Катастрофы: социологический анализ

Раздел: Социология

Социально-экономические и политические трансформации в различных регионах мира, особенно на огромных пространствах Евразии, а также резко возросшие масштабы и последствия экологических и технологических катастроф чрезвычайно обострили внимание социологов, политологов, психологов, представителей других отраслей научного знания к экстремальным ситуациям. На волне неуклонно нарастающего интереса к данной проблематике в структуре XII Всемирного социологического конгресса, состоявшегося в июле 1990 г. в Мадриде (Испания), выделен теоретический симпозиум, его трехдневные заседания были целиком посвящены исследованию катастрофных явлений и процессов. В рамках симпозиума автор этой книги выступил- с докладом «Чернобыльская трагедия — уникальный объект социологии катастроф», вызвавшим значительный интерес участников дискуссии.

Нарастание интереса к названной проблематике и увеличивающийся поток публикаций, посвященных анализу чрезвычайных ситуаций и особенностей, поведения людей в них, обусловлены взаимосвязанными факторами, возрастающее воздействие которых как на социальные процессы глобального и местного характера, так и на мировое общественное мнение заметно возросло. Что имеется в виду? Во-первых, на протяжении 1980—1994 гг. произошло более половины всех технологических катастроф, случившихся в XX веке, a of возникших по причине этого экстремальных ситуаций или их последствий погибло более трети людей, ставших жертвами различных катастроф. Во-вторых, многие катастрофы, ранее трактовавшиеся как природные (например, опустынивание Сахары и значительной части И«дии), в действительности суть результаты разрыва новейшей техйогенно ориентнрован- лой культуры и традиционной культуры, единства человека с природой, или, говоря иными словами, результаты человеческого пренебрежения экологическими изменениями в мире, все чаще принимающими катастрофический характер. В-третьих, социально-экономИчёская и политическая катастрофа, постигшая в. то же десятилетие казавшуюся дотоле незыблемой и монолитной систему социализма (крах прокоммунистических режимов в Восточной Европе, крушение марксистско-ленинской доктрины в идеологии, непостижимо быстрая агония КПСС и развал Советского Союза), оказавшая мощное и пока еще недостаточно представляемое по своим последствиям воздействие на мировое общественное развитие, вызвала новый всплеск интереса к проблематике катастроф во всем мире. В-четвертых, самая крупная в истории человечества социо-эколого-технологнческая катастрофа, вызванная аварией на Чернобыльской АЭС и обернувшаяся национальным бедствием для белорусского народа, придала небывалый доселе привкус обеспокоенности тем обширным исследованиям катастроф и чрезвычайных ситуаций, которые становятся все более масштабными в различных, в том числе во всех промышленно развитых, странах мира.

При вдумчивом анализе социально-экологической ситуации, сложившейся на обширных территориях в результате Чернобыльской катастрофы, обращает на себя внимание прежде всего чрезвычайная масштабность не самого по себе ареала распространения радионуклидов, а гигантская численность людей) ставших реальными или потенциальными жертвами этой трагедии или ее близких и отдаленных последствий. На, подвергшихся радиоактивному загрязнению территориях в Беларуси, России и Украине (имеются в виду районы с плотностью радиоактивного загрязнения цезием-137, равной 1 кюри на квадратный километр и выше) проживает около 5 млн. человек, значительную часть которых составляют дети. Эта катастрофа, а также вызванные ею негативные по характеру воздействия на организм человека постката- строфные процессы существенно изменили и без того неустойчивую социально-экологическую ситуацию в зоне радиоактивного загрязнения, создав реальную опасность ухудшения состояния здоровья нескольких сот тысяч людей, в первую очередь детей, которые наиболее чувствительны к экологическому неблагополучию.

Проведенные в 1986—1994 годах специальные мероприятия позволили несколько снизить суммарную дозу облучения населения в пострадавших, районах (на протяжении данного периода на преодоление последствий катастрофы в Беларуси израсходовано свыше 358,5 млрд. руб., из зоны радиоактивного загрязнения переселено более 135 тыс. человек). Однако неблагоприятные тенденции в динамике основных социально-демографических я сЬциально-тснхоло^ческих показателей состояния здоровья людей ле только сохраняются, но и усиливаются. Существенно снизились рождаемость, естественный прирост населения; чаще стали регистрироваться эндокринологические, онкогематологические, психоневрологические, кардиологические и иные заболевания, особенно у детей, а также осложнения в течении беременности и родов у женщин. Поэтому на приоритетное место выдвигается вопрос о здравоохранительной, социальной и социально-психологической защите человека в настоящее время и в последующие годы.

