МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ФИЛОСОФИИ ПРАВА

ЦЕЛОЕ И ЧАСТЬ

В предшествующих рассуждениях попутно использовались категории целого и части. Теперь же следует более подробно остановиться на их познавательном значении при анализе правовых явлений.

Прежде всего необходимо отметить, что комплексные исследования различных материальных и духовных процессов выдвинули проблему целостности на передний план современной науки. Интенсивная разработка этой проблемы за последние десятилетия дала плодотворные научные результаты не только в естествознании, но и в ряде отраслей общественного знания. С помощью категории целостности оказалось возможным четко выделить объект исследования, в котором обозначены не только познанные его части, но и те, которые должны быть познаны. Вместе с тем применение этой категории к исследованию соответствующего объекта позволяет вплотную подойти к определению природы и характера связей и взаимодействия между составляющими его частями, т. е. к его системно-структурному и функциональному анализу. На методологическое значение этой категории оправданно обратил внимание Б. Г. Юдин, указав: «...постановка проблемы целостности всегда связана с анализом исходных предпосылок, в значительной мере формирующих предмет и методы той или иной научной дисциплины... Взятое в качестве ориентира научного исследования, понятие целостности играет двоякую роль.

Во-первых, это понятие позволяет обозначить, очертить разрыв между тем, что уже познано, и тем, что еще не познано, но что должно быть познано. Иными словами, не познанный еще объект интуитивно задается нам как целостность и таким образом становится объектом научного исследования. В этом случае можно говорить о регулятивной функции понятия или, скорее, представления о целостности. Во-вторых, понятие целостности позволяет конкретизировать, сделать более развернутыми наши представления об объекте. Фиксируя исследуемый объект, оно оказывается своего рода системой отсчета, ибо только в связи с ним приобретают определенность, точный смысл такие понятия, как функционирование, развитие, поведение, структура, организация и т. д., то есть те понятия, без применения которых сейчас немыслимо изучение сложных объектов... Очень важно отметить также привносимое этим понятием требование выявить специфику данного объекта, то, что конституирует его именно 1

как целостность» .

Научное руководство и оптимальное управление прогрессивным общественным развитием осуществляется на основе самого общества как единого, целостного организма. При этом существенную роль в реализации такого руководства и управления призвано сыграть право. Именно это обстоятельство актуализирует разработку проблемы целостности самого права.

При исследовании права категории целого и части, равно как и их соотношение между собой и с другими категориями, почти не рассматривались в отечественной юридической литературе. Что же касается философской литературы, то в ней, на наш взгляд, до сих пор отсутствует достаточно четкое разграничение между данными однопорядково-парны- ми (но отнюдь не тождественными) категориями. Это ставит серьезные преграды на пути обнаружения гносеологического значения категорий целого и части (как, впрочем, и многих других) в анализе правовых явлений. А между тем, чтобы познать одну из интересующих нас однопорядково- парных категорий через посредство другой, необходимо знать, чем первая отличается от второй. Без подобного разграничения этих категорий, особенно при их использовании не вообще, а применительно к конкретному объекту, исключается познание таких сложных социальных образований, каковым, в частности, является право.

В справедливости этих упреков можно убедиться, взяв для сравнительного анализа, например, определения целого и структуры, сформулированные В. И. Свидерским: «Признаком целого... является обязательное наличие общей структуры, объединяющей отдельные элементы и накладывающей свою печать на сами эти элементы» . Под структурой же он понимает, «принцип, способ, закон связи элементов целого, систему отношений элементов в рамках данного целого» .

Таким образом, целое определяется здесь через структуру, а структура — через целое. Разумеется, против подобного логического приема возражать нельзя, если бы при этом было проведено отличие целого от структуры, без которого невозможно понять ни целое, ни структуру. Более того, оказывается, что целое и структура — понятия совпадающие. В самом деле, если под структурой понимается определенная закономерность связи элементов целого, а целое обязательно имеет структуру, в пределах которой устанавливается определенная закономерность связи между ее элементами, то получается, что и для структуры, и для целого основным признаком является закономерная связь между их элементами. В чем же тогда разница между понятиями структуры и целого?

Определяя, далее, структуру, автор использует и понятие системы, соотношение которой со структурой и целым также остается неизвестным. Если под системой понимаются те же закономерные отношения (или связи) тех же элементов в рамках данного целого, то вопрос еще более осложняется, поскольку неизвестно, в чем же, собственно, состоит различие не только между структурой и целым, но и между ними и системой.

