ДОГОВОР ХРАНЕНИЯ

Договор хранения в Гражданском кодексе РФ

Определение договора хранения, приведенное в ст. 886 ГК, воспроизводит то, которое содержалось в ст. 422 Гражданского кодекса 1964 г. Прежде всего следует подчеркнуть, что это определение выражает реальный характер договора. Основной признак договора выражается в указании на то, что составляющая его существо обязанность "хранить вещь" распространяется на "переданную вещь".

Как и во всех других реальных договорах, здесь действует принцип: нет передачи предмета договора - нет и самого договора. Вместе с тем организации, занимающиеся предпринимательской деятельностью, гораздо реже - граждане и юридические лица, не являющиеся предпринимателями, могут быть заинтересованы в том, чтобы им гарантировалось принятие в будущем на хранение вещей, включая и такие, которые только предстоит привезти или приобрести. С этой целью в ГК (п. 2 ст. 886) выделена возможность применительно к конкретному кругу субъектов - тем, кто отвечает указанным в этой статье признакам "профессионального хранителя", заключать такой договор, который предусматривает обязанность хранителя принять на хранение вещь от поклажедателя в предусмотренный договором срок <*>.

Из сопоставления п. 1 и 2 ст. 886 ГК можно сделать вывод, что правилом является заключение реального договора хранения <**>. И только для ситуации, предусмотренной в п. 2 указанной статьи, допускается использование модели консенсуального договора. Во всех других случаях хранитель и поклажедатель могут установить между собой юридическую связь до передачи вещи на хранение лишь путем заключения предварительного договора: о заключении договора хранения в будущем. К этому последнему будут тогда применяться нормы, содержащиеся в ст. 429 ГК ("Предварительный договор"). Это означает, что в отличие от ситуации, при которой используется консенсуальный договор, для сдачи вещей на хранение при наличии предварительного договора придется все же заключить договор хранения. И тогда, в случае, если хранитель уклонится от заключения договора хранения, поклажедатель сможет воспользоваться принадлежащим ему (п. 5 ст. 429 ГК и п. 4 ст. 445 ГК) правом заявить требование о понуждении заключить договор <***>.

--------------------------------

<*> Поскольку в ст. 422 ГК 1964 г. устанавливалось, что "в договоре хранения между социалистическими организациями может быть также предусмотрена обязанность хранителя принять на хранение имущество, которое будет передано ему другой стороной", очевидно, не совсем точным является указание на то, что консенсуальный договор хранения - "это новый договор для нашего гражданского права" (Гражданское право России. Ч. II. Обязательственное право. Курс лекций / Под ред. О.Н. Садикова. М.: БЕК, 1997. С. 459).

<**> В отличие от кодексов других стран СНГ ГК Кыргызии и Грузии ограничились определением реального договора хранения и соответственно модели консенсуального договора хранения не имеют.

<***> В качестве примера можно указать на предусмотренную Правилами оказания услуг автостоянок возможность заключения исполнителем с потребителем "договора на бронирование мест на автостоянке". Правила (п. 8) прямо называют этот договор "предварительным".

Несмотря на отсутствие на этот счет прямого указания в п. 4 ст. 445 ГК, предметом преддоговорного спора в суде при такой ситуации может быть не просто понуждение заключить договор, но и включение в заключаемый договор хранения определенных, указанных в предварительном договоре условий. Вывод о такой имеющейся у поклажедателя возможности вытекает из п. 3 ст. 428 ГК. Имеется в виду, что этот пункт, требующий включения в предварительный договор условия, которое позволяет установить предмет, а также другие существенные условия основного договора, обеспечивает за ними значение таких же существенных условий и договора предварительного. Без этих условий предварительный договор не может считаться заключенным.

В отличие от ГК 1964 г., с его презумпцией безвозмездности хранения, действующий Кодекс по общему правилу каких бы то ни было общих указаний не закрепляет <*>. И только применительно к некоторым специальным видам хранения на этот счет содержатся определенные нормы. При этом в двух из них необходимость выплатить вознаграждение рассматривается как обязательный признак договоров хранения данного вида. Речь идет о п. 1 ст. 907 ГК, который включил возмездность в само определение соответствующего договора - хранения на товарном складе, и п. 4 ст. 922 ГК, распространяющемся на соответствующие договоры - о предоставлении банком сейфа в пользование без ответственности за содержимое сейфа. Правила о договоре аренды (имеется в виду, что определение этого последнего договора в ст. 606 ГК содержит указание на возмездность соответствующего договора). К этому следует прибавить, что в ряде случаев в ГК соответствующий вопрос регулируется диспозитивной нормой. Так, применительно к договору хранения в гардеробе организаций только предполагается его безвозмездность (п. 1 ст. 924), а применительно к секвестру, напротив, - его возмездность (п. 4 ст. 926 ГК).

--------------------------------

<*> В отличие от ГК РФ в кодексах Грузии и Туркменистана закреплены две разные презумпции: общая - безвозмездности, а для случаев, когда хранение осуществляется в пределах предпринимательской деятельности, напротив, - возмездности.

А.П. Сергеев полагает, что действующий ГК вводит общую презумпцию возмездности хранения, ссылаясь при этом, в частности, на ст. 896, 897 и 924 ГК <*>. Между тем, на наш взгляд, ни одна из названных статей соответствующей цели - закрепить презумпцию возмездности - все же не преследует. Так, ст. 896 ГК посвящена исключительно тому, как следует производить выплату вознаграждения, оставляя открытым вопрос о том, когда же именно указанная обязанность возникает. Статья 897 ГК ограничивается тем, что применительно к специальному вопросу - когда и какие расходы хранителя подлежат возмещению - приводит два решения: одно имеет в виду возмездное, а другое - безвозмездное хранение. Наконец, ст. 924 ГК, как уже отмечалось, действительно презюмирует безвозмездность специального вида хранения (в гардеробах организаций), "если вознаграждение за хранение не оговорено или иным очевидным способом не обусловлено при сдаче вещи на хранение"; вывод о том, что во всех остальных случаях действует презумпция возмездности, можно было бы сделать, лишь используя способ толкования "от противного", который как таковой вообще не является достаточно определенным. Подтверждением правильности этого последнего вывода может служить то, что другой автор, ссылаясь на отдельные статьи ГК, в том числе и на те, которые использовал А.П. Сергеев, приходит к прямо противоположному выводу - о закреплении в Кодексе презумпции безвозмездности <**>.

--------------------------------

<*> Гражданское право. Т. 2. М., 1997. С. 604 и сл.

<**> См.: Суворова С. Договор хранения // Российская юстиция. 1986. N 6. С. 12. См. также: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Части второй (постатейный). М., 1998. С. 481; Гражданское право. Т. II, полутом 2 / Под ред. Е.А. Суханова. М., 2000. С. 73 и др.

: примечание.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (части второй) (под ред. О.Н. Садикова) включен в информационный банк согласно публикации - М.: Юридическая фирма КОНТРАКТ, Издательская группа ИНФРА-М-НОРМА, 1997.

И все же, на наш взгляд, можно утверждать, что в спорном вопросе - о том, какая из двух этих презумпций - возмездности или безвозмездности действительно присуща хранению, правыми следует признать сторонников первой точки зрения. Основаниями для такого вывода служат, однако, не нормы гл. 47, и это следует подчеркнуть, а общие положения ГК о договорах. Речь идет о п. 3 ст. 423 ГК, который закрепляет в виде общего для всего договорного права принцип: гражданско-правовые договоры предполагаются возмездными <*>. Указанная статья одновременно устанавливает границы действия приведенной презумпции: она не применяется, если это вытекает из закона, иных правовых актов, содержания или существа договора. В частности, применительно к хранению это относится прежде всего к тем нормам гл. 47 ГК, которые прямо устанавливают безвозмездность рассматриваемого договора применительно к отдельным видам хранения; при этом не имеет значения, является ли соответствующая норма диспозитивной или императивной.

--------------------------------

<*> В этой связи кажутся справедливыми высказанные А.П. Сергеевым сомнения относительно точки зрения тех, кто рассматривает договор хранения как безвозмездный (см.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть вторая / Под ред. О.Н. Садикова. М., 1996. С. 468 и др.; 3-е изд. М., 1998. С. 481).

