. Особенно большая осыпь ползет из
ущелья, уходящего вверх к Чертову камину. Она веером покрывает
северо-западную часть пляжа и прибрежную полосу морского дна. Чуть дальше, в
северо-восточном углу бухты, мы вновь замечаем волноприбойную нишу. Такая
закономерность в расположении ниш (вспомним Сердоликовую бухту и бухту
Барахту) наталкивает на мысль о постоянном, северо-восточном, направлении
морских волн у подножия Кара-Дага.
Отдохнув, снова входим в воду; скала Лев — последнее
значительное препятствие, мимо которого нам предстоит плыть. Сразу за Львом
поднимаются из воды Ворота Кара-Дага — пятнадцатиметровая каменная арка,
«выточенная» в кератофирах. До нее уже недалеко, и стоит подплыть к ее
складчатому основанию, чтобы рассмотреть вблизи. Ворота часто называют
Золотыми, очевидно, это название связано с окрашиванием их лучами восходящего
солнца. А теперь — к берегу, до которого от Ворот по прямой 85 метров. Отсюда каменная арка выглядит уже иначе, но впечатление мощи и неприступности остается.
Вообще могучее тело Кара-Дага, сложенное в основном
монолитной изверженной породой, плохо поддается действию морских волн, и
теперешний его облик, по-видимому, сложился очень давно. «Этой же самой
картиной, возможно, любовались и генуэзцы, и скифы, — пишет В. П. Зенкович, —
а может быть, и Одиссей видел Золотые ворота, Ивана-разбойника, Льва и
принимал их за окаменелых товарищей циклопа Полифема...». И уж во всяком
случае, мы наверное знаем, что Ворота Кара-Дага видел и хорошо запомнил А. С.
Пушкин, проплывавший мимо этих мест в Гурзуф.
Было это 18 августа 1820 года. Парусный бриг «Мингрелия»
отплыл из Феодосии под вечер и, подгоняемый свежим ветром, устремился к
юго-западу. Однообразные пустынные берега ничем не могли привлечь внимание
путников, а Пушкин и без того был немного разочарован первыми впечатлениями
от Тавриды. И только когда за бортом корабля встали ржавые «груды гор»
Кара-Дага, поэт, оживившись, стал пристально всматриваться в их почти
нависшие над кораблем, облитые красноватым предзакатным солнцем стены.
А через три года, в октябре 1823-го, в черновой рукописи
«Евгения Онегина» появился набросок стоящей в море скалы, в которой нельзя не
узнать Ворота Кара-Дага. Рядом Пушкин изобразил фигуру беса,
окруженного пляшущими бесенятами, и ведьму на помеле: очевидно, в его памяти
Ворота остались местом, связанным со всякого рода «чертовщиной». В самом
деле, тогдашнее название Золотых ворот — Шайтан-Капу («чертовы ворота»),
неподалеку находятся скалы Шайтан, Чертов камин, Чертов палец; местным
рыбакам, проходившим на лодках близ карадагских скал, весь этот мир застывшей
лавы, вероятно, казался адской преисподней. Пушкин, вряд ли знавший все эти
названия, также увидел в Кара-Даге таинственное, «чертово» место. И как бы
символом его, самым прочным впечатлением осталась для него эта каменная
арка...
|