МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ФИЛОСОФИИ ПРАВА

Юридические правовые абстракции

Общее вовсе не является результатом выделения одного и того же признака, характерного для всех конкретных объектов, и исключения всех остальных, «не общих» их признаков. Общими могут быть и несущественные признаки явлений. Поэтому образование правовых абстракций осуществляется путем отвлечения от несущественных признаков правовых объектов, хотя бы даже и одинаковых для всех иных, и выделяются лишь те общие признаки данных объектов, которые составляют их сущность. Следовательно, в абстракции общее следует понимать не как простое вычленение всего того, что свойственно массе отдельных объектов, а как выделение в них существенно общего.

Следует, однако, подчеркнуть еще один важный момент: в правовых абстракциях должны найти свое отражение не только существенные общие признаки правовых объектов, но и те существенные признаки, в которых выражается специфическая определенность той или иной обособленной группы правовых образований. В противном случае наше знание о праве окажется недостаточным и отвлеченным. Известно, что составляющие его явления и процессы, при всем отличии друг от друга, суть именно правовые, а не какие-либо иные.

Именно в качестве таковых они обладают определенной общностью, что выражается, в частности, в общем понятии права, охватывающем собой не только его общие, но и специфические особенности.

Юридические абстракции окажутся подлинно научными лишь тогда, когда каждый из фиксируемых в них существенных признаков необходим для раскрытия специфики изучаемых правовых объектов, а их совокупность достаточна для выявления сущности этих объектов. Значение научной абстракции в правовой сфере в том и состоит, что оно вскрывает их внутреннюю связь, единство, общность, позволяет отделить главное от неглавного, существенное от несущественного, за случайным увидеть необходимость и тем самым обеспечивает возможность обнаружить объективные закономерности, «управляющие» правовым развитием. Посредством отвлечения от несущественного, случайного, частного и учета того существенно-общего, что свойственно массе единичных явлений и процессов, абстракция возвышает единичное до особенного, а это последнее — до всеобщего.

Упрощением этой диалектической связи было бы сведение единичного к конкретному, а общего к абстрактному. Конечно же, единичное не есть абстрактное, равно как и общее — это не автоматически конкретное. Диалектика их соотношения куда сложнее; абстрактным общее является лишь в том случае, если оно обнаруживает и фиксирует общие связи и взаимодействия единичных вещей, явлений и процессов. Здесь общее не противостоит единичному, а является постижением последних в их взаимосвязи и взаимодействии, т. е. выступает как вполне конкретное. Подобно этому, единичное не противостоит общему, а является его продолжением, т. е. выступает как потенциально абстрактное.

Абстрактное представляет собой субъективное отражение действительного, которое как бы изолировано, оторвано от процесса его реального движения. Будучи субъективным в этом своем качестве, абстрактное является вместе с тем и объективным, поскольку выступает как момент, звено данного движения. Через соотношения абстрактно-конкретного с целым и частью, общим и единичным, субъективным и объективным наглядно обнаруживается их противоположность, единство, переход одного в другое. Без единства противоположностей исключается возможность выразить в языке логических категорий диалектику действительности и ее познания, поскольку эти противоположности постоянно отождествляются, систематически переходят друг в друга.

В ходе познания правового объекта может быть образовано не одно, а множество абстрактных понятий, и чем сложнее и многограннее эти объекты, тем в большем количестве понятий они нуждаются; как правило, они подразделяются на юридические абстракции высшего, среднего и низшего уровней. Соотношение же между ними подчиняется диалектике общего, особенного и отдельного .

При этом чем выше уровень абстракции, тем в меньшей мере «ощутимы» в ней конкретности особенных и отдельных проявлений определяемых объектов; они в ней присутствуют в обобщенном, концентрированном, снятом виде. Поэтому нет никаких оснований пренебрежительно относиться к такого рода абстракциям. Наоборот, они представляют несомненную познавательную ценность, дают целостное представление об общей картине правовой сферы жизнедеятельности общества и являются одним из высших продуктов разума, который организует весь последующий исследовательский процесс, выступая в качестве одного из его философско-методологических оснований.