: примечание.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (части второй) (под ред. О.Н. Садикова) включен в информационный банк согласно публикации - М.: Юридическая фирма КОНТРАКТ, Издательская группа ИНФРА-М-НОРМА, 1997.

Наиболее спорным был и остается вопрос об отнесении хранения к числу одно- или двусторонних договоров. Иначе говоря, порождает ли этот договор обязательство только у одной из его сторон или у обеих (не только у хранителя, но и у поклажедателя)?

Прежде всего, можно выделить небольшую группу авторов, которые, имея в виду главным образом легальное определение договора хранения, содержавшееся в ГК 1964 г., а теперь и в действующем Кодексе, признают безвозмездный и реальный договор хранения односторонним <*>. Им противостоят те, кто считает договор хранения двусторонним во всех случаях <**>. При этом, за редким исключением, последняя точка зрения опирается на признание существования у поклажедателя определенных обязательств (прежде всего обязанности получить обратно вещь), причем вне зависимости от того, является ли данный договор хранения возмездным или безвозмездным.

--------------------------------

<*> См.: Отдельные виды обязательств. М., 1954. С. 323; Советское гражданское право. Т. 2 / Под ред. В.А. Рясенцева. М., 1965. С. 302; Советское гражданское право. Т. 2 / Под ред. В.Ф. Маслова и А.А. Пушкина. Киев, 1978. С. 329; Советское гражданское право. Т. 2 / Под ред. В.П. Грибанова и С.М. Корнеева. М., 1980. С. 331.

<**> См., например: Советское гражданское право. Т. 2. М.: Юрид. лит., 1970. С. 377; Советское гражданское право. М., 1979. С. 435; Советское гражданское право. Т. 2 / Под ред. С.П. Грибанова и С.М. Корнеева. М., 1980. С. 331.

Под не связанными с выплатой вознаграждения обязанностями поклажедателя подразумевается главным образом необходимость возмещения хранителю вызванных хранением расходов, а также получение сданной на хранение вещи обратно. Так, уже применительно к новому кодексу А.П. Сергеев подчеркивал: "По крайней мере две обязанности, а именно обязанности по возмещению расходов на хранение и по получению сданной на хранение вещи, на поклажедателя возлагаются практически во всех случаях" <*>. По поводу первой из этих обязанностей можно указать прежде всего на то, что она не является встречной по отношению к обязанностям хранителя, хотя именно встречность выражает смысл двусторонности договора. Определенное значение имеет и то, что приведенный аргумент, призванный обосновать двусторонний характер договора хранения, может использоваться для оспаривания отнесения к односторонним любого обычно включаемого в эту группу договора. Так, например, мнение об односторонности договора дарения (если не считать введенную в действующий ГК модель консенсуального договора дарения) разделяется, по сути дела, всеми, кто занимался установлением правовой природы указанного договора. И это притом, что в силу ст. 580 ГК на дарителя все же возлагается обязанность возмещать одаряемому вред, причиненный его жизни, здоровью или имуществу недостатками подаренной вещи.

--------------------------------

<*> Гражданское право. Ч. 2. С. 605.

Ссылка на эту обязанность в подтверждение двусторонней природы хранения получила широкое развитие. Примером может служить следующее утверждение: "Эта сторона (имеется в виду поклажедатель. - М.Б.) несет определенную обязанность, которая заключается в том, что она обязана принять хранимое имущество в определенный... установленный срок" (Советское гражданское право. М.: Высшая школа, 1985. С. 330). Ссылки даже на одно это обстоятельство в подтверждение двусторонности договора хранения см.: Советское гражданское право. Т. 2. М., 1972. С. 333; Гражданское право. Т. 2. М., 1976. С. 377; Советское гражданское право. Т. 2 / Под ред. В.А. Рясенцева. М., 1976. С. 331; Советское право / Под ред. Я.А. Куника и В.А. Язева. М., 1978. С. 320; Лаасик Э. Советское гражданское право. Особенная часть. Таллин, 1980. С. 366; Советское гражданское право. Т. 2. М.: Высшая школа, 1988. С. 330. Признание двустороннего характера договора хранения без аргументации содержится в работах: Советское гражданское право. Т. 2. М., 1976. С. 331; Тархов В.А. Советское гражданское право. Саратов, 1979. С. 366; Советское гражданское право. Т. 2 / Под ред. О.А. Красавчикова. М., 1985. С. 330.

Что же касается обязанности получить обратно свою вещь, то следует, на наш взгляд, присоединиться к выводу Л.А. Антоновой, полагавшей, что в реальном и безвозмездном договоре хранения "сторона, сдавшая на хранение вещь, также может нести определенные обязанности: взять вещь в указанный срок, возместить расходы или убытки, причиненные вредными свойствами вещи, но эти обязанности не являются основными и встречными" <*>.

--------------------------------

<*> Советское гражданское право. М., 1965. С. 302. Это же обстоятельство подчеркнуто и в другой работе автора (Антонова Л.А. Основные вопросы обязательства хранения в судебной практике по делам, связанным с охраной социалистической собственности // Социалистическая законность. 1972. N 6. С. 43). Такую же позицию занимает и другой автор: Суворова С. Договор хранения // Российская юстиция. 1998. N 6. С. 12. Оспаривая содержавшееся в комментарии к ч. 2 ГК (М., 1996. С. 195) положение об одностороннем характере безвозмездного хранения, она ссылается на существование у поклажедателя обязанности взять свою вещь обратно.

В литературе получила определенное распространение и промежуточная точка зрения. Она сводится к тому, что безвозмездное хранение действительно строится по модели одностороннего договора. Однако при определенных обстоятельствах этот договор трансформируется в двусторонний (взаимный). В частности, по мнению О.С. Иоффе, "даже такой договор хранения, который был первоначально заключен как односторонний, может впоследствии в силу различных причин приобрести черты взаимного договора. Так, приняв имущество для безвозмездного хранения, хранитель приобретает право на возмещение ущерба, возникшего по вине поклажедателя" <*>.

--------------------------------

<*> Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 492.

Аналогичную позицию заняла и В.Ф. Яковлева. Имея в виду уже иную обязанность поклажедателя - возместить издержки, она полагает: "Реальный безвозмездный договор - односторонний, так как хранитель в этом договоре несет только обязанности, а поклажедатель имеет только права. Однако договор хранения, заключенный как односторонний, может в силу определенных причин приобрести черты взаимного договора. Так, если при безвозмездном хранении хранитель понес расходы, необходимые для сохранения имущества, то поклажедатель обязан эти расходы возместить" <*>.

--------------------------------

<*> Советское гражданское право. Л.: ЛГУ, 1971. С. 337. См. также: Иоффе О.С. Советское гражданское право. Отдельные виды обязательств. Курс лекций. С. 215. Эту позицию разделял и Е.В. Кулагин (Гражданское право. Т. 2. М., 1993. С. 361).

Приведенные взгляды вызывают, как нам кажется, определенные сомнения. Это связано прежде всего с тем, что односторонность или двусторонность непосредственно отражает особенности содержания договора непосредственно как такового. А оно-то как раз и определяется именно на момент заключения договора и только во вторую очередь - на время исполнения.

К этому следует добавить, что, как видно и из приведенных его положений, сам О.С. Иоффе употреблял для обозначения особенностей двусторонних договоров с полным основанием иной термин - "взаимность". При этом смысл последнего он усматривал в том, что "по общему правилу оба контрагента должны выполнить свои обязанности одновременно и, следовательно, каждая сторона вправе отказывать в исполнении другой стороне, пока не последует встречное удовлетворение" <*>. Возмещение убытков, как представляется, находится за пределами понятий и "взаимности", и "встречности" <**>.

--------------------------------

<*> Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 34.

