Славянская мифология

ИМЯ

— в традиционной культуре непосредственно связано с судьбой человека Поэтому ритуалы, относящиеся к наречению именем, занимают важное место в обрядности

Имя ребенку выбирали обычно крестные родители (част согласуя свой выбор со святцами). Это имя сохранялось втайне и сообщалось родителям после крещения по возвращении крестных с новорожденным домой

Вместе с тем с самого момента j рождения ребенка нарекали каким-нибудь временным именем, ; обычно обшим для всех некрещеных детей в гой или иной местности. В Полесье, например, мальчикам обычно давали имя Иван, а девочкам - Мария, в России мальчиков часто называли Богданами, i е данными от Бога, у южных славян некрещеным детям давали имена, подчеркивающие «чужесь» такого ребенка, его принлдлежнос1Ь к «иному» миру. ср. сербские «гйд». «гадура». «поганац», «скот», болгарское «ев- рейче» и др. «Погаными» и «паскудными» именами могли и крестить детей, в частности незаконнорожденных (у поляков, например, таких девочек звали Мокра и др.).

При наречении ребенка соблюдали определенные запреты. Наиболее известным из них был запрет дублировать имена людей, живущих в том же доме: так, сыновьям часто остерегались давать имена деда, отца или братьев, поскольку при нарушении этого запрета один из тезок должен был умереть, а в этом случае смерть ожидала и другого (ср. в ст. Близнецы). Избегали также давать новорожденному имя умершего ребенка, чтобы он не унаследовал и его судьбы.

Зачастую детей нарекали именами умерших деда и бабки, руководствуясь тем, что и судьбу человек наследует через поколение. Женщина, у которой рождались одни девочки, давала последней из них свое имя, чтобы следующим у нее родился мальчик. К этому же магическому приему не раз прибегали родители, чьи дети умирали в младенчестве: согласно поверью, святой, по имени которого назван ребенок, будет хранить его так же, как хранил всю жизнь его отца или мать. Выбор имени особенно актуализировался в тех случаях, когда в семьях один за другим умирали («не держались», «не велись») дети.

Наречение именем (часто магическим по своему значению) было равносильно для ребенка выбору судьбы. У южных славян для этого использовали «останавливающие» имена (типа Стана, Стоян и др.), а также имена, которые должны были благотворно повлиять на ребенка (Живко, Спасе и др.). С целью магического обмана судьбы нарекали детей звериными именами (типа Вук [волк]) и т. п. (см. в ст. Обман). Широко известен у южных славян и обычай перемены крестного отца, практикуемый с целью перелома судьбы новорожденного: ребенка клали на дороге, и первый, кто наткнется на него, должен дать ему имя (обычно Найден, Найда и под.); если бы к ребенку подошло животное, например поросенок, ребенка назвали бы Гушьо, и т. п. (ср. Встреча). Предохраняя детей от смерти, в таких семьях нередко называли их в течение долгого времени фальшивыми именами или вообще обходились без имени, обращаясь, например, к мальчику просто «момче» (мальчик).

В традиционной культуре существовала достаточно жесткая половозрастная и социовозрастная дифференциация имен, а изменение имени маркировало переход человека в иную социально-возрастную категорию. В России, например, привычным было обращение к детям и подросткам полуименем или уменьшительным именем (типа Ванька); позже на подступах к совершеннолетию появлялись имена типа Кирша, Ванюха и под.; наступление же совершеннолетия отмечалось переходом к полному имени (Иван и др.). В России особое развитие получил ритуал величания человека, достигшего брачного возраста, а также вступившего в брак. Величание подразумевало называние человека по имени и отчеству и происходило, как правило, во время общественных увеселений и праздников.

Взаимные величания девушек и парней имели место во время весенних хороводов и зимних посиделок в избе, где фактически и происходило формирование молодежных половозрастных групп; это величание осуществлялось, как правило, в песенной форме. Особенно же заметно величальное обращение к жениху и невесте в свадебном фольклоре, ср. севернорусскую свадебную песню: «...Перед теми свечами воскоярыми Там стояли да молодец с девицей, Антонида со Владимиром, Да Михайловна с Ивановичем» и т. п. Впоследствии получение молодоженами права называться по имени-отчеству закреплялось в особом обряде — «вьюнишнике», или «окликании молодых», проводившемся ежегодно в первое воскресенье после Пасхи (см. Фомина неделя), когда молодоженов «величали» по имени-отчеству или пели им песни, в которых их так называли. Изменение формы обращения к молодой женщине после свадьбы характерно и для других славянских традиций. Македонцы, например, в течение первого после- свадебного года называли такую женщину просто «невеста» и лишь затем начинали обращаться к ней по имени.

