Журнал «Твоё здоровье»

Издательство Знание 2/95

Ирина МЕДВЕДЕВА, Татьяна ШИШОВА

Как быть с избирательным мутизмом

Начать хочется со старого-престарого анекдота. В одной семье рос мальчик. Ему давно пора было заговорить, а он молчал. В конце концов все с этим смирились и считали его немым. И вдруг однажды во время обеда произошло чудо — немой заговорил. Он громко и внятно произнес:

—        Бифштекс пережарен.

—        Как? Ты умеешь говорить?! — воскликнули потрясенные родители. — Почему же ты раньше молчал?

—        До сих пор все было в порядке.

Считается, что этот анекдот служит идеальной иллюстрацией «загадочной английской души». Но мы живем не в Англии, а детей таких тоже встречаем.

Невротическое отклонение, которым они страдают, называется избирательный мутизм. По-латыни «mutus» — «немой», а слово «избирательный» означает, что ребенок молчит не со всеми, но вступает в словесный контакт с очень ограниченным кругом людей. Остальные же, хоть на голову встанут, не услышат от него ни слова.

На первый взгляд, мутисты — это сверхзастенчивые дети. Такие, что дальше некуда. И ' распространенные в нашем языке идиомы — «От робости язык проглотил», «От страха слова из головы вылетели», «Онемел от ужаса» и т.п. — лишь подтверждают это мнение.

Но наши наблюдения во время работы с «немыми» дают нам основания утверждать, что это не совсем так. Конечно, патологическая застенчивость здесь тоже имеет место, но мы думаем, что не она определяет характер мутиста. Во всяком случае, мы ни разу не видели робкого по натуре (а не по внешней линии поведения) юного молчальника.

Как правило, это дети с очень сильным, а не с робким характером. С ЖЕЛЕЗНОЙ ВОЛЕЙ И ОСЛИНЫМ УПРЯМСТВОМ. Сами посудите, какой недетской выдержкой надо обладать, чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах не раскрывать рта на людях! Их уговаривают, умоляют, им сулят щедрые подарки и угрожают суровыми наказаниями, даже бьют! Но результат нулевой, мутист молчит, как партизан.

При этом они прекрасно все слышат и понимают. Они очень внимательны, гораздо внимательнее других детей следят за происходящим. Но это не напряженное вглядыва-ние близорукого или недослышащего человека, а оценивающий взгляд стратега и тактика, который умеет манипулировать людьми.

Что же нам представляется доминирующим в этом сильном характере? На языке психологии — «скрытое стремление к лидерству», на языке религии — «гордыня». Да-да, именно гордыня, а не робость лежит в основе отказа от речи!

*   *   *

Конечно, бывают случаи, когда упорное молчание на людях происходит не от гордыни, а от уязвленной гордости, то есть имеет вполне реальное основание.

Четырехлетний Дима ни в какую не желал разговаривать. На предложение ответить на самый простой вопрос реагировал агрессивно: хмурился, плакал, а мог и стукнуть. Когда же, увлеченный показом театрального этюда, он забылся и все-таки произнес несколько слов, мы сразу разгадали секрет его молчания. Дима страдал дизартрией и испытывал серьезные речевые трудности в связи с плохой подвижностью речевого аппарата.

Обычно в его возрасте еще не стесняются дефектов речи. Но Дима был мальчиком с очень высоким интеллектом, а следовательно, уже мог сопоставить свою затрудненную речь с нормальной. И это сопоставление не в его пользу было для маленького гордеца настолько травмирующим, что он предпочитал молчать. После цикла занятий с опытным логопедом и он разговорился так, что возникла другая проблема: как его остановить?

Нередко мутизм связан (по тем же причинам) с заиканием.

Но весьма часто бывает, что объективных причин для мутизма нет: говорить ребенок может нормально, да и все его неречевое поведение свидетельствует об адекватном восприятии мира, то есть ни об аутизме (болезненной погруженности в себя), ни об умственной отсталости, ни о глубоком психическом шоке речи не идет. И тогда возникает мысль о патологическом стремлении к лидерству. Такому ребенку хочется «царить». Но, трезво оценивая свои силы, он понимает, что может владеть лишь несколькими «подданными» — своей семьей.

Впрочем, и другие взрослые нередко обращают на него повышенное внимание. У кого-то он вызывает жалость, а кто-то задевает за живое: хочется во что бы то ни стало разговорить маленького упрямца, продемонстрировав себе и окружающим свои педагогические способности.

Что же до детей, то мутист худо-бедно может прожить без их компании, ведь это отклонение обычно наблюдается в дошкольном и младшем школьном возрасте, когда общение со сверстниками еще не так актуально.