Каждая же отдельная абстракция среднего и низшего уровней, конкретизируя абстракцию высшего уровня, вместе с тем является итогом познания той или иной части, стороны, грани общей картины правовой действительности. В этом смысле они не только способствуют тому, чтобы эта картина отражала реальность в ее целостности, но и приближают отражаемое к реальности, предохраняют разрыв связей между тем и другим, обеспечивают практическую значимость теоретических изысканий.

В процессе образования юридических абстракций исследователь отвлекается от сферы отдельных, чувственно воспринимаемых проявлений правовой действительности. При этом, однако, абстрактное мышление, хотя и отдаляется от реальных проявлений правовой действительности, не утрачивает своей предметности.

Сказанное тем более верно, если учесть, что научная юридическая абстракция отнюдь не является продуктом произвольного теоретизирования исследователя; она рождается на почве правовой практики, резюмирует, концентрирует, упорядочивает многосторонний практический опыт возникновения, действия и развития права. Именно благодаря этому научные юридические абстракции вскрывают правовые явления и процессы глубже, вернее, полнее, истиннее, чем простое чувственное их созерцание или непосредственное, «живое» представление.

В этой связи следует различать конкретность чувственного восприятия и конкретность абстракции. Если конкретность чувственного восприятия правовой действительности, характеризуясь определенной непосредственностью, вместе с тем выступает как поверхностное, «хаотичное», бедное, малосодержательное познание правовых явлений и процессов, то конкретность юридической абстракции, преобразуя «чувственный» правовой материал, придавая ему обобщенный вид, становится содержательно богатой и разносторонней, ибо воспроизводит наиболее существенное, главное, основное, что свойственно внутренней сущности правовых объектов, что определяет их качественную специфику, вскрывает объективную закономерность их развития.

При этом в юридической абстракции материал, полученный исследователем на стадии восприятия правовых явлений и процессов, не «исчезает», не «ликвидируется», не «отбрасывается», а мысленно перерабатывается и в преобразованном виде воссоздается как единое целое.

Юридическая абстракция есть логическая основа конкретного, своеобразный узловой пункт, в котором объединяются в строгой логической системе общие, наиболее характерные, существенные, главные признаки и специфические особенности правовых явлений и процессов.

Будучи идеальным образом самих правовых явлений и процессов в их сущности, юридическая абстракция отнюдь не находится по ту сторону бытия этих явлений и процессов. Она вбирает в себя все многообразие этого бытия в его мысленно обобщенном выражении.

Она не просто фотографирует, не натуралистически изображает правовые объекты, а отображает их в преобразованном, концентрированном виде. Юридическая абстракция, если она действительно научна, не отрывает своих корней от почвы многообразных проявлений и движения правовой жизни, а через эти корни впитывает в себя живительные соки этой почвы. Абстракцию, из которой выхолощено все единичное и особенное, Гегель называл пустой, скудной, безжизненной, бесцветной и бессодержательной всеобщностью. «Абстрактное, — писал он, — считается в таком случае по той причине менее значительным, чем конкретное, что из него, дескать, опущено так много указанного рода материи. Абстрагирование получает согласно этому мнению тот смысл, что из конкретного вынимается (лишь для нашего субъективного употребления) тот или иной признак, так что с опущением стольких других свойств и модификаций предмета их не лишают ничего из их ценности и достоинства, а они по-прежнему оставляются как реальное, лишь находящееся на другой стороне, сохраняют по-прежнему полное свое значение, и лишь немощь рассудка приводит, согласно этому взгляду, к тому, что ему невозможно вобрать в себя все это богатство и приходится довольствоваться скудной абстракцией» .

Научная абстракция противостоит, по Гегелю, такого рода скудным абстракциям, поскольку вбирает в себя все богатство особенного, индивидуального, отдельного и обобщает их в существенности и определенности.

Речь идет, следовательно, не о том, чтобы юридические абстракции включали в себя все без исключения признаки отдельных правовых объектов, а о том, чтобы в них нашли свое воплощение существенные, первостепенные и необходимые признаки, которые в своей системности и составляют богатство отдельных правовых явлений и процессов.

Поскольку же в юридических абстракциях объединяются, интегрируются лишь существенные признаки правовых явлений и процессов и отбрасываются их несущественные, второстепенные, случайные признаки, постольку и создается с первого взгляда впечатление, что эти абстракции носят неконкретный характер. Такое впечатление ошибочно. На самом деле если юридические абстракции более богаты по содержанию, более всесторонне, глубже, полнее, адекватнее, чем чувственное восприятие, отражают правовую действительность, то они, естественно, являются подлинно конкретными.

