История гипноза

ЧУДО В ЭПИДАВРЕ

А теперь, дорогой читатель, нам предстоит совершить путешествие в Древнюю Грецию — вернуться на две тысячи лет назад.

В доме скульптора Тимона горе.

Его любимая дочь, тонкая и быстроногая, как лань, двенадцатилетняя Амариллис заболела. Еще утром ничто не омрачало безмятежного покоя семьи, и вдруг за обедом девочка поперхнулась косточкой большого италийского абрикоса. Она побледнела, ей стало трудно дышать.

— Моя дочь умирает, помогите, помогите скорее, Амариллис умирает! — дом огласил душераздирающий вопль ее матери Диофаны. Паника охватила всех: люди бегали и кричали. Сама девочка страшно испугалась, когда косточка застряла у нее в горле, но особенный ужас ее охватил, когда она услышала отчаянные крики матери, увидела ее перекошенное ужасом лицо. В каком-то судорожном напряжении Амариллис уперлась локтями в пол, широко открыла рот и... глотнула. Сразу пришло облегчение. Воздух стремительно вошел в легкие. Девочка порозовела. Опасность миновала. Все ее существо наполнилось ощущением бурного восторга спасения. Она открыла рот, чтобы радостно закричать, успокоить отца, смотревшего на нее испуганными глазами, успокоить метавшуюся по дому мать, но... хрипота вырвалась из горла ребенка. Голоса не было. Слов не было. Ее звонкий, как серебряный колокольчик, голосок, которым так гордились родители, пропал. Она сделала еще и еще несколько усилий, все тщетно, вместо речи — один хрип.

И вот теперь на смену радости в дом Тимона вновь пришла печаль.

Время шло, дни сменялись днями, месяцы бежали один за другим, не принося утешения. Как тень бродила по дому немая девочка, своим видом повергая в скорбь всю семью.

Усыпление больной у древних скифов.

Тщетно обращались за помощью к местным врачевателям— никто не смог вернуть Амариллис голоса.

По общему мнению, оставалось последнее средство— паломничество в главное святилище бога-целителя Асклепия, расположенное близ города Эпидавра, на берегу Саронического залива. Тимон решился и на это.

Тимон, Диофана и Амариллис взошли на палубу либурнской триремы. Попутный ветер благоприятствовал путешественникам, и скоро очертания родных берегов остались позади за кормой.

Плывшие на корабле быстро познакомились. Оказывается, у семьи Тимона были прямые попутчики, также направлявшиеся в Эпидавр за исцелением. Это самосский купец Клеофан, везший свою расслабленную жену Фортунату, и изможденный, весь высохший старик Клеонад, откупщик. Естественно, что всю дорогу говорили только о предстоящем посещении целительного святилища.

Клеонад, который год как прибыл из Египта, рассказывал:

— Я давно болею. Немилость богов обрушилась на меня не менее десяти лет назад. Каждый прием пищи доставляет мучение. Кажется, внутри сидит какой-то зверь, который вгрызается всеми зубами, рвет мои внутренности когтями после каждого проглоченного куска. Видите, как я исхудал. Ведь почти ничего не ем. И хочу все время есть и не могу. Разве это жизнь? Дом мой — полная чаша, а вот же кормлюсь скуднее

 Расслабленный — прежнее название больных, страдающих различными формами параличей.

Рулевой и хозяин корабля рассказали паломникам, что они уже не раз возили людей, исцеленных в Эпи- давре,— Асклепий всемогущ и, если пожелает, может освободить от любой болезни.

Утром, когда должны были войти в Саронический залив, паломники поднялись рано, к восходу солнца: поклониться Аполлону-целителю, дабы быть благосклонно принятым его сыном Асклепием'.

О, каким фантастическим был первый луч! Казалось, вобрав в себя всю неисчерпаемую силу, все опьяняющее веселье бога Света, бога Жизнерадостности, бога Созидания, этот луч вынес из моря навстречу людям искрящуюся улыбку солнца, сулящую им вечное здоровье, вечную жизнь.

Тимон, поэт в душе, почувствовал, как его переполняет необъяснимый восторг и благоговейный трепет перед сказочной красотой пробуждающейся природы.

