Пауки. Первопоселенцы суши

Человек и паук 

   … Вход в пещеру был заткан паутиной, и, когда Брюс выходил, липкие нити повисли у него на лице и кольчуге. Он провел ладонью по щекам и взглянул на то, что осталось от лагеря его армии: слабо тлевшие в тумане костры — слишком мало костров; безмолвные солдаты — слишком мало солдат; понурые лошади — слишком мало лошадей.

    Он вернулся в пещеру. Когда входил, лицо опять опутали нити паутины.

    — Проклятая тварь, — проворчал он, выискивая глазами паука.

    Брюс бросился на солому и долго лежал, обхватив голову руками. Никто не шел к нему. Сейчас гаснут костры, и те, кто сеял ужас, тихо, как воры, уходят по горным тропам.

    Он сел, но прежде, чем убедился, что огней стало меньше, увидел: вход в пещеру сверху вновь заткан паутиной.

    — Паук хочет меня похоронить в этой грязной яме! — Брюс схватил меч, металл рассек воздух, и паутина исчезла.

    Сколько он просидел в оцепенении? Паутина вновь золотилась над входом от мерцания только трех костров. Он осторожно снял ее рукой и сказал, обращаясь к пауку:

    — Когда не останется ни одного костра, ты можешь хоть замуровать меня здесь, чтобы и памяти обо мне не осталось в Шотландии, отданной в рабство…

    И он лёг головой в глубь пещеры, чтобы не видеть, как будут гаснуть костры. Когда поднялся, костров тлело перед ним только два.

    А паутина вновь висела!

    — Ты упрям, — сказал Брюс, снимая ее. — Мои люди не так упрямы.

    Он сел и с интересом смотрел за работой паука и не заметил, когда погас ещё один костер. Теперь полноту тумана рассекала одна красная метка на сером теле мглы — дрожащая и неверная.

    — Видит бог, когда погаснет и этот, я не трону твоей паутины, — прошептал Брюс, вновь уничтожая сделанное пауком.

    Он не отрывал взгляда от огонька, а огонек мерцал. Новая паутина золотилась, костер горел.

    Он горел и в ночи казался ярким и сильным.

    — Постой, приятель, надо узнать, кто там остался…

    Брюс поправил меч и шагнул из пещеры.

    Услышав шаги, сидевшие вокруг костра поднялись, и он увидел озаренные лица.

    — Милорд, мы ждем приказаний, — сказал кто-то. Брюс молчал.

    Лица дрогнули в свете пламени, готовые потупиться, — лица верных людей, красные от огня.

    — Я семь раз сорвал паутину, и паук семь раз ткал ее.

    Все молчали.

    — Я семь раз… — снова начал Брюс, и голос его загремел, — я семь раз сорвал паутину, и паук семь раз ткал ее!

    Эхо подхватило его слова и пошло катать по ущельям и вершинам: «Семь раз… Семь раз…»

    — Мы поняли, сэр…

    («Хроника Скотика», том X, гл. XI, стр. 1127.)