Особенности употребления личных имен в пределах каждого коллектива диктовались разными обстоятельствами. Существовали, в частности, различия между праздничными (по имени-отчеству) и будничными именами, между тем, как называли человека на улице (где допускалось обращение по прозвищу) и у него в доме (почтительное обращение по имени-отчеству или полным именем), между обращениями, принятыми внутри семьи в пределах дома и в общественных местах, и др.

Имя человека, мифологически отождествляемое с его носителем и вместе с тем обладающее известной самостоятельностью, являлось объектом многих ритуалов. Об отчуждаемости имени от человека (ср. аналогичное свойство, приписываемое голосу, душе, тени человека) свидетельствует, например, белорусский обряд крестин. Когда у крестных родителей не было возможности отнести новорожденного в церковь, а у священника — прийти к нему, крестный сам шел в церковь, где священник «наговаривал» в шапку будущее имя младенца и весь ритуал крещения. Эту шапку привозили домой, надевали на ребенка, после чего он считался окрещенным.

Известны также многочисленные примеры перемены имени. «Перекрещивание», например, совершалось сербами для того, чтобы именем, заново данным человеку, «обмануть» болезнь, изводившую человека и не поддающуюся лечению. Так же поступали и с людьми, вступившими в брак в глубокой старости (т. е. как бы начавшими вторую жизнь) или женившимися в четвертый раз (т. е. превысившими количество браков, допустимых для одной человеческой жизни). Временное наречение мальчика женским именем практиковалось в народной медицине также с целью магического обмана болезни. Ср. обычай менять при покупке кличку коровы или лошади, чтобы она перестала тосковать о прежних хозяевах и привыкла к новой жизни.

Магически воздействуя на имя, можно было навести на человека порчу: для этого наговаривали вредоносный заговор на бумажку с именем человека; так же поступали и в любовной магии. Желая навлечь на человека блох или вшей, брали кусок мяса, прикрепляли к нему бумажку с именем человека и закапывали мясо в землю; считалось, что насекомые будут мучить человека до тех пор, пока черви в земле будут есть это мясо. Возможность наведения порчи на человека с помощью его имени особенно заметна в запретах откликаться на зов, когда голос зовущего трудно идентифицировать, т. е. он может принадлежать нечистой силе. Полагали, что, откликаясь на свое имя, человек как бы обнаруживает себя, делает себя уязвимым. Наиболее часто этим запретом руководствовались люди, оказавшиеся ночью в каком-нибудь «нечистом» и опасном месте (например, во время гаданий на перекрестке, при выкапывании клада, который стережет нечистая сила, и т. д.), а также те, кто был наиболее подвержен неблагоприятному воздействию со стороны (роженица, беременная, больной, ребенок и др.).

Известно немало рождественских гаданий по предметам, нареченным именами домочадцев: так, болгары бросали в огонь орехи или зерна, которым были даны имена всех домашних, и по тому, как быстро трескалось зерно и как высоко подскакивало в очаге, судили о том, что ожидает человека в грядущем году. Значительное место в любовной магии славян занимают девичьи гадания, направленные на выяснение имени будущего жениха, и т. п.

В ряде славянских обрядов произнесению имени, его выкликанию придавалось значение воссоздания сущности и воплощения желаемого. В украинском ритуале, нацеленном на возвращение к жизни мертворожденного или слабого ребенка, повитуха «окликала» его, громко произнося у него над ухом мужские (если это мальчик) или женские (если девочка) имена. Если ребенок приходил в себя, его крестили тем именем, на которое он отозвался. В Болгарии в один из праздников отец парня, собиравшегося сватать девушку, выходил во двор и громко произносил ее имя в надежде на то, что желание сына исполнится.

Лит.: Топоров В. Н. Об одном способе сохранения традиции во времени: имя собственное в мифопо- этическом аспекте // Проблемы славянской этнографии. Л., 1979; Этнография имен. М., 1971; Берн- ш т а м Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX — начала XX в. Л., 1988; Толстая С. М. Магия против смерти // Балканские чтения-2. М., 1992.