КРЕПОСТНОЕ ПРАВО В РОССИИ

Холопья челобитная. Отдача крестьянина, женившегося на беглой, господину последней со всем его имуществом

Бурные события конца февраля — марта 1608 г. получили независимо друг от друга отражение в уставной книге Приказа холопьего суда и в летописи Иосифа, но по-разному.

Законодатели времени царствования В. Шуйского отметили две дворянские коллективные челобитные, подача которых становилась делом обычным, не упомянув о другой, дерзкой, исключительной, противозаконной — холопьей. Напротив, Иосиф, внимание которого она привлекла именно своей необычностью, не преминул рассказать о ней в своей летописи. Эта холопья челобит- пая, продемонстрировавшая господствующему классу сплоченность и известную организованность холопов, явилась первой в ряду других холопьих челобитных XVII в., подававшихся ими во время московских восстаний 1648 и 1682 гг. Однако тогда уже не было летописца такой глубины и силы, как Иосиф, и известия об этих выступлениях холопов сохранили иностранцы  .

Закон 9 марта 1608 г., обеспечивавший условия для службы вольных людей и развивавший указ 7 марта 1607 г., явился последней явной антикрепостнической уступкой правительства В. Шуйского. В указе 19 марта 1608 г. интересы беглых старинных холопов сочетались с интересами их новых господ, взявших на них служилые кабалы. Указ же 21 мая 1609 г. знаменовал собой поворот к закрепостительному курсу. Хотя в нем еще пресекались злоупотребления отдельных холоповладельцев, нарушавших предписания указа 1 февраля 1597 г. о пожизненности кабального холопства (статьи 1 и 3), но в двух других его статьях уже обнаруживается тенденция к ликвидации тех уступок холопам, которые были сделаны ранее. Именно 21 мая 1609 г. был «отставлен» указ 19 марта 1608 г., легализовавший побеги старинных холопов, давших на себя кабалы. Статья 2 указа 21 мая 1609 г. была сформулирована теперь лишь в интересах дворян-кабаловладельцев: «А у которых дворян и детей боярских и у всяких людей кабалы иманы на людей, и у тех людей в кабалном холопстве дети поросли, и бегаю- чи от старых своих государей, дали на себя иным кабалы, и тем людем по новым кабалам отказывати, а отда- вати их, сыскиваючи, по старине, старым их государем, у кого они в холопстве родились»  .

Принцип старины, нарушенный 19 марта 1608 г. в отношении владельцев старинных холопов, владевших ими без крепостей, теперь восстанавливался.

Статьей 4 указа 21 мая 1609 г. правительство повело наступление на «добровольную» службу, восстановленную указами 7 марта 1607 г. и 9 марта 1608 г. Те «добровольные» холопы, которые прожили у своих господ лет 5 или больше, закреплялись за ними. Чтобы успокоить «добровольных» холопов, представлявших наиболее активную часть холопства, очень чувствительную к закрепо- стительным мерам, это постановление представлялось как временное: «приказал государь, их отдаватп старым их государем, у кого они живут, до своего государева указу, а о том рекся государь говорить з бояры»  .

«Разговоры» царя с боярами кончились тем, что 12 сентября 1609 г. бояре осуществили полный поворот в сторону усиления закрепощения, вообще ликвидировав указ 9 марта 1607 г. и вернувшись к крепостническим нормам указа 1 февраля 1597 г.: «и бояре все тот прежней приговор 115 году указали отставить, а приговорили: о добровольном холопстве быти той статье по государеву прежнему указу, как уложено и в Судебник приписано блаженные памяти прп государе царе и великом князе Федоре Ивановиче всеа Русин 105-го году»  .