В трактовке категории целого в философской литературе обнаруживаются две противоположные, но в одинаковой мере односторонние тенденции. В одном случае эта односторонность выражается в представлении, будто части непременно пространственно отделены от целого, существуют самостоятельно и только при этом условии могут именоваться частями целого1. В другом случае столь же категорически утверждается противоположное, а именно: частями являются лишь такие органически связанные и взаимодействующие компоненты, которые пространственно неотделимы от целого .

Обе эти точки зрения односторонни, и прежде всего потому, что не учитывают универсального характера категории целого, включающего в себя как первую, так и вторую ее особенность. Обоснованность этого утверждения легко обнаруживается при применении категорий целого и части к познанию, в частности, правовых явлений. Абсолютизировать ту или иную особенность целого неправильно, поскольку действует немало целостных  правовых образований, части которых не имеют смысла без органических связей и взаимодействия друг с другом (например, взаимодействие гипотезы, диспозиции и санкции правовой нормы или нормы права и правоотношения).

Но с другой стороны, имеются и такие целостные правовые образования, части которых могут существовать относительно самостоятельно, автономно (например, при нарушении той или иной статьи нормативного акта применяется не этот акт в целом или отрасль законодательства, к которому он относится, а именно данная конкретная статья нормативного акта). Диалектическая универсальность целого особенно наглядно выражается в системе права, которая, будучи органически единой, вместе с тем подразделяется внутри этого единства на отдельные относительно самостоятельные, автономные части — отрасли права. Материальное право и процессуальное право — вполне самостоятельные отрасли единой системы права, но их применение немыслимо себе представить вне взаимодействия.

Универсальный характер категории целого, далее, состоит в том, что составляющие его части объединяются как естественным, так и искусственным путем; как по объективным, закономерным, так и по субъективным, произвольным моментам; как по качественным, так и по количественным признакам; как по содержательным, так и по формальным критериям.

Законодательство в целом, равно как и отдельные законодательные целостности, является, разумеется, искусственным образованием в смысле его отличия от целостных образований природы, представляющих собой продукт естественной эволюции. Они создаются законодателем в процессе законотворческой деятельности. Однако это вовсе не означает, что любая законодательная целостность во всех случаях является продуктом произвольного образования. Подобно тому как целостное образование природы и само общество как целое суть результат естественноисторического процесса, так и создание законодателем законодательных целостностей подчиняется объективному праву, объективной необходимости — естественноисторическим закономерностям общественного развития. Законодательство, будучи государственной волей, всегда отражает достигнутый уровень общественного развития, ни отменить который, ни перескочить через который оно не в состоянии. Однако в пределах общих исторических закономерностей могут образовываться законодательные целостности, имеющие либо объективные, закономерные, либо субъективные, произвольные основания. Так, отрасль права состоит из определенного количества институтов, которые обязательно обладают соответствующими качественными признаками (прежде всего единым предметом правового регулирования) и которые связаны между собой строгой взаимной обусловленностью.

Однако в практике имеются и другого рода целостные правовые образования, которые не обладают столь устойчивой организацией. Трудно отказать в целостности отдельным правовым актам, но их организация носит субъективный характер, и поэтому эти акты нередко существенно отличаются друг от друга.

Из сказанного следует, что уровень устойчивости правовой организации может быть различным в зависимости от характера связи между ее частями. «Шкала» этой устойчивости движется от относительно слабой к абсолютно сильной, необходимой связи ее частей. Так, правовая норма и форма ее реализации составляют некое целостное единство. Но если правовая норма имеет различные формы (или пути) ее реализации, то наименее целесообразная из них, очевидно, и в наименьшей степени связана с этой нормой.

Уровень устойчивости правовой организации зависит и от природы, свойств самих частей данного целого. В этом случае «шкала» устойчивости движется от простой правовой организации к сложной. Например, инкорпорация правовых актов в хронологической последовательности их издания является целостной систематизацией законодательного материала на уровне простой организации. Свойства этой организации в основном совпадают с совокупностью свойств составляющих ее частей: исключение или дополнение актов или норм к ней (например, повторяющихся) не влечет за собой сколько-нибудь серьезных качественных изменений самой организации. Иначе обстоит дело с правовой целостностью сложной организации. Так, кодификационная систематизация одной из отраслей действующего законодательства не может оставаться качественно неизменной в случае каких-либо исключений или дополнений, уточнений и т. д., ибо части целого здесь находятся в более прочной, стабильной и логически необходимой взаимосвязи. Вследствие этого часть в составе целого обладает иным качеством, чем то, которое она имела бы в случае единичного существования.

