Курс советского уголовно- процессуального права

Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах

ВВЕДЕНИЕ

Для советских процессуалистов, изучающих суд и процесс как явления общественной жизни с помощью метода материалистической диалектики, стоят вне спора следующие положения:

об историчности понятий «суд» и «процесс»; о их неразрывной связи с государством; о классовой направленности всякого суда и процесса как орудия политики, проводимой через государство господствующим в обществе классом;

о полной несостоятельности буржуазной теории надклассового или надгосударственного суда, подчиненного только праву, являющемуся категорией высшего этического порядка;

об отсутствии общих устоев у суда и процесса рабовладельческого, феодального и буржуазного государств, где они являются орудиями укрепления и расширения эксплуатации, и у суда и процесса социалистического государства, в котором они являются подлинно всенародными орудиями уничтожения всякой эксплуатации;

об отмирании суда и процесса как органа государства вместе с этим последним в коммунистическом обществе при условии уничтожения капиталистического окружения.

Все перечисленные положения не раз были высказаны и подкреплены неоспоримыми доказательствами в трудах основоположников марксизма-ленинизма Маркса, Энгельса и Ленина.

Известное указание Ленина о крайней запутанности вопроса о происхождении, сущности и функциях государства в буржуазных теориях, сделанное в его лекции «О государстве» \ полностью применимо к вопросу о происхождении, сущности и задачах суда и процесса.

Это указание обязывает советских процессуалистов к подробному изучению на основе марксистской методологии конкретных исторических фактов. Такое изучение воспрепятствует проникновению в нашу процессуальную теорию отдельных буржуазных конструкций.

Огромная важность для господствующих классов идеологической маскировки эксплуататорской сущности суда и процесса объясняет наличие в буржуазной исторической, юридической и этнографической литературе множества самых разнообразных теорий о происхождении и сущности суда, об историческом развитии процессуальных форм. Среди буржуазных авторов теорий происхождения и сущности суда имеются и такие, которые исходят, очевидно, из необходимости признать классовую сущность государства и таких его органов, как армия, полиция и весь административный аппарат. Эти «теоретики» готовы признать, что государство появляется в определенный исторический момент, что оно может быть государством рабовладельцев, государством феодалов и даже государством буржуазии.

Но для суда дела.ется исключение. Суд, утверждают они, существовал извечно. Следовательно, суд — явление внеисторическое, он не связан ни с каким общественным классом. Отсюда делаются два очень важных вывода, направленных на идеологическую маскировку подлинной сущности деятельности суда. Во-первых, суд стоит вне борьбы классов, возвышаясь над ней, являясь арбитром в спорах не только между отдельными гражданами, принадлежащими к различным классам, но и в таких спорах, в которых одной из сторон является гражданин, а другой стороной — всемогущее государство. Это положение прямо относится к уголовному процессу.

Другим положением является утверждение, что суд останется вечно, независимо от того, какие изменения произойдут в структуре общества, в деятельности государства.

Так, в одной "из работ русского дореволюционного профессора-государствоведа В. М. Гессена прямо указывалось, что никакая революция не влияет на направление деятельности суда, изрекающего право: «Какие бы события ни происходили в стране, — во время войны и во время мира, в период покоя и в эпоху смуты, — судебная власть остается неизменной: врач лечит, учитель учит, судья судит»

Гениальную характеристику суда в буржуазном государстве дал В. И. Ленин в 1917 году. В это время некоторые члены партии высказывались за явку Владимира Ильича в суд Временного правительства, в котором возбуждено было провокационное дело об ответственности руководителей большевистской партии за события 3 июля 1917 г. в Петрограде.

Отметив, что последние события, после 4 июля 1917 г. показали, что ни правильного правительства, ни правильного суда в России нет и быть теперь не может, что действует военная диктатура, при которой о «суде» смешно и говорить, В. И. Ленин указывал: «Суд есть орган власти. Это забывают иногда либералы. Марксисту трех забывать это»

Для понимания подлинной сущности суда и процесса различных общественных формаций необходимо рассматривать их не Изолированно от других явлений государственно-правовой жизни, а в тесной связи с ними. Иначе мы легко окажемся не в состоянии углубиться в сущность изучаемых предметов, а останемся на поверхности явлений. За «демократическими» формами судебного процесса рабовладельческого государства, доступного лишь для малочисленной группы свободных, мы пройдем мимо сущности той упрощенной расправы, которой подвергались рабы. Так, за пышными декорациями суда гелиа- стов в Афинах с архаическими формулами присяги сторон и речами, написанными для них логографами, мы не увидим простой по формам, но весьма яркой по классовой направленности деятельности «страшных одиннадцати», осуществлявших надзор за рабами, и немилосердную процедуру пытки и казни любого раба, заподозренного в каких-нибудь действиях или намерениях, опасных для власти рабовладельцев.

