Эпоха бронзы лесной полосы

Еловская культура на территории Томско-Нарымского Приобья. Еловское поселение

Локализовалась в основном на территории Томско-Нарымского Приобья, с заходом на поздних этапах в Верхнее Приобье. Еловская культура была выделена нами в 1964 г. на материалах Десятовского и Еловского поселений (Косарев, 19646, с. 9). В дальнейшем В. И. Матющенко, Л. А. Чиндина, Ю. Ф. Кирюшин, В. А. Посредников нашли в Томско-Нарымском Приобье новые памятники еловской ^льтуры: Еловский могильник, поселения Малгет, Тух-Эмтор и др. В последние годы поселения еловской культуры исследованы в Новосибирской обл. (Ордынское 12) и Алтайском крае (Корчажка V).

Выделяется пять групп еловской посуды; из них первые три характерны в основном для поселений, две последние более типичны для погребальных комплексов.

Первая группа ( 110, 1, 5, 6) (Косарев, 1974а,  26). К ней относятся высокие сосуды со слабо- выраженной птейкой, украшенные по всей боковой поверхности однообразными поясами из отпечатав гребенки. Наиболее распространенный орнамент — горизонтальные ряды наклонных оттисков короткого гребенчатого штампа (реже насечек), воспроизводящих, как правило, елочные мотивы. Иногда гребенчатым штампом выполнялись горизонтальные линии, группирующиеся в полосы по три — четыре линии в каждой ( 110, 5); такой орнамент более характерен для северной части еловского ареала. Геометрические узоры редки. Поверхность сосудов во всех случаях делилась несколькими горизонтальными рядами круглых ямок.

Орнаменты этой группы керамики выполнены в манере, свойственной для древней гребенчато-ямочной орнаментальной традиции. Эта посуда отнесена нами к андроноидной еловской культуре с известной долей условности. Дело в том, что керамика с подобной (гребенчато-ямочной) орнаментацией была распространена в таежном Обь-Иртышье чрезвычайно широко, характеризуя тот субстрат, на основе которого под воздействием южных андроновских влияний возникли, в частности, сузгунская и еловская культуры. В северных таежных районах Западной Сибири она почти не меняется по облику до самого конца бронзового века. Чистый комплекс такой гребенчато-ямочной керамики выявлен свердловскими археологами на однослойном поселении Барсова Городка в Сургутском Приобье, относящемся к началу I тыс. до н. э. Сосуды были плоскодонными, слабо профилированными, баночной формы. Правда, место гребенчатого штампа иногда занимает мелкоструйчатый штамп (Елькина, 1977,  3).

Вторая группа ( 111, 9). По форме похожа на первую, но сосуды становятся более приземистыми. Орнамент покрывает всю боковую поверхность. Декоративная схема остается в общем прежней, но узоры наносятся не гребенкой, а гладким штампом. Прослеживается тенденция к возрастанию удельного веса геометрических узоров в орнаменте. Упадок гребенчатой орнаментации и переход к резной и линейной технике отражает хронологическую тенденцию в развитии местной орнаментации, и поэтому данная группа посуды в целом является более поздней, чем первая. Однако следует заметить, что указанная тенденция четко проявляется лишь на южной окраине Томско-Нарымского Приобья. В северных таежных районах гребенчатая техника живет дольше и там различия между первой и второй группами не столь отчетливы.

Третья группа ( 110, 2, 4, 7; 111, 17, 34). Ее особенностью является развитый геометризм в орнаментации: заштрихованные ленты, решетчатые пояса, треугольники, ромбы, зигзагообразные полосы, различные виды меандров и т. д. Поверхность по-преж- нему делится рядами ямок, но встречаются, особенно в южной части еловского ареала, сосуды без ямочного деления. Внутри этой группы достаточно четко выделяются две подгруппы — юяшая и северная. Для южной характерна горшковидная форма с плавным переходом от шейки к плечикам; придонная часть обычно не орнаментирована; преобладает резная техника выполнения узоров ( 111, 17). Для северной подгруппы (Малгет, отчасти Десятовское поселение и др.) основным орудием нанесения орнамента продолжает оставаться гребенка; сосуды в основном сохраняют баночную форму, со слабой профилировкой верхней части ( 110, 2, 4, 7). Орнаментировалась вся боковая поверхность. Геометрический орнамент также имеет некоторые особенности: весьма характерны негативные меандровые пояса в виде взаимопроникающих Г-образных фигур, взаимопроникающих вертикальных полос и др.