Характер связи между частями целого и природа самих частей целого, таким образом, определяют уровень целостности правовой организации. При этом данный уровень может иметь, как было отмечено выше, либо объективные, либо субъективные основания. Так, система и систематика права, будучи целостными правовыми организациями, тем в основном и отличаются друг от друга, что первая имеет объективные, а вторая — субъективные основания. И именно это обстоятельство нас в данном случае непосредственно интересует, поскольку здесь обнаруживается основное различие между понятиями целого и системы в праве и законодательстве. Оно состоит прежде всего в том, что целое в праве и законодательстве может быть либо объективным, закономерным, необходимым, либо субъективным, произвольным, в то время как система права всегда объективна, закономерна, необходима. Следовательно, целостное правовое образование может быть как системным, так и суммативным.

С такой трактовкой целого не соглашаются многие философы, хотя она, как было показано выше, и вытекает из анализа реального существования, в частности, целостных правовых образований. Л. О. Вальт, например, отмечает: «Любое целое тем и отличается от механического агрегата, что оно обладает некоторой закономерной упорядоченностью, организацией частей» . Но квалифицированное проведение, например, инкорпорации законодательства достигает порой безупречной упорядоченности и организованности нормативного правового материала в единое целое, которое, тем не менее, вовсе не является результатом объективного, закономерного, необходимого развития законодательства. Л. О. Вальт под целым понимает лишь такое объединение частей, которое свойственно не целому вообще, а только системному целому.

Эта линия при рассмотрении данных категорий последовательно проводится В. Г. Афанасьевым, который доводит ее до логической завершенности — прямого отождествления категории целого и системы. В частности, он пишет: «Слов нет, всякое целое есть система» — и затем указывает, что целое следует определять «как систему, совокупность объектов, взаимодействие которых обусловливает наличие новых инте- гративных качеств, несвойственных образующим ее частям» .

То, что целое может обладать качеством системности, безусловно, правильно. Верно и то, что взаимодействие частей может обусловить возникновение таких интегративных качеств целого, которые не свойственны образующим его частям. Однако целое может носить не только системный, но и суммативный характер. Далее, взаимодействие частей не всегда обусловливает возникновение новых качеств целого, несвойственных его частям. И наконец, система и совокупность частей (или объектов, по выражению В. Г. Афанасьева) отнюдь не одно и то же. Система частей целого — это качественная характеристика его содержательного, субстанционального начала, в то время как совокупность частей целого — лишь его количественный признак.

Следует заметить, что позиция В. Г. Афанасьева по данному вопросу противоречива. Так, он считает, что не может быть суммативного целого, что оно всегда система, поэтому каждое целое является целостной системой. И тем не менее он допускает наличие суммативной системы. Но, не говоря уже о том, что простая сумма каких-либо компонентов является в определенном смысле противоположностью их закономерному объединению в систему, если целое есть система (а система может быть, по В. Г. Афанасьеву, суммативной), то, следовательно, и целое может быть «суммативно-системным». Тогда отрицание суммативного целого лишено логической основы. Конечно, наличие аддитивности (т. е. способности частей сохранять в целом численное значение некоторых своих свойств) не дает оснований сводить целое к сумме его частей. Но вряд ли можно отрицать тот факт, что в реальной действительности имеются и такие целостные образования, в которых аддитивные свойства целого, не будучи единственными и определяющими, имеют известное значение для их характеристики. Это значение аддитивных свойств целого не следует, разумеется, преувеличивать и тем более абсолютизировать; на них, как выражался Ф. Энгельс, «далеко не уедешь», поскольку сущность целого отнюдь не сводится к количественной его характеристике, а определяется реальными отношениями и пространственными формами, взаимодействием частей, его составляющих . Но отсюда вовсе не следует, что аддитивными свойствами целого, особенно суммативного целого, во всех случаях можно полностью пренебрегать.

Точку зрения В. Г. Афанасьева разделяет Г. А. Югай, указывающий, что любое «целое есть система, но не всякая система есть целое...» . В действительности же дело обстоит как раз наоборот: всякая система есть целое, но отнюдь не всякое целое есть система.