Е. Н. Кушева, обосновывая свое мнение об указе 21 мая 1609 г. как ответе царя В. Шуйского на холопье челобитье, «чтоб не быть рабами», указывала также и на смену руководства Холопьего приказа. Сидевших там в 1608 г. князя И. А. Солнцева, К. Д. Бегичева и дьяка Дорогу Хвицкого сменили к этому времени князь Г. И. Гагарин и дьяки Пешек Жуков и Павел Матюшкин  . Однако эта смена была осуществлена не с тем, чтобы дать холопам «волю», а в связи с поворотом на закрепости- тельный курс. Приговор 12 сентября 1609 г., ликвидировавший указ 7 марта 1607 г. о «добровольном» холопстве, о котором не может быть сомнений, что он являлся уступкой холопам, был дан тем же деятелям Холопьего приказа — князю Г. И. Гагарину и дьякам Пешеку Жукову и Павлу Матюшкипу, тогда как рапее записать указ 7 марта 1607 г. в уставную книгу Холопьего приказа царь велел дьяку Дороге Хвицкому .

Из сказанного следует, что мероприятия правительства В. Шуйского, направленные на то, чтобы предоставить какие-то уступки холопам, совершались до 21 мая 1609 г. Важными вехами на этом пути явились указ 7 марта 1607 г. и законодательство конца февраля — марта 1608 г.

Краткое замечапие В. Н. Татищева в комментарии к статье 88 Судебника 1550 г. о даровании холопам воли при царях Борисе Годунове и Василии Шуйском, как мы показали, оказывается связанным с его комментарием к указу 1601 г. о частичном разрешении выхода крестьянам и с известием о подаче холопами челобитья царю Василию Шуйскому во втором томе «Истории Российской» и восходит, как и два последних известия, к «Истории» Иосифа. Произведенный анализ позволил конкретизировать те мероприятия В. Шуйского, которые могли быть расценены современниками, в том числе и летописцем монахом Иосифом, как представляющие холопам «волю» (амнистии и массовая выдача отпускных, восстановление «добровольного» холопства и обеспечение службы вольных людей, легализация побегов старинных холопов, давших на себя в бегах кабалы).

Итак, в третьей редакции свобго Свода древнерусских законов В. Н. Татищев, располагая к моменту ее составления такими исключительно важпыми для понимания хода закрепощения источниками, как Соборное уложение 9 марта 1607 г. и летопись Иосифа, келейника патриарха Иова, впервые пришел к выводу об издании указа 1592/93 г. о запрещении крестьянского выхода и учреждении писцовых книг юридическим основанием крестьянской крепости, о наличии серьезных колебаний в законодательстве Бориса Годунова по вопросу о крестьянах и холопах, завершившихся изданпем в конце его царствования нового общего закрепостительного указа, вызвавшего новые обострения борьбы в стране, закончившиеся гибелью его династии.

Сравнительное же изучение известий, почерпнутых В. И. Татищевым из летописи Иосифа, со вновь открытой летописью и уставной книгой Приказа холопьего суда обнаружило высокую достоверность ряда сообщаемых Иосифом сведений и довольно точную передачу содержания его летописи своими словами историком XVIII в.

В четвертой, последней, редакции своего Свода законов, составленной в первой половине 1750 г., В. Н. Татищев развивает основные положения, высказапные им в третьей редакции. Состоит четвертая редакция лишь из дополнительных указов к Судебнику начиная с конца царствования Ивана Грозного и кончая Соборным уложением 9 марта 1607 г. (§ 161 — 179). В § 167, комментируя указ 1597 г., В. Н. Татищев по-прежнему считает его плодом законодательной деятельности Бориса Годунова, оттеснившего к этому времени от власти других бояр. Определив в третьей редакции время издания закона о

крестьянском выходе и приблизительное ого содержание В. II. Татищев задается теперь вопросом о причинах, вызвавших эту законодательную меру: «Ниже, § ... показано, что в сем году (1592/9.3 г.— В. Л\) крестьнном переписные книги учинены, но сожалительно, что тот первой указ утратился и причины, для чего крестьяне невольными учине)1ыу неизвестны (курсив мой.— В. К.), а может, и многие древние полезные к сведению законы нехранением утрачены, ибо 10 лет невероятно, чтоб без того миновали» (IIP, VII, стр. 381).