*   *   *

Вообще, в мутизме много загадочного. Например, мы не раз наблюдали проявления тайного садизма у таких тихонь.

Пятилетний Саша, казалось, мухи не обидит. Медлительный, несколько женственный, он никогда не задирал других детей. Молчал Саша упорно, но, как бы извиняясь за свое молчание, кротко, ангельски улыбался.

Но потом мы стали играть «в страхи». Саша ни в какую не желал изображать человека, который боится. Зато с удовольствием согласился сыграть образ страха. Он подскочил к своему партнеру по этюду и... начал его душить. Причем вошел в такой раж, что мы, двое взрослых, не сразу смогли оттащить Сашу, а крупный, сильный шестилетний мальчик, на которого наткнулся «тихоня», отчаян-• но заревел от ужаса. Саша же еще долго не мог прийти в себя, и его перекошенное, напоминающее зловещую маску, лицо поистине было воплощением Страха. Семилетняя Лена — хрупкое, безобидное на первый взгляд существо с тощими косичками, любила до синяков щипать свою маму, и что особенно потрясало всю семью — глаза ее светились в этот момент злорадным торжеством.

Часто такие дети мучают животных.

Мы не утверждаем, что у всех мутистов присутствуют те или другие садистские импульсы, но, судя по нашей практике, именно у этой группы нервных детей чаще всего встречаются подобные малоприятные свойства. Но если про патологическую жестокость далеко еще не все ясно (является ли она, в частности, органически присущим такому складу характера свойством, или это следствие «добровольного обета молчания»), то про другое мы можем сказать более определенно. Это другое — особенные отношения ребенка-му-тиста с матерью.

*   *   *

Начнем с того, что мать вынуждена быть при нем неотступно. Без нее ребенок не имеет связи с миром внешним. Мать — его переводчик, ходатай. Это осложняет ей жизнь, она фактически прикована к своему «господину», лишена личного пространства, элементарной независимости. Такого ребенка не оставишь с няней, не отдашь в детский сад, а затем и в школу. Даже с отцом, бабушкой и дедушкой многие мутисты остаются неохотно или вообще не остаются. Короче говоря, такая женщина связана по рукам и ногам.

На наших занятиях бывает, что дети-мути-сты почти до самого конца отказываются сидеть с остальными ребятами, а остаются рядом с матерью, тесно прижимаются к ней, в перерыве не отходят ни на шаг.

Мать это, казалось бы, угнетает, она жалуется, мечтает, чтобы ребенок стал более самостоятельным, скорее заговорил. Но вот странность! Когда ей предлагаешь изменить линию поведения и даешь вполне конкретные советы, как именно это сделать, — наталкиваешься на отказ. Одно трудновыполнимо, другое не выходит, а третье и вовсе невозможно. Довольно скоро понимаешь, что тебе оказывают устойчивое внутреннее сопротивление. И невольно задаешь себе вопрос: а так ли уж ее беспокоит молчание ребенка, как она рассказывает? И полная зависимость, привязанность?.. Может, все не так уж однозначно, и мы имеем дело со своего рода «заговором молчания»?

Начинаешь глубже вникать в семейную ситуацию, и практически всегда выясняется одно и то же: мать ребенка, страдающего избирательным мутизмом, по тем или иным причинам не удовлетворена своей личной жизнью. Либо у нее нет мужа, либо она, будучи замужем, чувствует себя одинокой. Поэтому на уровне сознания она, конечно, очень переживает странность своего ребенка, но бессознательно этому потворствует, ибо не только она зависит от ребенка, но и ребенок не может без нее жить. Она нужна. Мало сказать, нужна — необходима. А главное — НЕЗАМЕНИМА.

Это типичный пример того, что мы называем «психологическим браком». С мальчиком это, как правило, самозабвенная, доходящая до обожания любовь; с девочкой — чаще всего любовь-ненависть.

Работа с избирательным мутизмом очень тяжела, тут важно сочетать терпение и понимание с определенной жесткостью. И не перегнуть палку ни в ту, ни в другую сторону.

Мы видели родителей (да и психотерапевтов), которые угодливо лебезили перед малышами, тогда как надо было поставить их в ситуацию выбора: либо ты поучаствуешь в чем-то захватывающе интересном, но при этом скажешь хоть одно слово, либо будешь молчать и будешь лишен права участия в игре.

Встречали мы и противоположную крайность: болезнь ребенка объявлялась блажью, избалованностью. Ну и, разумеется, к нему применялись соответствующие «карательные меры». Такое отношение бывает свойственно в первую очередь отцам. И тут надо начинать с «ликбеза», объяснять, что мутизм — это очень сложная форма невроза, а вовсе не каприз.

