ИСТОРИЯ КЛИМАТА

ДЕМОГРАФИЯ ВЫСОКОГОРНЫХ ОБЛАСТЕЙ  

Вот небольшая проблема, еще гипотетическая, — демография высокогорных областей и высокогорных приледниковых долин: она как будто бы зависит от особого стечения обстоятельств. Не отмечается ли специфический упадок экономики в местности с высокогорными ледниками? Мы уже видели, что реальный размер десятины с Шамони, выраженной в деньгах, падает в период между 1550 и 1625 гг., причем десятина с земель, расположенных непосредственно у нижнего края ледников, уменьшается еще значительнее, чем с других земель.

Большой интерес представляют также подати, которыми облагаются высокогорные пастбища и которые выплачиваются сыром, поставляемым приорству Шамони. Эти поступления уменьшаются с 52 фунтов (livre — фунт, равный 500 г) в 1540 г. до 45— 47 в 1550—1577 гг. и до 39-—в 1622 г. Особенно пострадали под- ледниковые высокогорные пастбища Блэтьер (ниже ледника того же названия, на одном уровне с приорством Шамони) и Ла-Пан- дан (ниже ледника того же названия, к востоку от Лаванше). Между 1540 и 1580 гг. оба пастбища поставили от 5 до 7 фунтов сыра. В 1622 г. они не давали больше 3 и 2 фунтов . В XVII столетии условия жизни человека высокогорной ледниковой местности явно ухудшаются, и ухудшение это весьма ощутимо даже по сравнению с 50-ми годами XV в., вообще бедственными и в других местах. Все происходит таким образом, как если бы по причинам чисто местного характера эпоха экономического и демографического Возрождения прошла в этих местах без малейшего эффекта. Одна из возможных причин этого противоречия, этой местной депрессии представляется очевидной: рост ледников, пагубный для наименее защищенных земель и селений.

Вернемся, однако, к ситуации, которую создает ледник за длительные и краткие промежутки времени; за периодом максимума, столь отчетливо проявившимся в 1680 г., по-видимому, следует период отступания, но отступания умеренного и гораздо менее значительного, чем в наше время.

Об этом процессе слабого отступания свидетельствует любопытный текст из Шамони, относящийся к периоду жизни Жана

Арантона, который с 1660 по 1695 г. был епископом женевским, а следовательно, прелатом «Шамони и ледников». «Жители одного прихода, носящего название Шамони, самым необычным образом показали доверие своему епископу. В Шамони имеются очень большие горы, отягченные ледниками..., (которые) непрестанно угрожают опустошить окрестные местности; и каждый раз, когда епископ посещал эти места, население просило его произнести заклинание и освятить эти ледяные горы. Приблизительно за пять лет до смерти нашего епископа эти люди направили к нему делегацию с просьбой прибыть к ним еще раз, так как они опасаются, что он с каждым днем стареет и что старость может лишить их этого счастья... они уверяли, что со времени его последнего визита ледники отступили более чем на восемьдесят шагов. Прелат, тронутый их верой, ответил: «Хорошо, мои дорогие друзья, я прибуду, если смогу добраться...» И он прибыл туда... и совершил то, о чем они его просили. Я имею показания наиболее именитых граждан, приведенных к присяге; они клянутся, что «со времени освящения ледников Жаном Арантоном ледники отступили настолько, что в настоящее время находятся в одной восьмой лье от того места, где они были до освящения, и что они перестали опустошать земли»

Исключительно ценный текст: он действительно опирается, и это несомненно, на протокол, составленный старшинами Шамони позднее 1690 и ранее 1697 г. Из нескольких строк, посвященных жизнеописанию святого, сопоставленных с другими данными74, я делаю вывод, что между 1664 и 1680 гг. продвижение ледников создавало еще много забот жителям Шамони, что, вероятно, в 80-е годы XVII в., после предпоследнего посещения епископа (точная дата неизвестна), они начали медленно отступать (приблизительно на шестьдесят метров) и что отступание происходило в более ускоренном темпе между 1689—1690 и 1695—1697 гг. Ледниковые языки тогда отошли па «одну восьмую лье», то есть, грубо говоря, на 500 м.

Ледник Фернагт также медленно отступает после 1681 г. Но отступание крайне незначительно, его ни в какой мере нельзя сравнить с сильным отступанием конца XIX или начала XX столетия. И действительно, Куэн совершенно определенно высказывается по этому вопросу: вплоть до 1712 г. ледниковый фронт Доходил если и не до самого тальвега, то по крайней мере до узкой, низкой и лентовидной ложбины, отождествляемой с долиной Рофен.7'' В 1890—1960 гг. тот же ледниковый фронт будет отстоять па два километра, а потом и дальше от долины Рофен.

Следовательно, отступание альпийских ледников в конце XVII п в самом начале XVIII столетия ограничено; самое большее они отступили на 500 м вместо 1 или 2 км в XX в. ... И более того, параллельно с этим в 1690—1700 гг. не отмечается никакого отступания мирового масштаба, соразмерного с современным.

Альпийский спад в развитии ледников 1700 г. — всего лишь эпизод, не только весьма умеренного, но и регионального характера, происходящий на фоне стадии продолжающегося наступания большой длительности во всем мире. Другими словами, это всего лишь простое колебание, незначительная местная волна на фоне длительного векового прилива.76

Вы хотите иметь точные доказательства? Тогда обратитесь к скандинавским ледникам. Будучи еще весьма далеки от отступания, которого они достигнут в XX столетии, скандинавские ледники синхронно с альпийскими ледниками и ледниками других районов мира переживают с 1695 г. первый хорошо выраженный исторический максимум.

Рассмотрим сначала Исландию тексты о которой весьма точны и согласуются между собой. Между 1694 и 1698 гг. (самое позднее— до 1705 г.) большие ледники на острове — Дрангаёкудль на северо-востоке и особенно огромный Ватнайёкудль на юго-востоке— окружают и разрушают прибрежные фермы, опустошают и часто покрывают их земли.

Сперва о Ватнайёкудле. В поземельном списке 1708—1709 гг. говорится о заброшенной ферме Фьялль: «Четырнадцать лет можно было видеть ее разрушенные постройки, но сейчас все это находится в леднике». Ферма Брейдармок также «в течение четырех лет была полностью заброшенной, и, как и многие другие, она еще разорена наводнением, моренами и ежегодным прохождением ледников в такой степени, что трава исчезла почти всюду, кроме небольшой возвышенности, где расположены дома» (свидетельское показание, данное в Тингом, 1 VI 1702). «Скот с фермы Скафтафель летом имеют право пасти на части земли фермы Фреинес... Однако это право не может быть сейчас использовано, так как все покрыто ледником» (поземельный список 1708—1709 гг.)77 Эти тексты, особенно второй, совершенно недвусмысленны. Из них ясно, что в 1702 г. ледник почти достиг местности Брейдармок, во всяком случае блокировал ее. А в 1904 г. эта местность полностью освобождена ото льдов и отстоит от ледникового фронта почти на километр.

Что касается Дрангаёкудля, то документы были собраны Эй- торссоном в его статье от 1935 г. Наиболее важные сведения исходят от ученого Арни Магнуссона, который посетил этот район в 1710 г. Он отмечает фермы, разрушенные ледником, и среди них — ферму Ольдугиль, расположенную очень близко к Дранга- ёкудлю: «продвижения ледника и наводнения, как говорят, разрушают ее строения; руины, которые сейчас видны, расположены совсем близко к краю ледника; как утверждают жители, еще обитающие здесь, ледник покрыл всю землю, которую прежде занимала ферма». Этот текст опять же хорошо устанавливает подлинность наступания ледника, так как та местность, которую занимает ферма Ольдугиль в 1935 г. (в период длительного отступания XX в.), будет отстоять от ледника на два километра.

В Исландии, как и в Шамони, в новое время, в отличие от долгого предшествующего периода безопасности, ледники наступают: разрушенные Ватнайёкудлем около 1700 г. исландские фермы Бреннхолар и Брейдармок упоминаются в документах еще до 1200 г. [3, стр. 195], а Ольдугиль, расположенная у подножия Дрангаёкудля, — в документе 1397 г. [115, стр. 128]. Добавим к этому документ несколько другого характера. Плато Глама в Исландии в XVIII в. было занято Дрангаёкудлем, а начиная с конца XIX в. и до настоящего времени оно свободно ото льда. И вот по сагам и текстам видно, что это плато, которое часто пересекали конные отряды, в средние века было также свободно ото льдов, но в 1570 г. карта Меркатора как будто уже отмечает наличие там льда [357].