Юридические абстракции о тех или иных правовых объектах вскрывают эти объекты в их взаимной связи и обусловленности, единстве, полноте и необходимости, т. е. конкретно. Конкретность юридического знания в том именно и состоит, что, обнаружив, вскрыв сущность, внутренние закономерности существования и развития определенных объектов, оно дает возможность представить в мышлении те их внешние стороны, с которых началось познание, не как не связанные между собой и случайные (какими они представлялись вначале, на чувственной стадии познания), а как необходимые проявления сущности данных объектов. С помощью юридических абстракций стороны изучаемых правовых объектов выступают в мышлении уже не как мертвые, оторванные, изолированные друг от друга, но в их взаимозависимости, развитии. Следовательно, диалектика познания правовой действительности состоит в том, чтобы, «отходя» от этой действительности, затем «приблизиться» к ней, прояснив ее сущность и тем самым становясь все более конкретным. Именно поэтому, как выражался К. Маркс, тоска по содержанию гонит абстрактного мыслителя к соприкосновению с действительностью.

Однако, несмотря на то что юридические абстракции конкретно отражают реальную правовую действительность, они всегда и неизбежно «огрубляют» всю тонкость связей и отношений этой действительности. Иначе и быть не может, ибо всякая абстракция «останавливает» движение реальной действительности.

«Омертвляя» живую действительность, абстракция в то же время является единственно возможной ступенью к ее постижению. С другой стороны, это «омертвение» отнюдь не означает, что абстракция в состоянии давать лишь безжизненную фотографию действительности. Оживление «омертвленного» в абстракциях достигается диалектичностью самих этих абстракций. Если объективная правовая действительность постоянно изменяется и развивается, если процесс движения правовых объектов протекает в борьбе противоречий и имеет своим результатом ликвидацию старого и возникновение нового , то и юридические абстракции, для того чтобы они верно отражали эту действительность, должны быть всесторонними, гибкими, изменяющимися, развивающимися, едиными в противоположностях. Достигается это путем сложного процесса отражения, концентрации в юридических абстракциях реальных противоречий правовой действительности. Юридические абстракции могут и должны «схватить», «вобрать» в себя реальные противоречия объективного изменения и развития отражаемой правовой реальности.

Однако формированием юридических абстракций, отражающих противоречивость правовой действительности, не исчерпывается познание этой действительности. Юридические абстракции — не самоцель, не итог, не завершение правового исследования, а лишь этап в мысленном воспроизведении конкретных явлений и процессов правовой действительности. Поскольку всякая юридическая абстракция представляет собой обобщение определенных сторон, свойств или признаков конкретных правовых явлений и процессов, постольку она не только не совпадает, но и противоречит каждому отдельному правовому явлению или процессу. Задача познания в том и состоит, чтобы преодолеть, снять это противоречие, что и достигается путем восхождения от абстрактного к конкретному. Восхождение от абстрактного к конкретному — способ теоретической переработки данных созерцания и представления в осознание, чувственного опыта в рациональное постижение изучаемого объекта. Но прежде чем говорить о том, каким образом снимается это противоречие, необходимо выяснить, в чем оно состоит.

Движение мышления от конкретного к абстрактному обнаруживает общность соответствующих правовых явлений и процессов в «чистом» виде, без учета своеобразия каждого отдельного правового явления или процесса. И именно в силу этого обстоятельства конкретное в праве всегда противоречит юридической абстракции. Кроме того, каждое конкретное правовое явление или процесс постоянно изменяется, обрастая новыми чертами, признаками, свойствами. Через определенный отрезок времени мышление вновь возвращается к тем конкретным правовым явлениям и процессам, которые в своем развитии претерпели определенные изменения и в силу этого могут уже не соответствовать их первоначальному обобщению в юридических абстракциях.

Естественной поэтому является потребность уточнить, скорректировать и саму ранее сформулированную абстракцию. Если изменение и развитие правовой действительности непрерывно, то и юридические абстракции не могут оставаться неизменными, раз и навсегда данными, пригодными для любых условий, обстоятельств, ситуаций. Это постоянно возникающее несоответствие юридической абстракции развитию конкретных правовых явлений и процессов и составляет противоречие между ними. Данные противоречия, если они не преодолеваются, могут привести, с одной стороны, к отвлечению юридической абстракции от конкретной правовой действительности, а с другой — к накоплению лишь известной суммы знаний о конкретном в праве на эмпирическом уровне, не связанной с юридической абстракцией.