Так же ошибочно было бы при рассмотрении суда и процесса в эпоху феодализма остановиться лишь на «суде равных», которому подлежали сперва рыцари-феодалы, а затем и члены купеческих корпораций в освободившихся от сеньоральной зависимости городах, и забыть о том, что огромные массы крестьян были подчинены совершенно иному «судебному порядку» — господскому суду. Положение крепостных мало чем отличалось от положения рабов. Если «благородный» сеньор не расправлялся лично со своим крепостным, что было вполне в его власти, то в суде, осуществлявшемся управителем феодала, средствами для вынесения угодного господину решения были «испытания» железом или водой (так называемые ордалии) или самые изощренные пытки.

Еще легче впасть в ошибку при определении подлинной классовой сущности суда и уголовного процесса буржуазного государства.

Здесь организация суда соответствует в общих чертах тому, провозглашенному в политической жизни формальному равенству всех граждан, которое выводится из производственных отношений буржуазно-капиталистического строя.

Очень выразительно говорит о состязательном русском гражданском процессе В. И. Ленин, обращая внимание на эту сторону вопроса, на связь состязательности процесса с частной собственностью:

«Тот «прогресс» и та «культура», которые принесла с собой пореформенная Россия, несомненно, связаны с «институтом частной собственности» — он не только был проведен впервые со всей полнотой созданием нового «состязательного» гражданского процесса, обеспечившего такое же «равенство» на суде, которое воплощалось в жизни «свободным трудом» и его продажей капиталу...»

В буржуазно-демократических странах но общему правилу нет сословных судов и особого порядка процесса для подчиненных классов. Состязательность, подчеркивающая формальное равенство тяжущихся в гражданском процессе или представителя государственного обвинения и обвиняемого в уголовном процессе, является в буржуазном суде самой удобной для правящего класса и потому универсальной формой  .

Далее, маскирующим истинную сущность буржуазного правосудия моментом является постоянно подчеркиваемая буржуазными теоретиками независимость суда, якобы обеспечиваемая несменяемостью судей.

В. И. Ленин двумя-тремя короткими замечаниями показывает истинный классовый смысл и назначение судейской несменяемости в буржуазных государствах. «Несменяемость же судей, с которой так носятся либеральные буржуа вообще и наши российские в частности, есть лишь раздел привилегий средневековья между... крепостниками и буржуазией. ...В средние века назначение судей было исключительно в руках феодалов и абсолютизма. Буржуазия, получив теперь широкий доступ в судейские круги, защищает себя от феодалов посредством «принципа несменяемости» (ибо назначаемые судьи в большинстве неизбежно будут, в силу принадлежности большинства «образованных» юристов к буржуазии, выходцами из буржуазии). Защищая, таким образом, себя от феодалов, буржуазия в то же время защищает себя от демократии, отстаивая назначаемость судей»

Еще большее значение в теории процесса в качестве средства маскировки истинной сущности буржуазного правосудия имеет существующий в буржуазно-демократических государствах институт участия в суде так называемых «представителей народа». Известны две формы этого участия. Шеффенский суд в Германии был менее демократической формой. Участковый судья и два заседателя шеффена при разбирательстве дел о проступках разрешали совместно как вопрос о вине, так и вопрос о наказании. Поэтому влияние постоянного судьи на «представителей народа» было здесь очень велико.

Более демократической формой являлся суд присяжных, в котором «представители народа», обычно в числе двенадцати, составляли отдельную от коронных судей коллегию. Эта коллегия самостоятельно решала вопрос о доказанности преступления и вине подсудимого после судебного следствия, проводимого под руководством коронных судей. Назначение наказания при обвинительном вердикте присяжных производилось коронными судьями.

Буржуазные теоретики процесса, как и государствоведы, считали суд присяжных выражением народного суверенитета и подчеркивали, что эта форма суда обеспечивает, во-первых, полное равенство всех граждан перед уголовным законом, а, во-вто- рых, подчинение государства, требующего наказания виновного, праву, изрекаемому «представителями народа».