То же происходит и в Норвегии. Начиная с 1695 г. ледник Ютунхейм продвигается в долину Абрекке, постепенно уничтожая леса и пастбища {392]. Можно сказать, что в начале XVIII столетия огромные скандинавские ледники определенно дальше продвинуты, чем в настоящее время.

Работы Лиестоля, касающиеся ледникового комплекса Свар- тис (другой район в Норвегии, покрытый льдом), позволили подтвердить эти данные и найти им место в многовековой хронологии, отмечающей время наступания, максимального положения и отступания ледников. В 1951 г. ниже одного из языков Свар- тиса, в местности, освободившейся ото льда с 1940 г., обнаружен целый ряд окаменевших стволов деревьев. Датировкой по С-14 было установлено, что эти деревья погибли 350±100 лет до современной эпохи (50-е годы XX в.). Иначе говоря, деревья, о которых идет речь, прекратили свое существование где-то между 1500 и 1700 гг. Следовательно, именно в это время ледник достиг полного своего развития и дошел до того места, где были погребены деревья, то есть до места, от которого в 1940 г. он будет отступать. Такая хронология отнюдь не противоречит альпийской хронологии.

В конце XVII в. в одном стихотворении описательного характера говорится о леднике Свартис, как о расположенном «очень близко от моря». Речь в данном случае может идти лишь о языках этого ледника Энгабреен и Фондальсбреен, расположенных действительно очень близко к морю (около Холандсфьорда) в период векового наступания (еще в 1805 г. фронт ледника Энгабреен, как об этом свидетельствуют одна карта и точные документы, при очень сильных приливах оказывается затопленным, тогда как в настоящее время он на два километра отступил от места, которое занимал, когда был очень продвинут). В 1720 г. эти же ледники при наступании разрушили ферму и уничтожили Урожаи. Мощное отступание этих ледников (на два километра) будет удостоверено, количественно оценено и, наконец, нанесено на чертежи лишь для гораздо более позднего периода — с 1865 по 1955 гг. [356], и здесь проявится общность тренда с Альпами.

Во всяком случае, скандинавские эпизоды опровергают авторов, которые вслед за Муженом и Кинзлом и под влиянием временного безмолвия альпийских документов полагали, что можно говорить в противовес малой ледниковой эпохе (little ice age) о «межледниковом» периоде, который имел место в конце XVII и в начале XVIII в. На самом же деле нет ничего сходного между 1700—1720 гг. и периодом всемирного отступания, сохраняющегося поныне.

Впрочем, даже в Альпах, несмотря на незначительные отсту- нания, в начале XVIII в. ледники остаются большими, гораздо больше, чем сегодня. Сошлемся сперва на сообщения (к сожалению, без ссылок на архив или на автора), приведенные Дри- гальским и Махачеком: очень крупный ледник Шварценберг, расположенный недалеко от Аллалена, знал, говорят, состояние наступания (Hochstand) с 1690 по 1698 г.; между 1691 и 1694 гг. ледник Бренва (долина Аоста) покрыл различные луга в долине Вени [97, стр. 214].

Более определенным, но требующим осторожности при интерпретации является шамонийский текст, обнаруженный мною в конце одного акта о посещении пастора: «В месяце июле ледник Буа вышел из границ и залил часть равнины и унес у нас (это пишет приор) около двух или трех першей79 земли в Субей- роне при входе в Буше80 вместе с проходящей тут дорогой».81 О чем здесь речь, только о наводнении или же о наступании ледника, таком, как в 1643 г.? Как бы то ни было, заметим попутно, что шамонийские тексты периода 1700—1850 гг. могут оказаться менее полезными, чем периода 1600—1643 гг. Селения и хозяйство действительно перенесены из опасных или опустошенных зон. Вековое наступание ледника рассматривается с тех пор как нормальное состояние, не вызывающее больше, как это бывало в начале или в середине XVII столетия, возмущенного изумления жителей.

В 1703 г. пришла пора увеличиваться леднику Гриндельвальд «и покрыть, судя по письменным документам (я цитирую Грю- нера), еще занесенные в пастушеские книги луга приора, хотя в действительности они погребены подо льдами» [162, стр. 151].

Не без основания скажут, что все эти тексты могут отметить положение при наступании, продвижение вперед или назад, фактические колебания, длительные или кратковременные, но они не уточняют границ наступания, не дают соответствующих реперов.

Тем не менее реперы обнаруживаются благодаря двум иконографическим документам. Первый относится к концу XVII в., «приблизительно около 1686 г.», как говорит Грюнер, который издал или переиздал его в 1760 г.82 Изображены ледники Гриндель- вальда в виде схемы (Grundriss), являющейся одновременно и картой и вольным изображением. Грюнер и Рихтер, комментировавшие ее, согласны с тем, что на ней представлены очень крупные ледники, лишь немного менее продвинутые вперед (приблизительно на 50 шагов), чем в 1640 г. (дата гравюры Мерьяна). Это говорит о том, справедливо замечает Рихтер, что карта 1686 г. «очень несовершенна». Он, однако, не указывает, о каких именно несовершенствах идет речь.

Я в свою очередь попытался проанализировать эту карту, автором которой является некий Херборд. Первый вопрос, который возникает: каков масштаб этой карты? Ибо «масштаб», указанный в легенде к карте, в Stunde (швейцарское лье —мера расстояния, равная 4,81 км) теоретически дает масштаб 1/93 000. Но это фантастическая величина, возможно, добавленная позднее гравером Цингом. Если принять масштаб карты 1686 г. за действительный и сравнить с расстояниями на современной карте 1956 г., то можно установить, что Херборд более художник, чем картограф, и что он наугад пользовался тремя масштабами. Это позволило ему дать на схеме ледников целый ряд сведений.

11 августа 1705 г. швейцарский естествоиспытатель Иоганн Шёйхцер [330, стр. 278—279] повторил (в обратном направлении), возможно, не зная об этом, путь Себастьена Мюнстера. «Движимый любопытством», он спускается с перевала Фурка, чтобы рассмотреть Ронский ледник. Его рассказ, сопровождающая этот рассказ гравюра, на которую он ссылается, а также гравюра, выполненная позднее Феликсом Мейером, между 1710 и 1720 гг., дают довольно ясное представление о Ронском леднике в начале XVIII столетия.

«Спускаясь с Фурка, — пишет Шёйхцер, — мы заметили слева массу льда, которая, однако, была намного меньше, чем масса льда, расположенная ниже, о которой мы еще напишем. Из первой массы непрерывно вытекает поток воды, в который вливаются маленькие ручейки, стекающие со склонов окружающих гор. Поток, направляясь к западу, объединяется на расстоянии приблизительно получасового пути под сводами пещеры в нижней части ледяной горы с другими обильными ледниковыми потоками.84 И лишь с этого момента образуется исток Роны. На самом деле, под ледяными горами собираются воды, возникающие под действием тепла, которое поступает и сверху и из земли, и это собирание вод происходит в действительности в двух местах. Однако вскоре эти воды сливаются, как это видно на гравюре XII (см.  VII). И Шёйхцер добавляет, что по виду этот двурогий источник Роны (Rhodani ipsius primam scaturiginem bicornem) напоминает вилку (по-французски — Fourche; Furca — намек на перевал того же названия)».

Этот текст становится понятным, если его сопоставить с гравюрой, которую Шёйхцер предназначил для иллюстрации своего рассказа. В тексте говорится о двух массах льда. С одной стороны, это небольшой ледник, видимый при спуске с Фурка слева, который не может быть ничем иным, кроме ледника Мутт. С другой стороны, масса Ронского ледника — то, что Меркантон обозначил как pecten, очень хорошо изображенный на гравюрах 1705 и 1720 гг. Этот pecten, растянувшийся в глубине долины Глеч, характеризует всю фазу многовекового наступания. Он исчезнет (до наших дней) лишь не ранее 1874 г., а вполне точно — между 1874 (terminus a quo) и 1899 гг. (terminus ad quern). Действительно, в период между этими годами ледник отступит из долины Глеч и перестанет загораживать боковую долину Муттбаха. Он превратится в тонкий язык, расположенный на скалистом ригеле (над которым с востока возвышается Бельведер), который сам возвышается над долиной Глеч.

Таким образом, в конце осени 1716 и весной 1717 г. ледник Гургль «продвигается все ниже»88 и подпруженное им озеро растет, достигая размеров до 1000 шагов в длину и 500 шагов в ширину. В эти два года растет также страх прибрежных жителей: в 1718 г. на ледник направляется крестный ход. На левом краю озера, на каменном столе — скалистой платформе, где осталась вырезанная цифра «1718», которую Эдуард Рихтер смог прочесть там через 160 лет, служат обедню. Угроза со стороны озера не исчезает до 1724 г., после этой даты тексты умолкают на полвека 89.