В типологическом отношении третья группа посуды предвосхищает многие черты, характерные для керамики местных культур финальной бронзы, причем обозначаются две линии преемственности: северная подгруппа, особенно по специфике геометризма в орнаментации, обнаруживает признаки генетической близости более поздней молчановской керамике, а южная — ирменской. Внедрение в гребенчато-ямочный орнаментальный комплекс андроноидного геометризма было связано, на наш взгляд, с продвижением на север значительных групп андроновского населения. Это скорее всего произошло в конце андроновской эпохи, когда в лесостепной и предтаеж- ной зонах Обь-Иртышья начинает распространяться посуда карасукско-ирменских форм. Теснимая кара- сукско-ирменским населением часть андроновцев отступила в таежные районы Томско-Нарымского Приобья и смешалась здесь с местным населением — носителем гребенчато-ямочной орнаментальной традиции; керамика третьей группы, видимо, отражает заключительный этап этого смешения. В сходных исторических условиях и примерно в то же время произошло сложение сузгуиской культуры в таежном Прииртышье.

Четвертая группа посуды ( 111, 26). Характерна в погребениях еловской культуры Еловского II могильника. На поселениях встречается редко. Посуда этой группы имеет обычно горшковидную форму с мягким переходом от шейки к плечикам; встречаются кувшинообразные горшки с узким горлом и раздутым туловом (Косарев, 1981,  57). Орнамент выполнялся гребенчатым штампом и иногда желобчатыми линиями. Характерны решетчатые пояса и треугольники с решетчатой штриховкой, а также зигзагообразные полосы, которыми часто подчеркивался фон между треугольниками с взаимопроникающими вершинами. Решетчатые пояса располагались чаще всего в верхней части сосудов, треугольники, зигзаги и меандровые узоры — на тулове. Пояса круглых ямок не характерны; интересно, что вместо них роль разделителей играли иногда ряды из отпечатков угла пластины (Косарев, 1981,  57, 9, 17, 18, 22). Эта манера характерна для коптяковской, андроновской (федоровской) и черкаскульской посуды. В пределах характеризуемой группы эту керамику следует, видимо, выделить в особую подгруппу.

Особенностью второй подгруппы посуды является наличие хорошо выраженных андроновских (федоровских) геометрических орнаментов, выполненных в традиционной федоровской технике — аккуратной мелкозубой гребенкой (косые треугольники, сложные разветвленные меандры и др.) (Косарев, 1981,  57, 2, 7, 21, 25). Однако композиционное расположение рисунков уже не андроновское, а подчинено гребенчато-ямочной декоративной схеме: андроновские узоры или располагались однообразно повторяющимися поясами, или были отделены друг от друга рядами глубоких круглых ямок. Характеризуемая подгруппа наглядно демонстрирует начальный этап взаимодействия андроновской (федоровской) и гребенчато- ямочной орнаментальной традиций. В целом посуда четвертой группы одновременна первой и отчасти второй группам посуды, охарактеризованным выше. Тот факт, что керамика четвертой группы встречается главным образом в погребениях, возможно, указывает на ее ритуальный характер.

Пятая группа. Тоже характерна для погребений. Встречена в основном в поздних еловских захоронениях Еловского I могильника. На поселениях найдена в сравнительно небольшом количестве. Сосуды невелики по размерам. Они имеют горшковидную форму; попадаются круглодонные экземпляры (Косарев, 1981,  58). Орнамент наносился гребенчатым штампом, резными и иногда мелкоструйчатыми линиями. Шейка во многих случаях не орнаментировалась. Это очень напоминает манеру украшения карасукских сосудов из погребений Хакасско-Мину- синской котловины (Киселев, 1949,  X, 5—12; XIII); карасукские ассоциации вызывает также круглодонность некоторых сосудов, характерность треугольных фестонов на тулове и некоторые другие признаки. Таким образом, если четвертая группа посуды отличается в основном андроноидностью орнаментации, то для пятой в большей мере характерна декоративная схема карасукских традиций.

Керамика пятой группы одновременна третьей и отчасти второй группам поселенческой еловской посуды. Она, как и третья группа (южная подгруппа), характеризует переходный период от еловской культуры к ирменской; в процессе этого перехода в Томском Приобье происходила смена андроновского и гребенчато-ямочного орнаментальных комплексов ирменско-карасукским.

