Право в Древней Руси 10-12 веков

Ростовское и Суздальское княжества. Князь Юрий Долгорукий

«Изучая историю Суздальской земли с половины XII в. до смерти Всеволода III, мы на каждом шагу встречали все новые и неожиданные факты» — так заключает В. О. Ключевский свое изложение «политических следствий русской колонизации верхнего Поволжья».

Начало обособлению Ростовско-Суздальской земли из общей киевской системы земель-княжений положено Юрием Владимировичем. С тех пор как Мономах послал его в Суздальскую землю 339 и до смерти своей в 1157 г. владеет Юрий этими волостями. При жизни отца и старшего брата о нем не слышно, кроме упоминания о его походе на камских болгар в 1120 г. В 30-х годах он выступил борцом против династических планов Мстиславичей, чтобы во время киевского княжения Всеволода Ольговича снова замкнуться на своем севере, пока борьба с Изяславом Мстиславичем не вовлекла его вновь в южные дела. Трижды княжит он в Киеве и умирает на золотом столе киевском. Но и во время этих княжений он держит в руке Ростово-Суздаль- скую землю, поручив ее тысяцкому — варягу Георгию Симоновичу. Известно, что Юрий свои северные волости предназначал младшим сыновьям, Михалку и Всеволоду, и что «на них» целовали ему крест ростовцы и суздальцы  . К сожалению, не знаем, как думал он урядить старших сыновей; по-видимому, он имел в виду утвердить их на юге. Но Андрей ушел от отца без его воли «в свою волость Володимерю», как и раньше уходил . По всей видимости, его присутствие на севере было необходимо, если он хотел, вопреки отцовскому ряду, удержать за собой Суздальщину. О том же свидетельствуют и дальнейшие отношения.

И по смерти Юрия, забыв крестное целование, «Ростовци и Суждалцы вси пояша Андрея, сына его старЪйшаго, и поса- диша й в РостовЪ на отни столЪ и Суждали»  .

Двадцать лет владел Андрей Суздальщиной, не делясь ею с братьями. Их он держит на юге. Тут они должны быть орудием его политики, противовесом стремлению южных родичей утвердить власть в Киеве. Глеб Юрьевич, князь переяславский, затем киевский, исполняет это назначение, опираясь на всю силу Андрея в княжеской среде. На юге, на «частях» земли «русской» видим младших братьев, Михаила, Всеволода. Но братья оказались ненадежными союзниками и орудиями. В первые годы они, по-видимому, пытались «волоститься» с Андреем в самой Суздальщине, имея сторонников в земле, и он «братью свою погна Мьсти- слава и Василка и два Ростиславича, сыновца своя» вместе с епископом Леоном, и «мужи отца своего передни» . Далее видим Михалка Юрьевича ведущим свою политику на юге, поддавшимся влиянию Ростиславичей 34 4 . Это объясняет нам попытку Андрея подчинить своей политике непосредственно Ростиславичей, что, как мы видели, удалось ему в значительной степени относительно Романа: Ростиславичи оказались разъединенными.

Последний результат приводит нас и к другой стороне той политической обстановки, в какой действовал Андрей Юрьевич. История борьбы Изяслава и Юрия вскрыла то значение, какое имело в руках старших Мономашичей их положение в Смоленске и влияние в Новгороде ,34°. И Андрей, по рассказу южного летописца, круто ставит вопрос о своих отношениях к Новгороду, послав сказать новгородцам: «вЪдомо буди, хочю искати Новагорода и добромъ и лихомъ; а хрестъ есте были цЪловали ко мнЪ на томъ, яко имЪти мене княземъ собЪ, и мнЪ вамъ добра хотЪти» иь. Вспомним, что эта настойчивость проявилась немедля по занятии Киева Мстиславом Изяславичем: дело шло о подрыве союзной силы Мстиславичей. На этот раз Мстислав уступил Киев в пользу Ростислава, с которым Андрей «уладися о Новгород^». Но борьба за Новгород, опираясь на партийные разногласия в самом Новгороде, проходит красной нитью в политике Андрея. И характерно, что он и тут, неохотно отпуская от себя сыновей, стремится подобно тому, как на юге, вести свою политику через братьев и племянников 34'.