<**> Спорным является тот же вопрос - о критериях разграничения одно- и двусторонних договоров, в том числе хранения, в литературе и других стран. Примером может служить Франция. В этой связи стоит сопоставить взгляды Евгения Годэмэ и Р. Саватье. Первый из авторов обратил внимание на то, что между этими двумя категориями - односторонние и двусторонние договоры - "хотели ввести еще некоторую промежуточную. Бывают договоры, которые при их заключении обязывают только одну из сторон; но положение, создаваемое договором, таково, что последующее событие может обязать другую сторону. Так, в момент, когда заключается договор поклажи, возникает обязательство только на одной стороне - поклажепринимателя... Но предположим, что поклажеприниматель... произведет затраты на поддержание вещи; другая сторона обязана возместить эти затраты. Таким образом, одно обязательство - первоначальное, возникающее из договора, другое - взаимное, возникающее позднее из случайного факта. Эти договоры, в принципе односторонние, но которые могут ex post facto (в дальнейшем) уподобиться синаллагматическим договорам путем возникновения другого взаимного обязательства, иногда обозначались как неполные синаллагматические. В действительности это односторонние договоры; ибо сами по себе они устанавливают только одно обязательство, обязательство встречное возникает позднее из внедоговорного источника" (Годэмэ Евгений. Указ. соч. С. 31). Сторонник прямо противоположной точки зрения, Р. Саватье, утверждал иное: "Если после заключения одностороннего договора обещания продажи покупатель делает свой выбор, это обещание превращается в завершенный акт продажи, и договор становится двусторонним. Одна из сторон обязана уплатить цену, другая - передать проданную вещь. Сторона - должник по одному из этих требований - является вместе с тем кредитором по другому. Правда, обязательство передать право собственности на вещь часто считается выполненным немедленно по заключении договора... Это не препятствует, однако, тому, что существует по меньшей мере одно мгновение, в течение которого договор является двусторонним до того, как он снова становится односторонним, когда покупатель остается должником по уплате цены. Из этого примера видно, что различие между односторонним и двусторонним договорами выражает часто хронологическую последовательность событий, а не различие в самой природе явлений. В одном и том же договоре его синаллагматическая фаза сменяется затем фазой односторонней, а потом снова односторонняя фаза сменяется синаллагматической" (Саватье Р. Теория обязательств. М., 1972. С. 218).

Для полноты освещения вопроса есть основания обратиться к более общей проблеме - так называемым кредиторским обязанностям, в частности к одной из них - обязанности принять исполнение. Интерес в данном случае связан с признанием значения существования указанной обязанности для деления договоров на одно- и двусторонние (взаимные). Одним из первых в нашей литературе обратил внимание на значение специфики кредиторских обязанностей М.М. Агарков. В этой связи он указывал на то, что "содержание обязанности кредитора (по основному обязательству) принять исполнение заключается не в том, чтобы отменять что-то на исполнение со стороны должника (по основному обязательству), а лишь в том, чтобы обеспечить должнику возможность исполнить обязательство, и притом без таких тягот, расходов и убытков, которые не вытекают из содержания его обязанностей. Поэтому обязанность стороны в двустороннем договоре принять исполнение другой стороны, например обязанность покупателя принять от кредитора купленное имущество, отнюдь не является правовой формой обмена" <*>.

--------------------------------

<*> Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М.: Юриздат, 1940. С. 67.

С тех же по сути позиций решительно отвергал возможность признать обязанность по принятию исполнения признаком двустороннего договора В.К. Райхер. Имея в виду именно эту кредиторскую обязанность - "обязанность принять правильно предложенное исполнение обязательства", он писал: "Ее нельзя, однако, рассматривать как встречную обязанность кредитора, подобную той, которая существует в двусторонних договорах у обоих контрагентов. Встречную обязанность, которую каждая сторона несет не в качестве кредитора, а в качестве должника. В отличие от этого обязанность принять исполнение (как и обязанность содействовать должнику в исполнении) обязательства есть именно кредиторская, а не "дебиторская" обязанность... Действительно встречной обязанностью является лишь такая, которая носит характер "встречного удовлетворения" для другой стороны, в этом смысле характер "взаимности" (см. ст. 139 ГК РСФСР). Но принятие кредитором исполнения (как и содействие в его исполнении) обязательства не является для должника встречным удовлетворением" <*>. Сходные положения были высказаны и О.Н. Садиковым в его кандидатской диссертации <**>.

--------------------------------

<*> Райхер В.К. Новая роль кредитора в советском социалистическом праве. Очерки по гражданскому праву. Л.: ЛГУ, 1957. С. 117 - 118.

<**> См.: Садиков О.Н. Участие кредитора в исполнении обязательства между государственными предприятиями: Автореф. канд. дис. М., 1953.

Таким образом, оказывается, что обязанности возместить причиненные убытки и принять предложенное исполнение, как и все другие такие же кредиторские обязанности поклажедателя, не исключают одностороннего характера безвозмездного и реального по своей природе договора хранения.

Следует, очевидно, разделить позицию тех, кто полагает, что двусторонним можно признать лишь такой договор хранения, который является возмездным. По этому поводу необходимо прежде всего отметить, что в принципе возмездный договор может быть и односторонним. Именно таков договор займа с обязательством выплатить проценты. Однако различие между займом и хранением применительно к поставленному вопросу - об их односторонности или двусторонности - состоит в том, что при займе обязанность платить вознаграждение лежит на стороне, которая и без того является обязанной: именно она должна возвратить полученную сумму. Таким образом, в рассматриваемой ситуации все дело лишь в том, чтобы установить, надлежит ли должнику платить указанную сумму с процентами или без них. В то же время вторая сторона - займодавец в обоих случаях никаких обязанностей не несет. И при возмездном, и при безвозмездном договоре эта сторона обладает только правами. Иное дело - договор хранения. Речь в таком случае идет о том, что при возмездном хранении оказывать услуги должна одна сторона (хранитель), в то время как обязанность платить вознаграждение возлагается на другую (поклажедателя). Именно это дает основание считать возмездный договор двусторонним.

Ряд авторов относит к числу двусторонних и консенсуальные договоры хранения <*>. По этому поводу можно отметить, что п. 2 ст. 886 ГК выделяет применительно к консенсуальному договору хранения только обязанность хранителя. Однако с учетом п. 1 ст. 888 ГК, возлагающего на поклажедателя, который при консенсуальном договоре не передал вещь на хранение в предусмотренный договором срок, обязанность возместить убытки, а равно п. 2 той же статьи, освобождающего хранителя при отсутствии иного указания в договоре от необходимости принять все же вещь на хранение в случае, когда она в обусловленный срок не будет передана поклажедателем, есть основания сделать вывод, что в подобных случаях речь действительно идет о взаимных, встречных обязанностях сторон.

--------------------------------

<*> О двустороннем характере возмездного и консенсуального договора см.: Советское гражданское право. М., 1973. С. 435; Отдельные виды обязательств. С. 323; Советское гражданское право. М., 1965. С. 302; Советское гражданское право. М., 1979. С. 831; Советское гражданское право. М., 1971. С. 301; Советское гражданское право. Т. 2. Киiв: Вища школа, 1978. С. 329 и др.

Все же рассматриваемая обязанность поклажедателя обладает определенными особенностями. Первая из них состоит в том, что при ее нарушении ни при каких условиях нельзя понудить должника исполнить свое обязательство в натуре. Отмеченная особенность договора хранения (как, впрочем, и некоторые другие) иногда рассматривается как установленная именно в интересах поклажедателя. Соответственно отмечается, что, "поскольку основной целью договора хранения является обеспечение интересов поклажедателя, последний вправе односторонне отказаться от исполнения договора, т.е. не передать вещь на хранение" <*>. Между тем всякий раз, когда законодатель предоставляет стороне право собственной волей расторгнуть договор, как равно и называет обстоятельства, при которых сторона освобождается от ответственности, речь идет исключительно о защите интересов указанной стороны. В этом смысле ситуация, складывающаяся при договоре хранения, ничем не отличается.

--------------------------------

<*> Гражданское право России. Часть вторая. Обязательственное право / Под ред. О.Н. Садикова. С. 460 и 466.