В. Н. Татищев не указал номера параграфа, по нетрудно догадаться, что он имел в виду § 164, прим. в к указу 1597 г. третьей редакции, где он впервые высказал предположение о существовании указа 1592/93 г. На мысль о наличие в несохраннвшемся законе указания на причины его издания В. Н. Татищева могли навести первая вводная фраза указа Бориса Годунова 28 ноября 1601 г. о разрешении выхода, чтобы оградить крестьян «от налога и продаж» и вступление к Соборному уложению 9 марта J(>07 г., где необходимость повторного запрещения мотивирована подробно. В этих сожалениях историка видно еще одно доказательство того, что В. Н. Татищев не создавал вступление к Соборному уложению 9 марта 1007 г. и не редактировал его, ибо у него к тому времени, как показано выше, были своп мнения о причинах закрепощения, по они никак не отразились во вступлении, по поводу которого впоследствии среди историков развернулись столь жаркие споры. Единственная причина ликвидации крестьянского выхода при царе Федоре Ивановиче, указанная во вступлении к Соборному уложению 9 марта 1607 г.— «наговор Бориса Годунова», как видно из изложенного выше, не могла удовлетворить Татищева.

При комментировании указа 1001 г. в четвертой редакции В. II. Татищев, вновь обратившись к «Истории» Иосифа и Соборному уложению 9 марта 1607 г., обосновал более подробно основные положения, высказанные им еще в третьей редакции. Как уже отмечалось, он добавил сообщение об издании этого указа в момент получения известия о появлении в Литве первого самозванца.

В третьей редакции, комментируя постановление указа 1001 г. о разрешении вывозить одному служилому человеку от другого лишь одного или двух крестьян, Татищев в примечании с, помещеппом в копце указа, заметил: «Политическое закона затемнение сего хитраго государя, дабы толковать по своей воле и оправить того, кого хочешь. Но как он хптр ни был и какия мудрости к неправому укреплению себя на престол не употреблял, однако ж божеская мудрость и правосудие перехитрила. Туанус, французский историк, почитает его паче всех таких хищников престола в хитростях превосходным» (ИР, VII, стр. 368). В четвертой редакции в связи с указанием на «затемнение закона» Татищев сделал прямую ссылку на вступление к Соборному уложению — 9 марта 1607 г., позволившее ему сделать следующий вывод: «Сие есть хитрое сего государя затемнение закона, как после царь Василий сказал, что пе могли точно разуметь» (ИР, VII, стр. 385). Соответствующее место во вступлении к Соборному уложению 9 марта 1607 г. четвертой редакции гласит: «царь Борис Федорович, видя в народе волнение велие те книги («101-го (1592/93) году».—В. /Г.), отставил и переход крестьяном дал да не совсем, что судии не знали, како но тому суды вершити» (ИР, VII, стр. 391). В примечании в к Соборному уложению 9 марта 1607 г. Татищев прямо указывает на эту свою ссылку, сделанную при комментировании указа 1601 г.: «Сие я на оной закон, § 170, п. е, напомнил, что весьма внятно (скорее всего описка Татищева, надо — невнятно.— В. К.) сочинено» (ИР, VII, стр. 391).

Эта система прямых взаимных отсылок между комментариями к закону 1601 г. и к Соборному уложению 9 марта 1607 г., как справедливо отметил И. И. Смирнов, свидетельствует о непричастности В. Н. Татищева к составлению или редактированию вступления к последнему48.

Свое понимание причин издания указа 1601 г. В. Н. Татищев наиболее полно изложил в примечании е, помещенном в конце ко всему указу, сославшись на § 169, где оно было высказано ранее: «Ему (Борису Годунову.—В. К.) были причины ко утверждению себя на престоле такие коварства употреблять: 1) выше, п. а. § 169, показано, что сей закон противо его разумения для нри- ласкания токмо вельмож; 2) чтоб тою темнотою вельмож в нерешимые вражды ввести и отнять способ противо его соглашаться; .'$) чтоб состояло в его ноли оной толковать, как он хочет кого оправдать пли обвинить» (ПР, VII, стр. 385).