В борьбе с Мстиславичами северные князья стремятся разбить их систему объединения основного ядра древней Киевской державы, занимая своими силами ее основные ПУНКТЫ: Киев и Новгород. Можно отметить и еще одну черту, аналогичную в политике противников: сохранение ядра фамильных владений в руках старейшего представителя семьи, держание Киевской земли и Новгорода младшими братьями. Ростиславичи и Андрей действуют в этом отношении, по существу, одинаково.

Аналогии эти могут показаться внешними перед основным отличием деятельности Андрея: он лично остается в своей отчине, отделив старейшинство от места. Но не будем терять из виду условия, в каких произошло это событие. Андрей занял ростовско-суздальское княжение вопреки ряду отца, вопреки, насколько можно заметить по скудным намекам источников, и партии влиятельных людей, «передних мужей»; удержать его он мог только личной силой. С другой стороны, изменились дела на юге. Вместо деятеля с широкими запросами в духе традиций Мономаха, каким представляется Изяслав Мстиславич, осторожный и сдержанный Ростислав, лишенный авторитета и ослабленный раздорами с южной братьей Мстислав. Опыт Юрия показал, что киевское старейшинство разбито, что вместо всей русской земли оно имеет некоторое значение лишь для Киевщины, что оттуда нельзя уже ждать подъема силы, действительно грозной для обособившихся княжений. Значительное влияние в среде княжеской не требовало владения Киевом: напротив, и то, и другое являлось результатом действия сил, накопленных в своем княжении князьями, которые имели такую опору. Сила Изяслава — в Волыни, как Володимирка — в Галичине, как Святославичей — в их Черниговщине, как Ростиславичей — в Смоленске, как самого Юрия — в его Суздальщине. И для политики княжеской владение Киевом получает скорее отрицательное значение — противодействия его переходу в исключительное владение какой-либо линии, особенно Мстиславичей, строивших на этом свое стремление к центральному положению на Руси. Так была подготовлена и обусловлена политика Андрея.

Андрей отделил старейшинство от места, и оно получило личное значение. Так, но оно и само изменилось по содержанию. Давая право на распоряжение киевским столом и волостями Киевской земли, оно потеряло общерусское значение. Фактически лишь во времена Мономаха и Мстислава осуществлялось это значение, затем постепенно и быстро падало.

Отказ от самой идеи, тенденции к такому осуществлению — трудно сказать, сознательный ли или в силу подчинения сложившимся условиям, — определенно видим на примере Юрия Долгорукого. Андрей сделал последний вывод из итогов этой эволюции.

Оценивая деятельность Андрея, В. О. Ключевский говорит, что в связи с новым отношением Андрея к Киеву «изменилось и положение суздальской области среди других областей русской земли, и ее князь стал в небывалое к ней отношение. До сих пор князь, который достигал старшинства и садился на киевском столе, обыкновенно покидал свою прежнюю волость, передавая ее по очереди другому владельцу. Каждая княжеская волость была временным, очередным владением известного князя, оставаясь родовым, не личным достоянием. Андрей, став великим князем, не покинул своей Суздальской области, которая вследствие того утратила родовое значение, получив характер личного, неотъемлемого достояния одного князя, и, таким образом, вышла из круга русских областей, владеемых по очереди старшинства» .

Мы не знаем «круга русских областей, владеемых по очереди старшинства», к которому когда-либо принадлежала Суздальская область, и не то нам в этой цитате важно. В ней ставятся два вопроса: о прекращении перехода на старейшинство в Киев с передачей прежней волости, другому князю и о возникновении нового отношения князя к волости как к своему личному владению. Это два разных вопроса, лишь косвенно связанных друг с другом.

