СУД И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС БУРЖУАЗНОЙ ФРАНЦИИ 19 ВЕКА

Система доказательств –

бремя доказывания лежит на обвиняющем прокуроре и на гражданском истце

Новая система доказательств появилась во Франции в ходе буржуазной революции) 1789—1793 гг. вместе с судом присяжных и была закреплена в Уголовно-процессуальном кодексе 1808 года.

И суд присяжных, и принцип свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению судей (присяжных) были, как указывалось выше, заимствованы из Англии, но получили на французской почве новую обрисовку.

Здесь свободная оценка доказательств заменила собою систему легальных, формальных доказательств, которая сковывала судей рядом изложенных в самом законе правил об оценке доказательств. Поэтому в новом процессуальном кодексе появилась специальная статья-инструкция, провозглашавшая отказ от системы легальных доказательств и свободу присяжных в оценке обстоятельств дела по их внутреннему убеждению.

Статья 342 Процессуального кодекса 1808 года почти дословно повторила соответствующее правило кодекса 1791 года. «Закон не требует у присяжных ответа, на основании чего они пришли к убеждению; он не предписывает им правил в руководство для определения полноты и достаточности доказательств. Он ставит им только вопрос, который выражает собой весь объем их долга: «Имеете ли вы внутреннее убеждение»?».

Такая формула имела бы большое значение при демократическом составе присяжных заседателей. У Маркса, в одной из его речей перед судом присяжных, мы находим указание на самую драгоценную привилегию этого суда. Он видел ее в том, что присяжные могут «сказать овое веское слово в борьбе между отжившими требованиями закона и живыми требованиями общества»

Формула «внутреннее убеждение», столь простая на первый взгляд, вызвала множество споров во французской буржуазной литературе. В первые десятилетия существования суда присяжных буржуазные теоретики придавали формуле'свободной оценки по внутреннему убеждению весьма радикальный смысл. Они признавали за присяжными ничем не ограниченную полноту власти в разрешении вопроса о виновности подсудимого, подчеркивая этим политическое значение буржуазного суда присяжных.

Однако уже с середины XIX в. все громче и громче раздавались голоса реакционных политиков и теоретиков-процессуалистов, возражавших против столь широкого толкования прав присяжных. Очень характерно в этом отношении высказывание французского процессуалиста Гарро. Из формулы внутреннего убеждения, говорит он, вывели произвольную власть жюри, стоящую выше закона, уполномоченную судить по впечатлению и без отчета, теорию «всемогущества жюри», которая является одной из причин постоянных нареканий на суд присяжных. Конечно, продолжает он, «система впечатлений судьи» представляла бы собой хотя и полную противоположность системе законных доказательств, но не менее вредную, не обеспечивающую интересов правосудия, беспредельную свободу судейского усмотрения.

Поэтому в дальнейшем теория процесса во Франции отвергла эту идею и выставила требование, чтобы приговор был построен на обоснованном убеждении судей, которое является результатом тщательной проверки всех доказательств, имеющихся в деле. Так понимаемое «внутреннее убеждение» означает некоторую связанность судьи: он не может основываться лишь на тех впечатлениях, которые производят на него доказательства. Эти, зачастую безотчетные, впечатления должны подвергнуться критическому анализу, должны быть поставлены в связь со всеми доказательствами, имеющимися в деле, и только весь, таким образом'Проработанный доказательственный материал может служить для построения выводов. Само построение должно подчиняться правилам логики

Нетрудно обнаружить социальные корни этих изменений теоретических взглядов. Формула «всемогущества жюри» была очень удобна в борьбе буржуазии со старыми, еще феодальными законами и судьями. Но она теряет весь смысл, когда господство крупной буржуазии упрочилось, судьи стали н а- дежными стражами буржуазной законности, а присяжные заседатели подчас обнаруживают слишком радикальные тенденции, оправдывая «врагов общества и порядка»  .

Для полного понимания смысла теоретического развенчания принципа неограниченной свободы судейского убеждения необходимо заметить следующее: правила о свободной оценке доказательств по внутреннему убеждению формально относятся и к присяжным, и к профессиональным («коронным») судьям.

Однако, несмотря на официальное и очень торжественное провозглашение принципа оценки всех доказательств по свободному внутреннему убеждению присяжных, французский уголовный процесс сохранил некоторые правила, которые являются остатками старой системы легальных доказательств  .

Одно из этих правил относится ко всем видам судов. Оно касается свидетелей.

Свидетели по французскому закону как бы делятся на полноценных и неполноценных. Только показания первых, данные под присягой, являются показаниями в юридическом смысле слова (depositions). Показания второй группы свидетелей, даваемые без присяги, считаются «простым сообщением сведений» (simples renseignements).

