ПРОБЛЕМЫ ФИЛОСОФИИ ПРАВА

СОЗНАНИЕ, ПРАВОСОЗНАНИЕ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОСТЬ

Наблюдаемый ныне поворот науки к человеку как к объекту познания, общения и деятельности, как к субъекту исторического процесса обусловил повышенный интерес к главной особенности человека — к сознанию. Однако этот интерес лишь зарождается.

Философия до последнего времени ограничивалась общими рассуждениями по этому поводу (соотношение бытия и сознания), а психология «в последнее десятилетие забыла о существовании проблемы сознания»1. Иначе дело обстоит в юридической науке, где изучению правосознания уделяется значительное внимание, хотя общее состояние разработки сознания в философии и психологии не могло не отразиться на теоретическом уровне соответствующих правовых исследований. На проблеме правосознания мы остановимся ниже, здесь же выясним вопрос о том, что такое сознание.

Сущность сознания обычно определяется как некое духовное состояние, которое субъективно отражает объективность и на этой основе производит, создает, творит2 человеческое знание . Но в таком случае возникает антимония: если объективность сопоставляется с сознанием, то предполагается, что в самой этой объективности уже существует какое-то знание, предпосылкой которого является сознание. Тогда оказывается, что сознание предшествует объективности, которая, однако, является первопричиной сознания, лишь отражающей эту объективность. На наш взгляд, нет иного разрешения этой антимонии, как на пути включенности субъективности в объективность в качестве ее составного компонента. В этом случае сознание выступает не как порождение «чистой» психики, оторванной от объективности, а является продуктом самой этой объективности.

Сознание — чрезвычайно объемное, целостное и многостороннее историческое образование, отнюдь не исходная предпосылка человека, а результат его многовекового развития в общественной среде. Глубоко погружаясь корнями в эту среду, сознание не только питается ее соками, но и пополняет ее своеобразием индивидуальности.

Однако проблема сознания отнюдь не сводится лишь к вопросу о его вторичности по отношению к первичному — бытию, обоснованием чего, собственно, и ограничивается «исторический материализм» на протяжении многих десятилетий. Между тем этот тезис бесспорен, и нет нужды его постоянно обосновывать, доказывая давно доказанное. Ведь еще Маркс писал, что сознание «с самого начала есть общественный продукт и остается им, пока вообще существуют люди».

Недоказанным оказывается многое другое: материальные истоки и материальный субстрат сознания, идеальное преобразование материального, место сознания в структуре бытия и бытия в структуре сознания, онтологический и гносеологический статус сознания, соотношение общественного и индивидуального сознания, а также сознания и интеллектуальности, механизм взаимопроникновения нейрофизиологической и социальной природы индивидуального сознания, взаимодействие типов, видов, уровней и форм сознания, их детерминация огромным количеством и разнообразием исторических условий, факторов и обстоятельств, своеобразно проявляющихся в современной действительности, в тенденции ее развития, и т. д. и т. п. На некоторых из этих проблем мы остановимся в дальнейшем. Здесь же следует сказать еще об одном дискуссионном вопросе.

В нашей психологической и философской литературе выдвинута классификация двух «слоев» сознания: «бытийное» (т. е. отношение в действительности) и «рефлексивное» (т. е. отношение к действительности) . При всей терминологической усложненности данной классификации она есть не что иное, как модификация того же основного вопроса философии. На самом деле «бытийный слой» — это и есть первичность бытия, а «рефлексивный слой» — способность вторичного обратно воздействовать на первичное.

Данная классификация, по крайней мере, должна быть дополнена еще одним компонентом — средним, промежуточным «слоем», а именно: «слоем воспроизведения сознанием самого себя». Без этого «слоя» невозможно понять не только природу отражения сознанием бытия в обобщенном виде, но и тем более концентрированный характер воздействия сознания на порождающее его бытие. Здесь кроется загадка тончайшего механизма «оборачиваемости» материального в идеальное, нейрофизиологического в социальное, онтологического в гносеологическое и обратно.