Бесспорно, что по сравнению с феодально-помещичьим судом, с тайным и письменным процессом, в котором судьи на основании подсчета отраженных в протоколах доказательств решали дело, где лучшим доказательством считалось сознание обвиняемого, хотя бы оно было исторгнуто пыткой, буржуазный суд присяжных был явлением прогрессивным. Поэтому лозунги, выдвинутые идущей к власти буржуазией и, в частности, ее программные требования в области суда, были поддержаны всеми угнетенными классами феодальных государств.

Но по существу новый суд был создан для защиты интересов буржуазии.

Энгельс указывал, что потребности буржуазии в охране нового вида собственности легли в основу ее требований о замене старого суда и процесса новыми. «Буржуа нуждаются для процессов, касающихся собственности, по крайней мере, в такой гарантии, как гласность, а для уголовных процессов, кроме того, еще и в суде присяжных, в постоянном контроле над юстицией со стороны представителей буржуа»

Но совершенно очевидно, что если такие суды создаются для удовлетворения интересов буржуазии, они будут организованы так, чтобы эти интересы находили постоянное и полное удовлетворение. И, действительно, в любом буржуазном государстве, независимо от различия в деталях организации судов и процессуальных порядков, основная классовая цель всегда достигается. При этом буржуазно-демократические формы позволяют теоретикам утверждать, а многим гражданам верить, что суд стоит на страже интересов всего общества в целом и индивидуальных прав каждого гражданина. Именно эти особенности устройства буржуазного суда имел в виду В. И. Ленин, когда говорил, что «...буржуазный суд изображал собою защиту порядка, а на самом деле был слепым, тонким орудием беспощадного подавления эксплуатируемых, отстаивающим интересы денежного мешка» .

Не оставил В. И. Ленин без внимания и самую демократическую форму буржуазного суда — суд присяжных.

Касаясь условий деятельности этого суда в царской России и постоянных нападок на него со стороны правых. В. И. Ленин отмечал прогрессивную роль суда присяжных по сравнению с действовавшим в России судом с участием «сословных представителей». Он подчеркивал при этом, что присяжные интересуются не столько статьями Уложения о наказаниях, нарушенными подсудимым, сколько общественными условиями, вызвавшими преступление.

Но В. И. Ленин был далек от идеализации суда присяжных. Рассматривая его деятельность с точки зрения классового состава присяжных, он указывал, что суды присяжных могли' бы быть использованы рабочими, если бы в буржуазном обществе не было устроено так, что «присяжными могут быть только люди из имущего класса (да еще крестьяне, вышколенные «общественной службой», т. е. на деле службой в низших полицейских должностях)...» .

Тот факт, что присяжные заседатели избираются (а иногда и прямо подбираются) из слоев средней и мелкой буржуазии, неоспоримо подтверждается законодательством всех буржуазных государств. В Англии до сих пор действует закон 1825 года, установивший высокий имущественный ценз для включения в списки присяжных . Известно, что в 1949 году на вопрос одного из членов Палаты общин, не считает ли правительство необходимым провести демократизацию суда присяжных путем отмены имущественного ценза или его снижения, представитель лейбористского правительства ответил отрицательно.

В эпоху империализма судебное законодательство в буржуазных государствах характеризуется частичным или полным отказом даже от урезанных буржуазно-демократических, по существу формальных, процессуальных гарантий.

В Соединенных Штатах Америки уже не удовлетворяются составом жюр'И присяжных из рядов средней и мелкой буржуазии особенно при разборе дел о преступлениях, в преследовании которых прямо заинтересованы капиталистические монополии. Отчет «Национальной комиссии по обеспечению законности» указывает, что «в отношении присяжных заседателей наблюдалось не только подтасовывание списков, но и открытое устранение из состава присяжных людей, которые, могли бы проявить некоторую самостоятельность суждений, а также застращивание присяжных с целью добиться обвинительного приговора»  .

Но даже и такой подбор присяжных из вполне «надежных» лиц не всегда является достаточно удобным орудием для правящей группы реакционной монополистической буржуазии.

Поэтому в ряде государств в той или иной форме упраздняют суд присяжных или резко сокращают объем его деятельности.

Так, еще в 1924 году в «Веймарской» Германии была проведена реформа судоустройства, упразднившая суд присяжных. Название его, правда, было сохранено в законе (§ 81, 82 Закона о судоустройстве), но оно относилось к суду, состоявшему из одной коллегии, в которую вместе с шестью так называемыми «присяжными» входило три постоянных члена суда. Такой по существу «шеффенский» состав коллегии, решавшей все вопросы права и процесса, в том числе и вопросы о виновности и наказании подсудимого, вполне обеспечивал постановление приговоров, угодных^ постоянному составу судей, то есть правящему классу. Кстати, в «Веймарской» республике остались на своих местах все судьи кайзеровской Германии. 

