Кодекс «Каролина» -уголовно-судебное Уложение императора Карла 5 |
Новый кодекс, носивший официальное название Уголовно-судебного Уложения императора Карла 5 Священной Римской империи (Constitutio criminalis Carolina), более известен под кратким именем «Каролина» . Кодекс состоял из двух частей: первой, посвященной процессу, и второй, излагавшей нормы уголовного права.
При рассмотрении текста Каролины обращает на себя внимание, что вводный закон содержал характерную оговорку, указывающую на слабость императорской власти. Эта так называемая «сальваторная оговорка» указывала на сохранение в силе старых прав и обычаев курфюрстов и сословий в отношении порядка суда.
Каролина являлась лишь дополнительным источником права, пополняющим пробелы в законах отдельных земель.
Классовая направленность Каролины в отношении укрепления суда более «надежными» судьями выражена в первых же словах императорского указа.
«До нашего сведения дошло через наших курфюрстов и князей и представителей прочих сословий, что в Римской империи немецкой нации, в силу старых обычаев и порядков, весьма многие уголовные суды заполнены мужами неоведущими и не имеющими опыта и практики в нашем4 императорском праве В силу этого, во многих местах действуют, вопреки праву и здравому смыслу, и либо обрекают мучениям и смерти невинных, либо, вследствие неправильностей, ошибок и волокиты в судопроизводстве, сохраняют жизнь виновным, оправдывают и освобождают их к вящему ущербу для обвинителей в уголовных делах и для общего блага.
По всем особенностям Немецкой земли, в силу древних исконных обычаев и порядков, уголовные суды в некоторых местах могут быть обеспечены сведущими в праве и опытными мужами. Посему мы, вкупе с курфюрстами, князьями и сословными представителями, милостиво и благосклонно соизволили повелеть неким ученым и отменно- опытным мужам составить и собрать воедино наставления о том, каким образом надлежит осуществлять судопроизводство по уголовным Делам в наибольшем соответствии с правом и справедливостью...».
Каролина формально не отменила старого обвинительного процесса. В ряде начальных статей устава говорится о возбуждении уголовных дел по жалобе обвинителя-потерпевшего, об обязанности последнего в ряде случаев представлять обеспечение и подвергаться одинаковой с обвиняемыми мере пресечения.
Но наряду с этим весь устав пронизан идеей о государственном розыске преступления и преступника, о применении к заподозренному самых энергичных мер понуждения к принесению сознания.
Статья VI прямо указывает: «Если кто-либо будет опорочен общей молвой или иными, заслуживающими доверия доказательствами, подозрениями и уликами, как виновник злодеяния, то он будет взят властями по долгу служб ы».
В этой же статье делается оговорка, якобы направленная на охрану прав такого заподозренного. «Несмотря на это, он не должен быть подвергнут допросу под пыткой, доколе не будут добросовестно и достаточно удостоверены доказательства и подозрения о совершении им этого преступления. С этой же целью каждый судья обязан в сих делах, до применения пытки, осведомиться и усердно, сколь возможно по характеру и обстоятельствам каждого дела, расспросить.., было ли совершено преступление, в котором обвиняют и подозревают арестованного».
Указанная в этой статье обязанность судьи удостовериться в наличии определенного преступления осуществлялась производством предварительного, общего расследования — inquisitio generalis.
Поводами к нему служил», кроме общей молвы, также «наблюдение судьи», донос, явка с повинной. В ходе общего расследования производилось собирание вещественных доказательств, личный осмотр судьей, суммарный допрос свидетелей, допрос подозреваемого в совершении преступления лица, однако не в качестве обвиняемого. Если подозрение получает подтверждение, производится специальное следствие — inquisitio specialis.
Основным следственным действием здесь является суммарный допрос обвиняемого. При этом законодатель рекомендовал судье прибегать к неясным или даже «ловушечным» вопросам. Обвиняемому нельзя было сообщать точных обстоятельств дела. В ст. VI прямо указывается, что «расследование может быть испорчено, если арестованному при задержании или допросе будут заранее указаны обстоятельства преступления, а затем станут о них допрашивать. Мы желаем, чтобы судьи остерегались, чтобы так не случилось и до допроса или во время допроса не давали обвиняемому заранее указаний...».