Мы уверены, что успешнее всего можно справиться с этим нарушением в условиях группы (причем в такой группе может быть один, максимум два мутиста). Занимаясь индивидуально, специалист может установить словесный контакт с ребенком, но это еще ничего не значит. Слишком часто бывает, что с появлением нового человека все возвращается на «круги своя». В группе же, особенно в «разомкнутой», куда могут прийти незнакомые люди (родственники других ребят, будущие пациенты и т.д.), незаметно для ребенка происходит столь необходимый ему тренинг общения.

Увлеченный игрой, театральным действием, он в конце концов перестает быть царственным сфинксом и нарушает обет молчания. Этот момент — переломный, и его совершенно необходимо зафиксировать. При этом  помнить, что «царю» (а мутист по натуре царь) полагается воздавать соответствующее. Мы обычно устраиваем немыслимое ликование, называем такого ребенка героем, величайшим артистом всех времен и народов и всячески даем ему понять, что с произнесением первого слова его «трон» не пал, а напротив — только укрепился!

Одержанная и по заслугам оцененная победа должна врезаться в память гордеца, он должен гордиться ею больше, чем своим упорным молчанием.

Лечение мутизма — напряженный поединок, и взрослый его обязан выиграть, но ребенок должен быть уверен, что это он выиграл, заговорив. А он ведь и вправду выиграл, научившись полноценно общаться с людьми!

Только не надо требовать слишком многого и сразу. Здесь очень важен «период последействия».

*   *   *

Андрюша молчал вплоть до конца последнего занятия. И лишь «под занавес» произнес «Гав-гав!» Но уже через неделю, как нам сообщила по телефону обрадованная мама, он изменился до неузнаваемости и болтал без умолку.

Маша, была не таким крепким орешком: она довольно скоро начала говорить за ширмой. Вернувшись же за стол к ребятам, умолкала. Мы решили, что это максимум, которого нам удалось добиться, и на прощанье посоветовали маме привести девочку на повторный цикл занятий через полгода. Но уже стоя в дверях, Маша вдруг разговорилась с незнакомой женщиной, случайно оказавшейся в нашем помещении, а через месяц у нее уже не было проблем словесного контакта ни с детьми, ни со взрослыми. И вместо повторения первого цикла мы пригласили Машу принять участие во втором — в лечебном спектакле, где она получила заглавную роль. В этой роли было столько слов!

Но что же делать тем, у кого нет возможности посещать лечебную группу?

Прежде всего дать себе труд честно разобраться в той двусторонней зависимости, о которой мы написали. Мы прекрасно понимаем: «психологический брак» — явление, в котором трудно признаться самой себе, но без этого мало надежды справиться с мутиз-мом. (Впрочем, с возрастом он рано или поздно пройдет и сам. Трудно встретить взрослого человека, который, находясь «в здравом уме и твердой памяти», обладая нормальным слухом и сохранным речевым аппаратом, не произносил бы ни слова. Но к тому времени, когда мутист сам «дозреет» до словесного общения с людьми, его психика может быть уже очень серьезно и необратимо деформирована.)

Разобравшись, придется совершить еще одно усилие — перестроить свои отношения с ребенком.

Во-первых, надо не только на словах, но и реально захотеть сделать его самостоятельным, а для этого мягко, но неуклонно ставить в такие условия, когда он, стремясь, что называется, к заветной цели, вынужден сказать посторонним несколько слов. Например, не покупайте ему жвачку или мороженое, а предлагайте самому подойти к ларьку и купить. Только не уговаривайте! Не хочет — не надо, останется без мороженого. Не старайтесь срочно — и завтра, и послезавтра — создать аналогичную ситуацию.

Во-вторых, надо по возможности трезво оценить характер ребенка. Это тоже нелегко. Каждому родителю, наверно, хочется, чтобы его сын (или дочь) был добрым, отзывчивым, чутким. В данном случае картина, скорее всего, будет не столь радужной. Но не надо ребенку колоть этим глаза. Не надо и разочаровываться в нем. Постепенно умным воспитанием можно смягчить и черствое сердце. Только учтите: упреки, слезы, апелляции к совести тут вряд ли помогут. Обида, злорадство и угрозы тоже. Вам необходимо, как бы это ни было трудно, сохранять спокойствие. И добиться того, чтобы ваша воля превосходила, «огибала» волю ребенка. Вы должны ставить его в положение, аналогичное тому, в какое он ставит окружающих. Что-что, а интеллект у детей с избирательным мутизмом обычно высокий, и они быстро и правильно оценивают соотношение сил.