Памятники еловской культуры дали довольно богатый производственный инвентарь. Однако орудия, найденные на поселениях, происходят, как правило, из смешанных еловско-ирменских и еловско-молча- новских слоев, и поэтому их отождествление с елов- скими комплексами вызывает определенные трудности. Поэтому мы остановимся в основном на погребальном инвентаре, где связь с еловской керамикой зафиксирована достаточно четко, прежде всего с четвертой (Еловский II могильник) и пятой (Елов- ский I могильник) группами посуды. В Еловском II могильнике встречены два массивных бронзовых ножа с широким лезвием и кольцевым навершим на рукояти ( 111, 27, 28); глиняная форма для отливки подобных ножей известна на поселении Осинники из смешанного еловско-ирменского слоя. Вместе с одним из этих ножей найдена золотая гривна из витой проволоки и бронзовая подвеска, закрученная в виде пружинки (могила 87,  111, 23). Из могилы 90 происходит крупный двухлопастный наконечник стрелы с выделенной втулкой; по круглому в сечении стержню идет орнамент в виде елочки ( 111, 33). Основная масса инвентаря из елов- ских погребений Елсвского II могильника — украшения. Среди них преобладают полусферические бронзовые бляшки с петлей на обратной стороне, височные кольца с взаимопроникающими концами и некоторые другие вещи неспецифических форм.

В Еловском I могильнике вместе с керамикой пятой группы найдены черешковый однолезвийный нож с выделенной рукоятью, перстень со спиральными завитками на концах, височная подвеска с раструбом, подвески, закрученные в виде пружинки, полусферические бляшки с петлей на обратной стороне, четырехугольное бронзовое зеркало и некоторые другие изделия. Все эти вещи подробно описаны В. И. Матющенко по погребальным комплексам (Матющенко, 1974).

Видимо, к еловской культуре, следует отнести большинство найденных на Десятовском поселении каменных наконечников стрел с выемкой в основании, округлые глиняные грузила с поперечными желобками для привязывания, значительную часть скребков и других каменных орудий ( 111, 1—7). Аналогичные орудия, но в меньшем количестве, встречены на Еловском поселении. Скорее всего еловскими являются бронзовые ножи со слабо выделенной рукоятью, прямым лезвием и горбатой спинкой, найденные на Еловском и Десятовском поселениях. К еловскому или переходному еловско-ирмен- скому времени относятся два бронзовых наконечника стрел — двухлопастных, втульчатых (Еловское поселение;  111, 32, 33). Видимо, с еловской культурой следует связывать большую часть костяных наконечников стрел Еловского поселения. Но они опять-таки происходят из смешанного еловско-ирменского слоя, и поэтому говорить определенно, какие из них еловские, какие — ирменские, сложно.

В некоторых погребениях Еловского могильника встречены кости домашних животных: лошадиные бабки (могилы 84, 88, 106, 107, 117) и бараньи аль- чики (могилы 80, 90, 107). В культурном слое Еловского поселения собрано много костей крупного рогатого скота, который составляет по числу особей 51,1% всех видов домашних животных, мелкого рогатого скота (27%), лошади (13%), свиньи (1,2%), собаки (более 7%). Кроме того, здесь были кости лося, северного оленя, медведя, соболя, бобра, зайца и др. В могиле 73 Еловского II могильника найдены лосиные черепа, под курганом 13 Еловского I могильника — берцовая кость лося. О значительной роли рыболовства в жизни еловцев, помимо глиняных грузил, говорит обильное скопление костей и чешуи рыб в жилищах еловской культуры Еловского поселения.

Население еловской культуры строило жилища полуземляночного типа. Они имели четырехугольную форму и были углублены в землю на 90—100 см. По наблюдениям В. И. Матющенко жилища Еловского поселения достигали по площади 200 кв. м. В середине находился очаг из камней. В полу жилищ отмечены ямы, заполненные костями животных и рыб. Интересно, что на поселении Малгет (оно находится примерно в 250 км севернее Еловки) площадь елов- ских жилищ в несколько раз меньше — 20—40 кв. м. Возможно, крупные размеры жилых построек на Еловском поселении были вызваны необходимостью содержать зимой скот в закрытом помещении; на севере еловской культуры, где скотоводство играло меньшую роль (или вообще отсутствовало), надобности в столь больших жилищах не было.

К настоящему времени известно три могильника еловской культуры — Еловские I, II и Пачангский, причем первые два можно считать одним кладбищем, так как они расположены поблизости и хронологически продолжают друг друга. На Еловском I могильнике, по данным В. А. Посредникова, вскрыты 24 еловские могилы, на Еловском II — 22, на Пачанг- ском — 8. Следы надмогильных сооружений нечетки. Были это курганные насыпи или остатки разрушившихся дерновых оградок — судить трудно. В Еловском II могильнике, исключая крематорий и два трупосожжения (могилы 74; 112), все умершие лежали в скорченной позе на левом боку; в могиле 68 наблюдались следы огня. В более поздних (позднеелов- ских) могилах Еловского I могильника в 17 определимых случаях 10 покойников положены в скорченной позе на левый бок; шесть —в скорченной позе на правый бок; один —в вытянутом положении на спине. В более северном Пачангском могильнике все погребенные лежали на спине в вытянутом положении. Здесь можно говорть о двух тенденциях — хронологической и локальной. Хронологическая тенденция выражена в том, что от ранних этапов еловской культуры к ирменской культуре на юге еловского ареала наблюдается изменение положения погребенных: все чаще покойники кладутся на правый бок (тогда как ранее их хоронили на левом боку). Локальная тенденция проявляется в том, что в северной части еловского ареала продолжает сохраняться древний автохтонный обряд положения трупа — вытянуто на спине.

