Самаркандская стоянка – поздний палеолит в Средней Азии

Исключительное значение для характеристики позднего палеолита Средней Азии имеет Самаркандская стоянка.

В результате многолетних работ накоплен огромный фактический материал, до сих пор не опубликованный монографически, хотя и достаточно развернуто представленный в ряде работ (Лев Д. Н.9 1964; 1965; 1967а, б; 1972; Джуракулов М. Д., 1967, 1972; Ранов В. А1969; Коробкова Г. Ф., 1972; Ранов В. АНесмеянов С. А., 1973; Джуракулов М. Д Холюшкин Ю.П., Холюшкина В. А., Батыров Б. Х.у 1980).

Стоянка находится в центре г. Самарканда на правом борту небольшого сая Чашмасиаб, притока р. Зе- равшан. Ниже по течению сай перегорожен плотиной, и стоянка таким образом расположена на террасовидном уступе высотой 4—5 м над уровнем искусственного озера. Первоначальная высота террасы, к которой приурочены раскопы Д. Н. Лева, над дном сая достигала, как полагают, примерно 10 м. К 1967 г. была вскрыта площадц 870 кв. м. Культурные слов связаны с верхней частью аккумулятивного чехла террасы, представленной довольно однородными лессовидными суглинками делювиального или делювиа- льно-пролювиального происхождения, которые перекрывают русловые пески и достигают 3—4 м мощности. А. А. Юрьев (1964, с. 129) сопоставляет эти отложения с суглинками третьей, голодностепской, террасы р. Зеравшан. С. А. Несмеянов (1980, с. 46) датирует пески позднеголодностепским! уровнем, а покровную толщу связывает с началом сырдарьинского (зерав- шанского) этапа.

Культурные слои на разных участках имеют различную толщину и глубину залегания, они насыщены расщепленным камнем, обломками костей животных, кусочками охры, углем. Местами встречаются кострища. Согласно С. А. Несмеянову, рисуется более сложная картина залегания культурных остатков, чем представлялось ранее. Если прежде повсеместно выделялись «ниясний», «средний» и «верхний» культурные слои, что предполагало наличие стерильных прослоек-перерывов между поселениями, хотя Д. Н. Лев отмечал практическую одновременность слоев, то теперь, после анализа всех данных, С. А. Несмеянов считает возможным предположить наличие одного поселения с разной интенсивностью и смещением хозяйственных центров на обитаемой площади. Поэтому культурными слоями предлагается называть некие уровни максимального заселения стоянки, где каждый уровень должен представлять собой определенную сумму сближенных и расщепляющихся прослоев ограниченного распространения. Таких культурных слоев или уровней намечено 4 (Несмеянов С. А., 1980, с. 39).

Работами последних лет обнаружены культурные остатки в разрезе более высокой террасы, поверхность которой выше нижнего уступа на 6 м. В интервале глубин от 3 до 7 м встречаются палеолитические изделия, которые условно разделены на 3 слоя. С. А. Несмеянов сделал попытку корреляции нижней и верхней террас, затрудненную многочисленными техногенными нарушениями террасовых отложений. По общему характеру строения разрезов и по высотному положению пачек с культурными слоями, и кровли аллювия сая Чашмасиаб различны, но, опираясь на спорово-пыяьцевые данные (Иванова Я. Г., Несмеянов С. А,, 1980), С. А. Несмеянов полагает, что покровная толща нижней террасы скорее всего соответствует верхам аллювия верхней террасы с двумя культурными слоями, а нижний слой верхней террасы может считаться самым древним. Ничтожно малое количество выделенных пыльцы и спор не позволило исследователям высказать суждение о раз<- витии растительности во время существования стоянки.