Такое же преобразование суда присяжных было произведено в оккупированной в 1940 году немцами Франции путем издания «главой правительства» Петэном специального ордонанса.

И после изгнания из Франции гитлеровских оккупантов и восстановления республики, суд присяжных существует только на бумаге. Под его именем действует одна смешанная коллегия, состоящая из трех постоянных судей (членов апелляционных судов) и пяти заседателей. Кандидаты в «присяжные» должны обладать определенным имущественным цензом и цензом оседлости.

Как в Англии, так и в США проведен ряд мер, ограничивающих компетенцию суда присяжных за счет расширения подсудности единоличных судей (так называемых судов суммарной юрисдикции).

Кроме того, в Англии практика применения закона об уголовной апелляции (1907 г.), во-первых, подчинила деятельность суда присяжных надзору и руководству со стороны суда уголовной апелляции, а, во-вторых, предоставила этому суду возможность повышения наказания при пересмотре приговора, обжалованного осужденным.

В ряде штатов Северной Америки в 30-х годах было введено право прокурора на Обжалование в высшие инстанции оправдательных приговоров суда присяжных, что в англо-американской теории процесса раньше считалось недопустимым посягательством на права обвиняемого и на права «народа», от имени которого присяжные выносили оправдательный вердикт.

Наконец, нельзя забывать, что во всех буржуазных государствах правящий класс сохранил еще одну возможность изменения подсудности дел, установленной законом, в частности подсудности их суду присяжных.

В континентальных европейских государствах возможность устранения суда присяжных от рассмотрения дел о ряде самых тяжких преступлений связывалась с введением чрезвычайного положения («военного», «осадного», «исключительного»), С объявлением чрезвычайного положения наряду с отменой ряда прав граждан (на неприкосновенность личности, жилища, на тайну переписки, на свободу собраний и демонстраций) отменяется и подсудность суду присяжных дел о политических, а иногда и о тяжких уголовных преступлениях.

Такой порядок существовал не только в царской России, где особенно широко применялись военные (а в период 1906— 1907 гг. и военно-полевые) суды для расправы с революционным движением Ч

Изменение подсудности суда присяжных на подсудность военных судов известно и в Западной Европе, где государство- веды и процессуалисты провозглашают теорию «господства права».

В качестве одного лишь примера назовем суд над коммунистами— депутатами французского парламента. В 1939 году правительство привлекло их к уголовной ответственности за действия, якобы направленные к подрыву «безопасности Франции», и, сославшись на состояние войны с Германией, передало дело о них на рассмотрение военного трибунала. Здесь, при закрытых дверях, с помощью ряда нарушений процессуальных законов правящий класс Франции пытался зажать рот депутатам-коммунистам, разоблачавшим подлинный смысл политики правительства, ведущей Францию к национальной катастрофе.

В буржуазной литературе, прежде всего английской, постоянно указывалось, что Англия не знает «исключительного положения», что «господство права» в этой стране и пользование гражданскими правами всеми, «кто дышит воздухом Англии», обеспечено верховенством парламента и подчинением всех чинов администрации, как и всех граждан, юрисдикции «судов общего права».

Одним из средств, гарантирующих гражданам подлинную неприкосновенность личности, государствоведы и процессуалисты обыкновенно называли Habeas Corpus Act 1679 года. Он якобы обеспечивает каждому гражданину, задержанному любым органом администрации, право немедленно предстать перед судом, уполномоченным рассмотреть законность оснований к задержанию жалобщика

Однако изучение истории возникновения Habeas Corpus Act 1679 года и практики его применения до первой мировой войны показывает, что новый пришедший к власти в Англии класс ставил своей задачей вовсе не обеспечение неприкосновенности личности всех, «кто дышит воздухом Англии», а только неприкосновенность буржуазии и ее собственности от посягательств на них королевской власти с ее абсолютистскими замашками. Поэтому наиболее тяжкие политические и общеуголовные преступления (обычно не совершаемые представителями верхушки буржуазного общества), были с самого начала изъяты из-под действия Habeas Corpus Act. Далее, сама процедура применения этого акта была обставлена требованиями такого порядка, юридическими и имущественными, что реальное использование процедуры Habeas Corpus Act было возможно лишь для лиц, принадлежавших к имущественно обеспеченному классу  .