Прежде чем перейти к непосредственному рассмотрению «механизма» восхождения от абстрактного к конкретному и снятия противоречий между ними, необходимо также предварительно уяснить, что категорию конкретного следует понимать в двояком смысле. Это, во-первых, сами правовые явления и процессы во всем их бесконечном многообразии, со всеми специфическими чертами, признаками, свойствами каждого из них. Они непосредственно выступают как представление о фактическом правовом явлении или процессе, находящемся на поверхности правовой действительности. Именно с такого конкретного и начинается любое юридическое исследование. Во-вторых, это результат постижения мышлением правовых явлений и процессов в единстве их многообразия, в системной целостности с многочисленными определениями, в синтезе этих определений. Этим, собственно, и заканчивается соответствующий цикл познания тех или иных правовых явлений и процессов. В этом смысле конкретное вовсе не является констатацией отдельных признаков, черт, свойств изучаемого объекта, а представляет собой, если позволительно так выразиться, его абстрактную конкретность, под которой мы понимаем синтез многообразных его определений, органическое объединение, слияние, «сращение» существенных признаков, черт, свойств изученного объекта в единую целостность.

Здесь конкретное выступает уже не как внешне созерцательное, эмпирически данное с многочисленными проявлениями, а как познанное в своей сущностной конкретности. Очевидно, что второй смысл понятия конкретного нам не удастся постичь, применяя лишь эмпирические (например, конкретно-социологические1 или конкретно-правовые) методы. Нельзя недооценивать направляющую роль общих понятий философии в использовании этих методов. В противном случае можно первое попавшееся эмпирическое знание о правовых явлениях и процессах — не исключено и чисто случайное — принять за фундамент всего «здания» правовой системы. И тогда мелкотравчатый эмпиризм восторжествует, а закономерности развития права исчезнут.

Абстрактно-правовое превращается в конкретное благодаря синтезированию, концентрации противоречий развития правовых явлений и процессов в единой, целостной картине правовой реальности. Иначе говоря, «духовно-конкретное»2 есть синтез многих определений различных сторон, свойств, черт правовой действительности как конкретной целостности, познанной в ее существенных связях. Однако это конкретное не только соединение различных определений, но и единство многообразного. «Конкретное потому конкретно, — отмечал К. Маркс, — что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного» .

Суть этого положения сводится к представлению о некоторой целостной системе во взаимосвязи и взаимодействии ее различных компонентов, где конкретное в мышлении воспроизводится через сложный комплекс логически связанных между собой многочисленных понятий и определений, каждое из которых выражает одну сторону, черту или свойство конкретного, а их совокупность — его целостную систему.

Восхождение от абстрактного к конкретному в правовом исследовании позволяет показать конкретные правовые явления и процессы в объективности, во всей полноте и единстве многообразного. В этом сложнейшем движении от абстрактного к конкретному решающая роль принадлежит законам и категориям диалектики как узловым пунктам, моментам, ступенькам в процессе познания правовой действительности. Восходя по этим ступенькам к конкретным проявлениям правовой действительности, исследование достигает полноты и единства в многообразии, которое и составляет конечную цель данного цикла правового познания.

В последующем будет предпринята попытка раскрыть значение диалектических законов и категорий в процессе познания права. Здесь же более подробно остановимся на вопросе о тех двух смыслах понятия конкретного, которые были отмечены выше. В юридической литературе «конкретность» понимается, как правило, в первом смысле как «непосредственная данность»; а второй смысл этого понятия — «единство многообразного» — не только не учитывается, но и нередко вообще игнорируется. Это выглядит особенно странно в наше время, когда широкой научной общественностью все более ощутимо осознается значимость логической культуры мышления.