Суммативное целое — это тоже целое, но оно еще не система, ибо не имеет объективных, закономерных, необходимых связей и взаимодействия между составляющими ее частями, компонентами. Поэтому целое может быть системным и несистемным. Всякая система есть разновидность целого. Она является хотя и наиболее совершенным, но отнюдь не единственным видом целого. Если данная целостность системна, то она не только состоит из определенного количества закономерно между собой связанных частей, которые образуют субстанциональную, содержательную основу (сторону или начало) целостной системы, но и всегда должна быть определенным образом внутренне структурно организована. Нет системы без структуры, которая есть необходимый скелет, внутреннее устройство, закономерная организация субстанциональных, содержательных компонентов системного целого. Но если не может быть системы без структуры, то означает ли это одновременно, что нет и структуры без системы? Думается, что не означает. Существует множество несистемных целостных образований, имеющих свои структуры, специфика которых, однако, существенно отличается от структур целостных систем. Они образуются не по объективным, закономерным, необходимым основаниям, а субъективно, произвольно и поэтому значительно менее устойчивы, прочны, стабильны. Именно поэтому-то структуру в праве и тем более в законодательстве нельзя характеризовать только как непременно закономерную связь между элементами целого.

Между тем именно с такой характеристикой структуры мы сталкиваемся не только в философской, но и в юридической литературе. Так, С. С. Алексеев с наивной доверчивостью и без каких-либо сомнений прямо воспроизводит определение структуры В. И. Свидерского как закона, способа связи, организации элементов явления1 (не имея представления об оценке данного определения в философской литературе). Дело, однако, не только в том, что в данном определении полностью отождествляются понятия системы и структуры , но также и в том, что структура рассматривается только как закономерная связь между компонентами целого. Ошибочность этого убеждения легко обнаруживается при конкретном анализе различных правовых явлений, например структур статьи нормативного акта и правовой нормы. Каждая часть нормативного акта (как и сам нормативный акт в целом) так или иначе структурно организована, но она вовсе не всегда совпадает со структурой правовой нормы. Построение статьи нормативного акта (как и постатейное построение самого нормативного акта) зависит от законодателя, от тех целей и задач, которые он перед собой ставит. Именно поэтому структура статьи нормативного акта даже в тех случаях, когда она совпадает со структурой правовой нормы, носит в своей основе субъективный, произвольный, а иногда даже случайный характер. И именно этим она отличается от структуры правовой нормы, которая всегда объективна, закономерна, необходима.

Из такой трактовки вытекает, что структура — это категория, характеризующая внутреннюю форму предмета или явления, и как таковая она представляет собой имманентный признак любого целого. Именно поэтому она не может быть тождественной целому. Следовательно, целое может быть как системным, так и несистемным; оно отнюдь не сводится лишь к форме своей организации, а характеризуется прежде всего содержательной субстанцией. Другое дело, что целое может характеризоваться как с содержательной, так и с формальной стороны. Так, например, когда мы говорим, что институт права собственности сложился в правовую целостность под воздействием исторически определенных условий развития экономических отношений, то тем самым характеризуем данную целостность со стороны ее содержания. Утверждение же о том, что этот институт является целостным правовым образованием в силу объединения в нем соответствующих юридически обязательных предписаний, является его характеристикой с формальной стороны.

Очевидно, однако, что первая характеристика является главной, основной, существенной, в то время как вторая — второстепенной, незначительной, поверхностной (разумеется, лишь в сравнении с первой). Но какой бы ни была вторая характеристика целого, она, тем не менее, свидетельствует о другом важном аспекте универсальности ее природы: целое может быть образовано путем объединения (необходимого или случайного) его компонентов как по содержательным, так и по формальным критериям. Так, объединение норм права в целостную организацию по признаку предмета правового регулирования является объединением по содержательному критерию, а объединение их по признаку метода правового регулирования — объединением по формальному критерию. Поэтому следует отличать целостное правовое образование, в основу которого положен содержательный критерий, от того целостного правового образования, основой которого является формальный критерий (например, объединение всех предписаний законодательства о труде, в частности, в сборник в соответствии со степенью их юридической силы).

В этой связи возникает вопрос: может ли сложиться правовая целостность, которая была бы объективной, закономерной, необходимой и вместе с тем объединяла бы свои компоненты по формальным критериям? Или наоборот: может ли сложиться правовая целостность, которая была бы субъективной, произвольной, случайной и одновременно объединяла бы свои компоненты по содержательным критериям?