Что же касается выделения хранения как договора, целью которого является обеспечение интересов одной из сторон, то, как нам кажется, подобная ситуация все же связана не со спецификой того или иного типа договора, а исключительно с его признаками, установленными при генеральной классификации договоров. Любой договор, связанный с передачей вещей, выполнением работ или оказанием услуг, может рассматриваться как защищающий интересы только одной стороны лишь при том непременном условии, если отношения сторон носят безвозмездный характер. И напротив, любой возмездный договор потому и является таковым, что он предполагает встречное удовлетворение. При этом встречное удовлетворение приобретает значение именно потому, что стремление к его получению выражает интересы каждой из сторон. Безвозмездное хранение, как и дарение, безвозмездное пользование вещью, безвозмездное вручение транспортной организацией билетов лицам, наделенным правом на бесплатный проезд (во исполнение ее носящей публичный характер обязанности), - эти и все подобные им безвозмездные договоры имеют целью защитить интересы одного из контрагентов. Иное дело - возмездное хранение. Нет сомнений в том, что, например, все виды специального хранения - от хранения на товарном складе и до хранения вещей в камере хранения на вокзале - составляют часть предпринимательской деятельности хранителя, которая как таковая не может не быть рассчитана на получение прибыли (ст. 2 ГК). Стремясь получить вознаграждение, хранитель, естественно, действует в своем интересе.

Невозможность требовать исполнения обязательства в натуре от поклажедателя связана в действительности с особенностями договора о возмездном оказании любых услуг. В таком договоре нельзя понудить контрагента принять услугу. При этом не имеет значения, идет ли речь об услугах массажиста или парикмахера, транспортной организации или учителя и т.п. Единственный способ обеспечить исполнение обязательства той из сторон, которая обращается за услугами, - предоставление контрагенту права требовать возмещения убытков, т.е. суррогата исполнения.

Что же касается возможности при определенных условиях, предусмотренных в законе, освободить поклажедателя от ответственности за нарушение обязанности передать вещь на хранение, то норма, о которой идет речь (п. 1 ст. 888 ГК), имеет, очевидно, своим основанием один из способов распределения рисков неоказания услуг между контрагентами, которые учитывает каждая из сторон, заключая такой договор.

Квалификация договора хранения. Из всех объектов гражданского права договор хранения может быть заключен только в отношении вещей, т.е. предметов материального мира. При этом оборотоспособность конкретного вида вещей не имеет значения, поскольку нет таких вещей, которые не могли бы по этому признаку стать предметом рассматриваемого договора. В последнем проявляется специфика соответствующей услуги - хранения, которая в конечном счете направлена на то, чтобы предупредить возможность утраты, пропажи или повреждения вещи, т.е. всего того, что может иметь значение в такой же мере и для изъятых из оборота вещей, например древних рукописей.

Вместе с тем, как вытекает из п. 2 ст. 1 ГК, на уровне федерального закона может быть ограничено в той мере, в какой это необходимо для защиты указанных в этом пункте благ, наряду с другими право сдачи определенных вещей на хранение. Это имеет место в случаях, предусмотренных законом, в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

Среди различных вещей, которые могут стать предметом хранения, выделяются и такие, как документы и ценные бумаги. Так, одной из осуществляемых банками операций является "хранение платежных документов и ценных бумаг" <*>. Хранение документов входит в состав оказываемых нотариусами услуг в соответствии со ст. 97 и 98 Основ законодательства о нотариате. В виде общего правила такое хранение осуществляется ими с описью передаваемых документов. Однако возможно принятие документов на хранение и без описи с выдачей лицу, сдавшему их, свидетельства, которое им возвращается при получении документов обратно. В последнем случае документы должны быть надлежащим образом упакованы. Речь идет о сдаче вещей "за узлом". Имеется в виду, что пакет документов скрепляется печатью нотариуса, а также подписями его и лица, сдавшего документы. В данном случае ответственность наступает только за сохранность упаковки.

--------------------------------

<*> Ст. 6 Закона "О банках и банковской деятельности". См.: Ведомости РФ. 1993. N 10. Ст. 357.

Хранению ценных бумаг посвящены, в частности, Указы Президента РФ от 3 июля 1995 г. "О мерах по формированию общероссийской телекоммуникационной системы и обеспечению прав собственников при хранении ценных бумаг и расчетах на фондовом рынке РФ" <1> и от 16 сентября 1997 г. "Об обеспечении прав инвесторов и акционеров на ценные бумаги в РФ" <2>, Постановление Правительства РФ от 10 июля 1998 г. "О мерах по созданию национальной депозитарной системы" <3> и утвержденное Постановлением Правительства РФ от 16 марта 1999 г. Положение о предоставлении Центральным депозитарием - Центральным фондом хранения и обработки информации фондового рынка документов, подтверждающих права на ценные бумаги, которые находятся на хранении либо права на которые учитываются в национальной депозитарной системе <4>.

--------------------------------

<1> Собрание законодательства РФ. 1995. N 28. Ст. 2639.

<2> Собрание законодательства РФ. 1997. N 38. Ст. 4356.

<3> Собрание законодательства РФ. 1998. N 29. Ст. 3556.

<4> Собрание законодательства РФ. 1999. N 13. Ст. 1597.

Предметами передачи на хранение могут служить вещи, индивидуально определенные, а в ряде случаев и обладающие родовыми признаками.

Деньги могут передаваться на сбережение прежде всего в режиме индивидуально определенных вещей. Имеются в виду обладающие такими признаками монеты или банкноты (например, те из них, которые имеют историческую ценность, либо, наоборот, банкноты со следами пальцев преступника). Складывающиеся при этом отношения представляют собой обычный договор хранения. Для сохранения денег в других случаях используется главным образом договор займа. Однако при этом договоре тот, кто передает деньги и ожидает их возврата, несет определенный риск, связанный, в частности, с финансовыми возможностями лица, получившего деньги, на момент, когда наступит обязанность их возврата. Для того чтобы избежать таких последствий, можно осуществить хранение денег в виде передачи "за узлом". Имеется в виду предоставление для хранения денег, а равно различного рода иных ценностей, индивидуального сейфа, ячейки сейфа и изолированного помещения банком либо индивидуального сейфа гостиницей (ст. 922 и 925 ГК). В указанных случаях поклажедатель принимает на себя негативные последствия, связанные с выпадением принадлежащих ему денег из оборота (он теряет возможность получить проценты на переданные взаймы деньги, использовать их в качестве инвестиций и т.п.), но взамен гарантирует себя от риска, связанного с банкротством контрагента: банка или иной кредитной организации.

Действующий Гражданский кодекс, как и ГК 1964 г., не содержит прямого указания относительно возможности передачи на хранение не только движимых, но и недвижимых вещей. Единственное упоминание на этот счет можно найти в п. 3 ст. 926 ГК, который для одного вида хранения - секвестра допускает использование в качестве его предмета в равной мере также и недвижимых вещей. Наличие указанной нормы, явно носящей исключительный характер, служит обычно основанием для признания того, что во всех случаях, кроме секвестра, принятие на хранение недвижимости недопустимо <*>. При этом мотивы, по которым недвижимость исключается из предметов хранения, высказывались и высказываются разные.

--------------------------------

<*> З.И. Цыбуленко был одним из немногих выступающих за признание допустимым хранение недвижимости (см.: Цыбуленко З.И. Обязательства хранения в советском гражданском праве. Саратов, 1980. С. 12). При этом он сослался на сохранившую свое действие ст. 556 Гражданского кодекса РСФСР, которая была посвящена "назначению хранителя или опекуна наследуемого имущества". На наш взгляд, все же смысл указанной статьи в значительной мере определяется указанием обстоятельств, при которых возникает потребность в соответствующих действиях со стороны нотариуса. В ст. 556 ГК 1964 г. действительно идет речь о необходимости передать на хранение "жилой дом и т.п.", но ее возникновение связывается с "наличием в составе наследства имущества, требующего управления". А "управление" не может свестись к хранению, предполагая, в частности, также наделение соответствующего лица и правомочием распоряжения. Кроме того, в силу той же ст. 556 ГК 1964 г. в местностях, где нет нотариусов, должны были назначаться соответствующими органами опекуны над этим имуществом. Между тем опекун не может быть приравнен к хранителю.