Отсутствие философских обобщений, абстрактного мышления, логических выводов в произведениях эмпирического характера восполняется обилием цифровых данных, примеров, описаний фактов и случаев из обыденной социальной и, в частности, правовой практики. Как здесь не вспомнить слова В. И. Ленина: «В области явлений общественных нет приема более распространенного и более несостоятельного, как выхватывание отдельных фактиков, игра в примеры. Подбирать примеры вообще — не стоит никакого труда, но значения это не имеет никакого, или чисто отрицательное, ибо все дело в исторической конкретной обстановке отдельных случаев. Факты, если взять их в их целом, в их связи, не только "упрямая", но и безусловно доказательная вещь. Фактики, если они берутся вне целого, вне связи, если они отрывочны и произвольны, являются именно только игрушкой или кое-чем еще похуже» . Именно поэтому в отличие от эклектики «диалектика требует всестороннего учета соотношений в их конкретном развитии, а не выдергивания кусочка одного, кусочка другого» .

Нельзя, разумеется, отрицать познавательное значение фактов, но только в том случае, если они берутся в целом, в связи с конкретно-историческими условиями их возникновения, существования, развития. Иначе говоря, лишь в обобщенной форме факты приобретают доказательственную силу, и такое их качество приобретается в результате именно абстрагирования от них. Каждый отдельный пример может быть иллюстрацией объективной закономерности, но не доказательством ее. В лучшем случае отдельные примеры могут подтверждать частные или случайные проявления закономерности, но они не в состоянии доказать ее возникновение, действие и развитие в целом. Такое цельное постижение закономерности доступно лишь абстрактному мышлению. Именно поэтому те произведения, в которых присутствуют только эмпирические данные и отсутствует их обобщение в абстрактном мышлении, не могут претендовать на научность, хотя и имеют справочно-информационное значение. Но когда такие произведения выдаются как эталон, образец научного творчества, тогда они опасны, поскольку замыкают науку на описании эмпирического материала. Еще более опасным является «воинствующий эмпиризм», который, облекаясь в наукообразную или лжепатриотическую форму, рассуждает о вреде абстрактно-философского мышления под тем предлогом, что оно-де отвлекает от миссии науки — непосредственного ее служения практическим потребностям дня. Между тем науке противопоказаны конъюнктурщина, пассивная регистрация фактов, чурающаяся смелых философских обобщений.

Нигилистическое отношение к философским обобщениям, отрицание значения абстракций равносильно разрушению самой науки.

В подтверждение данной позиции уместно привести убедительные, яркие высказывания Гегеля. О рассуждениях, отрицающих абстрактное мышление, он замечает с ироническим сарказмом: «Можно... отметить особую форму нечистой совести, проявляющуюся в том виде красноречия, которым эта поверхность важничает; ближайшим образом она сказывается в том, что там, где в этой поверхности более всего отсутствует дух, она чаще всего говорит о духе; там, где она наиболее мертвенно-суха, она чаще всего употребляет слова: "жизнь", "ввести в жизнь"; там, где она проявляет величайшее, свойственное пустому высокомерию себялюбие, она чаще употребляет слово: "народ"». И далее: «Те, которые желают говорить философски о праве, морали, нравственности и при этом желают устранить мышление, а отсылают к чувству, сердцу и груди, к восторженности, высказывают этим то величайшее презрение, с которым стали теперь относиться к мысли и науке, ибо тут даже сама наука, отчаявшись в самой себе и дойдя до последней ступени усталости, делает своим принципом варварство и отсутствие мысли и, поскольку это зависело бы от нее, лишила бы человека всякой истины, ценности и достоинства» .

Научная абстракция противостоит, по Гегелю, такого рода скудным абстракциям, поскольку вбирает в себя все богатство особенного, индивидуального, отдельного и обобщает их в существенности и определенности.

Следовательно, абстракция абстракции рознь: некоторые из них тощие, мертвые, схоластичные, бессмысленные и поэтому никакого значения не имеют для науки и ею решительно отвергаются; другие — носят формальный, схематичный характер, но имеются и такие абстракции, которые силой своего могущества открывают человечеству законы его собственного бытия, вооружают общество теорией и методом преобразования этого бытия.

Вместе с тем необходимо отметить, что абстракции сами по себе, без связи с конкретностями действительности и без возвращения к ним теряют свои жизненные потенции. По мере абстрагирования от конкретностей действительности, теоретического возвышения мышления утрачивается наглядность этих конкретностей, а сама абстракция все более бледнеет, становится одноцветной, не сравниваемой с многоцветной действительностью, которая всегда ярче, богаче, содержательнее, разнообразнее любой абстракции. Следовательно, лишь противоречивое единство абстрактного и конкретного, их взаимодействие и постоянные переходы одного в другое обеспечивают реализацию потенций абстрактного и познание конкретного, его преобразования.