Для выяснения этого вопроса обратимся к самой правовой действительности. Правовой целостностью является, например, вся совокупность актов, изданных в форме законов. Объективность, закономерность, необходимость этой целостности выражается в том, что все ее компоненты — законы — регулируют основные, главные, наиболее существенные общественные отношения, в стабильности которых особенно заинтересовано государство.

Вследствие этих качеств данной целостности она составляет базу, фундамент всей системы действующего законодательства. Тем не менее в основу ее образования положен формальный критерий — факт издания законов соответствующим органом государства. С другой стороны, в правотворческой практике государства, как известно, нередко издаются правовые акты, объединяющие в целое нормы различных отраслей законодательства, которые, однако, регулируют одну и ту же сферу политической, хозяйственной или культурной жизни общества. Здесь мы сталкиваемся с обратной картиной: правовая целостность образована субъективным путем, хотя в ее основе лежит содержательный критерий — характер той сферы общественной жизни, которая подвергнута правовому регулированию.

Утвердительное решение первого вопроса выдвигает второй: если правовая целостность создана по формальному критерию, то может ли она иметь как суммативный, так и системный характер?

Все правовые нормы, объединенные в целое по содержательному критерию, могут быть как системными (например, институт, отрасль, система права или законодательства), так и суммативными (например, хронологическое собрание той или иной отрасли законодательства), равно как и наоборот: все правовые нормы, объединенные в целое по формальному критерию (например, по методу правового регулирования), могут быть как системными (например, Гражданский кодекс), так и суммативными (например, систематизация гражданско- правовых актов по степени их юридической силы).

Перечисленные признаки правовой целостности вполне реальны, существенны и специфичны вне зависимости от того, в каком соотношении они находятся между собой.

А это означает, что все эти признаки должны войти в определение понятия правовой целостности. Только при этом условии оно вскроет универсальность понятия правовой целостности, тождественность и отличие ее от категорий системы и структуры в праве и законодательстве.

Под правовой целостностью следует понимать единство соответствующих ее компонентов (частей), которые определенным образом объединены между собой (по содержательным или формальным критериям) и которые в зависимости от их природы и характера связи между ними (объективной, закономерной или субъективной, произвольной) составляют относительно устойчивую организацию.

Правовая целостность тождественна системе и структуре в праве и законодательстве в том отношении, что всякая система и структура есть целое вне зависимости от критерия объединения их частей (содержательного или формального). Но этим, собственно, и ограничивается их тождественность, за которой следуют весьма существенные различия между ними. Если правовая целостность может быть как объективной, закономерной, так и субъективной, произвольной, то система в праве всегда объективна, закономерна. Если, далее, правовая целостность характеризуется объединением своих частей как по содержательно-субстанциональному, так и по формально-организационному признаку, то структура в праве — характеристика лишь организационно-формального признака правовой целостности . Иначе говоря, всякая система и структура в праве есть правовая целостность. При этом, однако, правовая целостность — это как объективное, закономерное, так и субъективное, произвольное; как субстанциональное, содержательное, так и организационное единство своих частей. Система в праве — это лишь объективное, закономерное, как субстанционально-содержательное, так и организационное единство частей целого. Структура в праве и законодательстве — это лишь организационное как объективное, закономерное, так и субъективное, произвольное, единство частей целого.

Возникновение любого целого может иметь место лишь в том случае, если реально существуют его части, объединение определенной совокупности которых и создает некую целостную организацию. Нет и не может быть частей, которые не являлись бы частями своего целого, как нет и не может быть целого, если оно не является целым своих частей.

Нет, например, целостной системы права того или иного исторического типа без необходимых отраслей права, отрасли права — без институтов права, а института права — без правовых норм. Или нет систематики законодательства без нормативных актов, а нормативных актов — без правовых установлений, правовых новелл, статей нормативного акта, объединяемых по тому или ному признаку, избранному систематизатором. Короче говоря, нет системы права или систематики законодательства без частей, их составляющих.

Правовая часть, будучи компонентом правовой целостности, естественно подчиняется общим принципам существования и функционирования этой целостности и поэтому может быть определена в соответствии с ней. А именно она объединяется с другими частями данной целостности (по содержательным или формальным критериям), и в зависимости от их природы и характера связи между ними (объективной, закономерной или субъективной, произвольной) все эти части в своей совокупности образуют относительно устойчивую правовую организацию.

Обратимся теперь к взаимодействию целого и части в праве и законодательстве.