Для получения сознания судья мог указывать обвиняемому на сбивчивость и противоречия в его показаниях, мог прибегать к очным ставкам его со свидетелями, предъявлять ему предметы, имеющие связь с преступным деянием (орудия убийства, труп и пр.), к моральным и религиозным увещаниям, угрозам и т. д.
В ходе специального следствия должны были быть также собраны все иные доказательства совершения обвиняемым преступления: производился детальный допрос свидетелей, группировались вещественные и письменные доказательства.
Один из историков германского процесса Ю. Г л а з е р, упомянув, что формально Каролина всегда предполагает наличие истца-обвинителя, представляющего судье доказательства виновности заподозренного, тут же подчеркивает: «центр тяжести всего дальнейшего производства лежит в пытке»
Конечно, в делах о менее тяжких преступлениях, в случаях, когда обвиняемый сознавался или был полностью изобличен другими доказательствами, дело немедленно завершалось обвинительным приговором.
По делам же о более тяжких преступлениях и в особенности, если обвинение влекло смертную казнь, происходило «специальное исследование» в более узком смысле слова, то есть направленное на личность обвиняемого и имеющее задачей получение его сознания (feierlicher Criminalprozess). Основным средством этого производства был «допрос подсудимого по пунктам», при котором должен был присутствовать суд в полном составе и после которого допускалась формальная защита подсудимого. После записи ответов подсудимого и вручения суду письменного акта защиты суд или тотчас же приступал к постановлению приговора, или, когда для этого не было достаточных данных, выносил постановление о применении законных «средств к установлению истины».
Тут могли быть пущены в ход или морально-религиозные увещания, требование принесения очистительной присяги, или же, чаще всего, физические истязания — пытки. Чем тяжелее было преступное деяние, тем суровее были средства воздействия на подсудимого.
Статья XVI говорит: «Если по долгу службы или по требованию истца желают учинить арестованному допрос под пыткой, то надлежит, прежде всего, в присутствии судьи, двух судебных заседателей и судебного писца обратиться к нему с настойчивой речью или с вопросами, кои соответственно положению лица и обстоятельствам дела могут наилучшим образом служить дальнейшему расследованию преступления или подозрительных обстоятельств. Пусть также его допросят, угрожая пыткой, признает ли он то преступление, в коем его обвиняют или нет, и что ему известно касательно сего преступления. Все, что он тогда признает или будет отрицать, должно быть записано».
Кодекс требует, чтобы оправдательные доказательства, на которые, будет указано при таком допросе подсудимым, были надлежащим образом проверены.
Статья XVII продолжает: «Если при только что упомянутом расследовании невиновность обвиняемого не будет установлена, то на основании ранее обнаруженных достаточных улик и подозрений он должен быть допрошен под пыткой в присутствии, по меньшей мере, двух судебных заседателей и судебного писца. Все, что обнаружится из показаний или сознания обвиняемого и всего следствия, должно быть тщательно записано...».
И далее Каролина подробно устанавливает, «каким образом те, что на допросе под пыткой сознаются в преступлении, должны быть затем вне пытки допрошены о прочих обстоятельствах».
Значение данных под пыткой показаний закон связывал с требованиями: а) чтобы сознание было дано не в самый момент пытки, а в то время, когда палач по приказанию судьи приостанавливал пытку; б) чтобы показания содержали в себе такие факты, которые не могли быть известны невиновному и допускали проверку; в) чтобы это сознание было через несколько дней повторено перед судом вне камеры для пытки. При других условиях пытка могла быть повторена. Если, как было указано выше, суд считал возможным потребовать от обвиняемого принесения очистительной присяги, а последний отказывался ее принести, к нему также применялась пытка. Каролина гораздо подробнее, чем французские законы, разработала систему легальных доказательств. Для постановления обвинительного приговора суд обязан был собрать совершенные доказательства виновности. Эти доказательства были предустановлены в законе. К ним, в первую очередь, относились сознание обвиняемого, далее согласные во всех подробностях показания двух, достойных веры свидетелей.
Статья XXIII говорит: «Для того, чтобы улики были признаны достаточными для применения допроса под пыткой, они должны быть доказаны двумя добрыми свидетелями... Но если главное событие преступления доказано одним добрым свидетелем, то сие в качестве полудоказательства образует улику...». Каролине, как и другим процессуальным законам, проникнутым розыскным началом, известны и зачаточные формы экспертизы. Здесь проведение экспертизы неразрывно связано с судейским осмотром, который должен установить наличие самого факта преступления (corpus delicti).