Снова 1717 г.: в долине Аоста происходит катастрофа. 12 декабря деревня Пре-де-Бар разрушена. Обвал, говорят, произошел так быстро, что даже птицы погибли в гнездах, не успев подняться. Но в чем причина? Обвал ледника Триоле? Просто падение скал или небольшой части горы? Вирджилио, тщательно изучив важный текст (текст Соссюра, который интервьюировал очевидца), приходит к выводу, что причина связана с ледниками [381, стр. 68; 314, стр. 9].90

Во всяком случае, в Гриндельвальде наступание, которым заканчивается второе десятилетие XVIII в., выявляется совершенно отчетливо и подтверждается многочисленными доказательствами. В 1719 г. в этом приходе устраиваются общественные молебствия, чтобы заставить ледник отступить.91 Как говорят тексты, молитвы были услышаны. Однако в 1720 г. ледник, расположенный выше Гриндельвальда, был весьма развит, поскольку в 1802 г., когда ледники были значительно больше сегодняшних, туристам и путешественникам будут постоянно показывать крайнее местоположение, достигнутое Верхним ледником в 1720 г.

И наконец, последний пункт, завершающий панораму всех альпийских ледников: прорыв озера Маттмарк в 1719 г. говорит о наступании ледника Аллален [241].

Стало быть, около 1720 г. мы имеем альпийский максимум на фоне стойкого наступания на протяжении десятилетий и десятилетий (наступания устойчивого, несмотря на отрицательные колебания небольшой амплитуды).

В Норвегии также наблюдается максимум наступания. Я уже говорил о «деяниях» ледника Энгабреен, относящегося к группе Свартис, который сокрушил как раз в этом году ферму. Но Свар- тис не один в данном случае. И ледник Ютунхейм именно в 1720 г,, продвинувшись и заполнив всю долину Абрекке, увенчивает склоны основной долины, от которой она отходит. Фермы Тун- гойан и Абрекке, расположенные на этих склонах и уже лишенные пастбищ, оказываются в весьма опасном положении [392].

Несмотря на незначительное отступание после 1720 г., альпийские ледники сохраняют в последующем десятилетии свое положение. Показательными в этом отношении являются 30-е годы XVIII в.: это не период максимума (в альпийских долинах никто не жалуется на нашествие ледников), это своего рода «нормальный» период, «рутинная» ситуация. А вот сардинский кадастр (1728—1732 гг.) представляет еще больший интерес. Этот очень обширный документ совершенно четко указывает, что все значительные ледники Савойи в эти годы несколько меньше, чем во времена максимума, в XVII в. или в 1720 г., но значительно больше, чем в 1910—1920 гг. и тем более в настоящее время.

Л

исты кадастра 1730 г., так называемой «старой карты» 93, фактически подходят к проблеме границ ледников двояким образом:

1.         С одной стороны, и это наиболее предпочтительно с научной точки зрения, они указывают положение ледникового фронта (а), подледникового потока (б), пункта (в), откуда он вытекает, и места (г), где располагается гравий (graviers или glieres), иначе говоря, положение свежих морен, еще не покрытых лесом. Их положение отмечает максимальную границу распространения ледников, последнюю перед выпуском карты (вероятно, границу распространения 1720 г.).94

2.         С другой стороны, старая карта, как правило, ограничивается информацией типа б, в иг, то есть сообщает положение потока, места, откуда он вытекает, и расположение свежих морен.

Данные в, очевидно, очень важны, поскольку место, откуда вытекает подледниковый поток, совпадает с фронтом ледника или по крайней мере с очень показательной частью этого фронта.

Первый случай представляет наибольший интерес для историка-гляциолога. Это как бы специально для него составленные описи ледников Тур, Аржантьер, Буа, Боссон и ледника у истоков Изера.

Проходит еще одно десятилетие. В 1741 г. Уиндем95 — первый' английский турист и первый «милорд», посетивший Шамони, направляется на ледник Мер-де-Гляс, о котором «проводники говорили, что льда здесь становится больше с каждым годом». К тому же весьма показательно описание долины Шамони и горы Мон- тенвер, данное Уиндемом. Узнав о «Шамони — деревне, расположенной на берегу реки Арв, в долине, где находится приорство», осмотрев начиная от приорства «края ледников, спускающихся в долину, которые мы видели из деревни, откуда они были по* хожи на белые скалы или, скорее, на огромные льдины», Уиндем дает точное определение «краев ледников». Он действительно поднимается на Монтенвер и пишет о виде, который оттуда открывается: «Ледник занимает три большие долины, образующий букву У, хвост которой достигает долины Аоста, а два рога—-долины Шамони. Место, куда мы поднялись, находилось между двумя рогами, и оттуда мы видели долину, образующую один из этих рогов». Эта долина и ледник, который в ней находится, добавляет Уиндем, ориентированы «приблизительно с севера на юг».

Прекрасное описание! Уиндем действительно увидел долины» образующие букву У, середину которой составляет Алле Бланш, хвост — ледник Бренва, два рога — Боссон и Мер-де-Гляс. Причем Мер-де-Гляс в той части, которая видима с Монтенвера, действительно ориентирован с севера на юг. Весь текст очень многое освещает: эти два «края» белых льдин, эти два «рога», «проходят до долины», «проходят через долину» и «видимы от деревни у приорства». Следовательно, в эту эпоху или сам ледник Мер-де-Гляс или его язык, его «край» виден от приорства. Это типичная ситуация, характерная для наступания ледников, наблюдавшаяся приблизительно с 1580 до 1870 г., в отличие от современной ситуации* когда лишь один из двух «рогов» (Боссон) видим и опускается: до долины Шамони.

Непосредственное подтверждение: в следующем году (1742)- Пьер Мартель [396] взбирается по реке Арв до истоков Арвей* рона, вытекающего из ледника Буа. «Из пяти ущелий, примыкающих к долине Шамони, — пишет он, — наиболее значительным является то, которое называют ледником среди лесов96, не только) из-за красоты и размеров, но и потому, что здесь берет начало Арвейрон. Он выходит из-под ледника, через два свода, сплошь

ледяных и напоминающих те кристаллические гроты, в которых, *п0 сказкам, жили феи... Прекрасное зрелище — ледяные скалы, поднимающиеся над сводом более чем на 80 футов... Под одним из сводов можно пройти... но не без опасности, которой грозят временами срывающиеся куски льда». Это описание Мартеля, за исключением некоторых подробностей (форма грота часто изменяется), очень близко к описанию, которое даст Соссюр, по крайней мере в отношении размеров (свод высотой от 25 до 30 м). Соссюр, который видел этот грот несколько раз, в частности в 1777 г., «возле лиственничного леса, растущего на прекрасном белом песке, по которому кое-где группами были разбросаны красные цветы epilobium», довольно эмоционально описывает его «как глубокую пещеру, входом в которую служит ледяной свод высотой более 100 футов и соответствующей ширины. Эта пещера создана самой природой в огромной ледяной скале, которая благодаря игре света кажется то белой и не прозрачной, то прозрачной и зеленой, как аквамарин». И он упоминает о непостоянстве формы грота: «Зимой его (свода) нет совсем. Свод изменяется каждый день, иногда он обрушивается, но вскоре вновь восстанавливается». Описания Мартеля и Соссюра будут затем иллюстрированы и подтверждены рисунками Бурри и Бакле д'Альб.97

Но грот Арвейрона — не только зрелище. Он также и указание: он характеризует наступание ледника Мер-де-Гляс, который, пройдя скалы Мотте, широко распространяется по современному тальвегу Арвейрона, выше по течению от селения Буа. Мужен[266в, стр. 163], Ферран [120, стр. 40], Пейо [290, стр. 100] с сожалением отмечали, что современное отступание этого ледника, продолжающееся на протяжении столетия, привело к исчезновению очаровательного грота. С конца XIX столетия Мер-де-Гляс, ослабевая, заканчивается уже не сказочной пещерой, а прозаическим «жалким и узким языком, цепляющимся за скалы Мотте». В 1912 г. Ферран также отмечает: «Грот у истоков Арвейрона, столь часто прославлявшийся, исчез при отступании ледников». И Пейо, замечательный историк Шамони, указал, что в 1873 г. в последний раз упоминается этот грот, столь известный в XVIII и XIX вв. В результате «отступания (происходившего начиная с этой даты) язык ледника (Буа) скрылся за скалами (Мотте) и превратился в голубой пласт, лежащий поверх вод, несущихся между двумя утесами, отполированными льдами».