Проследим путь восхождения от абстрактного к конкретному в самых общих чертах (поскольку детализированное использование этого пути есть задача каждого специального исследования) на примере восхождения от сущности права к конкретным правовым явлениям и процессам. Сущность права как абстракция, образованная в результате обобщения конкретных проявлений правовой действительности, переходит в «отношения внешней жизни», в частности через конкретные правовые нормы и далее через правоотношения и иные формы реализации данных норм. В связи с этим первоначально исследуется простейшее проявление сущности права, одна из его «клеточек» — правовая норма. В итоге этого исследования каждая правовая норма, ее стороны, черты, свойства получают многочисленные определения. Так, например, обнаруживаются ее социальная природа, содержание, внутренняя и внешняя форма, юридическая сила и место в правовой системе в целом, связи и отношения с другими нормами, институтами и отраслями права, равно как и с другими регулятивными факторами общественной жизни, и многое другое.

Вслед за этим исследуются более сложные проявления сущности права — конкретное действие правовой нормы в регулировании общественных отношений. В ходе этого исследования определяются, в частности, содержание правоотношений, основания для их возникновения, изменения и прекращения, составные части данных правоотношений.

Наконец, исследование проникает в еще более глубинную суть отношений, регулируемых правовой нормой, определяя действенность, эффективность, результативность данного регулирования, степень его воздействия на ту или иную сферу общественной жизнедеятельности.

Процесс перехода мышления от конкретного к абстрактному и восхождение от абстрактного к конкретному сопровождается такими универсальными логическими средствами познания, как анализ и синтез. С их помощью оказывается возможным переходить от менее конкретных к более конкретным правовым явлениям и процессам, познавать их стороны, признаки, свойства не как индифферентно стоящие друг возле друга, а как единое, органически связанное целое, т. е. вскрыть то общее, что внутренне объединяет многообразные проявления правовой действительности . Однако обнаружение единства, сущностной общности различных правовых явлений и процессов далеко еще не завершает процесс познания. С помощью анализа целостная правовая действительность расчленяется на составные части (например, нормы права, правоотношения, юридические факты и т. д., которые, в свою очередь, расчленяются в процессе анализа на составные элементы), каждая из которых сама по себе является юридической абстракцией. Их знание хотя и необходимо, но пока не воспроизводит правовой действительности во всей ее полноте и противоречивости, не вскрывает главного — конкретного способа соединения этих частей (элементов), сочетания в единстве противоположных тенденций их развития, от чего в первую очередь зависит природа изучаемой правовой системы.

Правовое явление или процесс многогранны. Вполне возможно изучать каждую из этих граней, тем самым получая простое представление о данном явлении или процессе. Эта задача осуществима даже в том случае, когда исследуемое правовое явление или процесс сложны, а поэтому и количество их граней увеличивается. Изучение каждой грани, а затем их объединение в определенной совокупности создает впечатление об исследуемом объекте в целом. Но этим впечатлением, этим представлением ограничиваются возможности анализа, за его пределами остаются все те связи и отношения каждой грани объекта с многочисленными другими факторами, и процессами, которые не только видоизменяют формы, но и накладывают определенный качественный отпечаток на данный объект. Анализ каждой части, грани целого ведет, но еще не приводит к познанию целого. Эта цель достигается в результате сложной работы мышления по синтезированию ранее, на стадии анализа полученных данных. Посредством синтеза конкретные правовые явления и процессы не просто воспроизводятся в их многообразных формах; последние выводятся из абстракции как из своей общей основы. Синтез конкретизирует общее, выводя из абстракции характеризующие отдельные проявления правовой действительности, благодаря чему они оказываются едиными в своем многообразии. Но этим его роль не исчерпывается. Суть синтеза состоит, далее, в том, что с его помощью определенным способом объединяются, сочетаются в единстве противоположные тенденции в развитии конкретных правовых явлений и процес- сов . Если посредством анализа из сложного правового целого вычленяются его противоположные элементы, части, компоненты, что позволяет изучить их в наиболее «чистом» виде, то с помощью синтеза это целое восстанавливается в единстве всех его противоречивых элементов, частей, компонентов со всеми их связями, отношениями и взаимодействиями .