Фаунистические остатки, хотя и многочисленные, в целом плохой сохранности. Они описываются в ряде работ, и если между данными Б. X. Батырова (1969) и Д. Н. Лева (1972) имеются лишь расхождения в процентных отношениях того или иного вида, то з итоговой статье (Джуракулов М. Д., Холюш- кин Ю. Я., Холюшкина Я. А., Батыров Б. X., 1980) список животных дополнен новыми видами. При этом неясно, учитывается ли в этой последней работе только фауна из раскопок на нижней террасе или привлекаются и материалы, происходящие из верхней террасы. По данным Д. Н. Лева, на стоянке представлены кости лошади (Eqnus caballus L.) — 52,3%, кулана, или плейстоценового осла (Eqnus hemio- nus P. auf Eqnus hydruntinus R.), и зубра, или тура i Bison auf Bos primigenius), почти в равных количествах— 19,5 и 18,2%. Значительно меньше костей верблюда (Camelus cf. knoblochi) — 4,8%, благородного оленя (Cervus elaphus fossilis) —3%, степного барана (Ovis cf. orientals arcal) —2%. По две кости дринадлежали джейрану (Gazella subgutturosa О.) и степной черепахе и одна — птице (определения И. К. Верещагина и Б. X. Батырова; подсчет костей условен из-за плохой сохранности). Н. К. Верещагин гчитает лошадь — близкой к лошади Пржевальского, тэрблюда —к волжскому плейстоценовому.

Ныне список уточняется следующим образом: лошадь (Equus cf. przewalski P.)—50%, плейстоценовый осел (Equus hydruntinus R.)—17,6%, кулан Equus hemionus P.) —0,2%, первобытный тур (Bos primigenius B.) —14,5%, верблюд Кноблоха (Camelus >noblochi P.)— 4,2%, бухарский олень (Cervus elaphus bactrianus L.)—3,3%, степной баран (Ovis ITcal E.) — 9,3%, джейран (GazeUa subgutturosa G.)— Г.1%. Дополнен список по незначительному количе- :тву остатков слоном или носорогом (Mammutus? Rhinoceros?) — 0,5% (животное представлено лишь толстостенными фрагментами трубчатых костей, по которым, однако, установлено наличие двух особей), табаном (Sus scrofa L.) — 0,1% и волком (Canis iapus L.) — 0,2%. В целом фауна свидетельствует : полупустынном и степном окружении стоянки, наличие костей оленя и кабана указывает на увлажненные участки в долинах рек с тугайной растительностью.

Чрезвычайно важны антропологические находки. В 1962 г. обнаружены зуб, фрагмент плечевой кости и часть нижней челюсти с ? зубами, принадлежавшей, по определению В. В.Гинзбурга, женщине кроманьонского типа лет 25 Открытая в 1966 г. целая нижняя челюсть с 10 хорошо сохранившимися зубами, по предварительному определению В. Я. Зезенковой, близка к первой челюсти и принадлежала женщине лет 35. Позже эта челюсть была определена как мужская (Гинзбург Я. Я., Гох- ман Я. И., 1974). Были сделаны и другие находки костных остатков человека, но, по мнению С. А. Несмеянова, ни одна из них, включая и упомянутые, не отличается безупречным непотревоженным залеганием в палеолитических слоях (Несмеянов С. А 1980, с. 43).

Подавляющее большинство каменного инвентаря изготовлено из кремня, встречаются также халцедон, диорит и кварц, имеются единичные предмета . из кварцита и кремнистого сланца.

По подсчетам Д. Н. Лева, наибольшее число находок происходит из верхнего культурного слоя причем заметное преобладание в составе инвентаря отщепов и осколков свидетельствует о наличии здесь первичной обработки камня. Широко представлены также целые и расколотые желваки кремня, гальки, нуклеусы, отбойники, наковальни, отжимники-ретушеры. Г. Ф. Коробковой были изучены под бинокуляром материалы раскопок 1958—1960 гг. С помощью этих данных, публикаций, а. также личного кратковременного знакомства с коллекциями можно представать: характерные особенности инвентаря следующим образом.

В качестве нуклеусов нередко употреблялись речные гальки, чаще всего расколотые пополам. Наиболее распространены подготовленные одно- и двупло- щадочные нуклеусы небольших размеров. Значительно реже встречаются конусовидные и торцовые нуклеусы ( 124, 18, 22, 23). Отмечается наличие дисковидных форм. Как нуклеусы могли использоваться также чопперы и чоппинги.

Типология орудий достаточно разнообразна. Г. Ф. Коробкова замечает, что большинство орудий изготовлено из массивных и мелких отщепов, часть — из пластин, часть — из галек. Однако ее утверждению, что в инвентаре почти совершенно отсутствуют пластины правильной призматической формы и мцкропла- стинки, противоречат сами орудия: здесь представлены призматические пластины или пластинки с ретушью по одному или двум краям ( 124* 3, 8,11, 19), а также изготовленные из пластин и пластинок концевые скребки ( 124,12), острия, единичные и маловыразительные резцы.

