МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ФИЛОСОФИИ ПРАВА

СТРУКТУРА И ЭЛЕМЕНТЫ

Методологическое значение структуры и элементов является логическим следствием познания внутренней формы права, ее дополнением, конкретизацией и развитием.

Прежде всего необходимо отметить, что структурный анализ природы общества и мышления давно используется в науке. Особую эффективность он обрел в правоведении в силу его органического объединения с генетическим, каузальным, субстанционально-системным и функциональным подходами к познанию правовых явлений и процессов. Поэтому не может не вызвать недоумения высказанное в нашей социологической литературе мнение о том, будто бы структурный анализ (равно как и системный) впервые применяется лишь в последние годы; якобы теория общественного развития до последнего времени не содержала в себе никаких аспектов структурного анализа1. Это не соответствует действительности .

Право не может быть неструктурно. Анализ правовых явлений и процессов невозможен без применения именно структурного метода наряду и в органической связи с другими методами. Взять, например, такие проблемы, как сущность права, содержание и форма права, связь права с политикой, государством, нравственностью и правосознанием, правопорядок, дисциплина и ответственность, «двойное» подчинение и законность и многие другие, чтобы убедиться в том, что здесь, как и во всех иных случаях, мы имеем перед собой глубокое диалектическое сочетание различных, в том числе и структурных, методов, синтезирование которых позволило познать такую сложную сферу общественного бытия, какой является право.

В связи с тем что в философской литературе понятие структуры толкуется по-разному, необходимо более подробно остановиться на этом понятии. Так, если одни авторы считают, что структура является лишь своеобразным проявлением категории качества1, то другие, наоборот, считают ее проявлением категории количества2. Анализируя эти точки зрения, В. В. Агудов пришел к выводу о неправомерности отождествления структуры с категорией количества и с категорией качества, а также рассмотрения структуры как некой разновидности одной из этих категорий3. Исследуя вопрос о соотношении категорий «форма» и «структура», В. В. Агудов заключает: «Итак, "внешняя форма" образует диалектическую пару (соотносится) с "содержанием", а "внутренняя форма", т. е. "структура", диалектически соотносится с "составом"» . Однако этот вывод неубедителен, так как не раскрывает различий в понивание исторической необходимости социалистической революции в «Капитале» Маркса//«Капитал» К. Маркса, философия и современность. М., 1968. С. 405.

Еще большая разноречивость в толковании понятия структуры обнаружилась на конференции, которая была посвящена методологическим проблемам системно-структурного исследования и которую провела кафедра диалектического материализма философского факультета МГУ (март 1986 г.). Так, С. Т. Мелюхин, призывая избегать неопределенного, слишком расширительного употребления понятия структуры, сам встал на этот путь: по его мнению, структура выступает как единство материального содержания и законов взаимоотношения элементов в системе. Однако помимо нечеткости этого определения оно подменило, по существу, определение структуры определением системы, ибо именно последней (а отнюдь не структуре) свойственно единство материального содержания и законов взаимоотношения его частей.

Трудно понять смысл положений, выдвинутых на той же конференции В. С. Тюхтиным. Он считает, что структуры «вообще» совпадают с бесструктурностью, т. е. они не существуют. Но при такой «логике» можно объявить несуществующими все общие понятия и категории науки, а следовательно, и саму науку.

Не менее странной выглядит высказывание О. С. Зельки- ной, предложившей вместо научного поиска и формулирования общего понятия структуры пойти по пути договоренности в его определении . Но, как известно, проблемы науки не могут решаться и не решаются «голосованием».

Анализ категории структуры целесообразно начинать с понятия целостности, о которой подробно пойдет речь в дальнейшем . Здесь же лишь отметим, что целостное правовое образование, как и любое другое целое, необходимо имеет как свою внешнюю, так и внутреннюю форму. Как уже отмечалось ранее, внешняя форма — это выражение вовне целостного правового образования. Внутренняя форма — это структура, способ организации, определенная упорядоченность частей данного целого. Образно говоря, если внешняя форма есть облик, внешний вид правового здания (или организма), то внутренняя форма — его каркас (или скелет).

Итак, основным признаком структуры является то, что она есть внутренняя форма («форма, рефлектированная вовнутрь себя") определенного объекта. В силу этого структура, во-первых, не может иметь самостоятельного существования вне того объекта, содержание которого ею определенным способом цементируется, организуется, упорядочивается, и, во-вторых, характер ее построения и изменения непосредственно зависит от природы и закономерностей развития данного объекта.