К тому же следует учитывать, что наряду с объектив* иб фиксируемыми показателями риска для физического, психического и социального здоровья взрослого и ребенка в условиях посткатастрофного развития очень часто возникают ситуации, когда риск не может быть сведен к одной или нескольким числовым величинам. В таких случаях он ассоциируется с целым рядом негативных явлений (рост численности тех или иных заболеваний, их летальных исходов, резкое снижение рождаемости, количество человеко-дней нетрудоспособности и т. п.). Такие ситуации приводят к субъективному восприятию объ- . ективно существующего риска в резко возрастающих по сравнению с его реальными показателями масштабах. Это в свою очередь существенно усиливает состояние тревожности населения, особенно в отношении здоровья и полноценного социального развития детей и подростков. В силу количественной и качественной неопределенности такого рода состояний, неизбежно возникающих в экстремальных ситуациях крупных'технологических и экологических катастроф, зарубежные специалисты по катает- рофологии рассматривают восприятие риска как своего рода «иерный ящик», неизбежный и непостижимый одно- временно.- Все это делает изученне социальных н сЬци- ально-психологичеСких аспектов резко изменяющегося поведения индивидов и социальных общностей, их адаптации к новым состояниям окружающей среды, как природной, так и социальной, в экстремальных ситуациях катасгрофного и посткатастрофного развития., весьма актуальным, имеющим большое теоретическое и практическое значеиие.  ,

Взрыв ядерного реактора на Чернобыльской АЭС, вызвавший непредвиденные негативные экологические н социальные последствия на обширных территориях, убедительно показал, что разрушительный потенциал -крупных социо-техно-экологическкх катастроф ныне сопоставим с военно-политическими чрезвычайными ситуациями. Социально-негативные последствия таких катастроф приобретают глобальное, всечеловеческое измерение, что создает принципиально новую проблемную ситуацию в ката- строфологин. Речь идет о необходимости методологически выверенного и теоретически обоснованного перехода от описания тех или иных, чаще всего локальных, катастроф к концептуализации экстремальных ситуаций, а также предкатастрофных, катастрофных и посткатаст- рофных процессов, создаваемых ими последствий, глав- яым образом негативных, для жизнедеятельности индивидов и их различных общностей — семья, трудовой коллектив, поселенческая структура, этническая группа и т. п. А это означает, что для многообразных чрезвычайных явлений, таких, как землетрясения, обвалы, транспортные аварии, промышленные, взрывы и т. д., должны быть найдены общие им инвариантные сущностные характеристики, позволяющие выработать для всех их единый интегральный в своей сущности категориальный статус. В частности, такими инвариантами выступают: неор* динариость, внезапность, разрушительный характер, неопределенность катастроф, нежатка времени на преодоление их последствий. Поскольку основной, притом невосполнимой жертвой разнообразных катастроф становится человек, его здоровье, а часто и жизнь, этот категориальный статус может быть правильно определен только через обращенность к человеческому бытию и сознанию.

В связи со сказанным первым методологическим шагом в построении социологической теории катастроф должно статью-выделение классифицирующих критериев, позволяющих осуществить типологизацию различных и весьма многообразных чрезвычайных ситуаций. Разумеется, учитывая огромное разнообразие таких ситуаций, конструировать типологию катастроф можно по различным основаниям.

По объекту катастрофического развития и степени социальности, то есть масштабности причинной вовлеченности общественных отношений в их возникновение, целесообразно выделить четыре типа катастроф: природные, экологические, технологические, социальные.

Природные катастрофы вызываются действием стихийных сил природы^ одни из них развертываются по краткосрочному, стремительному сценарию (торнадо, цунами, землетрясения и т. п.), а другие — по длительному, растянутому во времени (засухи, покровное оледенение Земли в ледниковый . период, катастрофическое погружение в морскую пучину праконтинентов, описанное в сказаниях об исчезновении Атлантиды, и т. п.) . Человек пока еще чаще всего не в состоянии предотвратить стихийные бедствия, но он накопил достаточный опыт, позволяющий снизить размеры катастрофических последствий подобного рода природных явлений (например, разрушительных последствий урагана - или землетрясения).