Наконец, надо иметь в виду, что действие Habeas Corpus Act может быть приостановлено на определенный срок специальным парламентским актом.

Каждое приостановление Habeas Corpus Act сопровождалось массовым нарушением демократических прав граждан.

Это убедительно и просто подтверждается тем, что в каждом случае истечения срока приостановки Habeas Corpus Act парламент принимал билль об амнистии. Он распространялся на все совершенные чинами администрации и военными властями эксцессы и нарушения прав граждан, допущенные в период приостановки.

В продолжение нескольких десятилетий, до начала первой мировой войны, в Англии не происходило приостановок Habeas Corpus Act. Но с 1914 года Англия вступила в полосу исключительного законодательства, направленного не только на борьбу с возможными во время войны покушениями на «безопасность государства», но и против рабочего движения.

«Всевластие парламента» сменилось предоставлением кабинету министров, то есть исполнительной власти, полномочий на принятие, постановлений о введении в стране исключительного положения.

Акт 1920 года о полномочиях кабинета министров на введение чрезвычайного положения послужил «правовым» инструментом, с помощью которого буржуазное правительство Англии мобилизовало весь военный, административный и судебный аппарат государства на борьбу со всеобщей стачкой 1926 года и с забастовкой лондонских докеров 1948 года.

При действии исключительных полномочий Habeas Corpus Act перестает выполнять приписываемую ему теорией «господства права» функцию. В то же время расширяется компетенция всех административных органов и суживается подсудность суда присяжных за счет расширения подсудности судов суммарной юрисдикции. В этих же последних судах («полицейских»), как пишут даже буржуазные английские процессуалисты, признание правильности обвинения, поддерживаемого органами полиции, стало больше, чем тенденцией, оно является почти принципом

Постепенному расширению применения на практике исключительных полномочий администрации соответствует и видоизменение теории английского конституционного права. Известный либеральный государствовед А. Даней в издании своего классического труда, относящемся ко времени первой мировой войны, выдвинул положение о необходимости широких произвольных действий должностных лиц во время войны или внутренних беспорядков. «Акт о снятии ответственности» (Act of Indemnity) он определяет как статут, который призван сделать законными действия, являвшиеся в момент их совершения незаконными.

Дайси обосновывает необходимость издания таких актов следующими соображениями. Осуждать в подобных случаях должностных лиц, совершивших без определенных законных оснований какие-либо действия, которые повредили собственности или повлекли за собой вторжение в личную свободу англичан, значит не понимать, что они действовали во исполнение своего «морального долга». «Акт о снятии ответственности» и должен освобождать от преследования должностных лиц даже за совершение ими проступков или преступлений, если они докажут суду, что они действовали в интересах общественной пользы и из добрых побуждений и имели на то достаточные субъективные основания.

Сам Дайси считает, что он удачно назвал выдвинутую им теорию «доктриной политической целесообразности»: она оправдывает с точки зрения законности многие действия, диктовавшиеся «неотложной необходимостью».

Признание Дайси весьма характерно для буржуазной государственно-правовой теории эпохи империализма. В ней идеи конституционных гарантий и судебной защиты личной свободы уступают место доктрине административного произвола, прикрываемого маской «морального долга»

Теория марксизма-ленинизма о государстве была проведена в практике советского государственного строительства и, в частности, в организации суда и процесса с первых же дней Великой Октябрьской социалистической революции.

В первоначальном наброске статьи «Очередные задачи Советской власти» (март 1918 г.) Ленин сформулировал задачи и место' суда в системе государственных органов, «Суд был в капиталистическом обществе преимущественно аппаратом угнетения, аппаратом буржуазной эксплуатации. Поэтому безусловной обязанностью пролетарской революции было не реформировать судебные учреждения.., — а совершенно уничтожить, смести до основания весь старый суд и его аппарат. Эту необходимую задачу Октябрьская революция выполнила, и выполнила успешно. На место старого суда она стала создавать новый народный суд, вернее, советский суд, построенный на принципе участия трудящихся и эксплуатируемых классов, — и только этих классов, — в управлении государством»

Являясь органом власти, созданной ■ социалистической революцией, советский суд есть составная часть политической и правовой надстройки над социалистическим базисом. Поэтому первоочередной задачей советского суда являлась активная помогць социалистическому строительству путем борьбы с остатками разгромленных пролетарской революцией эксплуататорских классов, пытавшихся вернуть себе утраченную власть и всячески вредить делу социализма. Осуществляя эту задачу, советский суд на всех этапах социалистического строительства карал врагов Советской власти — заговорщиков, террористов и диверсантов, саботажников, — и других преступников, нарушающих социалистический правопорядок.