Именно в этом «слое» сознания, воспроизводящего, творящего самое себя, интегрируется как отношение в действительности, так и отношение к действительности. Поэтому в сознании следует, на наш взгляд, выделять основные «слои»: во-первых, сознание, отражающее бытие; во-вторых, сознание, творящее самое себя; в-третьих, сознание, преобразующее бытие. Но все эти «слои» различимы только умозрительно, в действительности же они едины. Через второй «слой» индивид обретает интеллектуальность, особенности которой отличают его от других индивидов.

Из сказанного вытекают важные выводы, и не только те, которые уже известны, но и те, которые подлежат исследованию. Сознание — это не только пассивно-созерцательное отражение бытия, но и активное отношение к нему; не только оценка бытия, но и творчески-созидательная установка на его совершенствование, изменение, преобразование. И чем выше интеллектуальность сознания, тем эффективнее это преобразование.

Если философией и психологией более или менее основательно исследована «отраженческая» функция сознания, то ее установочно-преобразовательная миссия изучена пока явно недостаточно. Не познан, в частности, тончайший социально- психологический и индивидуально-психологический «перелив» пассивно-созерцательной формы сознания в его активно действующую форму, без которой, конечно же, никакого преобразования осуществить невозможно . Отсутствие такого познания обусловило то, что единственное средство активизации человеческого фактора обычно усматривается лишь в воспитании, просвещении, образовании. Но между знанием и действием — довольно длительный и сложный социально-психологический и индивидуально-психологический путь. Выявив звенья и этапы этого пути, их связи и взаимопереходы, мы не только проникнем в тайны уникального для человека единства биологического и социального, но и генезис, содержание и формы выражения его сознания. Как известно, человек — существо не только социальное, но и индивидуальное. Именно индивидуальность, опосредованная социальностью, ближайшим образом определяет мировоззренческие позиции и ценностные ориентации, сомнения и переживания, борьбу мотивов и выработку целевых установок, принятие решений и направленность деятельности, преодоление противоречий и трудностей в практической жизни, а также многие другие неповторимые особенности каждой отдельной личности. Все это в системной целостности отражает ее сознательность, интеллектуальность, волевую целеустремленность.

Как было отмечено выше, в юридической науке сознанию и правосознанию уделяется значительное, хотя и недостаточное внимание. Одно из центральных мест занимает исследование этой проблемы в трудах М. С. Строговича. В тезисном изложении выводы этого исследования сводятся к следующему.

1.         Сознание есть высшая форма психической деятельности человека, подчиняющая, регулирующая и контролирующая все другие явления психической жизни. Понятие сознания есть понятие психологическое, это явление психической жизни людей. Сознание выражается прежде всего в понимании, в осмыслении определенных фактов и положений, затем — в постановке определенных целей и подыскании средств для достижения этих целей. Деятельность разума — вот что характеризует сознание как доминирующее явление психики человека. Однако сознанием не ограничивается вся его психическая деятельность. В человеческой психике действуют и иные силы, которые к сознанию свести нельзя (инстинкты, чувства, эмоции и др.). Однотипные, сходные по содержанию, характеризующиеся общей направленностью, сознания отдельных людей образуют общественное сознание, определяемое в конечном счете общественным бытием.

2.         Правосознание есть часть (вид) общественного сознания, его содержанием являются те взгляды, убеждения, идеи, которые относятся к праву. Право и правосознание — явления, находящиеся в неразрывной связи. Право немыслимо без правосознания, хотя бы смутного или уродливого. Правосознание же немыслимо без права, которое является для него базой и отправной точкой. Право и правосознание — корреляты. Опираясь на право и являясь его коррелятом, правосознание в то же время имеет исключительно большое значение для законодательства, законности и правопорядка. Правосознание есть мощный фактор законотворчества, средство совершенствования законодательства, укрепления законности и правопорядка.

3. Как и сознание вообще, правосознание — явление пси- хологическое1, оно есть выражение и проявление разумной, рассудочной деятельности человека, оно рационалистично . Правосознание по своей природе — это именно сознание права, а вовсе не чувство, не эмоция, не влечение и не инстинкт. Разумный характер правосознания не следует понимать так, что чувства и побуждения людей не играют никакой роли в правовой жизни. Эти чувства и побуждения в правовой жизни наличествуют всегда, но для права они имеют значение лишь тогда, когда они осознаны, осмыслены, прояснены сознанием. Правосознание (как и все сознание) организует сферу чувств и побуждений, но к ним не сводится, всегда оставаясь сознательной, разумной деятельностью.