Короче говоря, исчезновение грота Арвейрона к 1880 г., после Двадцатилетнего (1860—1878) быстрого отступания ледника,— один из многочисленных признаков перехода от длительной стадии наступания ледников к стадии современного отступания. Нао- оорот, существование грота в 1742 г. — один из признаков, позволяющих заключить, что именно в 40-е годы XVIII в. мы имели Дело с периодом мощного наступания ледников.

И еще, в 1742 г. Мартель дал план98 и эскиз99 окрестностей Шамони. И то и другое схематично. Тем не менее указания, содержащиеся в этих иконографических документах, совпадают с текстами Мартеля и Уиндема (1741—1742 гг.).

Сперва об указаниях, содержащихся в плане, хотя он и составлен схематично. На плане ледник Боссон очень низко спускается в долину и ледник Буа находится в 2,25 км от слияния рек Арв и Арвейрон (3,5 км в 1960 г.).

Что касается эскиза Мартеля, то он не менее выразителен: рисунок, хотя и посредственный, но снабжен надежными отметкам» (Дрю, Монтенвер, церковь приорства). Ледник Мер-де-Гляс на нем прямо-таки переливается в северо-западном направлении че« рез Монтенвер (над ним возвышается пик Дрю) и через продол*) жение Монтенвер а к Мотте. Его язык можно видеть от церкви! приорства, позади которой Мартель расположился, чтобы сделать этот эскиз.     £

Стало быть, данные, почерпнутые у Мартеля и Уиндема, схо»* дятся к одному: в 1741—1742 гг. язык ледника Мер-де-Гляс все! еще опускается «почти до самой равнины», его положение и кон« фигурация характерны для фазы ледниковой экспансии.

я !f

В эти же годы (1741—1743) Альтман и Рихтер обнаруживают;! что ледники Гриндельвальд и Унтерар находятся в состоянии наступания [162, стр. 152; 314, стр. 10]. Однако позже (1748 г.)н| Нижний Гриндельвальдский ледник отступает на короткое время^ и довольно значительно, до мраморного карьера, или Магшог-т bruch (на 500 м ниже, чем теперешний фронт).          -»

С другой стороны, такие индикаторы, ставшие в дальнейшем* классическими, как Фернагт, Рюитор, Аллален, продолжают наН протяжении 40-х годов XVIII в. обнаруживать признаки наступа-Г ния: Фернагт к 1748 г. опасно близок к долине Рофен, но про-^ двигается он не настолько сильно, чтобы привести к запруж»ва4 нию озера [314, стр. 10]. Напротив, озеро Маттмарк в 1740, 175$ и 1755 гг. прорывается [241]. Что касается комплекса ледник—fl озеро Рюитор, то он вновь заставляет о себе говорить в 1748/ 1751 гг., когда озеро несколько раз прорывается. В частности!! в 1751 г. сообщается о «неожиданном и стремительном прорывй' озера Рюитор». Инженер Карелли, приглашенный в качестве экс-1 перта, составил схему, из которой видно, что ледник, наступая^ перегораживает выход из озера, а летом озеро, пробив подлед^ ный канал, обрушивается вниз, как «смерч». Несколько позднее (1752 г.) один текст укажет на остроту этой ситуации: «прорыв! озера причинил в прошлом году, как и в предшествующие годы*) ужасные опустошения» [22; 323].      »

В общем, можно сказать, что в 1740—1750 гг. ледники, по-!, видимому, наступают и находятся в состоянии «величия» во всех районах северного полушария, для которых можно определить' даты положения границ и активность ледников. Похоже на то, что в историческую эпоху трудно найти период, когда бы по положению ледники повсеместно так отличались от современных.

Первый пример. В 1742—1745 гг. в Норвегии отмечается максимум наступания [392], который позже ни разу не был превзойден, даже в первой половине XIX столетия. В эти годы фр°н™ ледников находились на несколько километров дальше, чем в XX столетии [308, стр. 347]. Причем начиная с 1740 г. ледники разрушали фермы, еще уцелевшие при менее сильных наступаниях 1595—1720 гг. [392; 288]. К 1740 г. ферма Тунгойан, на которой в 1667 г. было два фермера, 38 голов скота и 3 лошади и которая давала 110 буасо100 зерновых, уничтожена полностью, а ферма Абрекке сильно пострадала.

Что касается относящегося к этому времени максимума наступания ледников в Исландии, удостоверенного картами и текстами, то поведение двух больших ледников этого острова и их гомологов в Норвегии и в Альпах полностью синхронно. Ферма Лонхолль разрушена Дрангаёкудлем в 1741 г., а фермер из Мо- феллстадира в 1752 г., рассказывая путешественнику Эггерту Олафсону о продвижении ледника Дрангаёкудль, вспоминает, что в 1740 г. ледник приблизился вплотную к его постройкам. Что касается Ватнайёкудля, то карта 1732 г. и текст 1746 г . свидетельствуют, что он все еще примыкает к ферме Брейдармок, которой он достиг и которую опустошил в конце XVII в. [115, стр. 127; 358].

Два исследования подтверждают существование сходных хронологических данных и для Аляски: на леднике Лимон-Крик наиболее старым деревьям, растущим на самой продвинутой морене, в 1958 г. было 189 лет. Если учесть экспериментально определенное время, необходимое для укоренения молодых деревьев на морене, то, по Хёйсеру и Маркусу, образование рассматриваемого моренного вала можно отнести к 1759 г. [179].101 Как для больших, так и для малых временных масштабов это указывает на прекрасное совпадение с периодами мощного наступания альпийских и скандинавских ледников в XVIII в.

Десятилетие 1750—1760 гг. характеризуется лишь слабыми колебаниями, длительное наступание продолжается.

Так, например, после своего относительного отступания в 1748 г. ледник Нижний Гриндельвальд несколько увеличивается («с того времени он немного вырос» — говорит Грюнер [162, стр. 153], посетивший его около 1756 г.).102

В 1752 и 1755 гг. прорывы озера Маттмарк, о которых я уже неоднократно говорил, означают (по Лютчгу) гляциологическое наступание [241].

В Исландии в 1754 г. ледник Дрангаёкудль все еще пребывает H;1 тех лугах, где двадцать лет назад пасся скот, и около фьорда

Таралатур отмечается конец одного из его языков, выступающих более чем на километр вперед по сравнению с 1935 г. [115, стр. 124, 133; 358].

1

760 г. — важная дата в истории альпинизма. Орас Бенедикт де Соссюр в первый раз посещает долину Шамони. В 1761 и 1764 гг., он снова посещает ее и оставляет (несколько позднее) ее описание в «Путешествиях по Альпам».

Прибыв из Серво, Соссюр 103 направляется в приорство Шамони и подходит к долине того же названия у выхода из Монте через узкое и дикое ущелье, ориентированное на юго-юго-восток и расположенное над рекой Арв. «По выходе из узкого и дикого ущелья сворачивают налево и вступают в долину Шамони... Дно долины покрыто лугами, через которые проходит дорога... Постепенно открываются различные ледники, опускающиеся к этой долине. Сперва виден только ледник Таконе (Таккона), который почти повис над крутым обрывом. Вскоре глазам представляется ледник Бюиссон (Боссон). Его сверкающие белизной льды, возвышающиеся в виде пирамид, удивительно эффектны посреди пихтовых лесов, в которые они проникают. Наконец, становится виден огромный ледник Буа, который, опускаясь, поворачивает к долине Шамони. Хорошо различимы его ледяные стены, возвышающиеся над желтыми зубчатыми скалами».

Опустим подробности (например, то, что ледник Боссон проходит через леса, что Таккона покрывает нижнюю часть морены) и перейдем к главному. В наши дни всякому, даже если это просто автомобилист, проделывающий тот же маршрут, от Хуш до Шамони, разница бросается в глаза. Соссюр видел то, что мы не видим и, возможно, не увидим никогда, то есть ледник Мер-де- Гляс, предстающий взору путешественников во всем своем великолепии, сворачивающий к долине Арва и хорошо видимый задолго до подхода к Шамони, если путешественник идет с юга. Таким видел его Соссюр, таким изобразит его Линк в 1800— 1820 гг.104 В настоящее время, наблюдая тот же самый пейзаж (долину Арвейрона от Мотте до Буа), нельзя обнаружить ни малейшей части ледника, видимой снизу.