В молодые годы он посещал сады Эпикура. Великий философ и насмешник заронил в нем семена иронии и неверия в богов. Уже потом, в зрелости, Тимон часто любил в кругу друзей, вспоминая учителя, щегольнуть дерзкой фразой в адрес олимпийцев. Но сейчас и его охватил какой-то внутренний трепет. Ему вспомнилось священное праздничное шествие афинян — феория, на которое его, ребенком, взяла с собою мать. Вспомнилось то выражение безмятежной восторженной веры, которое светилось в глазах матери и других людей. И вот здесь, на палубе корабля, вошедшего в залив, с берегов которого уже доносились благоуханные ароматы священной эпидаврской рощи, Тимон склонил свою голову перед восходящим солнцем и прошептал: «О, бог света, бог жизни, бог радости олимпийской, пощади мою дочь, верни ей здоровье!»

Если такие чувства охватили даже Тимона, то об остальных паломниках нечего и говорить. Они упали на колени и, простирая руки к солнцу, горячо молились огненному диску, все выше и выше поднимавшемуся над морем. Чистой верой были переполнены сердца их.

...Разношерстная и разноплеменная толпа на пристани. Громкие разноязычные крики, веселый смех, дерзкие шутки прервали сосредоточенное молитвенное.

'

 Согласно древнегреческой мифологии, бог врачевания Асклепий— сын бога Солнца Аполлона.

настроение наших путешественников и невольно заставили заняться земными делами. Надо было расспросить про ближайшую дорогу к святилищу, узнать порядок допуска в священные сады и правила жертвоприношения. Но вот и она сама, роща Эпидавра. Вековые платаны и лавры так тесно переплелись своими густыми кронами, что в роще и в солнечный день царила полутьма. Лишь кое-где, пробившись сквозь густую листву, на шелковистую траву падали трепещущие солнечные блики. А между деревьями, извиваясь и журча, бежали холодные, кристально-чистые ключевые ручьи. Их влага поила пышные подушки мхов, закрывавшие корни лесных исполинов. Восхитителен был ковер из лилий и нарциссов. Там, где деревья редели, взору открывались залитые солнцем лесные лужайки, над которыми кружили яркие пестрые бабочки. Казалось, лес звенел от нескончаемого щебетания и трелей птиц. Как зачарованные, проходили наши путешественники сквозь этот волшебный лес, наполнявший их сердца ощущением надежды.

И вдруг за поворотом лесной дороги они увидели величественный и строгий храм бога-врачевателя. Влившись в большую толпу паломников, Тимон с семьей, Откупщик и Клеофан с Фортунатой оказались меж колонн у самых стен святилища.

Кто может даровать здоровье? Кто может его вернуть? Древние греки верили, что оно подвластно одному лишь богу-целителю благословенному Асклепию, чья огромная статуя воздвигнута в этом белом храме, его сыну Телесфору (богу выздоровления) и дочерям Гигее (богине здоровья) и Панацее (богине-травнице). Внутри храма стены расписаны сценами, изображающими «чудесные» исцеления больных и страждущих. Снаружи храм испещрен вырезанными на каменных плитах надписями, которые повествуют об исцелениях, совершенных именно здесь милостью Асклепия.

Наших знакомых паломников встретил высокий жрец Олимпидор, облаченный в белоснежный хитон, отороченный золотой каймой замысловатого рисунка. Он указал на одну из надписей и прочел: «Никанор параличный. Пока он сидел и отдыхал, один мальчишка украл у него костыль и бросился наутек. Он вскочил, побежал за ним и стал здоров»'.

 Подлинная надпись на стене храма Асклепия в Эпидавре.

— Дети мои! — Голос жреца торжественный, кажется, слова струятся по волнистой белой бороде.— Это было давно, когда я еще молодым служил моему богу в этом святилище. Никанор прибыл к нам из Антиохии, его расслабленного привезли сыновья. Без костылей он не мог сделать ни шага. Год жил в окрестностях храма, и каждый день его приводили сыновья к статуе бога. Человек он был нрава крутого. Часто поучал сыновей, пеняя за ту или другую оплошность. Кричал громко, пронзительно, иногда до хрипоты. Все уже тут знали голос Никанора-расслабленного. А ходить он не стал после кораблекрушения. На скалу налетела их трирема во время бури. Не многие уцелели. Три дня носило их по морю на обломке мачты. Подобрали их рыбаки. Когда причалили к берегу, все спасшиеся стали плясать от радости, падали на колени, целовали землю, а Ни- канор попытался встать и тут же, как подрубленное дерево, упал. Сколько ни поднимали, не стоял он, не держали ноги. Мягкие стали, безжизненные. Вот с тех пор и ходил Никанор только на костылях. Но не терял надежды — все молился, приносил богатые жертвы, надеялся, что Асклепий исцелит его. Однажды вздремнул он под развесистым платаном, положив костыли себе под ноги, и видит сон... Спускается сам Асклепий и манит его к себе, а он не может встать. И вдруг кто-то дергает его ногу, и он ясно слышит голос Асклепия: «Никанор, проснись! Встань!» Открыл глаза в то самое время, как мальчишка-сорванец выдернул из-под него костыль и побежал с ним. Неизъяснимым гневом воспылало сердце параличного, а в ушах у него голос бога: «Никанор, встань!» Вскочил он и побежал за мальчишкой. А весь народ как закричит: «Чудо! Чудо! Никанор встал!»