4.         Формы выражения правосознания различны: признание, уважение, поддержка права, взгляды и убеждения, претендующие на реализацию в законодательстве, критика действующего законодательства, возражение против тех или иных его положений, протест, доходящий до его отрицания, до борьбы с ним, отношение к законности и правопорядку.

5.         Правосознание преломляется и выражается в сознании людей и отдельных групп людей. И правосознание не является вполне одинаковым. Правосознание отдельных людей и групп людей может иметь существенные отличия в зависимости от культурного развития, от среды и воспитания, от многих других причин и обстоятельств. Отсюда вытекает необходимость просвещения, образования, повышения культурного уровня членов общества в духе уважения права, соблюдения требований законности и правопорядка.

6.         Определяясь, как и всякое сознание, общественным бытием, правосознание в своем развитии подвергается влиянию других сил (государства, судебных органов, нравственности и др.). В частности, между правосознанием и нравственностью (нравственным сознанием) вообще резкой грани провести нельзя, и прежде всего потому, что правосознание есть в значительной мере и нравственное, этическое сознание. Общим руководящим началом и для правосознания, и для нравственности является критерий справедливости. Различие между ними может быть проведено только по объекту: к сфере правосознания относятся те части сознания (включая и нравственное сознание), которые выражают отношение к праву или претендуют на реализацию в законодательстве. Ясно, что эта грань очень подвижна — в зависимости от объективных условий и уровня культуры она может перемещаться в ту или другую сторону.

7.         Правосознание является необходимым средством образования и развития законодательства, т. е. основы законности. Правосознание теснейшим образом связанно с законностью: с одной стороны, правосознание составляет необходимое условие осуществления и укрепления законности, а с другой — законность содействует развитию и укреплению правосознания. Для правильного применения норм права необходимо правильно понять эту норму, уяснить ее смысл и назначение, необходимо разобраться в фактических обстоятельствах каждого отдельного случая, понять суть той жизненной ситуации, в связи с которой возник вопрос о применении нормы права, дать правильную оценку рассматриваемому факту, событию, деянию. А все это можно сделать только при наличии развитого правосознания у тех лиц, которые применяют право.

Для работника государственного аппарата его правосознание играет огромную роль в выполнении им своих должностных обязанностей, в его взаимоотношениях с гражданами. Но если он заражен бюрократизмом, проявляет бездушие, склонность к карьеризму и т. п., это непременно отражается на индивидуальном правосознании и искажает его.

М. С. Строгович считал, что проблема правосознания нуждается в дальнейшем исследовании на основе конкретного материала правовой жизни нашей страны на различных этапах ее развития . Попытаемся в данной главе реализовать, хотя бы частично, это пожелание.

Прежде всего отметим, что наша позиция в трактовке сознания несколько отличается от философской.

Философия исследует сознание лишь в двух его основных аспектах: гносеологическом и социологическом. Такое ограничение философией своих задач представляется нам неоправданным. Гносеологическое и социологическое (онтологическое) познание сознания далеко не достаточно, поскольку не менее необходимым является его познание и в аспекте гене- тико-историческом, экономическом, политическом, нравственном, правовом социально- и индивидуально-психологическом и т. д.

Вовсе не отрицая различные подходы к познанию сознания, мы полагаем, однако, что все эти подходы должны быть объединены и представлены в виде обобщенной теории сознания. В самом деле, психология занята изучением сознания на индивидуальном уровне, социология — на уровне общественном, теория права — в правовом аспекте, экономика — с точки зрения экономических процессов и т. д. и т. п. Но в любом случае исследователь добьется успехов, опираясь на общую теорию сознания, обобщающую достижения всех общественных и естественных наук в данной сфере.

С другой стороны, философия ограничивается в исследовании сознания двумя видами: обыденным и теоретическим (рациональным, научным). Но не менее важным является промежуточный между ними или относительно самостоятельный его вид, а именно: практическое сознание, имеющее свою специфику и играющее весьма существенную роль в общественной жизни, в воздействии на процессы государственного управления и правового регулирования общественных отношений.