Анализ взаимодействия целого и части имеет в правовой теории свою длительную историю, в которой обнаруживаются две основные тенденции, в одинаковой степени бесплодные. Если представители одной из них (например, естественной школы права) исходят из первичности естественных прав отдельного человека по отношению к целостной система позитивного права, то представители другой тенденции (например, исторической школы права), наоборот, исходят из примата исторически сложившегося права нации по отношению к правам отдельного индивида. Между тем право отдельного члена общества как отдельная часть целостной правовой системы не может быть первичным, поскольку именно эта система является его источником, содержанием и гарантией осуществления. Но и целостная правовая система не может обладать качеством примата по отношению к своим частям, поскольку образуется из частей, в том числе и субъективных прав граждан, ее составляющих. Взаимодействие целого и части в праве, как и во многих иных явлениях, куда более сложное. И онтологически, и гносеологически категории целого и части в праве диалектически соотносительны, поскольку не только имеют смысл лишь по отношению друг к другу, но и вообще вне друг друга не существуют.

Однако неразрывную связь целого и части не следует абсолютизировать в том смысле, что они непременно возникают одновременно, что одно не может предшествовать другому, что совокупность частей и целое во всех случаях качественно тождественны. Во-первых, категорическое утверждение того, что часть и целое возникают одновременно, противоречило бы действительности и лишало бы нас возможности рассматривать явления в их диалектическом развитии. Во-вторых, нередко взаимодействие составных компонентов целого детерминирует возникновение в нем новых интегра- тивных качеств, несвойственных его исходным компонентам до их вступления во взаимодействие. В. И. Ленин воспроизводит положение Аристотеля о том, что отдельные члены живого организма «лишь в своей связи суть то, что они суть. Рука, отделенная от тела, лишь по названию рука» . По аналогии с этим можно сказать, что правовые нормы лишь в своей связи суть то, что они суть; что норма права, отделенная от системы права, лишь по названию правовая норма. Сущность системы права в том именно и состоит, что в отличие от простой совокупности правовых норм она не является суммой свойств компонентов, ее образующих, а обладает по сравнению с ними новым качеством. Более того, системе права свойственно не только это новое качество. При необходимости и наличии соответствующих условий в системе права образуются новые компоненты, которые до ее возникновения вообще отсутствовали.

Правовая часть, возникнув внутри, в «недрах» правовой системной целостности, придает ей новую «окраску», наполняет новым специфическим содержанием, изменяет эту целостность. Новые правовые части, вступая в противоречие со старыми, вытесняют их, занимают их место, вступают в связи и отношения с другими частями целого и тем самым в еще большей степени видоизменяют целостную правовую организацию. А на этой основе может возникнуть новая правовая часть, изменяющая правовую целостность, и т. д. Отсюда следует вывод о беспочвенности постановки вопроса о примате целого над частью в праве, равно как и наоборот, поскольку правовая целостность своим возникновением обязана объединению соответствующих правовых частей, но вместе с тем она может быть своеобразным правовым основанием для возникновения новых своих частей, а последние, видоизменив правовую целостность, являются непосредственной причиной ее развития. Правовая целостность, таким образом, оказывается первичной по отношению к новым своим частям, но вторичной по отношению к старым частям, объединение которых и образовало эту целостность. Точно так же и правовые части первичны по отношению к правовой целостности в том смысле, что их объединение образует ее, и вместе с тем вторичны, поскольку не только могут быть порождены правовой целостностью, но и вообще вне ее существовать не могут.

Нетрудно видеть, что в праве, как и в любых иных явлениях, взаимодействие целого и части во многом сходно с взаимодействием общего и отдельного. Подобно тому как общее существует лишь в отдельном, через отдельное, целое существует только благодаря своим частям, в своих частях. Как отдельное не существует иначе, как в той связи, которая ведет к общему, так и часть не существует вне целого, равно как и наоборот. Если, далее, отдельное так или иначе есть общее, то и часть в той или иной мере является целым. Вместе с тем, как и общее, целое есть сторона или сущность части, а часть, как и отдельное, обладает своими специфическими особенностями, признаками, чертами. Наконец, подобно соотношению отдельного и общего, всякая часть множеством переходов связана с другими частями, составляющими целое, и т. д. и т. п.

И тем не менее взаимодействие целого и части нельзя полностью сводить к взаимодействию общего и отдельного, поскольку каждое из них имеет своеобразную характеристику.