В движении мышления от анализа к синтезу своеобразно отражается и воспроизводится соотношение исторического и логического в процессе познания. При аналитическом изучении той или иной правовой системы не имеют существенного значения исторические причины их возникновения и развития. Но анализ, будучи необходимым для детального исследования структуры и механизма каждого правового явления или процесса, выступает вместе с тем предпосылкой обнаружения генетической природы тех правовых систем, к которым принадлежат данные явления и процессы. Если же анализ является лишь предпосылкой познания истории правового развития, то синтез необходимо включает в себя такое познание.

В этой связи важно подчеркнуть еще один момент. Применяя анализ и синтез, следует иметь в виду и самую цель исследования. Эта цель непосредственно определяет и выбор соответствующего метода. Анализ, обособляющий то или иное правовое явление или процесс, позволяет «просвечивать» его в определенном аспекте или уровне, разрезе, позволяет подвергать детальному рассмотрению вычлененный объект в том именно ракурсе, который интересует исследователя. И при всей необходимости такого «специализированного» исследования данного объекта оно оказывается односторонним, поскольку оставляет в тени другие его характерные черты, не вскрывает его связи, опосредование и взаимодействие с иными его свойствами. Использование аналитического метода в исследовании, в частности, того или иного правового явления или процесса дает четкое представление о свойствах отдельных его сторон, частей, моментов движения, отвлекаясь при этом не только от целостности исследуемого явления или процесса, но и от историко-генетических причин и условий его возникновения, становления и развития (равно как и от его субстанционально-системных и функциональных связей и зависимостей как целого). Эту задачу выполняет синтетический метод, опирающийся на метод аналитический. Подобно тому как исторический и логический методы используются в их единстве, так и аналитический и синтетический методы только в органической взаимосвязи и единстве оказываются действенными средствами познания социальной, в том числе и правовой, реальности.

Нельзя, используя аналитический метод, останавливать познание на стадии анализа. Далее необходимо на основе синтетического метода переходить к обобщению, восстановлению целостности объекта познания. Будучи различно направленными методами исследования правовой действительности, они эффективны лишь в неразрывной связи между собой и только в единстве постигают истинную картину правового развития. Именно поэтому в общем потоке правового исследования каждый из данных способов предполагает другой и исходит из него; они находятся в постоянном взаимодействии, переходят друг в друга и переплетаются на каждой стадии исследования. Противоречивому характеру правовой действительности соответствуют и противоречивые способы ее познания. Анализ, вскрывающий тождество противоположных явлений в их единстве, подготавливает «почву» для синтеза; воспроизводя же целостную правовую действительность во всей противоречивости ее развития, синтез позволяет на новой стадии исследования глубже проникать в сущность правовых явлений и процессов, все более полно познавать их объективные закономерности. Такое познание, вновь возвращаясь к анализу конкретных противоречий правовой действительности, открывает пути их изменения, совершенствования, преобразования в соответствии с нуждами общества, потребностями его прогресса. И это чередование, это дополнение, соотношение и взаимодействие анализа и синтеза составляют, по образному выражению Гегеля, «алмазную сеть» тождества и различия процесса познания.

Итак, посредством анализа единая правовая целостность разлагается на отдельные составные части; каждая из них исследуется самостоятельно, а затем с помощью синтеза все части объединяются и соединяются в мышлении со всеми их связями, отношениями и взаимодействиями, во всем богатстве их специфики и в восстановленном целостном единстве. Именно здесь, на завершающем этапе восхождения от абстрактного к конкретному, правовая действительность воспроизводится во всей своей полноте как сущность и единство общих и специфических закономерностей развития правовых явлений и процессов, многообразия и разнообразная форм их выражения, одним словом, как синтез абстрактного и конкретного в правовой реальности.

И здесь необходимо отметить чрезвычайно тонкий момент, который обычно исчезает из поля зрения при рассуждениях о диалектике анализа и синтеза в познании. Дело в том, что когда мы говорим о расчленении познающим мышлением социальной целостности в целях анализа составляющих ее частей, а затем о восстановлении с помощью синтеза этой целостности в том виде, в каком она существует в действительности, то это не более чем схематическая структура мыслительного процесса, выдвинутая лишь для того, чтобы наглядно вычленить его элементы.