В дореволюционном законодательстве России отсутствовало указание на то, что предметом договора хранения может быть только движимость. Но это обстоятельство не препятствовало тому, что в литературе единодушно исключалась возможность передавать на хранение недвижимость. Необходимость такого ограничения Д.И. Мейер объяснял тем, что "поклажа по самой цели своей может касаться только имущества движимого, ибо только это имущество нуждается в таком охранении, что нужно дать ему помещение... при поклаже имущество находится в руках поклажедателя и нет между ним и отдавателем имущества никаких личных отношений" <*>.

--------------------------------

<*> Мейер Д.И. Указ. соч. С. 631.

Сходную точку зрения высказывал и Г.Ф. Шершеневич. Возражая тем, кто полагал, будто исключение недвижимости из предметов хранения (поклажи) объясняется отсутствием необходимости в этом, он подчеркивал, что "в отношении недвижимости предоставление помещений является излишним и сохранение их ограничивается только личным наблюдением за ними, другими словами, хранение недвижимости создает только личный наем, а не поклажу" <*>. Автор имел в виду под личным наймом признаваемый им одним из видов личного найма договор охраны.

--------------------------------

<*> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 624.

Интересно отметить, что Г. Дернбург оспаривал взгляды Г. Виндшайда, который ограничивал хранение только движимыми вещами. Сам Г. Дернбург считал возможным хранение недвижимости, приведя, правда, лишь один пример - секвестр. Г. Виндшайд в обоснование своей точки зрения (возможность принятия на хранение только движимости) указывал на то, что этот договор предполагает предоставление известного помещения (см.: Дернбург Г. Указ. соч. С. 296).

В послереволюционной литературе, даже и до того, как ГК (имеется в виду Кодекс 1964 г.) впервые включил в свой корпус регулирование отношений по хранению, подчеркивалось все то же ограничение. Весьма четко это выразил З.И. Шкундин, обратив внимание на то, что "предмет договора хранения, кроме индивидуальных признаков, должен обладать такими физическими свойствами, которые делают возможным его сохранение в помещении хранителя или на территории, находящейся в его распоряжении. Поэтому не могут быть объектом хранения предметы, неотделимые от земли: здания, сооружения, сады и т.п. (так называемые недвижимости)" <*>. На это же обстоятельство обращал внимание и К.А. Граве <**>. Наконец, уже после принятия ГК 1964 г. О.С. Иоффе указывал с учетом норм соответствующей главы Кодекса на то, что "объекты хранения передаются во владение хранителя и переносятся в его хозяйственную сферу. Если физические свойства объекта исключают такой перенос, то и хранение становится невозможным. Не может быть, например, объектом договора хранения жилой дом" <***>.

--------------------------------

<*> Гражданское право. Т. 2. М., 1944. С. 107.

<**> "Не могут являться объектом рассматриваемого договора вещи... которые не могут быть перемещены с места на место, внесены и размещены в помещении или на ограниченной территории, находящихся в ведении хранителя (например, здания, строения или какие-нибудь установки, неотделимые от земли, всякого рода сооружения: мосты и т.п.). Они могут быть лишь объектами, подлежащими охране в силу договора подряда или в силу трудового договора" (Отдельные виды обязательств. М., 1954. С. 325 - 326. Автор - К.А. Граве).

<***> Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 495.

Единодушно поддерживается та же идея и теперь, после принятия нового Кодекса. В подтверждение можно сослаться на содержащиеся в работах последних лет утверждения: "Хотя данное правило не установлено ГК, но согласно традициям континентального и, в частности, российского права объектом хранения следует признавать именно движимую вещь" <*>; "на хранение передается, как правило, лишь движимое имущество, а сторожевая охрана осуществляется в отношении объектов недвижимости или физических лиц" <**>; "хотя ГК из предметов хранения не исключает недвижимое имущество, нужно полагать, что недвижимости не могут быть предметом хранения, так как они не передаются во владение хранителю. Исключение составляет секвестр" <***>.

--------------------------------

<*> Гражданское право. Т. II, полутом 2 / Под ред. Е.А. Суханова. С. 74.

<**> Гражданское право: Учебник. Ч. 2 / Под ред. Е.А. Сергеева и Ю.К. Толстого. СПб., 1996. С. 606.

<***> Гражданское право России. Ч. II. Обязательственное право. С. 462 (автор - М.Г. Масевич).

Таким образом, нетрудно проследить единую в конечном счете линию законодательства и литературы в решении соответствующего вопроса. Если к этому добавить явно прослеживаемую тенденцию в догме и доктринах других стран, придется выразить сомнение в правильности утверждения: "Высказывавшееся иногда мнение, будто бы предметом этого договора (имеется в виду хранение. - М.Б.) не могут быть строения, представляется основанным на недоразумении" <*>.

--------------------------------

<*> Тархов В.А. Указ. соч. С. 152.

В дореволюционной литературе усиленно дискутировался вопрос о возможности заключения договоров хранения "одушевленных предметов". Речь шла главным образом о скоте и пчелах. При этом в ряде вынесенных решений Сенат признавал, что такие договоры не могут рассматриваться как хранение (применительно, в частности, к скоту это было признано в деле N 1577 за 1873 г., к пчелам - в деле N 602 за 1873 г. и N 75 за 1898 г.) <*>. Указанная линия в сенатской практике получила в большинстве своем негативный отклик в литературе. Так, поддерживая в этом вопросе позицию К.П. Змирлова и Г.Ф. Шершеневича, К.Н. Анненков писал: "За возможные предметы у нас этого договора (хранения. - М.Б.) следует признавать всякие движимые вещи... и в числе их одинаково, как вещи неодушевленные, так и одушевленные, как, например, скот, птица, пчелы и другие, и последние, несмотря на то, что для их сохранения необходимо не только их собственно сбережение, но и уход за ними и прокормление, но потому, что необходимые для этого издержки должен предоставить их поклажедатель, подобно тому, как на эти вещи, так и на возможные предметы поклажи указывается в некоторых законодательствах иностранных" <**>.

--------------------------------

<*> См.: Законы гражданские с разъяснениями Правительствующего сената и комментариями / Составил И.М. Тютрюмов. СПб., 1911. С. 1240.

<**> Анненков К.Н. Система русского гражданского права. Т. IV. Отдельные виды обязательств. СПб., 1904. С. 379 - 380.

Можно отметить, что и в послереволюционной судебной практике, а затем и в литературе поднимался аналогичный вопрос. Так, еще в период действия ГК 1964 г. в одном из дел суд признал, что договор о передаче коровы на зимнее содержание является подрядом, а не хранением. Это решение было прокомментировано Л.А. Антоновой, которая согласилась с ним <*>.

--------------------------------

<*> См.: Антонова Л.А. Основные вопросы обязательства хранения в судебной практике // Социалистическая законность. 1972. N 11.

Уже после принятия нового ГК близкую позицию заняла М.Г. Масевич, полагающая, что "такое соглашение чаще всего будет договором об оказании услуг (гл. 39). Этот вывод можно подтвердить сравнением формулировок ГК, которые относятся к находке и безнадзорным животным. В отношении находки ст. 227, 229 предусматривают нахождение ее на хранении, а в отношении безнадзорных животных (ст. 230, 232) - нахождение их на содержании или на содержании и в пользовании" <*>.

--------------------------------

<*> Гражданское право России. Часть вторая. Обязательственное право. С. 463.

Позиция автора представляется все же спорной.

Прежде всего, есть возможность сослаться на высказанное К.Н. Анненковым (см. выше) сомнение по поводу, в сущности, аналогичных мотивов, приведенных в решениях Сената. Имеется, в частности, в виду необоснованность противопоставления хранению необходимости у стороны осуществлять "уход", "содержание", "прокормление". Эти соображения сохраняют свое значение и в наше время. В подтверждение можно сослаться на ст. 891 ГК. В ее п. 1 предусмотрена необходимость для хранителя "предпринять все предусмотренные договором хранения меры для того, чтобы обеспечить сохранность переданной на хранение вещи". Эта же статья, требующая от хранителя принятия и других мер для "сохранения вещи", при отсутствии в договоре условий о таких мерах или неполноте таких условий, притом обязательных (в соответствии с п. 2 к числу необходимых для хранения мер "во всяком случае" названы "противопожарные, санитарные, охранные и т.п.), предполагает также переход за пределы легального определения договора. Естественно, что для "одухотворенной вещи" это будет прежде всего "содержание". Что же касается права "пользования", то, хотя наделение хранителя соответствующим правом Кодексом не предполагается, оно и не исключено (ст. 892 ГК). Это же относится и к сохранению хранителем у себя "плодов и доходов" (ст. 900 ГК). Хотя действующий ГК подобно Кодексу 1964 г. использовал по сути дела два разных термина (для "находки" и "задержания безнадзорного скота"): в первом случае - "хранение", а во втором - "содержание и пользование" <*>, можно утверждать, что обе ситуации в равной мере укладываются в рамки отношений по хранению.