В. Н. Татищев противоречил самому себе и тексту указа 1601 г., когда полагал, что этот указ был издан Борисом Годуновым одновременно и для «приласкания токмо вельмож», и для того, чтобы их' перессорить между собой, отняв у них возможность объединиться против царя. Обращение к тексту закона 1601 г. показывает, что «вельможи» как раз были исключены из числа лиц, которым разрешался вывоз крестьян. И применение указа па практике привело не к ослаблению вельмож, а напротив, к их усилению, ибо отит, используя выгодную для себя часть указа о невыходе своих крестьян, начали в обход его вывозить крестьян от помещиков. И это обстоятельство отмечал Татищев в третьей редакции, когда писал, что после издания указа 1601 г. «духовпые и вельможи, имеющие множество пустых земель, от малоземельных дворян крестьян к себе перезвали» (ИР, VII, стр. 367). Как видно из обнаруженной нами летописи, применение указов 1601 —1002 гг. на практике породило недовольство, главным образом в среде провинциального служилого люда.

Дело в том, что Татищев в своей оценке указа 1601 г. следовал «Истории» Иосифа не только в § 169, по IT В рассматриваемом обобщенном комментарии, о чем свидетельствует новая прямая ссылка на эту летопись: «Монах Иосиф сказует, что он (Борис Годунов.— В. К.) тому, котораго погубить намерялся, наиболее ласкал и за ве- ликаго приателя почитал, а погубя со слезами лицемерно сожалел и тяжкою клятвою свою невинность утверждал. Колико тайно он людей погубил украдчп, что и доднесь никто не знает, где делись и как украдены» (ИР, VIT, стр. 385).

Ряд новых моментов содержится в четвертой редакции и при комментировании Соборного уложения 9 марта 1607 г. Здесь Татищев определеннее высказался о закрепощающем значении книг, учрежденных царем Федором при запрещении крестьянского выхода. В примечании а к § 176 читаем: «Книги поголовные для платежа дани, видится при нашествии татар учинепы были, а сии яко крепость, о которых § 168 неясно положепо» (ИР, VII, стр. 391).

Отмечая постановление Соборного уложения 1007 г. о возвращении беглых и вывезенных крестьян «до сроку рождества Христова без пожилаго», В. Н. Татищев объяснял это в четвертой редакции прежде всего не- давностыо прикрепления их: «Без пожилаго мню по тому разсуждению, что крестьяне тогда есче к неволе не привыкли; 2-е, что законы о том были смитны. И сие есть мудрое разсужденне» (ИР, VII, стр. 392). В отношении же холопов, он, как отмечалось выше, писал другое. Комментируя указы Бориса Годунова и Василия Шуйского об их «воле», он заключал: «И вкоренившийся обычай неволи применить небезопасно...» Следовательно, Татищев ясно представлял себе разницу во времени и степени закрепощения крестьян и холопов.

Еще в третьей редакции В. Н. Татищев, сравнивая Соборные уложения Василия Шуйского и Алексея Михайловича, обратил в общей форме внимание па использование первого в качестве источника для второго: «при сочинении Уложения печатнаго сей (закон царя В. Шуйского.— В. К.) пред собою имея, да неразсудно нужное и полезное оставили, а другое превратили, чего государь сам разсмотреть внятно за другими делами времени не имел, а Петр Великий о сем законе не ведал. И ныне ежели пожелают о беглых обстоятельной закон сочинить, то сей всех доднесь изданных в разсуждешш не отстает» (IIP, VII, стр. 37.")). Таким образом, В. Н. Татищев высоко оценивал Соборное уложение 9 марта 1007 г., и отдавал ему, в части постановлений о беглых, предпочтение перед Соборным уложением 1049 г.

В примечании а § 173 третьей редакции об отдаче крестьянина, женившегося на беглой, господину последней со всем его имуществом, он указал на заимствование этого постановления Уложения В. Шуйского в Соборном уложенпи 1049 г.: «Р> печатном Уложении положено отдать со всеми детьми точно против сего, по странное включение, что того мужика- пожитков не отдавать, с справедливостью не согласно» (ИР, VII, стр. 37.")).

В четвертой редакции свода законов о широких заимствованиях из Соборного уложения 9 марта 1007 г. в Соборное уложение ММ г. сказано Татищевым совершенно определенно. Здесь читаем: «В печатном Уложении видно, что пз сего закона (В. Шуйского.— /?. К.) сие и другие обстоятельства точно взяты, и детей первой жены отдавать с отцом не велено. Но дивно, для чего в оном пожитки свои мужику брать не велено, что справедливости противно» (ИР, VII, стр. 392).