В действительности же этот процесс протекает отнюдь не как однолинейное движение с временными переходами от анализа к синтезу и от синтеза к анализу, а как соединенный, органически единый акт аналитико-синтезирующего свойства мышления, в котором фактически отсутствуют четко выраженные грани «этапов», «переходов» от аналитического к синтетическому и обратно; с самого начала и на протяжении всего процесса познания аналитическое в мышлении содержит в себе синтетическое, а синтетическое — аналитическое.

Из предшествующих рассуждений вытекает вывод, согласно которому в цепи познавательного движения мысли образуются «ступени», «опорные пункты», «узловые звенья» в виде общих понятий и определений, опираясь на которые исследование продвигается ко все более глубокому, всестороннему и конкретному познанию правовых явлений и процессов правовой действительности в целом. На этом пути восхождения к конкретному каждое последующее «звено» невозможно понять без предыдущего. Каждое новое и более сложное правовое понятие синтезирует в себе предыдущие понятия в снятом виде и тем самым выступает как то «звено», которое продвигает и все ближе подводит исследование к «духовно-конкретному» выражению правовой действительности. Каждое новое «звено», опосредуясь всеми предшествующими (и прежде всего теми, к которым оно непосредственно примыкает), несет в себе более богатое содержание, поскольку не только сохраняет в себе содержание предшествующих «звеньев», но и прибавляет новые штрихи к картине правовой действительности, уточняет ее рисунок, обогащает новыми красками, делает колорит более гармоничным, совершенствует композицию. Процесс перехода от одного «звена» познания к другому продолжается до тех пор, пока не завершено полное воспроизведение действительного развития права во всей его противоречивой сложности, конкретности, единстве многообразного.

Следовательно, процесс восхождения от абстрактного к конкретному отнюдь не сводится к простому «приложению» общих правовых дефиниций к отдельным проявлениям и процессам права. Он куда более сложен. Воплощая в себе богатство особенного, индивидуального, отдельного, общие понятия права не приобретают характера абсолютной универсальности в том смысле, что позволяют механически, прямолинейно, чисто логическим путем выводить особенное, индивидуальное, отдельное. Общие правовые понятия могут служить инструментом проникновения в сущность исследуемых единичных правовых явлений и процессов лишь при условии, если они применяются на основе конкретного анализа единичного, условий и обстоятельств его существования и развития. Общие понятия, формулы могут в лучшем случае лишь намечать общие задачи, необходимо видоизменяемые конкретной правовой ситуацией.

Данные положения следует иметь в виду прежде всего тем, кто в общих правовых понятиях видит средство для разрешения конкретных проблем правовой теории и практики. Без тщательного исследования конкретного в конкретных условиях места и времени его существования, действия и развития неизбежно возникает несоответствие, противоречие, разрыв между данным конкретным и соответствующими общими понятиями, что и приводит либо к исчезновению, непониманию сущности конкретного, либо к ее извращению, одним словом, к отсутствию познания. Бесспорно, что без общих дефиниций правотворчества, сущности, содержания и формы права, нормы, института и отрасли права, системы права и системы законодательства, без общих категорий реализации права, его толкования, соблюдения, исполнения и применения, правоотношения, законности, правопорядка и т. д., в которых резюмируются результаты абстрагирующей работы мышления, ни одна отрасль юридической науки не может плодотворно разрабатывать вопросы своей специальной сферы знаний и выдвигать практические рекомендации по совершенствованию правового регулирования соответствующих общественных отношений. Это обусловлено тем, что в реальной правовой действительности объективно существуют такие специфические закономерности развития правовых явлений и процессов, такие существенные их связи и отношения, которые присущи всем явлениям данного рода и без познания которых невозможно более или менее глубокое изучение правовой сферы жизнедеятельности общества.

Подводя итог рассуждениям относительно соотношения конкретного и абстрактного в познании права, можно констатировать: если первый этап правового познания позволяет определить сущность, назначение и роль права в социальной жизнедеятельности общества, их место в общественном развитии, то второй («обратный путь») — помогает вскрыть специфику правовых форм, механизм действия каждой из них, особенности правовых явлений и процессов в тех или иных условиях места и времени, своеобразие их взаимодействия между собой и иными явлениями социальной среды.