Продолжение текста и маршрута Соссюра не оставляют места никаким сомнениям. Действительно, в следующей главе своего «Путешествия...», озаглавленной «От приорства до Валлорсина», Соссюр проходит селение Шамони, направляясь к верхнему течению реки Арв, Пра, Буа и Тин. «На расстоянии в пол-лье от приорства надо перейти по деревянному мосту через реку Арв и выйти к поселку Пре (Пра), где живет мой прежний проводник Пьер Симон. . . через четверть лье от этого места мы оставляем справа нижнюю часть ледника Буа, который заканчивается большой ледяной аркой. Из-под этой арки вытекает Арвейрон...». Таким образом, подход к леднику Буа прекрасно виден, он легко доступен и близок. Если идти мимо Пра, то до его конца рукой подать.105 И Соссюр, кроме того, делает об этом леднике записи, которые сегодня не имели бы никакого смысла. На самом деле, он не рекомендует переход через Монтенвер и предлагает прямой путь через Шамони — Мер-де-Гляс, по дороге, следующей по равнине вдоль Арвейрона. «Направляясь этим путем из приорства, вы совершите очаровательную прогулку, которая займет около часа и будет проходить все время по такому ровному месту, что это можно сделать даже в экипаже. При этом вы пересечете прекрасные луга и великолепный лес» [25].

Деятельность Соссюра как альпиниста, путешественника и повествователя продолжалась добрых тридцать лет. И вот все это время он считал совершенно нормальным и обычным, что подъехать к Мер-де-Гляс из Шамони можно в экипаже по ровной местности. В те времена это была реальность, но в наши дни ее уже не существует. Какой «шарабан» отважился бы сегодня отправиться в скалистое ущелье Мотте — последнее убежище отступающего ледника?

Ледяная пещера, «Арвейронский грот», — признак наступающих льдов — отлично существует в 1760, 1764, 1780, 1790 гг., во времена путешественников и художников, рисовавших ледники в доромантическую эпоху.

Что касается ледника Аржантьер, то Соссюр видит, как он «спускается зигзагами до самого дна долины». Такое же изображение дадут в 1850 г. первые дагерротипы. При современном отступании от него осталась лишь верхняя часть зигзага.106 Следовательно, опять возникает та же мысль: об устойчивости, нормализованное™ длительного наступания ледников в 1760—1790 гг., в то время как о длительном отступании, подобном происходившему в средние века, осталось всего лишь смутное воспоминание у крестьян. Это плохо датированное воспоминание (ибо оно очень древнее — предшествует 1600 г.), но тем не менее весьма стойкое. И Грюнер в 1760 г., и Бурри в 1780 г., как видно из их добросовестных исследований, снова обнаруживают следы этих воспоминаний в рассказах жителей многих горных общин Швейцарии и Савойи [163, стр. 329—330].

Иконография, становящаяся после 1760 г. все более и более обширной, подтверждает такую точку зрения: отныне длительное наступание — процесс рутинный и нормальный. Можно лишь сослаться на количественные доказательства Мужена, полученные в результате изучения акварелей и гравюр, часто очень ясных, Бурри, Бакле д'Альба, Хакерта и Кретьена де Мешель. Их рисунки, изображающие Аржантьер, Мер-де-Гляс и Боссон в 1770— 1790 гг., указывают на ледниковые фронты, все еще значительно более продвинутые, чем во времена Мужена (1912 г.) и тем более сегодня. Разница составляет от 700 до 1200 м «в пользу» XVIII в.107

Повторяем, следовательно, снова и по-прежнему, что именно на фоне устойчивого наступания ледников, рассматриваемого как первичное явление, следует рассматривать явления, подобные альпийскому максимуму 1770—1780 гг., как вторичные.

Этот максимум хорошо выявляется в Шамони: начиная с 1774 г. наступающий ледник Боссон уничтожает поля сельскохозяйственных культур. И Соссюр задним числом (в 1784 г.) сообщает в своем отчете (путешествие 1778 г.) о наступании ледника Буа, более мощном, чем когда-либо. Из ясной акварели Ха- керта видно, что в 1780 г. ледник Аржантьер находится на 1700 м ниже, чем в 1911 г. ([266 6, стр. 10; 266 в, стр. 80], цитаты из Кокса, Бурри, Соссюра).

Следующее затем отступание, хорошо выраженное в Шамони с 1784 по 1790 г., является эпизодом лишь вторичным. Это отступание составляло самое большее 200—300 м по горизонтали.108 И действительно, в 1784 г., после пяти или шести лет отступания, ледник Мер-де-Гляс находится еще в 500 шагах по прямой от морены, идущей вдоль дороги из приорства в Тин, то есть он приблизительно на 800 м ниже, чем теперь (по тексту и карте Соссюра).

Между 1760 и 1790 гг. наступание отмечается около Шамони, за пределами Шамони и во всех остальных частях Альп.109 Оно затрагивает различные ледники: Алле-Бланш, Хюфи (с 1760 г.), Таккона, Глере (около Сен-Бернара), Гриндельвальд, Фернагт, Гургль, Аллален, Триоле, Жиетро, Макуньяга, Чингель в Гастерн- тале, Бье.

Эти ледники-индикаторы часто упоминаются, они как бы всегда находятся на своем посту .Ледник Фернагт, наблюдавшийся и измерявшийся иезуитом отцом Валыпе, профессором механики в Венском университете, накрепко и надолго перегораживает в 1770—1772 гг. долину Рофен. Образуется озеро Маттмарк, которое затем прорывается в 1764, 1766 и 1772 гг. Ледник Бье обрушивается на Ранда в 1786 г. Ледник Жиетро, как и в 1595 г., перегораживает тальвег Дранс. Гриндельвальдские ледники спускаются в долину Черной Лючин (1768—1777 гг.); а в 1777 г. Бес- сон отмечает «отсутствие каких бы то ни было признаков преграды» ниже этих ледников. Следовательно, они занимали такое же положение, как и во время прежних максимумов, всегда фиксированных конечными моренами. В 70-е годы XVIII в. наступание ледников в Гриндельвальде становится столь угрожающим, что становится понятным обращение прихожан к монаху-заклинателю. Однако этот монах, возможно янсенист, не зная, по воле божьей или по наущению дьявола происходит это продвижение ледника, отказывает мужикам в помощи [314, стр. 12].

За эти три десятилетия указания о наступании ледников очень многочисленны, они отличаются также значительно большей информацией. Руссо и Соссюр способствуют тому, что Альпы находят отражение в культурной жизни Запада и к ним начинают проявлять интерес, а многочисленные путешественники открывают особую красоту и самобытность гор.

В некоторых случаях указания о наступании касаются лишь кратковременных процессов, как, например, продвижения ледника Триоле в сообщении Соссюра около 1778 г. Но очень часто указания более ценны и не ограничиваются освещением кратковременного колебания, временных перипетий. Тогда они затрагивают вопрос о тренде и дают сведения о наступании, сравнимом с отступанием в конце XIX или в начале XX в. Так, это можно видеть на изображениях различных ледников, приведенных в «Видах Швейцарии» Цурлаубена (Париж, 1780) или в «Достопримечательных перспективах швейцарских гор» (Берн, 1776), «которые показывают для всех изображаемых ледников распространение, гораздо большее, чем в 1885 г. {314, стр. 13]». (1885 г. относится к началу длительного отступания.)

Для Ронского ледника очень типичен в этом отношении прекрасный рисунок Бурри ([40, стр. 9], а также  IX), подтвержденный рисунком (12 В) и комментариями Бессона. Огромный pecten загромождает верхнюю часть долины Глеч и преграждает выход из примыкающей долины Муттбах, где соединяются воды, текущие от ледников Мутт, Теллишток, Блауберг и Фурка. Во времена посещения Бессоном Ронского ледника мнения о развитии кратковременного колебания расходятся: одни утверждают, что ледник отступает уже на протяжении двадцати лет, а Бессон, напротив, основываясь на своих наблюдениях, считает, что фронт наступает. Но для нас, историков колебаний большой длительности, имеют значение не эти перипетии вторичного порядка, а явление первичное — тренд. Несомненно существующий. Точные измерения подтверждают то, что наглядно передает иконография: Бессон (тексты в [262, стр. 44—50]) наблюдает ледник удаленным на 300 туазов (585 м) от теплого минерального источника Глеч и на 120 туазов (235 м) от крайней конечной морены. И вот в результате непрерывного отступания, начало которого относится к 1856 г., в 1870 г. тот же ледник будет находиться в 660 м от минерального источника, в 1874 г. — в 950 м, в 1914 г.—в 1900 м, а в настоящее время — еще дальше! Направление развития ледников невозможно отрицать: длительное наступание XVIII в. следует противопоставить длительному отступанию 1860—1960 гг. Короче говоря, в 1760—1790 гг. европейцы — Соссюр, Бессон, Бурри и другие — открыли ледники своих стран. И они видели их гораздо более мощными, чем мы, их потомки, имеющие перед ними преимущество — возможность сравнения.