--------------------------------

<*> В ГК 1964 г. это были соответственно ст. 145 ("Хранение найденных вещей") и ст. 147 ("Передача безнадзорного скота").

По этой причине, как справедливо указывал О.С. Иоффе, имея в виду отношения, возникающие в связи не только с находкой, но и с пригульным скотом, те и другие отношения являются гражданско-правовыми и соответственно к ним должны применяться нормы договора хранения <*>.

--------------------------------

<*> См.: Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 493. См. также: Советское гражданское право. Т. 2. Киiв: Вища школа, 1978. С. 395; Советское гражданское право. Ч. 2. Л., 1982. С. 277; Гражданское право. Т. 2. М.: БЕК, 1963. С. 363 и др. Среди работ, изданных после принятия ГК, можно указать: Гражданское право. Учебник. Ч. 2. М., 1997. С. 609.

В подтверждение того, что включение в состав предмета хранения "одушевленных вещей" не противоречит природе соответствующей конструкции, можно привести и некоторые другие соображения. Так, в ст. 137 ("Животные"), составляющей одну из новелл ГК, установлено, что "к животным применяются общие правила об имуществе постольку, поскольку законом или иными правовыми актами не предусмотрено иное". Поэтому использованный в свое время Сенатом для исключения "вещей одушевленных", и прежде всего животных, аргумент, сводившийся к тому, что ст. 2100 Свода допускает хранение только "вещей, денег и активов, не упоминая о животных", применительно к современному законодательству утрачивает свое значение. Более того, ст. 137 ГК позволяет сделать прямо противоположный вывод: одушевленные предметы исключаются из числа возможных предметов хранения только при наличии специальных на этот счет указаний в законе или ином правовом акте. Соответствующие указания действительно имеются. Так, в силу ст. 91 Транспортного устава железных дорог "предметы и вещества, перечень которых предусмотрен правилами оказания услуг... хранению на железнодорожном транспорте не подлежат". В развитие этой нормы утвержденные Правительством Правила оказания услуг по перевозке пассажиров, а также грузов, багажа и грузобагажа для личных (бытовых) нужд на федеральном железнодорожном транспорте (далее по тексту - Правила) запрещают "хранение животных и птиц, огнестрельного оружия, зловонных, огнеопасных, отравляющих, легковоспламеняющихся, взрывчатых и других опасных веществ, а также вещей, которые могут загрязнить или повредить вещи других пассажиров".

Нет сомнений в том, что приведенная норма не только не исключает, но, напротив, подтверждает, что все те вещи, которые перечислены в Правилах, а тем самым и животные (за пределами исключительных норм типа тех, которые содержатся в Правилах), могут в действительности стать предметом хранения.

Отмеченные обстоятельства отнюдь не исключают того, что при хранении одушевленных предметов хранитель в подобных случаях непременно принимает на себя обязанность не только "сохранить", но и "содержать" предмет договора. Однако такая ситуация не является исключительной. Один из примеров (из числа указанных в Правилах вещей) - скоропортящиеся товары. Их хранение в холодильнике, безусловно, предполагает обязанность хранителя соблюдать необходимый температурный режим, производить переборку и т.п.

Наряду с индивидуально-определенными вещами предметом хранения могут быть и вещи, определенные родовыми признаками. Речь идет об особом виде хранения - с обезличением вещей. Присвоенное ему еще в римском праве название "иррегулярный" сразу же подчеркнуло "неправильность", "необычность" вещей.

Иррегулярному хранению посвящена ст. 890 ГК ("Хранение вещей с обезличением"), которая усматривает его смысл в том, что принятые на хранение вещи одного поклажедателя смешиваются с вещами того же рода и качества, принадлежащими другим поклажедателям (речь идет о специальных видах товарных складов - зернохранилищах, холодильниках, овощехранилищах, элеваторах и т.п.).

Различие между обычным (регулярным) и иррегулярным хранением выражается в конечном счете в том, что в первом случае надлежащее исполнение договора проявляется в возврате той же вещи, а ее замена происходит в режиме "отступного" - способа прекращения обязательства, который выражается в соответствии со ст. 409 ГК в предоставлении по соглашению сторон взамен предусмотренного в обязательстве иного исполнения. Правовой основой для подобного режима служит признание смешанных таким образом вещей общей собственностью их поклажедателей.

Рубеж между обычным и иррегулярным хранением принято обозначать, имея в виду свойства вещей, позволяющие проводить их деление на индивидуально-определенные и обладающие родовыми признаками. Соответственно признается, что в то время, как обычное хранение имеет предметом вещи индивидуально-определенные, иррегулярное возможно только в отношении вещей с родовыми признаками. Однако указанная точка зрения нуждается, на наш взгляд, все же в уточнении. В этой связи целесообразно вернуться к ст. 432 ГК 1964 г. - прямой предшественницы ст. 890 ГК. В первой, на наш взгляд, удачно обращалось внимание на то, что предметом иррегулярного хранения являются не просто вещи, обладающие родовыми признаками, а именно "вещи, определенные в договоре родовыми признаками" <*>. Законодатель явно акцентировал внимание на том, что родовой является вещь, которую признает таковой соответствующий договор, а значит, и избранный тем самым сторонами правовой режим. Таким образом, хранение становится иррегулярным не потому, что переданная на хранение вещь относится к числу родовых, а скорее, наоборот, вследствие того, что содержание договора допускает для хранителя право заменять переданные на хранение вещи, оказывается возможным установление режима ответственного хранения. В подтверждение можно сослаться на пример, связанный с хранением автомашин. На товарном складе по поводу хранения может быть заключен договор относительно определенного числа автомашин определенной марки, и это притом что каждой из автомашин присвоен заводской номер. Тем самым договор хранения пренебрегает в таких случаях теми индивидуализирующими признаками, которые присущи предмету договора. И наоборот, при обычном хранении совершенно обязательной является индивидуализация предмета договора. Без этого вещь не может быть принята на хранение на таких условиях: вернуть ту же вещь.

--------------------------------

<*> По этой причине представляется не совсем точным утверждение по поводу иррегулярного хранения: "В таких случаях предметом хранения всегда являются родовые вещи, т.е. вещи, определенные количеством, мерой, весом" (Гражданское право России. Ч. II. Обязательственное право. С. 463). Соответственно более правилен, на наш взгляд, вывод О.С. Иоффе: "В этих случаях предметом договора становятся вещи, определенные родовыми признаками" (Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 497).

С изложенных позиций ясно, почему ст. 890 ГК требует, чтобы иррегулярный характер хранение носило только в случаях, прямо предусмотренных договором. В приведенном положении, если не прямо, как было сделано в ГК 1964 г., то по крайней мере косвенно выражена та же мысль о первичности предусмотренного договором правового режима и соответственно вторичности того, что признается особенностями вещи как таковой.

При всем широком распространении иррегулярного хранения в торговом обороте в догме и доктрине до сих пор нет единства в вопросе о том, кто должен считаться в таких случаях собственником хранимых вещей. И это притом что данный вопрос - ключевой, от которого зависит в конечном счете едва ли не все содержание складывающихся между участниками отношений при иррегулярном хранении.

Практически речь идет теперь о трех возможных вариантах решения соответствующего вопроса: передача вещей в "обезличенное хранение" означает их переход в собственность хранителя (1); вещи, переданные одним поклажедателем, вместе с вещами, полученными от других поклажедателей, становятся их общей долевой собственностью (2); передаваемые вещи при иррегулярном хранении, подобно хранению обычному, передаются поклажедателем хранителю только во владение, а значит, их собственником продолжает оставаться поклажедатель (3).