Из этой формы участия сведущих людей в судейском осмотре выработался известный в развитой германской теории легальных доказательств сложный осмотр . Так, в случаях убийства Каролина предписывала производство осмотра трупа. «Чтобы обеспечить в вышеупомянутых случаях оценку и исследование различных ранений... судья совместно с двумя шеффенами, судебным писцом и одним или несколькими хирургами... должны внимательно осмотреть подобное мертвое тело перед погребением и приказать тщательно отметить и занести в протокол все полученные им ранения, удары и ушибы, каждый из которых должен быть обнаружен и исследован». Далее Каролина дает перечень «общих улик и доказательств, относящихся ко всем преступлениям» (ст. XXV). «Надлежит расследовать: 1) является ли подозреваемый по слухам таким отчаянным и легкомысленным человеком с дурной славой, что можно считать его способным совершить преступление, а также не совершил ли сей человек подобного преступле- / ния ранее, не посягал ли на сие и не был ли за то осужден. Однако такая дурная молва должна исходить не от врагов обви- ( няемого или легкомысленных людей, а от людей беспристрастных и добросовестных; 2) не был ли подозреваемый обнаружен или застигнут в месте опасном и подозрительном касательно преступления; 3) в случае, когда обвиняемого видели на месте преступления или на пути туда или оттуда, но он не был опознан, то должно расследовать, не обладает ли подозреваемый таким же обликом, одеждой, вооружением, лошадью или чем прочим, что было вышеуказанным образом замечено на- виновном; 4) проживает ли и общается ли виновный с людьми, совершающими подобные деяния; 5) относительно причиненного вреда или ранения должно дознаться, не мог ли подозреваемый иметь повода для упомянутого преступления в зависти, вражде, угрозах или ожидании какой-либо выгоды; 6) если раненый или потерпевший по иным причинам обвиняет кого-либо в преступлении, находясь на смертном одре, или подтверждая обвинение своей присягой; ' 7) если кто-либо по поводу преступления становится I беглецом; I 8) если кто-либо ведет с другим лицом важную имущественную тяжбу, так что дело касается большей части его пропитания, добра и имущества, то он будет почитаться большим недоброжелателем и врагом противной стороны. Поэтому, если его противник по процессу будет тайно убит, против него возникнет предположение (презумпция), что он учинил сие убийство, и . если этот человек сверх того <и по своему поведению возбуждает подозрение, что убийство совершено им, то при отсутствии у него надлежащих оправданий он может быть взят в тюрьму и допрошен под пыткой». Каролина указывает, что так называемое «внесудебное признание» или похвальба намерением совершить преступление являются в случае, когда такое преступление действительно совершено, достаточным основанием для допроса подозреваемого под пыткой. Далее Каролина весьма казуистически перечисляет виды «доказательств, улик и подозрений», относящихся к отдельным видам преступлений. Приговор суда может иметь одну из трех форм: оправдание, осуждение или оставление в подозрении.
Каролина при этом требует, чтобы судья, составивший в письменном виде приговор, опрашивал шеффенов (судебных заседателей), составлен ли приговор в соответствии с правом и. доказательствами, и каждый из них должен был подтвердить правильность приговора. Как при сомнениях судей в достаточности доказательств для применения пытки, так и в случаях неуверенности их в праве применить смертную казнь или подвергнуть осужденного изуве- чащим и телесным наказаниям Каролина предписывает обращаться за указаниями к «благим и сведущим в праве судьям», то есть судьям высших судов. Этим было положено начало институту пересылки дел, Aktenversendung, и коллегиям юристов было предоставлено самое решительное влияние на все судопроизводственные действия. Особенно же широкая возможность постоянного влияния на низшие инстанции была дана высшим судам отдельных земель. Этот порядок пересмотра и дачи указаний высшими судами в значительной мере подорвал смысл участи^ в суде шеффенов, которые еще были формально сохранены Карюлиной. Они все более превращались в статистов, приглашаемый для подписания соответствующих актов в торжественных случаях и, наконец, совершенно исчезают из судов.