Это справедливо по отношению к Альпам и по отношению к Исландии: в 1754 г. Дрангаёкудль, по описанию путешественника Олафссона, находится на расстоянии полумили от начала фьорда Таралатур, и это означает, что он продвигался значительно дальше (на 1 км), чем ледниковый фронт 1935 г. И вот в 1775 г. тот же ледник оказывается еще более продвинувшимся, он достигает, как говорит Олавиус, крайней точки фьорда и даже моря (тексты в [115, стр. 133]).

Следующий период — «Революция—Империя» — менее богат, свидетельскими показаниями.110 Уменьшилось ли число путешествий в Альпы из-за имевших место событий и затрудненности международных сношений? Сместились ли центры интереса? Вполне возможно. К 1805 г. иконография оказывается значительно менее богатой, чем около 1780 г. — первого года золотого века старинной гляциологии.

 Тем не менее эта иконография существует. Бакле д'Альб, будущий генерал Империи, проживает в Салланше с 1786 по 1793 г. [120, стр. 11] и часто посещает ледники Шамони, расположенные по соседству. Он рисует Арвейронский грот, расположенный совсем близко от леса и небольшого горного хребта, опоясывающего селение Буа с северо-востока. Около 1788—1789 гг. Кретьен де Мешель рисует перспективу долины Шамони: фронт ледника Аржантьер спускается на 900 м ниже, чем в 1911 г.111

В 1794 г. Конрад Эшер ван дер Линк рисует акварелью вид на ледник Роны сверху, с Майенванга ( 12 Г).112 Как и в 1705—1870 гг., pecten на его рисунке распространяется на Gletscherboden, в долину Глеч и перегораживает долину Муттбах.

На всех относящихся к этому времени изображениях (1787, 1791, 1794 гг., начало XIX в.) Ронский ледник выглядит так же.

Между 1800 и 1820 гг. швейцарский художник Линк рисует Мер-де-Гляс с расположенного напротив массива Флежер.113 Его картина, хранящаяся до настоящего времени в мэрии Шамони, настолько точна, что на ней можно опознать поселки Тин и Буа, пути лавин и «все пустоты, разрывающие общинный лес на Мон- тёнвере». Ледник Буа, в своей характерной для эпохи наступания форме, гармонически изгибается над Мотте и поворачивает на юго-запад, по направлению к равнине Арв. Его конец выдается вперед по сравнению с положением в 1911 г. на 920 м по прямой и даже больше (1200 м), если сравнивать с положением в 1955 г. Следовательно, ледник Мер-де-Гляс все еще находится очень близко к равнине. Этим объясняется то, что в 1816 г. Байрон после созерцания массы льдов Боссона, «опускающегося до хлебных полей», смог последовать советам Соссюра и направиться в шарабане к истокам Арвейрона ([113, стр. 43], дальше по тексту: [266 в]).

Можно, впрочем, сделать общий вывод: между 1770 и 1850 гг., как это видно из весьма многочисленных иконографических, картографических и описательных данных, представленных Соссюром, Хакертом, Коксом, Форбе, де Люком, де Шарпантье и другими, ледник Буа никогда не отступал более чем на 100 или 200 м относительно тех позиций, которые показаны на картине Линка. Часто он определенно был длиннее (на 200—300 м). Следовательно, картина Линка отражает норму для периода 1770—1850 гг. Подобным же образом клише, выполненное Муженом с Флежер а в 1911 г. ([226 в, гравюра VIII]), а также  XIV, изображающие ту же панораму, что и картина Линка, но без льдов, характеризуют норму для XX в. Мой постоянный фотограф, не задумываясь, в 1966 г. вновь сделал фотографию, аналогичную клише Мужена.

Ледник Аллален также дал указания о наступании ледников вблизи 1800 г.: запруживание и прорыв озера Маттмарк в 1790, 1793, 1798, 1808 гг. [241, стр. 180].

Наконец, первые исторические данные о ледниках Уазана. В 1807 г. префекту Высоких Альп во время его служебной поездки по массиву сообщают (и это никому не кажется необычным), что ущелье Арсин занято ледником того же названия. Как пишет Ш. Рабо, это свидетельствует о «необычном распространении» ледника Арсин. В 1807 г. также увеличивается расположенный над истоками Романша ледник Рип де л'Альп.114

Период максимума оледенения около 1818 г. (в действительности с 1814 по 1825 г.) совпадает с периодом развития науки, туризма и даже журналистики. Поэтому он очень хорошо изучен. В 1891 г. Рихтер [314, стр. 26—29]116 дает общий обзор этого периода. Я привожу здесь сводку в виде таблицы (стр. 146).

Эта таблица, в которой некоторые указания РИХтера я исправил в соответствии с новейшими данными, интересна, во-первых, сама по себе, во-вторых, потому, что благодаря ей историк может представить себе во всей реальности так называемые максимумы 1600—1601, 1643—1653, 1680, 1720, 1770...

В самом деле, во времена таких пароксизмов, сведенных в таблицу и отнесенных к определенному году, максимум у всех альпийских ледников не приходился на один и тот же год. Одни ледники уже начинали наступать, когда другие еще находились в стационарном состоянии или отступали. Указание на максимум оледенения большого горного массива (Альпы) позволяет судить лишь о преобладающей, абсолютно преобладающей ситуации, но не о повсеместном распространении [2386, стр. 727].

Последний эпизод, который должен быть вписан в этот фон, в эту многовековую структуру наступания, которое продолжается от времен, упоминающихся в текстах Комбе, до времени применения триангуляционных съемок Форба и дагерротипов Бюиссона и Дольфус-Оссе. Это максимум 1845—1858 гг., а если говорить точнее, то 1850-—1855 гг. Результаты исследований морен Кинз- лом [202] и особенно указания, собранные Рихтером (более сотни), позволяют хронологически очертить этот эпизод. С 1835 по 1844 г. наступание ледников в Альпах носит, по-видимому, довольно общий характер. С 1845 по 1858 г. преобладают ситуации, характеризующиеся максимальным наступанием, достигающим кульминации в 1850 г. (шесть ледников или ледниковых систем развиты максимально) и в 1855 г. (девять ледников или ледниковых систем в состоянии максимального развития). Прежде редкие указания о том, что ледники отступают, с 1861 г. становятся постоянными, регулярными и преобладающими [314, стр. 33 и далее].

И снова именно Шамони дает хорошее представление об этом последнем наступании. Как и в 1600 и 1777 гг. (согласно очень точной гравюре Жалабера), «вздыбившийся» ледник Мер-де-Гляс с 1850 г. снова пытается удлиниться и перевалить за первые отроги (на юге) Кот-дю-Пиже (то есть движется по тому же пути, который он проделал в 1600 г., когда погибли селения Шателяр н Бонанэ). Он выходит в сторону Тин. Как об этом напишет Валло [266в, стр. 169], воспроизводя показания Мишеля Кутте из Буа: «Около 1850—1851 гг. Мер-де-Гляс достиг селения Буа, остановившись примерно в 50 м от него. Ледник уничтожил лиственничный лес, находившийся на ровной местности. .. закрыл морену Пиже доверху и швырнул глыбы на середину склона в сторону Тин... в 1855 г. ледник почти полностью закрыл морены».

Мишель Кутте не солгал. На фотографии, сделанной Бюиссо- ном в 1857 г., видно, что и в это время ледник Буа образует довольно характерный выступ над первыми склонами и седловинами Пиже, направленными к равнине Арв и Тин.

Этот максимум 1850—1855 гг. вызывал иногда панику. Точное представление о такой панике создается благодаря превосходному тексту, вот уже тридцать лет как опубликованному одним савойским ученым [188], взявшим его из расходной книги Пьера Девуасса, крестьянина из селения Тур.