Особенность правового познания выражается в диалектическом соединении трех различных видов (или уровней) сознания: обыденного, непосредственно (эмоционально) отражающего правовые отношения людей в их повседневной жизнедеятельности; практического, основанного на опыте правового строительства, правотворческой и правореализу- ющей деятельности; научного, теоретического, рационального, связанного с исследованием того круга явлений, познание которых необходимо для решения правовых проблем.

Все эти виды (уровни) сознания, обусловленные интересами тех или иных социальных групп, конфликтами между передовыми и отсталыми взглядами, переплетаются, влияют друг на друга и оказывают в своей совокупности существенное воздействие на правотворческую и правореализующую деятельность. Нельзя игнорировать обыденное сознание в процессе создания правовых норм и их реализации, поскольку в них должны быть отражены интересы людей, возникающие в их непосредственном общении друг с другом, выражены в гармоническом сочетании специфические традиции отдельных классов, наций и народностей, социальных слоев с общей волей всех членов общества . Но правотворчество и правореализация не достигнут действенности, если они не опираются на практическое сознание, обладающее достоинством «непосредственной действительности», опытом воздействия на реальные общественные отношения, общественное бытие. И наконец, сложность регулируемых законодательством общественных отношений, необходимость рационального их осмысления и определения оптимальных путей их развития требуют выработки научного сознания в процессе правотворчества и правореализации. Научный уровень сознания является высшим уровнем осознания действительности и определения ее преобразования. На этом уровне сознание обретает объективно-закономерное, наиболее полное, систематизированное, универсальное значение. Тем самым знание становится условием осуществления научно обоснованного управления обществом, эффективного регулирования соответствующих общественных отношений.

Своеобразие правового познания заключается в том, что оно интегрирует, синтезирует, в снятом виде вбирает в себя обыденное, практическое и научное сознание, хотя роль каждого из них в создании и реализации правовых норм отнюдь не равнозначна. Ведущая роль принадлежит научному, теоретическому, рациональному сознанию, которое освобождает правотворчество и правореализацию от устаревших форм обыденного сознания, «возвышает» практическое сознание до уровня понимания закономерных тенденций общественного развития и т. д. Иначе говоря, в процессе правотворчества и правореали- зации не просто воспроизводятся ценностные ориентации обыденного или практического сознания, — они критически осмысливаются и преобразуются с учетом научно обоснованной общественной целесообразности.

В исследовании сознания одной из важных проблем является обнаружение динамики его перехода от одного вида (или уровня) к другому, не только «возвышения» от обыденного сознания к практическому и теоретическому, но и возвращения от теоретического к обыденному и практическому. Анализ этих переходов имеет исключительное значение, поскольку позволяет теоретические знания превращать в практическое сознание и действие, обогащать не только практическое, но и обыденное сознание, превращая его в рациональное. Нетрудно понять, какое огромное значение имеет этот механизм связи и взаимодействия различных видов (уровней) сознания для познания и использования правосознания в интересах как правотворчества, так и правореализации. Нынешняя практика демократизации правовой жизни настоятельно требует массовой ориентированности правового сознания на выработку теоретически обоснованных и практически оправданных правовых решений, обогащения людей знанием действующего законодательства, умения ориентироваться в обстановке, имеющей правовое значение, предвидения правового развития и т. д. Очевидно, что эти задачи не могут быть успешно реализованы традиционной трактовкой правосознания, требуется исследование правосознания в единстве со всем комплексом видов (уровней), аспектов и направленности сознания. Только в этом случае познание правосознания приобретет научный характер, будет успешно использовано в реализации правовой реформы.

Из сказанного вовсе не следует, что обыденное  и тем более практическое сознание выступают лишь в негативном качестве, как противостоящие научным тенденциям правотворческого и правореализующего процесса. Обычно можно наблюдать как раз обратную картину. Так, обыденное сознание, непосредственно реагируя на потребности общественной жизни, фиксирует внимание законодателя на необходимости создания, изменения или прекращения действия соответствующих правовых предписаний. До того, как та или иная проблема правового опосредования общественных отношений становится предметом научного исследования, она осмысливается на уровне практического сознания, актуализизирующего необходимость нормативного, общеобязательного и обеспеченного государственным принуждением регулирования данных отношений. Научное сознание, учитывая состояние обыденного сознания и особенно опираясь на опыт практического сознания, способствует созданию глубоко и всесторонне обоснованных правовых норм, в процессе своей реализации изменяющих, преобразующих и развивающих общественные отношения в соответствии с потребностями общества.

