ФЕОДАЛЬНО-ЗАВИСИМЫЕ ЛЮДИ КРЕСТЬЯНЕ

Закон о возврате беглых крестьян вместе с имуществом. Женитьба при крепостном праве

Законодательство XVII в., включая Уложение, рассматривало крестьянина и его имущество (инвентарь, скот, хлеб во всех видах) в неразрывном единстве. Отсюда категорические требования закона о возврате беглых крестьян вместе с имуществом (XI, 1, 3, 9, 10).

Едва ли, однако, правы те историки, которые на данном основании считают, что имущество крестьянина было собственностью помещика.  Приводя свод мнений историков по этому поводу, А. В. Венедиктов усматривает в такой постановке вопроса противоречие основному принципу феодального строя: наделение непосредственного производителя средствами производства и наличие у крестьянина единоличной собственности на орудия производства.  Помимо общей постановки вопроса можно указать и на некоторые особенности его правового решения в самом Уложении.

Закон в одинаковой мере требовал возвращения крестьян с имуществом независимо от того, из каких земель они бежали — частновладельческих или черносошных. Черносошные крестьяне сидели на земле, принадлежавшей государству, но дворы, скот, инвентарь и другое имущество крестьянского двора было собственностью крестьян.

Наконец, поскольку с отменой урочных лет сыск беглых становился бессрочным, возврат беглого с имуществом через большой промежуток времени мог означать, что крестьянин возвращался с имуществом, приобретенным на новом месте, у нового хозяина. Закон не оговаривал, что последний лишался крестьянского имущества в виде санкции за держание беглого (как, например, это оговорено в Уложении относительно ссуды). Имущество и в данном случае принадлежало крестьянину.

В Уложении закреплено право помещика и вотчинника наряду с предъявлением иска к кому-либо о своем беглом крестьянине предъявлять иск и об имуществе (животах) беглого. Если при этом истец не укажет ни состава, ни цены животов, все равно иск об имуществе удовлетворялся (в размере пяти рублей), невзирая на утверждение ответчика, будто беглый крестьянин пришел к нему без животов.

Такие животы назывались «глухими» (XI, 26, 26). Если на суде ответчик отрицал наличие беглых крестьян и их имущества, а затем признавался в их сокрытии при крестоцелова- нии, то все равно он нес наказание — возмещал стоимость крестьянского имущества. Законодатель мотивировал это стремлением покорыстоваться крестьянским имуществом (XI, 29). Во всех указанных случаях закон исходил из понимания неразрывной связи крестьянина с имуществом как исходного условия его производительной деятельности.27 Более того, по той же причине земля фактически принадлежала крестьянину, что влекло за собой закрепление за ним определенного (весьма ограниченного и условного) права владения и пользования ею. Особенно ясно это обстоятельство прослеживается па черносошных землях в перпод развитого феодализма. Крестьяне и крестьяпскпо общины закладывали и продавали земли (с передачей податных обязанностей), выступая нередко в качестве истцов и ответчиков в спорах о земле.

В период после Уложепия эти права все более ограничиваются. В обстановке крепнущих крепостпическпх отношении экономическая связь крестьянского п помещичьего хозяйства получала в правовой сфере выражение в форме растущих правомочий собственника-феодала на совокупный объект собственности — землю и крестьяп с их имуществом.

Отсюда вытекало установление материальной ответственности крестьянина за своего помещика. Когда дворянин за отказ удовлетворить обращенный к нему материальный иск будет поставлен на правеж, Уложение разрешало (если на правеже ответчик в течение месяца не погашал долга) отдать «в истцов иск» его дворы и имущество или погасить иск за счет имущества его людей и крестьян (X, 262).

Точпо так же взыскание иска, обращенного к поручителям, допускалось с их людей и крестьян (X, 122). Закон, следовательно, рассматривал материальное взыскание с имущества крепостных крестьян как санкцию, равную по значению взысканию с самого феодала. Но и в данном случае допущенные законом вторжения феодалов в пределы крестьянской собственности говорят лишь об определенной степени условности, ограниченности собственности крепостного, но не о полном ее отсутствии. Закон не ставил преград крестьянину в сфере его непосредственной производственной деятельности — сельскохозяйственной и связанной с ней промысловой. Поместный и вотчинный крестьянин в дополнение к своему наделу имел право на оброчное держание сенных покосов, бобровых гонов и других угодий.

Неприкосновенность оброчных держаний оговаривалась в законе (XVII, 23). Однако за пределами сельскохозяйственного производства законодатель ограничивал хозяйственную деятельность крестьян. В целях охраны сословных иптересов посадского населения была запрещена крестьянская собственность на посадах (дворы, лавки, соляные промыслы) и связанная с нею торгово-промысловая деятельность крестьян в пределах посадов (XIX, 5, 15).

Торговля крестьян в городах разрешалась только с возов и стругов (XIX, 18). Уложение предусматривало возможные пути проникновения частновладельческих крестьян в посад и пыталось нейтрализовать их.

Даже женитьба беглых крестьян на дочерях посадских людей и на тяглых вдовах не влекла за собой прикрепления их к посадскому тяглу, в то время как женитьба на тяглой посадской вдове вольного человека прикрепляла его к посаду (XIX, 22, 37). В Уложении имеется единственный казус, с которым связан перевод владельческого крестьянина в посад.

Это женитьба его на беглой или подговоренной дочери посадского человека (XIX, 38). Наличие, однако, обратного казуса — возвращения помещику бежавшего в город и женившегося там на посадской дочери или вдове его крестьянина вместе с новой семьей — показывает, что законодатель расценивал обе пормы как санкцию за прием беглых (XIX, 37).

Из сказанного видно, что Уложение пыталось замкнуть и посад, п крестьянство в сословные рамки, ставя преграды проникновению представителей одного сословия в Другое.

Однако такая политика была предпринята исключительно в отношении частновладельческих крестьян в интересах феодалов. Относительно государственных крестьян в Уложении пе содержится прямого запрета их перехода в посад. Государственные крестьяне ймейи и более широкие права хозяйственной деятельности. В этом отношении их положение было ближе к положению посадских людей, нежели помещичьих и вотчинных крестьян. Наряду с посадскими людьми черносошные крестьяне получали право брать на откуп таможни, кабаки и другие статьи государственного дохода. Частновладельческие крестьяне лишались этого права (XVIII, 23).