Эти важные обстоятельства не всегда учитываются многими философами, в результате чего оказывается, что структура отрывается от своего материального субстрата, лишается своего содержания и обретает самодовлеющее значение. Именно такое впечатление создается от трактовки понятия структуры, которая дается, например, В. И. Свидерским.

Отвергая принятое в науке «понимание структуры как материализованной структуры», В. И. Свидерский рекомендует под структурой понимать «принцип, способ, закон связи элементов целого, систему отношений элементов в рамках данного целого» .

Это и подобные ему определения фактически отождествляют категории целого, системы и структуры. Но дело не только в этом. Структуру как внутреннюю форму определенного объекта, разумеется, можно в целях анализа рассматривать отдельно, отвлекаясь от содержания (субстанции) данного объекта. Но при этом нельзя забывать, не учитывать того, что структура, как и любая форма, не существует без того, что она оформляет, что ее изменение подчиняется общим закономерностям содержания и формы вообще. И каким бы элементарным ни казалось это напоминание, у В. И. Свидерского, тем не менее, чувствуется отрыв структуры от ее субстанции, содержания. Это впечатление усугубляется и укрепляется, когда он фактически разрывает парность категорий элемента и структуры, приписывая им разнопорядковые сущности: первому — субстанциональное, а второй — организующее значение. Он пишет: «...под элементами следует понимать любые явления, процессы, образующие в своей совокупности данное явление, данный процесс, а также любые свойства явлений, образующие в своей совокупности некое новое свойство, и, наконец, любые отношения, образующие в своей совокупности некое новое отношение» .

Это определение представляется неудачным, более того, ошибочным. В самом деле, если элементы — это любые явления и даже любые свойства явлений, то какая же разница между элементами, явлениями и их свойствами? Каким образом любые явления, процессы могут в своей совокупности образовать данное (какое именно?) явление, процесс? Почему любые явления, процессы, их свойства и отношения именуются элементами? В чем назначение и специфика понятия элемента, обусловившая необходимость его введения в категориальный аппарат науки?

На эти вопросы отсутствуют ответы, но оставим их в стороне. В данном случае интересно заметить иное: автор явно стремится придать категории элемента качество субстанциональности и тем самым совокупность элементов отождествляется с категорией целого. Таким образом получается, что В. И. Свидерский не только не проводит разграничения между понятиями целого, системы и структуры (на что обращалось внимание ранее), но и «совокупность элементов» сводит к целому. Но если целое и структура тождественны, а целое есть совокупность элементов, то, следовательно, и между структурой и элементами нет различий. Но такой вывод, естественно, неприемлем, в том числе и для В. И. Сви- дерского, который пишет: «Говоря об элементах, мы должны подразумевать под ними не просто дробные части данного целого, а лишь такие из них, которые, вступая в определенную систему отношении, непосредственно создают данное целое» .

Но, во-первых, «дробные части», если они не создают целого, вовсе не являются его частями; во-вторых, если не «дробные части», создающие данное целое, и есть элементы, то, следовательно, нет никаких различий теперь уже между частями и элементами целого. В итоге, к сожалению, получается, что ни одна из рассматриваемых автором категорий ничем не отличается от любой другой и в силу этого не может быть использована, в частности, при анализе правовых явлений и процессов.

В этой связи следует обратить внимание на следующее. В философской литературе все настойчивее выдвигается мысль о многоплановости категорий диалектики, и особенно категории структуры2. Безусловно, эта мысль имеет под собой серьезные основания, поскольку отражает не только всеобщность, но и гибкость диалектических понятий. Однако иногда эта многоплановость трактуется так широко, что теряется специфика той или иной категории, ее использование выходит за рамки ее применимости, смешивается с другими категориями и в итоге лишается познавательного значения. Именно это произошло с пониманием и использованием категории структуры. Например, Р. А. Зобов рассматривает структуру как материализованную связь между образующими ее компонентами, как закон, способ, характер связи их между собой и, наконец, как результат их взаимодействия, образующего «новые стороны и свойства» струк- туры .

 Но, во-первых, понимание структуры как материализованной связи между образующими ее компонентами исключает возможность отличить ее от системы. Во-вторых, структура, как было показано ранее, вовсе не всегда характеризуется закономерностью связи частей целого. Таким качеством обладает отнюдь не любая структура, а лишь структура системного целостного образования (так сказать, «системная структура»). И в-третьих, сама по себе структура, будучи внутренней формой, не может лишь в результате взаимодействия ее элементов создать свои «новые стороны и свойства», поскольку они образуются в зависимости от движения, изменения и развития самого целого (и прежде всего системного целого).