Вместе с этим советский суд "стал орудием воспитания к дисциплине и самодисциплине трудящихся, искореняя пережитки прошлого, неправильное отношение к труду, который перестал быть «подневольным трудом на барина», и к интересам государства, которые перестали быть «казенными, чужими».

Советское правосудие столь же отличается по своим задачам и методам от буржуазной юстиции, как социалистическое . государство отличается от всякого эксплуататорского государства. Так же, как Советское государство, советское правосудие стало с первого дня Октябрьской революции <гпо-новому демократическим (для пролетариев и неимущих вообще) и по-новому диктаторским (против буржуазии)» .

На всех этапах развития социалистического государства советский суд вместе с другими органами служит свойственными ему методами делу выполнения функций советского государства.

Основные принципы организации и деятельности советского суда выражены в первом абзаце пункта о суде проекта программы РКП (б), составленного В. И. Лениным. «Взяв всю власть в свои руки, пролетариат вместо прежней расплывчатой формулы: «Выборность судей народом» выдвигает классовый лозунг: «Выборность судей из трудящихся только трудящимися» и проводит его во всей организации суда. Избирая в состав суда только представителей рабочих и крестьян, не пользующихся наемным трудом с целью извлечения прибыли, коммунистическая партия не делает различия для женщин, уравнивая оба пола во всех правах как при выборе судей, так и в отправлении обязанностей судей. Отменив законы свергнутых правительств, партия дает выбранным советскими избирателями судьям лозунг —• осуществлять волю пролетариата, применяя его декреты, а в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты его, руководствоваться социалистическим правосознанием, отметая законы свергнутых правительств» '.

В период гражданской войны и военной интервенции в системе советских судов большая роль принадлежала революционным и военно-революционным трибуналам как органам борьбы с контрреволюцией и наиболее тяжкими должностными и хозяйственными преступлениями. С переходом страны на мирное строительство было проведено объединение общих судов и трибуналов и создан по выдвинутому В. И. Лениным проекту орган надзора за законностью — прокуратура.

С завершением социалистического переустройства всего народного хозяйства, в условиях отсутствия антагонистических классов советский суд, как и вся государственная система, получил еще более демократические формы. Согласно Конституции СССР 1936 года народные судьи и народные заседатели стали избираться на основе всеобщего, прямого и равного избирательного права при тайном голосовании. Одновременно Конституция закрепила важнейшие, выработанные в ходе революции последовательно демократические принципы процесса: гласность судопроизводства, ведение дел на языке местного населения с обеспечением для лиц, не владеющих им, права пользования родным языком, обеспечение обвиняемому права на защиту, независимость судей и подчинение их только закону. Конституция провозгласила, что только суды отправляют правосудие под общим надзором Верховного Суда CQCP, избираемого Верховным Советом СССР. Вместе с тем высший надзор за точным исполнением законов всеми учреждениями, должностными лицами и гражданами был возложен на Генерального Прокурора СССР и подчиненных ему прокуроров, независимых от местных органов власти.

Изданный на основе Конституции Закон о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик закрепил выработанный в первые дни Октябрьской революции принцип: правосудие в СССР осуществляется на началах единого и равного для всех граждан суда, независимо от социального, имущественного и служебного положения граждан, их национальной и расовой принадлежности.

В целях дальнейшего укрепления социалистической законности и охраны личной свободы и прав граждан Положение о прокурорском надзоре в СССР 1955 года обязало Генерального Прокурора СССР и подчиненных ему прокуроров в порядке осуществления ими надзора за точным исполнением законов в деятельности органов дознания и предварительного следствия «привлекать к уголовной ответственности лиц, виновных в совершении преступлений, принимать меры к тому, чтобы ни одно преступление не осталось не раскрытым и ни один преступник не уклонился от ответственности, а вместе с тем «строго следить за тем, чтобы ни один гражданин не подвергался незаконному и необоснованному привлечению к уголовной ответственности или иному незаконному ограничению в правах».

Таким образом, уже при самом беглом ознакомлении с конкретно-историческими системами суда и уголовного процесса мы видим наличие резко отличных друг от друга типов процесса, соответствующих историческим типам государства: рабовладельческому, феодальному, буржуазному и социалистическому.