Одна из наших пациенток неохотно разговаривала даже с матерью, вместо словесной . просьбы указывая на то, что ей нужно, кивком головы. Мать страшно переживала, плакала, потом срывалась на крик и даже била дочь. Никакого толку! Потом, собравшись с духом, применила, по нашему совету, к Насте ее же оружие. Причем так, что это не выглядело местью (иначе Настина гордость была бы уязвлена, и она могла бы назло вести себя еще более негативно). Нет, мать сказала дочери, что ее молчание заразительно. И она, мама, наконец заразилась. Поэтому теперь тоже будет молчать. И хотя мать уверяла нас, что Настю ничем пронять невозможно, та выдержала лишь полдня обоюдного молчания...

Если ребенок причиняет кому-то боль, довольно наивно объяснять ему, что это нехорошо. Он умен, он и без вас такие вещи знает. Ему неведомо другое: что с ним можно проделать то же самое. Лене, которая щипала свою маму, не приходило в голову, что мама вместо ахов, охов, нотаций и шлепков может ущипнуть ее в ответ. Урок был усвоен с первого раза.

Но, повторяем, ни в коем случае нельзя впадать в истерику («Ах, ты так?! Ну, тогда и я тебе так!»). Подтекст должен быть следующий: «Друг мой, мне очень жаль, но что поделаешь? Раз ты так, то и мне приходится...»

*   *   *

А вот несколько театральных этюдов, которые полезно разыгрывать с детьми, страдающими избирательным мутизмом. Нам представляется целесообразным в этих этюдах наделять «ведущим» недостатком не ребенка, а куклу-собаку.

Хозяин в предлагаемых сюжетах очень хороший, совсем не такой, как его собака, но бедняга вынужден страдать из-за ее дурного характера.

Этюд 1. «СОБАКА ПОТЕРЯЛАСЬ»

Однажды на прогулке собака отстала от хозяина и потерялась. Стемнело, стало холодно, собаке было страшно и хотелось есть. Ее заметил прохожий и спросил:

—        Собака, ты чья?

Собака ничего не ответила.

—        Раз молчишь, значит ничья, — сказал

прохожий и пошел дальше.

А собака осталась на пустынной улице дрожать от холода и страха. Наконец появилась девочка. Она сказала:

—        Песик, бедненький, давай я отведу тебя

домой, к хозяину, а то ты совсем продрог.

Собаке очень хотелось рассказать девочке, кто ее хозяин и по какому адресу он живет, но она все-таки промолчала. И девочка ушла, так и не дождавшись ответа.

Тем временем наступила ночь, пошел снег (или дождь), собака заскулила от ужаса... (что было дальше?)

«ХОЗЯИН ЗАБОЛЕЛ»

Хозяин заболел. Это случилось совершенно внезапно, и — надо же, как нарочно! — никого, кроме собаки, дома не было. Хозяину нужно было срочно купить лекарства, а у него не было сил дойти до аптеки. Он послал собаку, но та, поскольку с посторонними людьми не разговаривала, отказалась наотрез: не пойду — и все. (Продолжение надо придумать самостоятельно. Но исключить вариант, когда в качестве .«палочки-выручалочки» приходят мама или другие родственники. Драматизм ситуации должен нарастать!)

«НА ХОЗЯИНА НАПАЛ ХУЛИГАН»

Как-то раз, когда хозяин вышел с собакой погулять, из-за куста выскочил хулиган и ударил хозяина по голове. Хозяин потерял сознание и упал, а хулиган бросился наутек. Собака хотела его догнать, но побоялась оставить лежащего на земле хозяина одного. Какая-то женщина шла мимо, увидела мальчика без сознания и вызвала «скорую помощь».

В больнице хозяин пришел в себя, стал поправляться. Вскоре его навестил милиционер. Он сказал:

—        Ты должен помочь следствию. Опиши,

как выглядел хулиган.

Но хозяин ничего не мог на это ответить, ведь хулиган подкрался к нему сзади, а потом он потерял сознание.

—        Тогда ты, песик, вспомни, как выглядел

хулиган, — попросил милиционер. Собака,

конечно, же прекрасно помнила, как выгля

дел хулиган, но, как всегда, не хотела общать

ся с чужими.

—        Послушай, — стал уговаривать ее хозя

ин, — если ты не заговоришь, милиция не

сможет поймать хулигана,  а может,  даже

опасного преступника. Все зависит от тебя.

Пожалуйста, расскажи! ...(что было дальше?)

Последовательность этюдов нужно выстраивать по степени нарастания драматизма, причем ситуации, как видно из приведенных примеров, могут быть достаточно жесткими. Гораздо более жесткими, чем для застенчивых детей или детей со страхами. Но, разумеется, не превышающими запас психической прочности ребенка.