В итоге рассмотрения данного вопроса представляется уместным привести высказывания М. Розенталя и Э. Ильенкова о «структурализме» или «структурно-функциональном анализе», которые полезны для правоведческих исследований и с которыми мы полностью солидаризируемся. «Ссылаясь на определенные достижения, — пишут они, — полученные на основе применения структурно-функциональных методов в некоторых науках (лингвистика, биология и др.), некоторые философы решили распространить этот метод на все области человеческого знания, включая даже диалектику, которую они пытаются "структурализовать"». И далее: «"Структура" — категория не новая. Уточнить это понятие, поставив его в связь с другими категориями диалектики, то есть определить его именно как "ступеньку", как "узловую точку" познания, дело, несомненно, полезное и важное. Но менять всю последовательность научных понятий материалистической диалектики, всю систему их научных определений путем приспосабливания ее к частным нуждам "структурного анализа" представляется затеей весьма легкомысленной.

"Структурный метод" сознательно абстрагируется от всех фактов, связанных с историей возникновения, формирования и перспективой эволюции тех "структурных образований", о которых в данном случае идет речь. А тем самым, естественно, и от тех внутренне присущих им противоречий, которые как раз и стимулируют рождение, формирование и в конце концов "гибель" указанных структур (то есть процесс их преобразования в более высокие и исторически позднейшие структуры). Нетрудно представить, как будет выглядеть теория материалистической диалектики, если ее перестроить по схемам и моделям структурного анализа» .

В заключение рассмотрения философской категории структуры следует отметить, что ее столь методологически важное для правоведения значение менее всего привлекает внимание юристов-исследователей. В тех же редких случаях, когда отдельные исследователи правовых проблем касаются правовой или законодательной структуры, они менее всего озабочены пониманием и определением данного понятия , а в худшем случае лишь иллюстрируют правовым материалом далеко не лучшие образцы философских изысканий категории «структура» .

Выше отмечалось распространение в философской литературе так называемой многоплановости структуры. Та же, выражаясь гегелевским языком, «дурная» многоплановость сложилась и в результате попытки разграничить понятия части и элемента. По данному вопросу в философской литературе выдвинуто несколько различных мнений. Одни авторы, по существу, отождествляют категории части и элемента . Другие, наоборот, отрицая их тождественность, указывают, что элемент обозначает только предметы, явления и процессы, находящиеся в соответствующей взаимосвязи, образующейся в рамках определенной структуры целого, в то время как часть может существовать в определенном сочетании между собой в рамках целого, а также и до этого сочетания. Та или иная часть превращается в элемент лишь после ее вступления в определенное сочетание, образующее целое, и после определенного изменения под воздействием этого сочетания. До этого часть не является элементом1.

Третьи считают, что элементом является все, что указывает, из чего состоит целое, что относится к компонентам, его составляющим, безотносительно к тому, отражают они специфику данного целого или нет. Но частью является не всякий компонент, а лишь такой, который наделен специфическими особенностями целого, непосредственно выполняет функции, характерные только для данного цело- го2. Четвертые полагают, что часть шире элемента, поскольку частями целого являются не только элементы, находящиеся между собой в известной взаимосвязи, но и сами взаимосвязи между элементами, т. е. структура. Если элементы, обладая определенной самостоятельностью и качественной обособленностью, отличаются от связи, в которой они состоят между собой, то специфическое содержание частей выявляется не в соотношении со связью, существующей между ними, а в соотношении с целым. Поэтому они не могут противопоставляться связям, составляющим структуру целого, ибо последние сами являются частями целого . Наконец, пятые исходят из того, что понятие элемента более глубоко, чем понятие части, хотя они оба характеризуют предмет со стороны его составных компонентов. Элементы — это те же части, но наиболее существенные части и в наибольшей степени отражающие связи и отношения, специфичные для предметов как целостного образования. Поэтому отличительной особенностью элементов является то, что они обладают вполне определенными свойствами, не изменяющимися в пределах исследуемого отношения. Элемент — более богатое и конкретное понятие, определение которого сохраняет особенности содержания, выражаемого категорией части, и включает также и новые признаки, позволяющие относить их к наиболее важным, существенным частям системы .

К сожалению, ни одна из приведенных точек зрения неприменима к анализу правовых явлений, процессов и уже в силу этого не может претендовать на всеобщее отражение действительного соотношения категорий части и элемента. В первую очередь следует отметить, что если бы категории части и элемента совпадали, то не было бы смысла хотя бы одну из них вводить в научный оборот. Но в том-то и дело, что и категория части, и категория элемента выполняют определенные, но не тождественные гносеологические функции. И прежде чем вскрыть своеобразие каждой из этих функций, необходимо выяснить различие между указанными категориями.