В промежутке между принятием Гражданских кодексов 1922 и 1964 гг. в связи с отсутствием главы о хранении в первом из Кодексов наибольший интерес представляли Временные правила о порядке хранения на товарных складах общего пользования, утвержденные Наркомвнутторгом 1925 г. <*>. Они регулировали в равной мере отношения по поводу хранения с обезличением и без обезличения. Не давая прямого ответа на основной вопрос, на который было выше указано, этот акт вместе с тем предусматривал, что в подобных случаях мог выдаваться необязательно тот же товар. Главное, чтобы он был товаром того же сорта. При этом особо подчеркивалась обязанность хранителя вернуть товар, от которой он не освобождался, хотя бы товар "по каким бы то ни было причинам был утрачен или поврежден". Тем самым риск случайной гибели товара принимал на себя хранитель. А из этого как будто бы следовало, что из трех возможных конструкций основанием для приведенного вывода могла бы служить только первая: хранитель - собственник.

--------------------------------

<*> См. приложение к книге: Долматовский А.М. Товарные склады и их операции. М., 1927. С. 101 - 105.

В отличие от этого Гражданский кодекс 1964 г. (ст. 432) считал одинаково возможным два решения: либо переход вещей в собственность хранителя, на которого возлагается обязанность вернуть поклажедателю в равном или в согласованном сторонами количестве вещи того же рода и качества, либо установление общей долевой собственности всех поклажедателей в соответствии с количеством (стоимостью) сданных ими вещей. Первое решение (хранитель - собственник) презюмировалось Кодексом, в то время как второе, явно опиравшееся на конструкцию - хранимые вещи составляют общую собственность поклажедателей, считалось возможным при достижении согласия между сторонами на этот счет <*>.

--------------------------------

<*> Интересна позиция современного ГК Грузии. В его общих положениях о договоре хранения закреплена возможность сдачи на хранение родовых вещей таким образом, что собственность должна перейти к хранителю. Тогда на последнего возлагается обязанность возвратить вещи того же рода, качества и количества. Однако при этом предусмотрено, что к такому договору должны применяться нормы не хранения, а ссуды. В то же время в специальной главе о сдаче на хранение на товарный склад предусмотрено иное: на образовавшийся в результате такого смешения товар сдавшие на хранение имеют право общей собственности, при этом доля каждого из сдавших на хранение определяется соответственно количеству сданного им товара. Одновременно законодатель посчитал необходимым специально предусмотреть: хранитель обязан вернуть товары каждому из сдавших на хранение соответственно причитавшейся ему доле, не испрашивая при этом согласия остальных товаровладельцев (ст. 786).

Действующий Кодекс (имеется в виду ст. 890) предусматривает только одно решение для иррегулярного хранения: поклажедателю возвращают равное или обусловленное сторонами количество вещей того же рода и качества. Таким образом, как будто бы ГК не дает прямого ответа на вопрос о том, у кого и какие возникают права на хранящиеся вещи.

В период, предшествующий принятию действующего Кодекса, развернулась дискуссия по соответствующей проблеме. Обнаружились сторонники все тех же трех конструкций, о которых шла речь. При этом часть участников дискуссии не только обосновала свою позицию, но и приводила интересные аргументы против тех, кто ее не разделял.

Сторонником первой точки зрения (собственник - хранитель) был, в частности, О.С. Иоффе. Он указывал на то, что "если кто-либо должен вернуть не те же самые вещи, а их однородный эквивалент, уже один этот факт доказывает, что противостоящий ему управомоченный обладает обязательственным правом требования, но не правом собственности. Такой характер как раз и носят взаимоотношения при обезличенном хранении. И если поклажедатель выступает в этих отношениях как носитель права требования, то следует признать хранителя собственником сданного на хранение имущества" <*>. Среди других авторов, придерживающихся аналогичных взглядов, можно назвать М.М. Агаркова, по мнению которого "поклажеприниматель делается собственником полученных вещей, обязанным вернуть поклажедателю лишь равное полученному количество вещей, определяемых теми же родовыми признаками, в случае иррегулярной поклажи денег - сумму, равную полученной" <**>.

--------------------------------

<*> Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 498.

<**> Основы банковского права. Учение о ценных бумагах. М., 1994. С. 69.

В своих возражениях против подобного взгляда М.В. Зимелева совершенно справедливо обращала внимание на то, что в действительности в данном случае "нет перехода права собственности к товарному складу, так как закон сохраняет за хозяином товара право распоряжаться обезличенным товаром" <*>. К этому можно добавить и еще ряд соображений. Основное состоит в том, что признание хранителя собственником приводит к стиранию граней между хранением и займом. Имеется в виду, что хранение вещи как таковой утрачивает тогда смысл, ибо оказывается, что все обязанности хранителя, не отличаясь от тех, которые несет заемщик, сводятся к необходимости "возвратить" равное количество других полученных им вещей того же рода и качества. И именно так указано в п. 1 ст. 807 ГК, который раскрывает подобным образом сущность договора займа. Неудивительно поэтому, что нормы ГК, посвященные соблюдению условий хранения вещей вообще и с опасными свойствами в частности; запрещению передачи вещей на хранение третьему лицу; возмещению при определенных условиях расходов по хранению, а равно чрезвычайных расходов; запрещению пользоваться вещами; возложению ответственности за утрату, недостачу или повреждение вещей, одностороннему прекращению договора и др., т.е. именно те, которые наполняют необходимым содержанием отношения по хранению, не будут действовать. Остается, как едва ли не единственная обязанность, которой наделен заемщик в силу легального определения этого договора, - возвратить по требованию займодавца равное количество вещей, т.е. чисто обязательственное требование.

--------------------------------

<*> Зимелева М.В. Указ. соч. С. 41.

Использование той или иной конструкции для иррегулярного хранения приобретает в настоящее время особое значение прежде всего в связи с проблемой банкротства.

В первую очередь речь идет о последствиях банкротства хранителя. Если хранимое на складе имущество будет признано его собственностью, то, как не упомянутое в исчерпывающем списке имущества должника, которое не должно включаться в конкурсную массу (ст. 103 - 104 ФЗ РФ "О несостоятельности (банкротстве)"), оно будет направлено на поочередное удовлетворение требований кредиторов. Таким образом, поклажедатели как таковые практически найдут себе место лишь в ряду кредиторов последней, пятой очереди, да и то с учетом необходимого "выравнивания" их претензий с претензиями других кредиторов той же очереди. Естественно, что, поскольку причиной банкротства служит тяжелое финансовое положение организации, рассчитывать на удовлетворение требований о возмещении стоимости вещей, переданных в свое время обанкротившемуся хранителю кредитором, им не приходится. Таким образом, первую по счету конструкцию иррегулярного хранения можно считать объективно защищающей интересы прочих кредиторов товарного склада, притом сделано это должно быть за счет поклажедателей.

Что же касается возможного банкротства поклажедателя, то в данном случае интересы хранителя оказываются при любом решении защищенными тем, что хранитель-кредитор вправе использовать такое средство обеспечения, как удержание, и соответственно занять позицию, приоритетную по отношению к остальным кредиторам поклажедателя.

Если оставить в стороне вопрос о банкротстве, возникает весьма реально проблема другого риска, связанного с тем, что переданное на хранение имущество, поступившее в хозяйственную сферу хранителя (на этом обычно настаивают сторонники идеи перехода имущества в собственность хранителю), сразу же становится возможным объектом взыскания по долгам самого хранителя. На этот раз, таким образом, под угрозой оказываются интересы и самого поклажедателя, и его кредиторов.

Подвергнув справедливой критике конструкцию хранитель - собственник, С.Н. Ландкоф подчеркивал: "Сданный на хранение товар не становится собственностью склада. За долги складочного предприятия не могут подлежать описи товары, сданные складу на хранение" <*>.

--------------------------------

<*> Ландкоф С.Н. Торговые сделки. Харьков, 1929. С. 231.