К сожалению, высококвалифицированное описание инвентаря, данное Г. Ф. Коробковой, произведено в соответствии с функциональной классификацией орудий, независимо от типа заготовок, поэтому наиболее многочисленную категорию ножей составляют «...крупные широкие и мелкие призматические,пластины неправильных очертаний и небольшие, тонкие, с острыми краями отщепов треугольной формы» (Коробкова Г. Ф., 1972, с. 163). В качестве таких орудий, видимо, служили пластины неправильных очёртаний, а частично с ретушированными краями (124,4,5).

На втором месте стоят скребки, очень разнообразные типологически ( 124,0, 10, .12—lb). Помимо уже упомянутых конпевых скребков из пластин и пластинок, представлены скребки из мелких и крупных отщепов, часто округлых, с ретушью по всему периметру (за исключением участка ударной площадки) , скребки высокой формы (ладьевидные и ну- клевидные) и наряду с ними микроскребки из крошечных отщепов. Некоторые из скребков, по Г. Ф. Короб- ковой, выполняли функции резчиков-скобелей.

Скребла, видимо, менее многочисленны. Эта группа орудий не выделяется Г. Ф. Коробковой, хотя некоторые изделия, опубликованные Д. Н. Левом из коллекций тех же лет (см., например; Лев Д. Я., 1964,  25 и 39), несомненно, являются скреблами, скорее всего простыми боковыми ( 124, 7,17). В коллекции 1962 г. имеются боковое скребло с обушком и массивное скребло со сплошь обработанной поверхностью. Можно выделить и группу скребел малых размеров. Г. Ф. Коробкова выделяет трасологическим методом группу скобелей и резчиков-скобелей, предназначенных для обработки дерева. Они изготовлены из отщепов, пластин неправильных очертаний и кусков галек и морфологически чрезвычайно разнообразны.

Значительной серией представлены мелкие долотовидные орудия с выемчатой подтеской концов. В коллекции имеются классические экземпляры таких орудий, обладающих одним или двумя рабочими лезвиями ( 124, 1, 2). В единичных экземплярах встречены проколки ( 124, 6), провертки, резцы. Некоторые из резцов — многофасеточные — не отличимы от клиновидных нуклеусов, ( 124, 20).

Галечные орудия в коллекции 1958—1960 гг., по Г. Ф. Коробковой, составляют пятую часть орудий. Это преимущественно наковальни, отбойники, от- ясимники-ретушеры. Топоры, тесла, скобели, чоппе- ры ( 124, 21) и чоппинги, вопреки данным Д. Н. Лева, единичны. Особенно большое значение приписывалось топору, изготовленному из массивной плитки амфиболитового гнейса, одна плоская сторона которой сохраняет естественную поверхность, вторая снята крупным широким сколом. Рабочее лезвие, сильно выпуклое в плане и клиновидное в профиль, обработано широкими снятиями с двух сторон (Лев Д. Я., 1964,  36; Коробкова Г. Ф., 1972, с. 165). Находка этого топора дала основание Д. Н. Леву не только говорить о локальном своеобразии Самаркандской стоянки, но и отнести ее к началу позднего палеолита (Лев Д. Я., 1964, с. 107).

Подробный разбор этих взглядов сделан В. А. Рановым, считающим, что стоянка существовала во второй половине позднего палеолита (Ранов В. А., 1969). Соглашаясь с Д. Н. Левом в установлении некоторых аналогий между Самаркандской стоянкой и поздне- палеолитическими стоянками Северной Азии, В. А. Ранов добавляет к числу аналогий и верхний комплекс пещеры Сангао в Пакистане (Ранов В. Л., 1969, с. 36). А. П. Окладников считает, что весь комплекс каменных изделий Самаркандской стоянки повторяется в таком же сочетании в Мальте-Бурети и в Ачинской стоянке (Окладников А. Я., 19686, с. 149,150). К значению этих аналогий следует вернуться в конце изложения после рассмотрения материалов восточно-сибирского палеолита. Представляется тем не менее, что основы генезиса Самаркандской стоянки должно искать в местных мустьерских культурах, но она скорее относится ко второй, чем к первой половине позднего палеолита.