Сентябрь 1852 г.: громадные ледники, теплые ветры, сильные дожди [266в, стр. 170]. Обтаивающие концы ледников нависают, грозя того и гляди оторваться и обрушиться на долины. Ледники срываются, как выражается наш хроникер, крестьянин Пьер Девуасса. Катастрофическое положение существует с 15 до 19 сентября 1852 г., убытки исчисляются более чем 100 тысячами франков. Девуасса пишет, что в эти дни «было много дождей... в то же время ледники сорвались... так, что мощная морена покрыла часть угодий Тура (несколько далее в том же тексте говорится о прорыве морены ледника Тур)... Одновременно сорвался и ледник Аржантьер и покрыл (различные земли)... между Аржантье- ром и Шозале... И в течение этих дней сорвались ледники Лоньян121 и спустились вниз, ниже Пьерре, который был полностью покрыт. А я, пишущий эти строки, находился в Лоньяне как уполномоченный по разверстке сыра и был вынужден укрыться в подвале (горной хижины). Стоял страшный шум, и казалось, что упали все ледники. Вся дорога от селения Пра и до Тин была унесена водами ледника Буа».

Эти события продолжались недолго; с 1855 г. в окрестностях Шамони начинают появляться признаки отступания. С 1861 г. отступание ледников фиксируется в Альпах повсеместно. Размах этого отступания велик — впервые за три столетия ледники заняли такие позиции, которые уже больше никогда не нарушали.

За один год (1867—1868) ледник Мер-де-Гляс отступил на 150 м. За десять лет (4 ноября 1868 г.— 27 сентября 1878 г.) он стал меньше на 757 м, то есть отходил на 76 м за год. За это десятилетие грот Арвейрона исчез, ледниковый язык укрылся в скалах Мотте и оттуда уже не выходил [266в; 251].

То же происходит и с концом языка Ронского ледника, положение которого начиная с 1874 г. ежегодно фиксировалось швейцарской топографической службой. С 1874 по 1916 г. (год большого научного исследования Меркантона) не обнаруживалось признаков наступания ледника. Каждый год он заметно отступает на несколько десятков метров и более [262, стр. 5, план 11].

 25. Ледники долины Шамони [227].

Эта карта была составлена Жаком Бертеном на основе карты (1 : 50 ООО) Над геогр. ин-та, отражающей современное положение ледников (1949 г.) и карты (1 :80 ООО) приблизительного положения ледников после максимума 1850 г. Эта последняя карта заимствована из работы Валло «Эволюция картографии Савойи и Монблана» (Париж, 1922 г., репродукция одной из карт Дюфура «Топографическая карта Швейцарии, Мартиньи. 1861», снятой и выполненной на местности между 1854 и 1861 гг.).

1 — современное положение ледников, 2 — сокращение ледников с 1850 г.

К северо-востоку от ледника Таккона расположен ледннк Боссон.

С 1860—1870 гг. совершенно определенно начался век большого отступания всех альпийских ледников [2386, стр. 725].

Уместно сейчас вспомнить старую поговорку: «Сова Минервы вылетает только в сумерках». В истории, как и в философии, размышление по поводу какого-либо явления часто приобретает

смысл лишь после того, как это явление проявилось полностью и закончилось, когда определены его границы, то есть когда его можно рассмотреть со всех сторон. Рихтер, Мужен — эти большие ученые и пионеры в истории ледников — работали в то время, когда фаза многовекового наступания ледников едва закончилась. Им еще не хватало данных для того, чтобы оценить долговременное значение эпизодов, которые они описывали. В частности, для Рихтера, писавшего в 1880—1890 гг. ледниковое отступание было явлением столь недавним, что он не мог уловить его векового значения и вписывал его в тридцатипятилетний цикл флуктуаций ледников, заимствованный им у Брюкнера. При развитии научной гляциологии то, что было достигнуто Рихтером, сохранилось до Хойнкса и Ллибутри, но от тридцатипятилетней цикломании, характерной для научной мысли лишь одной эпохи, не осталось камня на камне [2386, стр. 727]. Отступание ледников в период с 1900—1925 и до 1955—1960 гг. было настолько сильным и контрастным с XIX в., что мы оказались лучше подготовленными к тому, чтобы понять историю ледников между 1590 и 1860 гг. если не как единый процесс, то по меньшей мере как явление оригинальной синхронной структуры. Два текста и несколько крупных работ позволят понять эту точку зрения яснее.

Сначала два текста. Они касаются того комплекса ледник— преграда—озеро Рюитор, который в период с 1590 по 1860 г. проявил себя лучше, чем любой из индикаторов ледникового наступания большой длительности. Известно, что с 1864 г. (и до наших дней) этот комплекс в результате отступания ледника и исчезновения озерной запруды перестал (впервые за 270 лет) опустошать расположенные ниже и примыкающие к нему долины. Он просто- напросто перестал существовать.

Итальянские гляциологи, Баретти в 1880 г., Сакко в 1917 г., хорошо поняли и показали с помощью текстов и карт новизну и своеобразие этой ситуации. Однако еще в 1867 г. каноник из Аосты Каррел интуитивно понимал, что на Рюиторе имеет место какое-то новое явление, что произошло изменение многовековой ситуации. Он писал: «Нас уверяют, что озеро Рюитор полностью исчезло 122. Если так, то это факт исключительный и совершенно новый. История прошлых столетий не упоминает о таком явлении» [22, стр. 50].

Следовательно, в 1867 г. фаза многовекового наступания заканчивается. Однако 271 год назад, в 1596 г., положение вблизи Рюитора было противоположным: начиналась фаза наступания — длительный период большого прилива ледников. Итальянский инженер Сольдати, приглашенный валийскими властями, добросовестно выслушивал жалобы крестьян. «Я обнаружил,— пишет он 10 октября 1596 г.,— что озеро (Рюитор) закрыто со всех сторон высокими горами и большой скалой. За исключением, однако, одного места: в нижней части (озера) есть довольно большое отверстие, через которое из указанного озера постоянно вытекала вода, не принося никакого вреда ни этой долине, ни вне ее.123 И в это время появилась масса замерзшего снега, называемого крестьянами «rosa» 124, такая огромная, что до большой высоты закрыла указанное отверстие» [22, стр. 55]. И далее Сольдати описывает опустошения, которые произвела накопившаяся позади этого барьера вода, когда она прорвалась и через образовавшуюся брешь низверглась вниз.

Сольдати прав: наступание «rosa», или ледника Рюитор, которое будет повторяться в период с 1596 по 1864 г., для валийцев конца XVI столетия — явление новое, они не помнят, чтобы оно происходило раньше (некоторые данные, к которым я еще вернусь, дают основание предполагать, что такого наступания ледника Рюитор не было с XIII, самое позднее с конца XIV столетия) .

Итак, вместе с Сольдати (1596 г.) мы входим в малое валий- ское оледенение, а с Сорелем (1867 г.) мы выходим из него. Между этими двумя датами, этими двумя текстами, располагается период ледниковой агрессии, период самобытный и цельный.

Первым, кто с большой убедительностью рассказал об этом своеобразном и всеобщем явлении, без сомнения, был Кинзл, который в 1932 г. изложил результаты исследования 67 морен альпийских ледников. Он показал, что явления, подобные наступа- нию ледников в 1600—1610, 1643—1644, 1818—1820, 1850—1855 гг., действительно не имели прецедентов в конце средневековья и не повторялись и в современную эпоху. В этом смысле замечательная работа Кинзла представляет интерес.

Однако внимание в ней все же сосредоточено на критических датах четырех больших максимумов [202]125 и мало значения придается промежуточным периодам XVII, XVIII и первой половине XIX в. В силу этого Кинзл недостаточно выделяет основные моменты ледниковой хронологии большой длительности.

И лишь в 1942 г. этот решающий для нас этап был преодолен немецкими и американскими учеными одновременно, по-видимому, независимо друг от друга.

1.         Альпийские, скандинавские и исландские ледники прошли через фазу «умеренной, но устойчивой экспансии», продолжавшуюся весь период нового времени, примерно с 1600 г. Эта фаза предшествует периоду «современной рецессии ледников», начавшейся с 1850 г.

2.         Этот длительный период наступания ледников следует за фазой меньшего распространения ледников в «средние века», когда в Исландии, Скандинавии и в Альпах процветали селения, которые в XVII и XVIII вв. были опустошены или покрыты ледниками.

3.         Эти три последовательных эпизода (вековых или межвековых), которые имели место в период от средних веков до наших дней (для простоты будем говорить о низком уровне ледников в средние века, наступании нового времени и современном отступании), сами входят в значительно более длительный, межтысячелетний и многотысячелетний (от 3500 до 4000 лет) период. Этот период, наступивший после великолепия и тепла, климатического оптимума, совпал со временем общего похолодания климата, общего возрождения ледников, сильно потесненных в период Warmezeit. Эти три или четыре последних тысячелетия похолодания и малого повторного оледенения (в которые, как мы это вскоре увидим, имели место вековые или межвековые колебания в сторону относительного похолодания или потепления) Матте первый предлагает объединить под удобным названием «малая ледниковая эпоха» («эпоха малого оледенения», «малый ледниковый период», «малое оледенение» и т. д. («little ice age»).