B. Г. Афанасьев правильно отмечал, что категории общего и отдельного отражают сходство и различие не только данного целого с его частями, но данного целого с другими целостными и нецелостными образованиями, сходство и различие самых разнообразных предметов и явлений; что понятие общего не исчерпывает всех сторон целого, оно отражает только те из них, которые роднят его с частями, делают их выражением одной и той же сущности, не раскрывая его особенностей, специфичности; что понятие отдельного не тождественно понятию части, поскольку учитывает лишь то, что отличает часть от целого, не характеризуя, однако, их сходства, общности . Вместе с тем В. Г. Афанасьев, по нашему мнению, ошибался, когда полагал, что часть, как и отдельное, входит в целое не всеми своими чертами . Именно в обратном утверждении: часть, в отличие от отдельного, со всеми своими чертами входит в состав целого — кроется одна из особенностей понятия части, ее отличие от отдельного. В этом и состоит единство многообразия частей целого.

Гегель по этому поводу писал: «Целое не есть абстрактное единство, а единство некоторого разного многообразия; но это единство как то, в чем многообразное соотносится одно с другим, есть та определенность этого многообразия, в силу которой оно есть часть...

Но... целое есть рефлектированное единство, части же составляют определенный момент или инобытие единства и суть разное многообразное. Целое равно им не как этому самостоятельному разному, а как им, вместе взятым. Это их "вместе" есть, однако, не что иное, как их единство, целое как таковое. Целое, следовательно, равно в частях лишь себе самому, и равенство его и частей служит выражением лишь той тавтологии, что целое как целое равно не частям, а целому.

Обратно, части равны целому; но так как они суть момент инобытия в них же самих, то они равны ему не как единству, а так, что одно из его многообразных определений приходится на часть, или, иначе говоря, они равны ему как многообразному; это означает, что они равны ему как разделенному на части целому, т. е. как частям. Здесь, следовательно, имеется та же самая тавтология, а именно, что части как части равны не целому как таковому, а в этом целом — самим себе, т. е. частям.

Целое и части, таким образом, безразлично выпадают друг из друга; каждая из этих сторон соотносится лишь с собой. Но удерживаемые таким образом одно вне другого, они разрушают сами себя. Такое целое, которое безразлично к частям, есть абстрактное, не различенное внутри себя тождество; последнее есть целое лишь как внутри самого себя различенное, и притом различенное внутри себя так, что эти многообразные определения рефлектированы в себя и обладают непосредственной самостоятельностью» .

Следовательно, в отличие от общего, включающего в себя лишь богатство многообразных отдельных, целое содержит в себе не только богатство части, но и части со всеми их чертами, особенностями (в том числе и второстепенными), т. е. целое включает части целиком .

Сказанное наглядно обнаруживается при анализе соотношении целого и части в праве. Возьмем, например, институт или отрасль права. Они состоят отнюдь не из тех лишь черт, которые характеризуют богатство отдельных правовых норм, а включают (и не могут не включать!) в себя сами правовые нормы со всеми их существенными и несущественными чертами, особенностями, спецификой. Без этого институт или отрасль права из конкретного средства правового регулирования общественных отношений превратились бы в абстрактное понятие.

И еще одно соображение в этой связи. Речь пойдет о соотношении целого и части с анализом и синтезом (кстати, это лишний раз свидетельствует о взаимосвязи одних парных категорий с другими парными категориями). По сложившимся в литературе представлениям, анализ выглядит как расчленение целостного объекта на части, а синтез — как объединение частей. Такое общее представление имеет под собой логические основания, но этим соотношение анализа и синтеза, части и целого не исчерпывается. При анализе и синтезе лишь на первом этапе происходит расчленение целого на части и их последующее объединение. Вслед за этим наступает второй, более сложный этап, когда расчленяются уже не части как таковые, а те их стороны, которые характеризуют противоположности целого. И именно благодаря второму этапу оказывается возможным обнаружить причины и тенденции развития целого. Можно легко расчленить, например, правоотношение на его составные части (этим, собственно, и ограничивается юридическая теория). Но в результате едва ли будет познано развитие самого правоотношения как целого, едва ли окажется возможным существование тех противоречивых его сторон, которые не только обусловливают движение, но и выявляют его особенности, специфику, неповторимость, которые только и высвечиваются в результате второго аналитико-синтетического этапа познания.

Интегративные свойства целого имеют различные уровни, и чем выше уровень, тем сложнее его познание, поскольку взаимосвязи противостоящих сторон целого более органичны и не поддаются простому (легкому) расчленению.