Конечно, внутри каждого типа процесса в зависимости от конкретных условий жизни и развития классовой'борьбы в том или ином государстве существуют различные формы суда и процесса. Понять сущность и значение этих форм можно только путем изучения истории суда и процесса в неразрывной связи с общей историей каждого данного государства. Согласно известному указанию Маркса право, как и религия, не имеет своей собственной истории. Историческое изучение любой отрасли права не может быть оторвано от изучения экономических условий, образующих тот базис, над которым возникает, развивается, а затем вслед за изменениями в базисе приходит в упадок определенная политико-правовая надстройка.

Изучение необходимо начать с материалов, дающих понятие о способах разрешения конфликтов в догосударственном обществе, в эпоху общинно-родового строя.

Указания по этому вопросу даны в трудах основоположников марксизма-ленинизма. Исходя из этих указаний, мы должны попытаться установить черты социальной жизни периода разложения родового строя, могущие объяснить конкретные пути развития органов классового принуждения и форм этого принуждения, в тот период, в который, по словам Энгельса, «незаметно развилось государство». Только при таком подходе к изучению истории суда и уголовного процесса мы можем надеяться избежать тех «схем развития» уголовного процесса, которые господствуют в буржуазных иегорико-юридических работах и которые явно грешат против исторической правды.

Известно указание Энгельса на фальсификацию истории буржуазными учеными, объясняемую их классовым интересом: «Буржуазия все превращает в товар, а, следовательно, также и историю. В силу самой ее природы, в силу условий ее существования ей свойственно фальсифицировать всякий товар: фальсифицировала она также и историю»

Такая фальсификация характерна и для буржуазной истории суда и уголовного процесса.

Двумя основными искажениями истории суда и процесса буржуазными учеными являлись модернизация исторических фактов и сужение предмета изучения.

Модерн-№зация состоит в том, что любой вид разрешения конфликтов считается судебным процессом.

Сужение предмета изучения состоит в рассмо- трении только способов разрешения конфликтов внутри господствующих классов (например, между отдельными рабовладельцами). Вне поля зрения остаются методы суда и расправы, применяемые органами государственной власти в отношении угнетенного класса (например, в отношении, рабов).

Среди буржуазных процессуалистов почти всеобщим признанием пользуется такая «историческая» схема развития форм уголовного процесса. Сначала безраздельно господствовал частно- обвинительный процесс с активностью сторон (потерпевшего и обвиняемого) и пассивностью суда. Затем с укреплением «начал государственности» появляется сознание необходимости преследовать правонарушителей во имя общественных интересов. Это преследование, осуществляемое органами власти «по должности», дает толчок к развитию розыскного (или инквизиционного) процесса: В нем стороны утрачивают свою активность: обвинитель превращается постепенно в простого доносителя, а обвиняемый — в объект судебного исследования. Суд же делается основным субъектом процесса, возбуждающим его и направляющим весь его ход. В крайних своих проявлениях инквизиционный процесс сближается с административным производством, в котором живые люди устраняются от непосредственного участия в разборе дела. Розыскной процесс характеризуется негласным, письменным производством, скованным множеством формальных правил, обращающимся к пытке обвиняемого, как к основному способу получения доказательств совершения им преступления.

Наконец, дальнейшее развитие процесса, связанное с образованием «правового государства», приводит к созданию чисто состязательной или же смешанной формы производства, в которой комбинируются начала обвинительного (состязательного) и розыскного процесса.

Такая схема исторического развития форм процесса исходит. из идеалистических представлений об общественном развитии и совершенно не отвечает действительности.

Однако эта схема, лишь несколько видоизмененная, проникла и в советскую процессуальную литературу. Здесь, конечно, авторы исходят из учения марксизма о смене общественных формаций. Но при этом иногда происходит схематизация, при которой оказывается, что рабовладельческому строю соответствует обвинительный процесс, феодальному — розыскной, а буржуазному — смешанный.