Жрец окончил рассказ и пристально посмотрел на Фортунату, которая не сводила с него глаз. У нее тоже часто слабели ноги, и она стояла, опираясь на Клеофана. Рассказ жреца вдохнул в нее силы, и она слепо уверовала, что и ее исцелит Асклепий.

Вот так, подогрев надежду на исцеление, воодушевив предварительной беседой о болезни, о настенных надписях и рисунках, жрецы вызывали у больных повышенное душевное настроение. В таком состоянии больной приступал к обязательным здесь предварительным сложным церемониям очищения души и тела, единственной задачей которых опять-таки являлось укрепление его веры в «чудесное» исцеление. Только после всех Верховный жрец бога-врачевателя Асклепия пробуждает больную от священного сна. (Изображение на керамике. Британский музей)

С горячей молитвой о ниспослании такого видения засыпает паломник, и нередко действительно случалось, что он видел именно тот сон, которого так страстно желал. Самовнушение делало свое дело, и, казалось, сам бог вещал ему откровения. Пусть для сновидца они остаются темны, совершенно непонятны, но зато тайный их смысл никогда не бывает укрытым от мудрых жрецов. Они-то владеют великим искусством — умело вопрошать и терпеливо выслушивать! И они давали больному толкование виденного им во сне, назначали от имени Асклепия: одному купание в бьющих здесь целебных ключах и диету, другому массаж и тепло «священной» (опять-таки целебной!) воды, для третьего достаточно было одного успокаивающего внушения, что выздоровление скоро наступит, если он ежедневно утром и вечером будет славить всемогущего бога-врачевателя в своих молитвах.

И от чего бы ни произошло потом выздоровление: от влияния ли прекрасного климата, полезной при многих болезнях воды здешних минеральных источников, от ванн, диеты и массажа или же от одной постоянно и искусно подогреваемой веры в божественную помощь,— все это, естественно, приписывалось доброте и силе Асклепия, ниспосланному им свыше «чуду исцеления». Ну, а если «чуда» не происходило, его придумывали...

Вернемся, однако, к нашим паломникам. Жрец Олимпидор закончил с ними беседу и предложил им погулять по священным садам, приблизиться к дыханию бога, разлитому среди этих кущ.

Все время, пока жрец говорил, Амариллис пугливо жалась к родителям. Нет, не этот благообразный старик пугал ее. Не сводя глаз, следила она за большой черной змеей, которая обвивала длинный посох Олимпидора . И очень обрадовалась, когда жрец, наконец, отошел от них и направился к другим паломникам, а ее родители

и их новые знакомые спустились по ступеням храма в благоухающую рощу. Старый откупщик и купец с женой очень устали и присели у корней огромного лавра отдохнуть. А Тимон с женой и дочерью пошли в глубь леса.

Быстроногой Амариллис захотелось пробежаться во весь дух, и не заметила она, как оставила далеко позади своих родителей. Несколько поворотов — и аллея, резко сузившись, превратилась в едва заметную тропинку.

Девочка остановилась. Кругом ее обступали толстые стволы деревьев, обвитые разросшимся плющом, они как бы образовывали стену вокруг нее. Ей стало страшно. Она поняла, что заблудилась. Постояв с минуту в нерешительности, Амариллис повернулась в ту сторону, где деревья, казалось, стояли не такой плотной стеной, сделала шаг вперед и — о, ужас!.. Прямо перед ее лицом закачалась квадратная голова огромной черной змеи. Желто-зеленые глаза ее пристально смотрели на девочку.