Нельзя представлять себе дело так, будто часть может быть частью до вступления в состав целого. Самостоятельное существование части превращает ее в отдельное, лишая при этом специфических особенностей как компонента целого. Конечно, с универсальных позиций любое относительно самостоятельное явление есть часть какого-то целого, которое, в свою, очередь является частью еще более объемного целого, и т. д. Но специфика категории части в том именно и состоит, что она является таким компонентом целого, вне которого эта специфика исчезает. Нет, например, сомнения в том, что любая отрасль права является частью соответствующей системы права, но это вовсе не исключает ее относительного, в известной мере обособленного и специфического существования и функционирования. В противном случае не было бы оснований для выделения определенных правовых норм и институтов в самостоятельную отрасль права. Следовательно, по этой линии исключается возможность провести разграничение между частью и элементом, которое также имеет смысл лишь как компонент определенной структуры.

Неверно также и представление, будто элемент лишен качественной характеристики целого или структуры, в состав которых он входит или составным компонентом которых является. Если бы тот или иной элемент не играл определенной роли в соответствующей структуре, он лишился бы качества элемента, превратившись в механическую приставку или дополнение к этой структуре. Специфика элемента в том и состоит, что он является необходимым атрибутом структуры. Без элементов нет структуры, равно как и без структуры нет элементов. Так, необходимыми элементами правового отношения являются субъект, объект, правомочие и юридическая обязанность, без определенной связи между которыми нет и самого правоотношения. С другой стороны, трудно отрицать, например, за преамбулой законов значение части данного нормативного акта, хотя и не во всех случаях она является обязательной и тем более не играет непосредственно регулирующей роли нормативного акта, в состав которого входит. Следовательно, и по этой линии нельзя провести разграничение между категориями элемента и части, которая отнюдь не всегда непосредственно выполняет функции, характерные для целого.

Не следует соглашаться и с мнением, разграничивающим элементы и части по их связям между собой и с целым, когда первые характеризуются самостоятельностью, качественной обособленностью и независимостью, а вторые выявляются лишь в соотношении с целым. Во-первых, элементы существуют лишь как элементы структуры, подобно частям, имеющим смысл только как части целого. Во-вторых, элементы обретают качественную особенность не сами по себе, а при наличии определенных связей между собой и целиком со структурой, точно так же как и специфика частей определяется не только ими самими, но и связями их между собой и целым. При рассмотрении, например, любой правовой нормы со стороны ее элементов и структуры или со стороны ее частей и целого легко обнаруживается, что она обязательно состоит из тех элементов, или частей, связь между которыми характеризует ее специфически необходимую структуру и целостность, в свою очередь влияющие как на сами элементы и части ее, так и на их связи между собой. Следовательно, и здесь мы лишены возможности провести линию разграничения между категориями элемента и части. Более того, последняя из критикуемых точек зрения допускает полное смешение понятий. Структура целого не может быть лишь его отдельной частью хотя бы уже потому, что является внутренней формой объединения всех частей целого.

Наконец, едва ли можно считать оправданной точку зрения, согласно которой различие между элементом и частью состоит в том, что первый является не всякой, а лишь существенной частью. Такая характеристика произвольна хотя бы уже потому, что, поменяв местами часть и элемент, можно утверждать прямо противоположное, а именно: частью является не всякий, а лишь существенный элемент. Но дело не в этом. Подобное толкование понятия «элемент» не имеет сколько- нибудь рационального смысла, ибо можно было бы вместо понятия элемента пользоваться простым обозначением: основная, главная или существенная часть. Между тем думается, что введение в научный оборот наряду с категорией части также и категории элемента имеет более глубокий смысл.

В чем же в таком случае состоит действительное различие между интересующими нас в данном случае категориями в их применении к исследованию правовых объектов, явлений и процессов?

Если целое является категорией прежде всего субстанционального, содержательного порядка, то, естественно, и части целого суть субстанциональные, содержательные его компоненты. Если, далее, структура есть не что иное, как внутренняя форма целого, то, следовательно, и ее элементы являются моментами, связями, «блоками» организационного устройства этого целого.

Как же структурно организованы ее элементы? Во-первых, все части структурно заключены в одно целое, что является вполне целесообразным, поскольку каждая из них и все вместе участвуют в регулировании соответствующих отношений. Во-вторых, части целого связаны между собой в структурно- логической последовательности, что обеспечивает эффективность правового регулирования.