Более того, практическое сознание может и восполнять в правотворчестве теоретическое сознание в тех случаях, когда исключается возможность научного обоснования в определении путей и методов правового регулирования. Здесь не следует забывать о том, что в обществе проявляют себя и такие закономерности, которые еще не обнаружены, не открыты и направление действия которых нам еще неведомо. И вполне, на наш взгляд, можно допустить, что отсутствие представлений об этих закономерностях заменяется субъективистскими правовыми решениями, освещаемыми или оправдываемыми лишь многолетним практическим опытом. Вот почему правовое познание должно критически относиться к данным и аргументам практического сознания, проверять их истинность научными методами. Лишь после этого осознание опыта правотворческой и правореализующей практики может быть включено в содержание научного знания. Обогащенное практикой создания правовых норм и их реализацией, правотворчество и правореализация не только поднимаются на более высокую ступень, но и оказывают обратное воздействие на элементы практического сознания, от которых оно отталкивалось при своем «возвышении».

Не следует забывать и того обстоятельства, что в историческом развитии иной раз вместо объективных закономерностей действует, как мы отмечали выше, такая совокупность случайных факторов, которая представляет собой силу, сводящую необходимость на нет. При такой ситуации юридическая наука пока остается бессильной (поскольку была ориентирована лишь на изучение объективных закономерностей), и приходится опираться лишь на практический опыт, интуицию или действовать методом проб и ошибок.

Сочетание обыденного, практического и теоретического правового сознания проявляет себя столь же очевидно не только в правотворчестве, но и в правореализации, менее всего разработанной в юридической науке. Ограничимся лишь одной иллюстрацией.

Искаженное правосознание лица, совершившего преступное деяние и несущего соответствующее наказание, должно быть исправлено уже в период реализации этого наказания, что при действующей исправительно- трудовой системе достигается, к сожалению, крайне редко. Более того, эта система зачастую усугубляет искаженное правосознание до такой степени, что становится источником еще более опасной преступности. Между тем до сих пор существующая закрытость исправительно-трудовой системы лишает общественность возможности навести в ней должный порядок, превратить ее в действительно исправительную, трудовую в соответствии с принципами гуманизма, справедливости и человеческого достоинства.

Качество любого уровня правосознания находится в прямой зависимости от интеллектуальности лиц, осуществляющих правотворчество и реализацию правовых установлений. Интеллектуальность имеет существенное значение для общественной практики, в том числе и юридической, прежде всего потому, что определяет жизненную позицию личности, культуру ее мышления, характер межличностного общения, социальную активность, отношение к праву, законодательству и законности.

Вспомним те надежды, с которыми народ воспринял перестройку, но, увы, прав оказался известный русский философ Лев Шестов, отметивший поразительный парадокс: «Обман и иллюзии умеют служить людям не хуже, чем истина»1.

Охвативший наше общество тотальный кризис выразился не только в материальной необеспеченности и обнищания значительного большинства населения страны, но и повлек за собой духовное оскудение, интеллектуальное обеднение, нравственную деградацию. Эти пагубные «надстроечные» последствия, в свою очередь, обратно воздействуют на дальнейшее углубление социального кризиса, в том числе в материальной сфере.

Надежда на возрождение предполагает «перестройку перестройки», «реформирование реформы», восстановление утраченных духовных ценностей, их приращение и прогрессивное развитие.

Нет слов, разумные реформы нужны всем, возврат к старому объективно невозможен. Но на естественный вопрос: каковы цели, содержание, сроки, ожидаемые результаты этих реформ? — ответить в течение многих лет правительство не в состоянии.