Во второй части кодекса при перечислении отдельных преступлений на первом месте поставлены «богохульство и кощун- ствр». 1«Если кто-либо приписывает богу то, что ему не подобает, или в своих речах отрицает то, что ему присуще, либо оскорбляет всемогущество божие, или святой его матери девы Марии, то он должен быть взят властями или судьей по долгу службы и посажен в тюрьму и подвергнут затем смертной казни, телесным или увечащим наказаниям, соответственно обстоятельствам и характеру богохульства и положению совершившего его лица» «Колдунов» полагалось сжигать. Сжигали также фальшивомонетчиков. «Тот, кто злоумышленно совершит измену, должен быть подвергнут, согласно обычаю, смертной казни путем четвертования». Женщину за такое преступление подвергали утоплению. В тяжких случаях измены (когда она могла причинить великий ущерб или соблазн, например, если она касается страны, города, собственного господина, одного из супругов или близких родственников), можно усугубить наказание путем волочения к месту казни или терзания клещами перед смертной казнью». Поджигателей сжигали. Разбойников подвергали либо обезглавливанию мечом, либо тому виду смертной казни, который «был принят добрыми обычаями каждой страны». Учинившие «опасный бунт простого народа против власти», соответственно тяжести и обстоятельствам преступления, будут подлежать казни путем отсечения головы или сечению розгами, шти изгнанию из страны, края, судебной области, города или места, где был учинен бунт». Бродяг «должно предавать смертной казни путем обезглавливания мечом, как опасных для страны насильников, как только они попадут в тюрьму, невзирая на то, что они не совершили какого-либо иного деяния». Отравителей — мужчин надлежит подвергать смертной казни путем колесования; женщин надлежит подвергать утоплению. «Для вящего устрашения прочих, подобных злых преступных людей надлежит перед той или иной смертной казнью волочить к месту казни, либо терзать тело раскаленными клещами более или менее жестоко, в зависимости от положения лица и характера убийства». Женщина, которая «злоумышленно, тайно и по своей воле убьет своего ребенка.., да будет, согласно обычаю, заживо погребена и забигга кольями» Даже из беглого обзора постановлений Каролины, относящихся к наказаниям за отдельные преступления, отчетливо вырисовывается классовая направленность кодекса. Это была организация террора в отношении эксплуатируемых крестьянских масс, осмелившихся подняться против феодального господства и потребовать освобождения из крепостной неволи. Абсолютно неопределенные санкции позволяли судам применять по своему усмотрению самые жестокие виды смертной казни, а также членовредительные наказания. Сохранение «сторон» из старого обвинительного разбирательства осталось пустой формой. Процесс, по Каролине, являлся типичным розыскным разбирательством, тайным, письменным и пыточным, которое, по выражению Маркса, только и могло быть формой для кровавого уголовного закона, записанного во второй части этого кодекса., В немецкой процессуальной литературе общепринятым является взгляд на Каролину, как на «плод победы чужого (римского) права над национальным, немецким», как на сплошное заимствование процессуального права Юстиниановского законодательства в его переработанном итальянскими глоссаторами и комментаторами виде (Usus modernus pandectarum) Если под «национальным правом» понимать начала древнего германского обвинительного процесса, то они давно уже вытеснялись из судов светских и церковных феодалов, а также из судов городов новыми началами официального расследования, с применением в отношении обвиняемых из низших сословий пыток и произвольных наказаний. Каролина лишь обобщила и закрепила повседневную судебную практику бесчисленных светских и церковных феодалов, и поэтому все ее позаимствования отдельных процессуальных форм из работ итальянских церковных и светских криминалистов не меняют того основного положения, что Каролина выросла из немецкой судебной практики феодалов. Именно это обстоятельство отметил Энгельс: «Из тех поучительных глав «Каролины», которые говорят об «обрезывании ушей», «обрезывании носа», «выкалывании глаз», «обрубливании пальцев и рук», «сжигании», «пытке раскаленными щипцами», «колесовании», «четвертовании», нет ни одной, которой бы милостивый господин и покровитель ие применял к своим крестьянам по усмотрению. И кто мог бы оказать крестьянину защиту? В судах сидели бароны, попы, патриции или юристы, которые хорошо знали, за что они получают деньги. Ибо все официальные сословия империи жили за счет зксплоатации крестьян»
|
К содержанию книги: Чельцов-Бебутов. Очерки по истории суда и уголовного процесса
Смотрите также:
Особенности феодальной экономики Германии... Крестьянская война в Германии Т. Мюнцер
История государства и права зарубежных стран Усиление феодальной эксплуатации, политической...
§ 2. Естественно-правовые теории в Германии. Усиление феодальной эксплуатации, политической