Андрей первый из князей русских, добившись Киева и власти над ним, остался на прежней волости своей, не переехал в Киев. Но это само по себе не поставило его в новое отношение к волости-отчине. И старшие Ярославичи не отрешались от своих отчин, занимая Киев. В XII в. Всеволод Ольгович, Изяслав Давыдович, поступаясь Черниговом, сохраняют за собой черниговские волости; Святослав Ольгович, княжа в Киеве, оставался правителем- старейшиной черниговским и т. д. Ряд приведенных выше примеров переносит тяжесть вопроса об Андрее и Суздальщине с порядка на характер владения. И в этом отношении дело сводится не к нарушению «родового» или «очередного» порядка, а к вопросу: была ли Суздальщина для Андрея его личным владением или семейным? По отношению к братьям трудно усомниться, что Андрей не считал нужным делиться с ними суздальской отчиной, предоставляя им сидеть в Переяславле, Городце, Торческе, вообще на юге, либо искать стола новгородского под своим старейшинством. Возникало положение, сходное с тем, какое мы наблюдали среди смоленских Ростиславичей при Романе, особенно при Давыде. Андрей лишь более решительно и круто выделяет Суздальщину в личное свое распоряжение, стремясь в ней быть «самовластцем». Но достаточно ли всех данных, какие мы имеем относительно Андрея, чтобы приписать ему какой-либо определенный план относительно наследия в его волости?

В. О. Ключевский склонен признать чисто личный характер этого «самовластия», даже с элементами «самодурства», разбирая деятельность Андрея по управлению Суздальщиной. Не идя так далеко, можем сказать, что нам ничего не известно о «ряде» Андрея, погибшего неожиданно под ударами своей же дружины, а дальнейшие события не уясняют, подготовлял ли он какое-либо преемство по себе, например единственного пережившего его сына, или больше вероятия, что вопрос этот при жизни Андрея и не ставился. Во всяком случае, Суздальщина осталась семейным владением Юрьевичей, вступивших в раздоры при решительном и деятельном участии городского населения.

Борьба эта между дядьями Юрьевичами и племянниками Ростиславичами не представляет интереса для истории междукняжеских отношений, так как князья явились тут в значительной степени орудиями борьбы земских партий. Но в конце этой усобицы, точнее в последнем акте ее, находим ценную черту: влади- мирцы, стоявшие за Михалка и Всеволода Юрьевичей во имя верности ряду Юрия и крестоцелованию, после смерти первого «цЪловаша крестъ ко Всеволоду князю, брату Михалкову, и на дЪтяхъ его, посадиша й на отни и на дЪдни столЪ в Володи- мери»  . «Значит, — замечает по этому поводу В. О. Ключевский, — установили у себя наследственность княжеской власти в нисходящей линии, вопреки очередному порядку и выросшему из него притязанию старших городов выбирать между князьями- совместниками»  .

Владимирцы целовали крест не на старшем сыне Всеволода, а на детях его. Князья-совместники остаются: это сыновья Всеволода; остается и возможность избрания: «народ только ограничивает на будущее время свое право избрания средою потомства Всеволода» . Княжой ряд такого рода не беспримерен: то же сделали, например, Ярослав и Мономах (Мстислав); новость тут лишь в том, что ряд этот обеспечен крестоцелованием населения города Владимира не только при жизни Всеволода, но и при самом начале его княжения. Всеволод не устанавливает этим актом никакого порядка преемства между своими сыновьями. Он только стремится обратить Владимир с согласия населения в семейное княжое владение своего потомства.