Многие журналисты, политики и общественные деятели охотно (и нередко справедливо) осуждают тоталитарный режим, застой и волюнтаризм, неоправданные потери в Великой Отечественной войне, бессмысленность афганской авантюры, преступность чеченской бойни и многое другое, не называя виновных лиц. Но те же деятели стыдливо (или трусливо?) умалчивают об ответственности тех, кто непосредственно виноват в наступившей катастрофе. Помалкивает даже «мозг страны» — Российская Академия наук.

Между тем в обществе имеется категория лиц, не только гражданский, но и профессиональный долг которых — определить виновных и степень их виновности на основе тщательного исследования обстоятельств дела. Это многочисленный корпус юристов. Увы, пока молчат и они.

Зрелость правосознания индивида, повторим, зависит от уровня его интеллектуальности, которая, однако, вовсе не является наследственным благоприобретением или замкнутой в самой себе ценностью. Она представляет собой тот особый склад ума и характера, который вырабатывается самим человеком в процессе практической деятельности, общения с другими людьми в условиях жизнедеятельности всего общества. Яркая интеллектуальность, своеобразие ее сознания, самобытность мышления, оригинальность действия всегда противостояли и противостоят тусклой посредственности, невосприимчивой к новому, неспособной к творческому дерзанию и активному созиданию.

В победе интеллектуальности над посредственностью значительную роль призвано сыграть государство. Оно лишь в том случае не будет представлять собой механическое объединение безликой массы, инертной, косной и равнодушной, если каждый его гражданин (или, во всяком случае, большинство граждан) обладает индивидуальностью, утверждает себя как личность, обладает развитым самосознанием, интеллектуальностью, активностью, ставит себя в центр политической, экономической и духовной жизни. В том же случае, если гражданин пассивно, бездумно подчиняется «общегосударственному» и не утверждает, не развивает своей особенности, индивидуальности, государство превращается в механический агрегат, в мертвую машину, лишенную жизнеутверждающего начала. Государственная система тем устойчивее, чем выше интеллектуальное разнообразие его граждан. В этом разнообразии потенциально содержится и реализуется самоорганизация и приспособление к будущим изменениям.

При этом, однако, индивидуальность личности не должна перерастать в исключительность, превращая других в исполнителей своей воли и тем самым лишая их самостоятельности, индивидуальности, свободы. Способствуя этому, государство само превращается в деспотию. Стремление «сильной» личности к исключительному самоутверждению уничтожает индивидуальность других граждан и индивидуальность самой себя. Если же эта «сильная» личность взобралась на вершину государственной власти, то со временем авторитет государства рухнет в силу внутренней противоречивости: с одной стороны, оно требует признания своей исключительности, абсолютной, ничем не ограниченной власти, а с другой — не признает свободы, творчески-интеллектуального духа своих же подданных. Разве мы не были и не являемся ныне свидетелями того, как посредственность, случайно оказавшаяся у руля государства, тянет за собой себе подобных? Таким образом сформировавшаяся пирамида власти становится, естественно, неспособной принимать разумные решения, беспомощной в своих действиях. И тогда наступает посредственность самой жизни, отрицающая и, более того, преследующая интеллектуальность. Со временем деспот теряет силу, вынужденно уходит в отставку, освобождая место «демократии». Но эта «демократия», свергнув деспота, пытается занять его место в государственной иерархии, создавая себе нового кумира с диктаторскими наклонностями. Однако, как известно, если история повторяется, то она из трагедии превращается в фарс. Хочется выразить твердую уверенность в том, что разум, мудрость и исторический опыт русского народа не допустят фарса; что этот народ добьется подлинной демократизации своего государства и общества.

Человек по определению нуждается в самореализации. Его богатство отнюдь не только в материальном благополучии и потреблении, но и в реализации интеллектуальности. Несомненно, без достаточного, разумного материального обеспечения жизни нет интеллектуального развития личности; материальное удовлетворение естественных потребностей человека — необходимое условие, базис, основание его не только физических, но и духовных сил. В этом аспекте интеллектуальность выступает как единство материального и духовного, объективного и субъективного.