Такое изображение исторического развития процесса явно грешит отрывом суда и процесса от всего строя создавшего его государства, в свою очередь зависящего от экономического базиса данного общества. Вместо понятия тип процесса, то есть всей совокупности его черт, характерных для определенной общественной формации, берут понятие формы процесса, го есть черты, могущие изменяться в пределах одной и той же общественной формации, в зависимости от конкретных условий жизни отдельных государств

Есть и другой вариант схематизации. В схеме исторических типов процесса называются обвинительный, розыскной и смешанный процессы. Но при этом в обвинительный тип включаются и процесс в судах гелиастов древней Греции, и процесс раннего средневековья с поединком сторон, и процесс современных Англии и Соединенных Штатов Америки, сохранивший форму тяжебного производства. В розыскной процесс согласно этой схеме входят процесс императорского Рима, процесс канонический и Процесс позднего феодализма. Наконец, к смешанному типу процесса относятся в этой схеме не только процесс современной Франции и других буржуазных государств, построивших судопроизводство по ее образцу, но и процесс советского "социалистического государства.

Примером может служить построение схемы исторического развития уголовного процесса, предложенное проф. М. С. Стро- говичем. В главе учебника по уголовному процессу, посвященной этому вопросу, автор попеременно говорит то о форме процесса, то о типе процесса. Далее, хотя он и подчеркивает глубокие отличия в задачах и классовой направленности процесса рабовладельческих Греции и Рима, феодальной Франции и современных Англии и Соединенных Штатов Америки, тем не менее считает возможным объединять их в одну — обвинительную форму, исходя из того признака, что производство дела в процессе названных государств начинается по жалобе потерпевшего и протекает в форме состязания перед пассивным судом.

Далее проф. Строгович утверждает, что розыскной процесс пришел на смену обвинительному в средние века, забывая о том, что им самим было сказано о процессе императорского Рима.

Остановившись на дальнейшем развитии процесса во Франции, проф. Строгович делает обобщающий вывод о том, что с победой промышленной буржуазии возникает новая форма процесса—смешанная и, как бы обходя развитие процесса в Англии и США, добавляет, что смешанная форма процесса является господствующей в буржуазных государствах. Обратившись далее к рассмотрению развития процесса в Англии, автор говорит, что здесь утвердилась обвинительная форма процесса.

Наконец, в отношении советского процесса автор утверждает, что он построен по типу смешанного и приводит довольно явную аналогию между советским и французским процессами !.

Во всех этих положениях нет ни необходимой четкости, ни правильного освещения исторических фактов. Автор не связывает типы процесса с историческими типами государств и не проводит различия в понятиях типа и формы процесса.'

Выпадение из общей схемы развития процесса Англии и Соединенных Штатов Америки привело автора к оч^ень странному выводу о том, что укрепление власти промышленной буржуазии имело результатом образование смешанного процесса.

В итоге получилось, что конкретные процессуальные системы отдельных капиталистических государств относятся к различным типам процесса (Франция и другие страны Европы — смешанный процесс, Англия и США — обвинительный), и в то же время процесс советского социалистического государства относится к тому же типу, что и процесс буржуазной Франции.

В работе, посвященной советскому уголовному процессу, проф. Н. Н. Полянский во вступительной главе правильно осветил вопрос об «исторических типах и формах уголовного процесса эксплуататорских государств»  .

Тип общественных явлений, говорит автор, в полной мере характеризуется совокупностью их содержания и формы. Однако определяющая тип явления сторона — это содержание данного явления, то есть то, что составляет его сущность.

То, что советскому уголовному процессу ставится задача охраны социалистических общественных отношений, делает его процессом социалистического типа, в корне противоположным процессу эксплуататорских государств, подчеркивает автор

И в соответствии с этой мыслью он определяет понятие исторических типов уголовного процесса применительно к типам эксплуататорского государства.

Эти типы различаются в зависимости от того, какой класс или какие классы занимают господствующее положение в обществе. Исторические типы государства и права находятся в соответствии с историческими типами производственных отношений  .

И далее автор указывает, что трем типам эксплуататорского государства соответствуют три исторических типа уголовного процесса. Принятое же в буржуазной литературе различение исторических видов уголовного процесса по их форме не может совпадать с различением исторических типов уголовного процесса.

В отношении же форм процесса автор правильно замечает, что одни и те же формы уголовного процесса, конечно, с известными различиями могут иметь место в разные исторические эпохи, но соответственно экономическим формациям их содержание представляется различным.

Исходя из этих общих положений, автор критикует буржуазную классификацию «видов процесса», основанную на наличии или отсутствии в каждом из видов одного признака — состязания сторон. В частности, проф. Полянский подчеркивает неправильность взгляда на обвинительный процесс раннего феодализма, как на разновидность состязательного процесса, который называют также обвинительным.

Такой подход к классификации исторических типов уголовного процесса вполне соответствует марксистскому учению о государстве и праве.