Экологические катастрофы тоже обусловлены преимущественно естественными силами природы, но в их детерминирующую сеть чаще всего'вплетен и антропогенный фактор — они имеют по существу социоприродную детерминированность. Идет ли речь об экологическом бедствии в районе Аральского моря или в зоне Персидского залива, других экологических катастрофах, почти все они связаны с дисбалансом между давлением на среду жизни •(не только человека, но и других живых существ) и при- родно-ресурсным потенциалом.

Технологические катастрофы, к каковым относятся взрывы ядерных реакторов, газо- и нефтепроводов, аварии самолетов, космических кораблей, морских судов, .железнодорожного и автомобильного транспорта и т. п., детерминированы, как правило, рассогласованием во взаимодействии основных компонентов в .человеко-машинных системах. Поэтому они обусловлены неполадками в*функционированин технологических систем и технологий, но в еще большей степени — несовершенством, просчетами, ошибками, халатностью н т. п. в деятельности персонала, обслуживающего сложные технические устройства. Относительная кратковременность такого рода катастроф, во-первых, не снижает масштабов разрушений и тяжести их последствий, а во-вторых, может сопровождаться длительными посткатастрофными процессами (как это произошло в результате крупномасштабной ядерной катастрофы в Чернобыле), вызывающими огромные людские, финансовые, материальные потери, экологические бедствия и т. п.

Социальные катастрофы, ведущие к разрушению тех или иных социальных систем или общностей (социально- политический строй, государство, территориальная общность, семья и т. п.), к значительным потерям населения, деструктивным сдвигам в демографической и социальной структурах общества, в его духовной жизни, воплощаются в войнах, революциях, контрреволюционных переворотах и др. социальных явлениях. Они целиком детерминированы социальными (экономическими, политическими, психологическими и иными) факторами.

В свою очередь каждый из выделенных типов катастроф может иметь свою внутреннюю дифференциацию. Например, технологические катастрофы подразделяются на производственные, энергетические, транспортные и т. д.

По масштабам действия катастрофы можно подразделить на:

1.         Локальные (например, взрыв в цехе футляров объединения «Интеграл» в Минске*.

2.         Региональные (гибель Аральского моря).

3.         Страновые (например, разрушительное наводнение в 1993 г. в Индии и Бангладеш).

4.         Глобальные (например, Чернобыльская катастрофа).

По характеру развития катастрофы делятся на:

1. Функциональные. Их возможность и достаточно большая вероятность связана с тем, что существует принципиальное расхождение между масштабами и темпами природных флуктуаций, с одной стороны, и флуктуа- циями антропогенных (включая сюда и техногенные) объектов,' сотворенных активными миропреобразователь- ными действиями человека. Например, существеннее расхождение между принципами цпвеобааш градоскроИтельства, е одной стороны, и недостаточным знанием геологических процессов, их динамики и периодов флук- туационной поляризации природных стихий, с другой, способно привести к колоссальным негативным последствиям природных катастроф, таких, скажем, как-это случилось с землетрясением в Армении. w

2. Эволюционные. Они детерминированы спецификой динамики того или иного природного объекта. Например, гибель динозавров , была предопределена внутренними особенностями этого вида, не выработавшего в себе в процессе эволюции действенных механизмов охраны, защиты своей популяции от возможных, в том числе и катастрофических, изменений в окружающей среде. То же самре, разумеется с необходимостью выявления качественной специфики социальных объектов, можно сказать о крахе бывших социалистических режимов .в странах Восточной Европы [2, 3—4].

Если мы примем во внимание эти три возможных и, как представляется, конструктивных, но отнюдь не исчерпывающих классифицирующих критерия типологиза- ции катастроф, то можно катетеризировать рассматриваемую проблему, дав предварительное социологическое определение катастрофы как чрезвычайной ситуации.