Оцепенение Амариллис длилось несколько мгновений. В стремительном порыве, который может быть вызван только отчаянным страхом, она побежала, ничего не видя перед собой, и громко, на весь лес закричала:

—        Мама! Ма-ма! Па-па! Спасите меня!

Тимон и Диофана, услышав голос дочери, поняли, что она в опасности, и, еще ничего не успев осознать, бросились со всех ног на ее зов о помощи... Вот и она — их ненаглядная Амариллис! Увидев родителей, девочка подбежала к матери и, обхватив ее руками, разразилась рыданиями.

И только тут, расспрашивая девочку о том, что с нею произошло, Тимон вдруг сообразил: Амариллис заговорила! Он посмотрел на Диофану, и в ее глазах прочел ту же мысль.

—        Чудо! Чудо! Чудо! — закричала не своим голосом Диофана и бросилась назад к храму.

Амариллис и Тимон устремились за ней.

Весть о чудесном исцелении.немой девочки распространилась с быстротой молнии среди паломников. Едва наши возбужденные знакомые вбежали по ступеням храма, их тут же окружила толпа.

—        Где? Когда? Какая девочка исцелилась? — наперебой задавали они друг другу вопросы.

Тотчас появился Олимпидор.

—        Дети мои, удивляться нечему. Благость Асклепия велика. Он исцелил девочку, едва она вступила в его

Бог пожалел немое дитя, пришедшее молить его о помощи,— сразу явил чудо. Воздадим же ему хвалу, вознесем молитвы наши вместе с дымом священного жертвоприношения и будем просить о новых исцелениях, о помощи всем сюда пришедшим. О милости Аскле- пия, сразу пожалевшего бедную девочку, о его чудесном деянии, здесь, на этой стене,— Олимпидор указал на то место, где были высечены слова, повествующие о возвращении ног параличному Никанору,— будет сделана надпись.

Жрец сдержал слово.

Когда археологи раскопали засыпанную временем стену древнего храма, то на ней, рядом с рассказом о параличном Никаноре, они прочли:

«Девочка немая. Обегая вокруг храма, она увидела змею, вползавшую на дерево в роще; в ужасе стала звать отца и мать и ушла отсюда здоровой» .

Целительное воздействие внезапных, чрезвычайных раздражителей (роль которых в описанных событиях сыграл испуг) давно уже используется психиатрами для лечения разнообразных проявлений истерии, среди которых не последнее место занимают параличи, слепота, глухота и немота.

Поэтому в зафиксированных древними надписями фактах исцеления параличного и немой, конечно, нет ничего сверхъестественного.

Стоит обратить внимание на другое.

Описанное здесь происходило примерно две с половиной тысячи лет назад. Светская медицина тогда часто смыкалась с храмовой. В некоторых местах даже трудно было их разграничить. Врачи назывались асклепиадами, т. е. врачевателями милостью Асклепия. И даже если врач лечил на дому, в своей маленькой усадьбе (прообраз будущих больниц), независимо от храма и его обрядовости, большую часть платы отправляли в виде благодарственной жертвы за излечение в храм Асклепия, полагая, что именно бог руками врача принес избавление от недуга.

Естественно, что тогда и храмовая медицина обогащалась опытом и вырабатывала многие полезные приемы и способы в борьбе с болезнями. Пример тому — помещение для сна. В нем все было разумно устроено для того, чтобы погрузить человека в гипноз и, использовав его веру в целительные возможности святилища, внушить ему если и не полное избавление, то по крайней мере облегчение от страданий. В тех же случаях, когда в основе заболевания лежали чисто нервные, истерического характера расстройства, часто добивались и полного излечения. И вот эти достижения человеческой мысли в борьбе с болезнями жрецы ставили с ног на голову, приписывая их не самому человеку, а богу. Люди отнимали у себя свои реальные достижения и отдавали их несуществующему божеству, чтобы затем униженно вымаливать у него то, что сами сделали своими руками. На этом нелепом парадоксе тысячелетиями держалась вера в целительную силу богов.

Герой же нашего повествования — гипноз выступал при этом в роли главного помощника, отдавая свои большие возможности на службу жрецам, служителям самых различных культов всех времен и народов. С первых шагов возникновения научной гипнологии было осознано, что именно гипнотическое состояние и есть та материальная основа, которая позволяла священнослужителям вершить чудо сверхъестественного избавления от болезней.