К группе неполноценных свидетелей относятся: а) «недостойные» свидетели (лица, лишенные гражданских прав), б) дети до 15 лет и лица, могущие быть заподозренными в пристрастии из-за родственных отношений со сторонами (п. 3 ст. 34, п. 8 ст. 42

Уголовного кодекса и ст. ст. 156, 322 Уголовно-процессуального кодекса).

Хотя присяжные и не мотивируют своего вердикта и могут основываться на всех выслушанных показаниях, но самое деление свидетелей на допускаемых и недопускаемых к присяге может оказывать на них известное влияние.

Другое правило относится только к судам без присяжных, рассматривающим дела о проступках и нарушениях. Оно касается силы протоколов, составленных агентами власти и удостоверяющих самый факт нарушения. Формально здесь различается две категории таких протоколов. Те из них, которые удостоверяют совершение проступка общего права (то есть проступка, предусмотренного в Уголовном кодексе), оцениваются судами на общем основании, иначе говоря, могут быть опровергаемы любыми другими доказательствами. Иначе решается вопрос в отношении протоколов, удостоверяющих совершение проступков, предусмотренных специальными законами. Сюда относятся, в частности, протоколы о проступках, составляемые чинами полевой и лесной стражи и чинами таможенной охраны. Первые из них имеют силу решающего доказательства, пока не будут опровергнуты иными доказательствами, и не могут быть отвергнуты только на основании отрицания своей вины подсудимым или на основании сомнений судей. Вторая группа протоколов может быть оспариваема лишь путем заявления о их подложности.

Между тем все эти протоколы являются обычно основными доказательствами в делах, рассматриваемых трибуналами исправительной полиции.

На основе этих правил о силе некоторых протоколов, составленных официальными агентами власти, во французской судебной практике выработался дополнительный свод неписаных правил об оценке доказательств. Он имеет мало общего с официальным принципом свободной оценки доказательств. В его основе лежит правило о безусловной силе доказательств, исходящих от официальных органов и даже отдельных чиновников.

Суды простой полиции и трибуналы исправительной полиции, рассматривающие дела без участия присяжных заседателей, как бы распространяют признание неоспоримой силы ряда официальных протоколов на все виды доказательств, исходящих от полиции или собранных полицией. При таком подходе к оценке доказательств показания, противоречащие собранным полицией данным, фактически устраняются из круга доказательств '.

Большое значение среди других доказательств имеет в уголовном процессе заключение эксперта.

Но во французском процессе этот вид доказательств в течение длительного времени неправильно трактовался в теории. Здесь господствовал выросший на почве розыскного процесса взгляд Б о н н ь е, видевшего в экспертизе лишь дополнение «судейского осмотра», а в эксперте лишь «увеличительное стекло в руках следственного судьи»  .

Поэтому в течение всего XIX в. проведение экспертизы трактовалось на практике исключительно, как дело следственного судьи или суда, к которому не имеют никакого отношения обвиняемый и его защитник  . Эксперты-чиновники действовали чаще всего по прямому указанию следственного судьи для подтверждения обвинения.

Понятно, что вызванному в суд по ходатайству защиты новому эксперту трудно, а иногда и невозможно было в ходе судебного заседания опровергнуть выводы первого, официального эксперта.

Неоднократно вносившиеся в парламент во второй половине XIX в. проекты введения на предварительном следствии состязательной, контролируемой защитой или коллективной экспертизы так и не получили силы закона  .

В литературе неоднократно указывалось на односторонний пристрастный характер заключений официальных экспертов

Вопрос о показаниях обвиняемого во французском уголовном процессе разрешен под сильным влиянием старого розыскного процесса. Правда, обвиняемый со времени закона 1789 года не приносит присяги как свидетель. Однако он не стал в положение стороны английского процесса, которая не обязана давать показания против себя.

Сознание обвиняемого считается доказательством: хотя суд, оценивающий доказательства по внутреннему убеждению, и не связан сознанием, данным обвиняемым, но как предварительное, так и судебное следствие имеют целью получить это сознание. При этом считается доказательством сознание, не только данное добровольно обвиняемым, но и полученное в результате его допроса.

Хотя Уголовно-процессуальный кодекс 1808 года и не регламентирует допроса обвиняемого, но он допускает его в случаях поимки на месте преступления, в предварительном следствии, в суде исправительной полиции, а также перед началом заседания суда аосизов (ст. ст. 40, 59, 93 кодекса, ст. 1 закона 20 мая 1863 года; ст. 190 кодекса; ст. 293 кодекса). Но закон умалчивает о допросе обвиняемого в ходе разбирательства в ассизном суде. Однако, по общему правилу, этот допрос всегда имеет место, как мы уже указывали выше, и судебное следствие начинается в ассизном суде (а часто и в трибунале исправительной полиции) именно с допроса обвиняемого.

Французские теоретики считают, что целью допроса является получение не только сознания, но и оправдательных доказательств  . Закон предоставляет в распоряжение президента средства для получения «искренних ответов» обвиняемого. В частности, он имеет право на время допроса одного из обвиняемых удалить всех остальных обвиняемых (с обязательством сообщить им о происшедшем во время их отсутствия после их возвращения в зал суда и до продолжения следствия'—ст. 327 кодекса).