Из всего ранее сказанного вытекает и другой аспект соотносительности целого и части в праве. Так, норма права, рассматриваемая как определенное правило поведения, является относительно самостоятельным и целостным явлением. Но та же правовая норма теряет свое относительно самостоятельное и целостное значение в связи с ее рассмотрением как части определенного института, отрасли или системы права. Однако и в том и в другом случае правовая норма «ощущает» на себе влияние, действие целого, которое как бы проникает в свои части, пронизывает их, существует в них. Любая правовая норма создается и реализуется на основе, с учетом и в соответствии с той правовой системой в целом, составной частью которой она является. Лишь в рамках целостного правового образования (института, отрасли, системы права) отдельные правовые нормы в полной мере реализуют свои потенции. И именно благодаря совокупности этих обстоятельств мы можем легко отличить смысл, значение и роль внешне сходных правовых норм различных исторических типов права. Право того или иного исторического типа может четко, ясно и определенно регулировать соответствующие общественные отношения, устанавливать твердый и стабильный правовой порядок, эффективно способствовать государству в осуществлении его задач и функций лишь при том непременном условии, если оно едино в целом, если его части внутренне согласованы между собой как по содержательным, так и по формальным признакам.

Часть в праве, на наш взгляд, имеет двустороннюю природу: с одной стороны, она характеризуется своими индивидуальными особенностями, а с другой — эти особенности приобретают специфический оттенок в результате воздействия других частей и самого целого, в состав которого они входят. Часть всегда несет на себе печать целого, сохраняя, однако, свою особенность. Именно благодаря тому, что часть обладает особенностью, она занимает соответствующее место в целом и играет в нем определенную роль, воздействует на целое и в той или иной степени детерминирует его характер. Но не только особенности частей, а также специфика их взаимосвязи и взаимодействия определяют природу целого. Так, противоречивость или несогласованность между отдельными частями (хотя бы незначительная) действующего законодательства, устарелость или нереальность, повторяемость или неясная редакция отдельных правовых предписаний отрицательно сказываются на действии данной правовой системы в целом, могут повлечь за собой неразбериху, волокиту, бюрократизм, нарушение требований законности и т. д.

Однако, какое бы значение ни имели части в составе целого, они в конечном счете носят подчиненный характер по отношению к целому. Здесь, так же как и во взаимоотношении содержания и формы, ведущая роль принадлежит содержанию и целому. Последнее интегрирует, объединяет части, воздействует на них, преобразует их в соответствии со своей природой, целями и задачами. Именно целое составляет тот фундамент, на котором существуют, функционируют и развиваются части. Этот методологический принцип имеет исключительно важное значение как для правотворческой, так и для правореализующей практики. Создавая ту или иную новую правовую норму, статью нормативно-правового акта, правотворческий орган должен строго определять их связи и отношения с уже действующими правовыми нормами, статьями нормативно-правового акта, их место и роль в целостной правовой системе действующего законодательства.

Подобно этому, при выборе наиболее целесообразного пути осуществления этой нормы, статьи в конкретных условиях места и времени правотворческий орган всегда обязан опираться на действующую систему права и законодательства в целом, неукоснительно соблюдать требования законности, учитывать общую «политику права».

Это вовсе не означает умаления роли правовых частей в составе целостной правовой системы. Правовые части не пассивные компоненты их целостности. Они активно воздействуют на правовую систему в целом, будучи доминантами ее развития и совершенствования. Это воздействие имеет самые разнообразные проявления. Отражая объективные и субъективные потребности общественного прогресса, постоянно возникают новые правовые нормы, статьи нормативно-правового акта, изменяются другие, отменяются третьи; устанавливаются, преобразуются и прерываются их связи между собой и целостной правовой системой; дифференцируются, ассимилируются и интегрируются правовые части, обусловливающие перестройку правовой системы; повышается эффективность регулирующего воздействия отдельных правовых норм, институтов и отраслей на соответствующие общественные отношения, а тем самым улучшается и функционирование всего действующего законодательства. Отсюда следует, что для того, чтобы познать то или иное целостное правовое образование (систему права, отрасль или институт права), проникая из сущности первого порядка в сущность второго порядка и т. д., необходимо путем анализа выделить в этом правовом образовании его части, определить существо, содержание и форму каждой из них, выявить характер их связи и взаимодействия между собой, обнаружить их роль в действии данного целостного правового образования.