Заметим попутно, что «малая ледниковая эпоха» тождественна «субатлантической» эпохе палинологов.

Идеи и даже терминология Матте оказали длительное влияние. Ричард Фостер Флинт [65, II, стр. 1495—1496; 126, стр.499— 500] и его сотрудники включили их в свою общую концепцию эпохи плейстоцена. А мысль о большой флуктуации в сторону похолодания, на фоне которой имелись отдельные более краткие флуктуации как в сторону похолодания, так и в сторону потепления, вековые или межвековые, представляется сегодня общепринятой [258; 292].

Образное название «little ice age», которое Матте употреблял только в кавычках, имело любопытную судьбу. Этот термин, несомненно, плохо отражает существо дела, так, при его использовании применительно к явлениям довольно ограниченным представляются истинные эпохи оледенения в Америке и Евразии, когда они были усеяны материковыми ледниками. Кроме того, вопреки намерениям Матте, этот термин перестали использовать- применительно к длившемуся тысячи лет субатлантическому периоду, его употребляют для обозначения последней двухвековой; фазы наступания ледников (1600—1850 гг.). Так, Лэмб, Шов и многие другие обычно называют эти два с половиной столетия «little ice age» [212; 331].

На мой взгляд, возможно, следовало бы просто отказаться от; этого навязчивого термина «little ice age», скорее образного, чем полезного (лично я употребляю его не иначе, как в кавычках). Если под этими словами понимать, как и предлагал Матте, длительную эпоху похолодания, которая охватывает последние тыся-> челетия, то термин «субатлантический», принятый палинологами,; был бы вполне убедительным.

Однако не вопросы терминологии являются самыми важными.! Существенно то, что в 1942 г., то есть с тех пор, как появились: работы Дригальского и Махачека, Матте и Альмана, милое! сердцу историков понятие «большая длительность» вошло в упот-: ребление не только в геологической истории ледников (это прои-.< зошло давным-давно, со времен Агассиза [2]), но и в современной^ истории ледников. Место концепции цикличности (дорогие Брюк- неру и Рихтеру одиннадцатилетние, тридцатилетние и т. д.' циклы) вот уже тридцать лет (с тех пор, как стало очевидным вековое движение ледников) как заняла теория, в основе которой

лежит понятие о тренде и процессах большой длительности, — теория, учитывающая изменения и десятилетние, и за отдельные годы, а также вековые и многовековые. В конце концов геологи, изучающие эпохи великих оледенений, ведут счет не только на столетия, но и на тысячи и десятки тысяч лет.

Если исторический обзор восходит к временам более чем двадцатилетней давности (1942), то так ли уж необходимо досье современной длительной флуктуации ледников? Разве не достаточно краткого, острого, содержательного и блестящего изложения, данного на нескольких страницах Ллибутри в монументальном труде «Traite de glaciologie» [2386, II, стр. 724—727]?

С точки зрения гляциолога, разумеется, да! Но с точки зрения историка — нет, совсем нет! И это понятно, ведь Кинзл, Дри- гальский, Матте, Альман, Флинт — специалисты в той или иной области естественных наук, геологи, гляциологи, географы, но совсем не историки. Обладая блестящим даром видения и интуицией, они подметили современное длительное наступание лед-' ников (1590—1850 гг.), но не попытались разобраться в этом детально, проанализировать наступание по годам или по меньшей мере по десятилетиям. Ибо что значили для них какие-то два с половиной столетия по сравнению с тысячами или миллионами лет, привычными для геологии? Мгновение в эволюции, две-три страницы в учебнике геологии, беглый обзор событий, доказательств и ссылок...

Лаконизм, живость суждений — достоинства интуитивного и быстрого понимания явлений. Но при таком подходе возникают некоторые неудобства. Прежде всего, «история» оказывается слишком быстротекущей, представленной лишь намеками, что может привести в дальнейшем ко всякого рода искажениям хронологии. Многих ученых, и даже самых первоклассных, увлекла идея о том, что они несколько поспешно назвали «малой ледниковой эпохой» период XVII и XVIII столетий. Не изучая больше никаких основных документов, они ее перекраивали, переделывали по своей мерке! Одни относили ее начало к XIV в., к 1430 г., другие—к 1750 г.! Некоторые авторы, исключительно компентент- ные и пользующиеся заслуженным авторитетом, например Брукс, создавали буквально роман об «эпохе малого оледенения». Они ввели в эту эпоху некое воображаемое «межледниковье (intergla- ciaire — длительное отступание), некоторые относили его к 1680— 1740 гг., другие —к 1700—1750 гг., а иные даже к 1760—1790 гг.! Или «примерно к 1815 г.»! Иногда, не основываясь ни на каких документах, они ограничивались экстраполяцией климатических рядов по гляциологическим рядам или же альпийских рядов по исландским и наоборот. Почти совсем пренебрегая первоисточниками (даже опубликованными на немецком, итальянском или французском языках) и переписывая, притом довольно скверно, друг друга, они устраивались каждый по-своему в «малом оледенении», в меру своей фантазии, по своим удобствам. Брукс — уроженец страны, не имеющей ледников, а следовательно и соответствующих документов о них, слишком часто обращался к публикациям материалов, полученных из вторых рук [50, стр. 301].129 Его ошибки не имели бы большого значения, если бы они, прикрытые авторитетным именем, не стали широко распространяться в специальной литературе Англии и Америки.

Надо было оказать этому противодействие. И для начала я решил заняться этим вопросом, вернуться к первоисточникам, что ни Дригальский, ни Матте не сочли возможным или желательным. Я пересмотрел все документы, так или иначе относящиеся к истории ледников нового времени; совокупность, или свод, текстов, начиная с XVI в., свод иконографии ледников с 1640 по 1850 г., свод кадастров и карт начиная с 1730 г.

Один исследователь, ограниченный к тому же рамками одной книги, не может охватить все ледниковые массивы Европы. По- 'этому Исландию и Скандинавию я рассматривал лишь бегло. Но об Альпах, документы о которых составляют единое целое, я хотел получить полное представление.

Интуиция теоретиков 1942 г. подтвердилась документально — это факт. В XVII, XVIII и XIX столетиях имели место не только отдельные случаи наступания ледников, скорее эффектного, чем длительного. Налицо действительно многовековая фаза наступания ледников, причем в полную силу она проявляется с 1590 г. и заканчивается только после 1850 г. В течение этих двух с половиной столетий признаки наступания столь часто встречаются, настолько интенсивны и непрерывны, что векового отступания, сравнимого с отступанием, которое наблюдается на протяжении последних ста лет, обнаружить невозможно. Конечно, период 1590—1850 гг. знавал свои собственные внутренние флуктуации, движения, нерегулярные приливы и отливы ледников.130 Но эти колебания вторичны по сравнению с длительным и непрерывным наступанием «нового времени» (1590—1850 гг.), контрастирующим с менее значительным «средневековым» наступанием и «современным» отступанием (после 1850 г.).

Итак, в этом вопросе мы стоим на твердой почве. Можно надеяться, что теперь, после обращения к источникам, искажать хронологию и легкомысленно к ней относиться станет труднее. К тому же и критика, требующая сверхточных доказательств, будет с большей легкостью обезоружена. Историк же на основании проверенных утверждений сможет обратиться к смежным проблемам и к близким периодам и уверенно ставить новые вопросы.

1. Вопрос первый. В каком климатическом контексте имела место стадия, или колебание, Фернау, иначе говоря, межвековая фаза наступания альпийских ледников (1590—1850 гг.)?

2.         Вопрос второй, по правде говоря, неотделимый от первого. За фазой какого типа следовала стадия Фернау? Предшествовали ли ей в историческом или в доисторическом периодах фазы, сходные или аналогичные фазе Фернау?

3.         Вопрос третий, предполагающий, что первый вопрос разрешен. Возможно ли поставить задачу о том воздействии на человечество, которое могло оказать глядиоклиматическое колебание типа Фернау, если идти от причины к следствию?

4.         Поднимаясь «вверх» (то есть к более отдаленным причинам), в какой климатологический, а не только климатический контекст вписывается вся совокупность описанных явлений?

Я попытаюсь вкратце ответить на эти различные вопросы. Но, может быть, стоит попутно напомнить, что историк климата ставит перед собой не только те проблемы, которые он в состоянии разрешить...