Защитник не имеет права вмешиваться в допрос обвиняемого без разрешения председателя.

Французские теоретики считают, что в отличие от старого розыскного процесса допрашивающий судья не имеет права прибегать при допросе обвиняемого к хитростям и «ловушечным» вопросам '.

Однако такие теоретические установки плохо гармонируют с тем, что французская доктрина считает доказательством не вообще всякие сообщения фактов, делаемые обвиняемым, а только его сознание (aveu). Сообщения, не содержащие сознания, даже не считаются показаниями (depositions), а простыми заявлениями (declarations).

Перечисленные моменты сближают положение обвиняемого по Уголовно-процессуальному кодексу 1808 года с положением его в розыскном процессе феодальной эпохи. Описанная выше практика ведения допроса обвиняемого председателем суда еще более усиливает это сближение, теоретически отвергаемое французскими процессуалистами.

Но для полноты обрисовки положения обвиняемого в уголовном процессе и для выяснения основ доказательственной системы необходимо остановиться еще на вопросе о так называемом «бремени доказывания», а также на связанном с ним вопросе о презумпции, характеризующей отношение судебных органов к обвиняемому.

Положение старого розыскного процесса, заранее считавшего каждого обвиняемого виновным и возлагавшего на него обязанность доказывать свою невиновность, было упразднено революцией.

Согласно Code destruction criminelle бремя доказывания в принципе лежит на обвиняющем прокуроре и на гражданском истце. Они должны доказать наличие преступления и имущественного ущерба, а также уголовную и гражданскую ответственность подсудимого.

Поскольку эти моменты не доказаны, обвиняемому благоприятствует законная презумпция невиновности; она отпадает только при доказанности вины подсудимого  .

Из презумпции невиновности делаются следующие выводы:

1. Если обвиняемый совершил покушение и совершенные им действия могут быть началом различных преступлений, то суд должен считать, что покушение было произведено на более легкое преступление.

2.         При осуждении судом первой инстанции осужденный может оставаться на свободе до разрешения его апелляционной и кассационной жалоб, так как последние приостанавливают обвинительный приговор (ч. 2 ст. 203 и ч. 4 ст. 373).

3.         При подсчете бюллетеней, поданных присяжными, незаполненные и неразборчивые бюллетени считаются благоприятными для обвиняемого (закон 13 мая 1836 г.).

4.         Равенство голосов присяжных за оправдание и за осуждение влечет оправдание подсудимого (ст.ст. 347 и 350).

5.         Ассизный суд имеет право приостановить обвинительный вердикт присяжных и направить дело для нового рассмотрения, если он признает, что жюри приняло ошибочное решение (ст.ст. 350 и 352). Суд не имеет такого права в случае вынесения присяжными ошибочного оправдательного вердикта.

6.         Судьба осужденного не может быть ухудшена, если приговор обжалован в апелляционном или кассационном порядке только им. Кроме того, в случае оправдания обвиняемого в ассиз- ном суде кассационный протест прокурора также не может ухудшить судьбы оправданного. Протест этот приносится только «в интересах закона». В случае отмены кассационным судом оправдательного приговора соответствующее решение может иметь значение только для будущей деятельности ассизных судов в подобных случаях, но не влечет за собой нового рассмотрения дела обвиняемого, оправданного вердиктом присяжных.

7.         Не допускается возобновление дела (la revision) в отношении оправданного, если вновь открывшиеся обстоятельства доказывают ошибочность оправдания.

В силу правила о презумпции невиновности подсудимый, ограничивающийся отрицанием факта преступления или своей виновности, не обязан представлять никаких доказательств.

Считается, что если обвиняемый делает ссылку на обстоятельства, устанавливающие отсутствие противоправности деяния, он не обязан доказывать и их. На прокуроре лежит обязанность доказать и наличие преступления, и наличие виновности. Поэтому он обязан доказать и отсутствие обстоятельств, исключающих ответственность подсудимого.

Но обычно французские авторы подчеркивают большую практическую важность для подсудимого доказывать обстоятельства, его оправдывающие, если он это может сделать. При системе оценки доказательств по внутреннему убеждению судьи и присяжные могут истолковать его молчание и отказ отвечать как доказательство в пользу обвинения.

В силу принципа публичности (официальности) уголовного процесса считается, что судьи могут и должны прийти на помощь обвиняемому в собирании тех доказательств защить^ которые он сам не приводит

Теория французского уголовного процесса провозглашает одним из принципов достижение материальной истины. Этой цели и должна служить принятая в процессе система оценки доказательств. Однако критический анализ судебной практики заставляет прийти к выводу, что проводимая здесь оценка доказательств имеет своей целью не достижение объективной истины, а установление таких «истин», которые желательны в данный момент правительству .