Таково рассудочное разграничение категорий части и элемента. В действительности же они сливаются, удваиваясь лишь при их понятийном анализе. Элемент — это та же часть целого, рассматриваемая с точки зрения ее связи с другими частями данного целого и с самим целым. Поэтому элемент, будучи частью определенного целого, вместе с тем только к ней не сводится, поскольку представляет собой не «чистую», изолированную часть, а рассматривается в комплексе ее связей с другими частями целого и с самим целым. Следовательно, элемент можно характеризовать как своеобразный «блок», связывающий одну из частей целого с другими его частями, равно как и с самим целым. Система элементов целого и образует структурную связь компонентов данного целого, без которой целое распалось бы на части и перестало существовать как целое . Иначе говоря, элемент — характеристика части со стороны того его свойства, которое превращает различные части в единое структурное целое. Это свойство частей как элементов проявляется по-разному: в системном целом оно выступает в качестве наиболее сильного средства органической связи его частей; в суммативном целом это качество выражено слабо — части данного целого легко отделимы друг от друга.

Суммативная связь отличается от синтетической не только тем, что ни один из взаимодействующих ее элементов не приобретает качественно новых свойств, но также и тем, что часть может легко выйти из состава целого, существенно не нарушая его структурности. Степень устойчивости структуры зависит от характера самого правового целого: в отличие от суммативного системное правовое образование значительно глубже, «строже» организует внутренние связи и взаимозависимости своих частей. Тем самым структура правового образования приобретает устойчивость, стабильность, «крепче» цементирует части в органическое внутреннее единство. Наконец, суммативная структура может характеризоваться как единством однотипного содержания элементов, так и единством разнотипных содержаний элементов. Кроме того, это единство отнюдь не внутреннее, а лишь внешнее, но дело не только в этом. В многочисленных переплетениях явлений правовой действительности обнаруживается богатое разнообразие структур, среди которых можно выделить объективные и субъективные, общие и частные (локальные), сложные и простые, относительно устойчивые и изменчивые, динамические и статические и т. д. Так, структура системного целого (например, системы отраслей права) объективна, сложна и относительно устойчива в противоположность структуре суммативного целого (например, систематики отрасли действующего законодательства), которая субъективна, относительно проста и изменчива.

Более углубленный анализ правовой структуры обнаруживает необходимость различать внутреннюю и внешнюю структуру правовых явлений. Внутреннюю структуру составляет определенная связь частей единого целостного правового образования, а внешнюю — определенная связь целостного правового образования с другими правовыми явлениями. Внутренняя структура, например, правовой нормы образуется из определенной связи между ее частями — гипотезой, диспозицией и санкцией, а внешняя — из определенной связи между данной правовой нормой и другими правовыми нормами, входящими в состав единого правового института. В свою очередь внутренней структурой института является определенная связь между его компонентами — правовыми нормами, а внешней — определенная связь данного института права с другими институтами права, входящими в состав единой отрасли права. Наконец, внутренней структурой отрасли права является определенная связь между его компонентами — институтами права, а внешней — определенная связь с другими отраслями права, входящими в состав единой системы права того или иного исторического типа.

Все эти многочисленные правовые структуры находятся между собой в разнообразных сочетаниях, отношениях, координации и субординации, образуя тем самым (подобно системным образованиям) целостные многоструктурные правовые образования различных уровней (например, структуры нормы, института, отрасли, системы права), сложный комплекс структур правового целого. Так, например, в структуру нормативного акта включаются структуры норм права и статей нормативного акта, имеющих различную природу и характер. В свою очередь структура нормативного акта определенном образом вплетается в структуру соответствующей отрасли действующего законодательства, а иногда — нескольких отраслей. Вместе с тем структуры отраслей законодательства оказывают известное влияние друг на друга, на становление и развитие структуры соответствующих отраслей права и структуру системы права в целом, а равно и наоборот.

Взаимное проникновение, воздействие, влияние друг на друга структур различной природы и характера, возникновение в результате этого общих, интегральных, фундаментальных структур обусловливают необходимость обнаружения в данных конкретно-исторических условиях оптимальных структур не только для отдельных правовых явлений, но и для структуры права в целом, законодательства в целом.

Изложенное свидетельствует о том, что структурный подход к анализу правовых явлений и процессов имеет важное и многостороннее как теоретическое, так и практическое значение. Структурная упорядоченность действующего законодательства позволяет привести его к строгому целостному единству, внутренней и внешней согласованности, логической последовательности связей между его частями и к их гармоничному развитию и т. д. Это, в свою очередь, способствует дальнейшему укреплению законности и упрочению правопорядка во всех сферах жизнедеятельности общества. Этот вывод будет подтвержден последующими размышлениями и объективными данными.