Отметив точные заимствования Соборного уложения 1649 г. из Соборного уложения 9 марта 1607 г. 13. Н. Татищев указал исследователям путь для доказательства подлинности основного текста последнего. Именно по такому пути пошел В. О. Ключевский, для которого в силу этого обстоятельства подлинность основного текста Уложения В. Шуйского не вызывала никаких сомнений 49. Однако он вслед за Н. М. Карамзиным отказывал в подлинности вступлению к этому Уложению, где дана историческая справка о ходе закрепощения в конце XVI — начале XVII в. Споры по этому вопросу, начавшиеся в XIX в., продолжаются и поныне.

В свое время мною было указано па прямые ссылки в делопроизводстве 90-х годов XVI в. на закон царя Федора о запрещении выхода крестьянам и бобылям и на прямые заимствования в основной текст Уложения В. Шуйского из другого его закона о пятилетнем сроке сыска в крестьянском владении и вывозе. Теперь же мне хотелось бы привести новые доказательства непричастности В. Н. Татищева к составлению или редактированию этого вступления исходя из наблюдений над манерой работы его над комментариями к своему Своду древнерусских законов и их содержания. На одно из них обратил внимание И. И. Смирнов во вводной статье к своей публикации Соборного уложения 9 марта 1607 г. Только он не представлял, что имеет дело не с особым списком его, а с новой, четвертой редакцией свода законов Татищева. Это взаимные прямые отсылки в примечаниях к указу ИНН г. о крестьянском выходе и вступлению к Уложению В. Шуйского, о которых говорилось выше. Другое доказательство можно видеть в сожалениях Татищева по поводу неизвестности прямых причин лишения крестьян права выхода в силу утраты указа 1592/93 г., хотя, как показано выше, на основании косвенных данных Татищев к этому времени составил себе вполне определенное мнение об экономических и политических причинах прикрепления крестьян. Отсутствие даже намека на эти причипы но вступлении свидетельство того, что Татищев рук к нему не прилагал. Но самое главное соображение па этот счет состоит, ио нашему мнению, в том, что представления Татищева о ходе закрепощения, изложенные им в комментариях к своду законов в третьей и четвертой редакциях, когда ему было известно Соборное уложение 9 марта 1607 г., существенным образом расходятся с теми, которые изложены в докладе руководства Поместного приказа Боярской думе в «многосиорном» вступлении к Соборному уложению В. Шуйского. Большое значение для выяснения хода закрепощения в конце XVI — начале XVII в. и установлении достоверности татнщев- ских известий имеет обнаруженная памп современная летопись , к рассмотрению которой мы теперь IT переходим.

Летопись охватывает период с 1598 по 1632 г. Начала се, к сожалению, не сохранилось. Опа содержит исключительно цепные сведения о процессе крестьянского закрепощения, первой Крестьянской войне, иностранной интервенции и освободительной борьбе русского народа. Принадлежит она перу современника, связанного со служилыми людьми запада России. Составление ее можно отнести к пачалу 30-х годов XVII в., скорее всего в районе Белой. Причем ее составитель, помимо собственных воспоминаний, использовал какие-то местные сказания и летописцы, а также устные рассказы и записи служилых людей Вельского и соседних уездов, современников и участников событий.

Летописец отражает интересы провинциального дворянства. Скрупулезно отмечает он все случаи участия «земли», под которой он понимает прежде всего служилых людей, в решении общегосударственных вопросов, все случаи жалования центральной властью провинциальных дворян, будь то при царе Борисе или при первом самозванце. Особенно ярко его классовые позиции выступают при характеристике законодательства Бориса Годунова по крестьянскому вопросу начала XVII в. и оценке восстания И. И. Болотникова, участники которого для него «кровопролитцы», «богоотступники», «царские искоренители».

Обращение летописца к ходу крестьянского закрепощения и к событиям Крестьянской войны начала XVII в. произошло под воздействием развившегося в западных районах России в обстановке Смоленской войны и усилившихся закрепостительных требовании дворянства, кре- стьянско-казацкого движения, грозившего перерасти в новую крестьянскую войну 51.