Интеллектуальность как научная проблема должна рассматриваться в контексте сказанного. При этом не следует упускать из виду, что интеллектуальность — это не только определенная данность, основная предпосылка сознательной деятельности личности, но и одновременно объект, на который можно и имеет смысл воздействовать определенным образом, в том числе и правовыми средствами. И именно здесь открывается широкое поле для исследования «деятельност- ного» аспекта правовой теории. Если интеллектуальность традиционно понимается как высшая форма сознания, то ее «деятельностный» аспект приобретает первостепенный интерес для правовой теории, выводя ее на поведенческий механизм субъектов правоотношений, в процессе которых правовое общение одного субъекта с другим не может быть осуществлено без выхода за пределы индивидуальности одного из субъектов данного отношения в силу правового взаимодействия с другим субъектом.

При исследовании проблем интеллектуальности не следует упускать из виду и другой тонкий психологический момент. Возвышение интеллектуальности иногда сопровождается и антиинтеллектуальными тенденциями. Преувеличенное мнение иного «интеллектуала» о своих способностях, дарованиях, талантах и других достоинствах, как ни странно, характерно для тех, кто менее всего ими наделен. Гипертрофированное представление о личных качествах перерастает в высокомерие, в превосходство над другими членами общества, приводит к «наглости» и непререкаемости своих суждений, нетерпимости к критике и полному отсутствию самокритики. Интеллектуальность у таких личностей превращается в свою противоположность и наносит огромный вред общественной и личной жизни людей.

Интеллектуальность — один из основных признаков индивидуальности, которая обретается только в обществе, где происходит совместная деятельность людей с их связями и отношениями. И в этом смысле люди творят друг друга. Без индивидуальности человек не сможет сделать ни одного шага по пути достижения внешней и внутренней свободы, творчества и созидания. Отсутствие индивидуальности превращает человека из личности в объект манипулирования со стороны кого угодно, в том числе и государства. В этой связи интересны высказывания ряда выдающихся мыслителей. Так, Бертран Рассел писал: «Власть государственных установлений над людскими верованиями всегда была очень велика — с самой поры возникновения больших государств... Нельзя отрицать перед лицом очевидности, что вполне даже возможно, что, обладая хорошей вооруженной поддержкой, власти способны довести население своей страны до состояния фанатичных лунатиков. Имея достаточную власть, было бы, наверное, столь же легко довести население до состояния нормальности и разумности, но слишком многие правительства не желают идти этим путем...»

Питирим Сорокин отмечал: «...судьба любого общества зависит прежде всего от свойств его членов. Общество, состоящее из идиотов или бездарных людей, никогда не будет обществом преуспевающим. Дайте группе дьяволов великолепную конституцию, и все же этим вы не создадите из нее прекрасное общество. И обратно, общество, состоящее из талантливых и волевых лиц. неминуемо создает и более совершенные формы общежития.

Легко понять отсюда, что для исторических судеб любого общества далеко не безразличным является, какие качественные элементы в нем усилились или уменьшились в такой-то период времени. Внимательное изучение явлений расцвета и гибели целых народов показывает, что одной из основных причин их было именно резкое качественное изменение их населения (так у автора. — Д. К.) в ту или другую сторону» .

И наконец, П. Я. Чаадаев заключает: «Горе народу, если рабство не смогло его унизить, — такой народ создан, чтобы быть рабом» .

Отметим еще одно соображение Б. Рассела, с которым трудно согласиться. Он заключает: «Говорят, что человек — существо разумное. Всю свою долгую жизнь я настойчиво искал аргументы в пользу такого утверждения... Даже напротив. Мне доводилось видеть лишь то, как неумолимо погружается наш мир все глубже и глубже в состояние всеобщего безумия» .

Вопреки мнению Рассела человек действительно существо разумное. И об этом свидетельствуют, в частности, произведения самого Рассела, как и десятки тысяч произведений человеческого таланта, гениальности. Да, конечно, мир погружается все глубже и глубже в состояние всеобщего безумия. Да, конечно, государства, правительства, обладая вооруженной поддержкой, способны довести население своих стран до состояния фанатичных лунатиков, рабов, безвольных, пассивных существ. И тем не менее это вовсе не противоречит разумности человека, ибо свое убожество и нижайшее состояние он начинает со временем понимать, и не только понимать, но и сопротивляться им, действовать, добиваться победы над своими угнетателями. То же происходит и с населением, но значительно медленнее, осторожно, с оглядкой «как бы хуже не было».