Определением будущности сыновей своих Всеволод занялся позднее. Лаврентьевская летопись под 1206 г. заставляет его в напутствии сыну Константину при отправлении на новгородское княжение говорить о его старейшинстве в братьи и во всей русской земле  . Как ни сомнительно это известие, вероятно окрашенное позднейшей тенденцией, оно может иметь некоторое основание. Позднейшие своды сохранили известие о «ряде» Всеволода, как он послал «по сына своего Константина въ Ростовъ, дая ему по своемъ животЪ Володимерь, а Ростовъ Юрью дая». Что с владимирским столом Всеволод связывал старейшинство во всей братьи и во всей волости своей, видно из дальнейшего.

Константин не принял отцовского «ряда», не желая двумя важнейшими городами делиться с Юрием и, может быть, предпочитая связать свое старейшинство с ростовским столом: «хотяше Володимеря къ Ростову»  . Тогда Всеволод передал и княжой стол владимирский, и старейшинство Юрию. К сожалению, известие о ряде Всеволода сохранилось лишь в позднейших летописных сводах, и притом в редакциях, вызывающих некоторые недоумения  . Отмечу, что в обеих редакциях речь идет о передаче

Юрию старейшинства во всей братьи, Всеволодичах  . Далее обе редакции говорят, хотя и различно, об участии в акте Всеволода «бояр и всех людей»  . Сопоставляя эти известия с ролью «бояр и всей дружины» в спорах о княжении по смерти Андрея Боголюбского, считаю характерной особенностью действий Всеволода стремление укрепить за Юрием старейшинство во всей Ростово-Суздальской земле на «ряде» со всеми влиятельными элементами главных ее городов. В ряде этом, очевидно, участвовали и ростовцы — одни ли бояре ростовские или и другие представители социальных верхов Ростова, трудно решить; поэтому на назначение Константину Ростова нельзя смотреть как на окончательный и полный выдел. Все содержание наших известий предполагает политическое единение князей и всей земли под старейшинством Юрия, а необходимость утверждать его на «ряде» с боярством, с социальными верхами не одного стольного города, а всей земли, в чем можно видеть результат объединительной работы Андрея, резче, чем когда-либо ранее, отделяет политическое старейшинство от владения того или иного князя теми или иными городами и волостями в Ростово-Суздальской земле. Старейшинство во всей земле приобретало новое основание, новую гарантию, независимую от соглашений между братьями. В этом можно видеть крупное политическое явление, крупную политическую мысль, не давшую, впрочем, прочных результатов в дальнейшем развитии исторических судеб Северо-Восточной Руси.

Через пять лет по смерти отца Всеволодичи изменили завещание Всеволода. Константин вернул себе старейшинство и сел во Владимире, а Юрий перешел в Суздаль. Ростов остался за Константином, как и Ярославль  ; эти два города входили в состав отчины его сыновей: перед кончиной Константин «посла старЪйша- го сына своего Василка Ростову на столъ, а Всеволода на Ярославль на столъ»; третий — Владимир сидит в Угличе  . Отчинное раздельное владение тут развивается и дальше: по Васильке Ростов достается старшему его сыну Борису, а младший Глеб садится на Белозерской волости; по Всеволоде Ярославль переходит к его сыну Василию, а дядя их Владимир остается в Угличе. Юрий занял владимирское княжение, а после его гибели в татарское лихолетье во Владимире сидит третий Всеволодич — Ярослав. Выморочный Суздаль Ярослав отдал брату Святославу, как тоже выморочный — по Владимире Всеволодовиче — Стародуб Ивану, но Переяславль, полученный от отца  , остался за ним.

Из явлений предыдущего времени «ряд» Всеволода, как видим, ближе всего напоминает «ряд» старого Ярослава: видим в нем то же сочетание отчинного раздела с сохранением единства в форме старейшинства, связанного с отним столом. Это владимирское единство пало по смерти Александра Ярославича, но легло в основу работы московских князей, которые на фундаменте все того же семейного владения создали здание новой государственности, осуществившей на иных началах завет единения всей земли, унаследованной от киевского старейшинства, и попыток Юрьевичей, Андрея и Всеволода, подвести под него земское основание.