По данным В. А. Посредникова, большинство елов- ских могил Еловского I и II могильников представляют неглубокие ямы, выкопанные в верхнем горизонте почвы. В трех таких могилах прослежены следы деревянной обкладки и перекрытия из бревен. 18 могил сооружены прямо на дневной поверхности. Преобладает юго-западная ориентировка погребенных.

Определение хронологических рубежей еловской культуры, помимо обычных трудностей, связанных с неразработанностью хронологии «датирующих» вещей, осложнено еще рядом обстоятельств. Так, мы до сих пор не уверены, следует ли начинать елов- скую культуру с момента распространения в Томско- Чулымском регионе гребенчато-ямочной керамики или с начального этапа смешения здесь гребенчато- ямочной и андроновской орнаментальных традиций, когда достаточно явственно обозначается ее андро- ноидный колорит.

На первых порах взаимопроникновение гребенчато-ямочной и андроновской культурных традиций ощущалось лишь в пограничье ареалов. В. И. Матющенко сообщает, что на некоторых участках Еловского II могильника «еловские могилы оказываются включенными в общий план андроновских захоронений (еловские могилы 66, 68, 80 соседствуют с андро- новскими, а андроновские могилы 108, 91, 89, 114 — с еловскими)» (Матющенко, 1974, с. 70—71). При этом еловские могилы (имеются в виду прежде всего могилы с гребенчато-ямочной посудой, отнесенной нами к первой группе) не нарушают андроновских. Вместе с тем уже заметны признаки начавшегося смешения раннееловского (с гребенчато-ямочной керамикой) и андроновского населения. Об этом говорят, в частности, находки на раннееловском кладбище Еловского II могильника «гибридной» керамики, сочетавшей в орнаментации элементы гребенчато- ямочного и андроновского декоративных комплексов (Косарев, 1981,  57, 2, 7, 25).

Андроноидный облик еловской (и сузгунской) культуры оформляется позже, с началом карасук- ских проникновений, когда часть андроновского населения (видимо, уже в значительной мере трансформированного карасукскими воздействиями) продвигается из лесостепного Обь-Иртышья на юг таежной зоны. На этом этапе, отмеченном распространением в таежном Обь-Иртышье нарядной посуды с богатой геометрической орнаментацией (Сузгун II, Чудская Гора, Малгет, Десятово и др.), сузгунская и еловская культуры, вероятно, синхронны раннему этапу ирменской культуры, которая относится, по М. Г1. Грязнову, к кругу культур карасукского типа. Находки в культурном слое Чудской Горы нескольких круглодонных сосудов с карасукско-ирменским орнаментом подтверждают это предположение.

Первая и четвертая группы керамики, характеризующие ранние этапы еловской культуры и одновременные андроновской (федоровской) посуде, датируются, на наш взгляд, последними веками II тыс. до н. э. Это подтверждается радиоуглеродной датой раннееловской могилы 112 Еловского II могильника: 1180±55 лет до н. э. (Матющенко, 1974, с. 75). Время существования третьей и пятой групп еловской посуды совпадает с началом распространения в обь-иртышской лесостепи памятников ирмен- ского типа. Начало ирменской культуры большинство специалистов относят к IX в. до н. э. (Косарев, 19646, с. 9—10; Матющенко, 1974). В связи с этим возникает необходимость несколько изменить датировку еловской культуры, конец которой мы относили ранее к X в. до н. э. (Косарев, 19646). Сейчас нам представляется, что еловская культура захватывает и IX в. до н. э., а в целом ее хронологические рамки определяются XII—IX или XI—IX вв. до и. э. Поселения Сузгун II и Чудская Гора в таежном Прииртышье, давшие керамику с богатой геометрической орнаментацией, относятся, видимо, ко второй половине хронологического диапазона, отведенного нами для еловской культуры. Их наиболее вероятная дата — рубеж II и I тыс. до н. э. или даже первые века I тыс. до н. э.