Как уже отмечалось, ГК не дает прямого ответа на то, какую из указанных трех конструкций нужно использовать. В литературе авторы склоняются в большинстве к идее общей долевой собственности поклажедателей <*>. Такие взгляды высказывает, в частности, М.Г. Масевич. Она приходит к выводу, что "при иррегулярном хранении возникает общая долевая собственность всех поклажедателей и потери при случайной гибели переданного на хранение имущества должны распределяться между ними пропорционально количеству сданных вещей, если иное не установлено договором хранения" <**>. Указанный вывод вызывает, на наш взгляд, все же определенные возражения. Дело в том, что в качестве стороны в подобных случаях выступает профессиональный хранитель. А это означает, что на него возлагается ответственность за утрату, недостачу или повреждение вещей, принятых на хранение, притом вплоть до действия непреодолимой силы (п. 1 ст. 901 ГК).

--------------------------------

<*> Не разделяет эту позицию Л.Г. Ефимова, по мнению которой собственником является все же хранитель (Ефимова Л.Г. Банковские сделки: право и практика. М., 2001. С. 268 и сл.).

<**> Гражданское право России. Ч. II. Обязательственное право. С. 464.

Таким образом, он должен нести риск случайной гибели хранимого имущества. Между тем, если следовать предлагаемому решению, указанный риск будет распределен между поклажедателями. Это совершенно очевидно вступит в противоречие с основными принципами распределения риска между участниками гражданского оборота, который в силу п. 1 ст. 901 ГК и более общей нормы - п. 3 ст. 401 ГК должна нести именно та сторона договора, которая получает от его результатов прибыль. Но в таком случае не совсем понятны причины, вследствие которых предлагается отступить от указанных принципов при иррегулярном хранении.

М.Г. Масевич подчеркивает: "Как при обезличении, так и без обезличения товары, сданные на хранение, остаются собственностью товаровладельца, с тем лишь отличием, что при обезличении товаров, принадлежащих разным лицам, товар этот является предметом общей собственности" <*>. Но в таком случае создается не совсем ясная конструкция, по которой одно и то же имущество (товары), в одно и то же время находится в исключительной собственности одного лица (товаровладельца) и в общей собственности этого и всех других поклажедателей, хранящих свое имущество на том же складе.

--------------------------------

<*> Гражданское право России. Ч. II. Обязательственное право. С. 464.

С критикой этой второй концепции выступали, в частности, О.С. Иоффе, К.А. Граве и М.В. Зимелева. Вот только некоторые из заслуживающих, как представляется, особого внимания возражений. Участие поклажедателя "в общей собственности никак не проявляется, если даже обратиться к отношениям данного и других поклажедателей. Он никогда, - указывал О.С. Иоффе, - не ставит вопрос о выделении своей доли перед поклажедателями, а обращается с требованием о выдаче соответствующего количества вещей к хранителю" <*>.

--------------------------------

<*> Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 498.

К.А. Граве подчеркивал, что "при такой общей собственности общего согласия по владению, пользованию и распоряжению собственностью... не требуется, а по существу и не может быть. Никаких общих издержек, платежей и сборов в связи с этим сособственники не несут. Правом преимущественной покупки... никто из сособственников не пользуется" <*>.

--------------------------------

<*> Граве К.А. Указ. соч. С. 326. Сходная аргументация против концепции "общей собственности" приводилась и А.М. Долматовским. Он, в частности, подчеркивал, ссылаясь при этом на конкретные статьи действовавшего в то время ГК 1922 г., что "согласие на владение, пользование и распоряжение общей собственностью, как то установлено ст. 62 ГК, не требуется, и его не может быть вообще. Платежей по общей собственности участники не проводят. Права преимущественной покупки при отчуждении кем-либо из участников общей собственности (ст. 64 ГК) у них также нет. Наконец, нет у них основного права владельца общей собственности требовать своей доли из общего имущества (ст. 65 ГК)" (Долматовский А.М. Указ. соч. С. 47).

Среди приведенных М.В. Зимелевой возражений можно выделить, в частности, то, что "управление имуществом, заключающееся в хранении, производится товарным складом на основе поручения (имеется в виду, что при констатации общей собственности осуществлять управление соответствующим имуществом, составляющим общую собственность, должны, как совершенно ясно, сами сособственники. - М.Б.), вытекающего из договора поклажи..." <*>.

--------------------------------

<*> Зимелева М.В. Указ. соч. С. 44.

В конечном счете все эти аргументы можно свести к одному: иррегулярное хранение, как и обычное, создает отношения с хранителем и в то же время никакой юридической связи между поклажедателями в подобных случаях вообще не возникает. Полагаем возможным утверждать, что те, кто предлагают считать хранимое имущество общей долевой собственностью, не учитывают, что ни одна из норм ГК, составляющих в совокупности правовой режим общей долевой собственности и выражающих ее сущность (имеются в виду нормы, включенные в ст. 244 - 252 ГК), не применяются к рассматриваемому случаю. Можно указать, в частности, на то, что почти в десяти нормах, включенных в указанные статьи ГК, содержатся ссылки на необходимость соглашения всех участников долевой собственности. Среди прочего, это относится и к распоряжению соответствующим имуществом. Если эти нормы применить к рассматриваемой ситуации, пришлось бы требовать согласования воли всех поклажедателей при приемке вещей от нового поклажедателя, при выдаче вещей каждому из поклажедателей и т.п. Однако на практике этого нет и, как совершенно очевидно, быть не может.

В результате представляется наиболее соответствующей природе отношений по иррегулярному хранению позиция сторонников последнего, третьего варианта: поклажедатель остается собственником передаваемой на хранение вещи. Так, по мнению М.В. Зимелевой, "в подобных случаях у хозяина товаров возникает не долевая собственность на весь запас товаров данного сорта, которые находятся на товарном складе, а собственность на долю этого запаса... Распоряжение общим запасом в порядке единого акта никогда не имеет места - каждый хозяин самостоятельно распоряжается принадлежащим ему количеством товаров того же сорта" <*>.

--------------------------------

<*> Зимелева М.В. Указ. соч. С. 44.

Еще более убедительным представляется положение, высказанное на этот раз К.А. Граве. Он подчеркивал, что "сторона, сдавшая вещи на хранение с их обезличением, не теряет права собственности на них. Освобождение стороны, получившей вещи на хранение, от обязанности вернуть те же вещи еще не означает само по себе перехода права собственности на них к получившему именно в момент их передачи. Право собственности на эти вещи может считаться перешедшим к хранителю лишь в тот момент, когда он возвращает взамен их такие же вещи и в том же количестве" <*>.

--------------------------------

<*> Отдельные виды обязательств. С. 326.

В заключение следует еще раз отметить, что те, кто усматривает смысл иррегулярного хранения в передаче поклажедателем хранителю вещи в собственность, не учитывают, что оно перестает быть хранением, превращаясь в обычный договор займа. Не случайно в случаях, в которых законодатель разделяет указанную позицию (пример - ФРГ), Кодекс предусматривает распространение на соответствующие отношения норм о договоре займа, притом не субсидиарно, а непосредственно. Соответственно исключается прямое действие норм о хранении, замещенных положениями о договоре займа. В этой связи один из сторонников признания при иррегулярном хранении собственником самого хранителя, отвергая возможность использования конструкции займа, был вынужден фактически свести все различие между займом и хранением к различной цели соответствующих договоров <*>. И это притом что при сопоставлении договорных моделей цель может объяснить лишь то, почему необходимо создавать различие соответствующих моделей, оставляя открытым вопрос о том, в чем состоят эти различия. Между тем, если вернуться к сути различия, остается усмотреть его в том, остается ли передавший вещь собственником (договор хранения) либо им становится принявший вещь (договор займа)?

--------------------------------

<*> "Иррегулярная поклажа весьма приближена к договору займа своими внешними признаками. С этим связано отличие в правовых последствиях той и другой" (Агарков М.М. Указ. соч. С. 69).

Руководствуясь изложенным, придется признать, что отсутствие в ст. 890 ГК отсылки к договору займа означает выражение принципиальной позиции законодателя: включение иррегулярного хранения в главу "Хранение" означает, что речь идет об обычном хранении, при котором право собственности сохраняется за поклажедателем.