Такого рода ситуации весьма многообразны по содержанию, характеру протекания, масштабам, вызвавшим их техногенным, социально-экономическим, социокультурным, природным и иным факторам. В то же время многие из них по всем названным параметрам уникальны (например, крупнейшая промышленная катастрофа в индийском городе Бхонале в 1984 г., Чернобыльская катастрофа в апреле 1986_г.). Поэтому такие явления и процессы нельзя правильно оценить, понять и интерпретировать посредством отдельных, нередко разрозненных замеров {чаще всего локальных, точечных) Отдельных проявлений многомерных процессов. Здесь не сработает тривиальная аналитическая теоретическая концепция и построенный на ее основе набор показателей, эффективность которых можно достаточно просто и с большой степенью. достоверности выявить посредством логического анализа и экспериментальной (пилотажной) верификации. Для всестороннего социологического исследования поведения индивидов и общностей в экстремальных ситуациях катастроф и посткатастрофных процессов необходим принципиально иной, интегральный подход, орга- лично соединяющий в себе аналитические и синтетические логические операции в единстве их синхронных и диахронных аспектов, произведенные на широкой и добротной основе эмпирических данных. Одним из наиболее продуктивных в таком случае может стать редко применяющийся в социологии, однако весьма эффективный по своей аналитической и предсказательной мощи парадигматический подход.

Этот подход в своей методологической сущности исходит яз введенного в науку Т. Куном интегрального понятия «парадигма», прекрасно сработавшего в исследовании науки, в частности научных революций, н успешно примененного американскими и финскими социологами для изучения массового сознания {4, II—12J.

Следует иметь в виду, что в отличие от куновского применения парадигмы к анализу теоретического сознания в его высшей форме — науке — в социологии (в том числе и в исследовании экстремальных ситуаций) парадигматический подход применяется к изучению массового сознания в его взаимодействии с различными (чаще всего групповыми, массовыми) формами поведения, в том числе н раскрывающими свои типологические черты в нестандартных, кризисных ситуациях. Поэтому сам -Термин «парадигма» при сохранении своей методологической основы наполняется здесь новым, достаточно специфическим содержанием, а это влечет за собой и несколько иной, чем в науковедении, способ концептуализации, предшествующий эмпирическим социологическим исследованиям.

В социологии парадигма предстает как вполне определенная теоретико-интерпретационная конструкция, выявляющая установку массового сознания на направленность и ур&вень напряженности позитивных или негатив^ яых чувств, исходящих из практического отношения субъекта к внешнему миру и соединяющих в себе его наличные социальные потребности с ценностными ориента- циями, жизненными позициями индивидов и нх групп (общностей). Такой подход позволяет изучать естественные группы и общности людей в условиях не замкнутого эксперимента, а реального социального мира (социума) во всем многообразии взаимодействия данных групп и отдельных индивидов с внешней средой (природной и социальной); с техносферой, с субкультурами, ценностными и мировоззренческими установками и т. п. Он интертретирует изучаемый процесс как'частный случай более общей тенденции по следующей схеме: если исследуемая ситуация такова, те наиболее вероятная причина ее состоите том-то (или наиболее вероятное следствие будет таким-то), поэтому целесообразно поступать таким-то образом, исходя из таких-то ценностей, норм и установок.

Эвристическая мощь и эффективность парадигматического подхода существенно возрастает, когда в исследовании применяется метод мониторинга, то есть периодически повторяющегося социологическом» измерения изучаемого объекта, позволяющий представить этот объект не в статике, а в динамике, в изменении его количественных и качественных характеристик, в основных тенденциях его развития. Применительно к экстремальным4 ситуациям, катастрофам и посткатастрофным процессам предметом социологического мониторинга становятся социальные процессы, отражающие социально- политические, экономические, технологические й социокультурные условия, предшествовавшие катастрофическому явлению и видоизмененные под его воздействием. Сюда также относятся трансформации в жизненных условиях, ценностных ориентациях, поступках, трудовой деятельности, во внутри- и межгрупповом общении и взаимодействии людей, пострадавших от катастрофы, возникающие у них стрессовые реакции, фобиальные и иные социально-психологические расстройства, особенности их адаптации (дезадаптации) к катастрофически изменяющимся условиям природной к социальной среды, отношение к органам власти, организующим преодоление последствий катастроф, и т. п. Совокупность названных и других, тесно связанных с ними, проблем составляет содержательный контекст мониторингового исследования катастрофных и особенно посткатастрофных процессов.

Кроме того, в социологическом мониторинговом исследовании, в том числе и событий, связанных с катастрофами и их восприятием различными индивидами, их группами и общностями, вычленяются типы подлежащих решению задач. Эти задачи, их формулировки, способы решения, построение соответствующих гипотез, социальных индикаторов, выборки инструментария (анкет, формализованных интервью и др.), выбор методов обработки и анализа данных и т. п. определяются исходя из содержательных .компонентов исследования и в решающей мере обусловливаются ими, носят вторичный по отношению к ним характер.. Поскольку как само содержание мониторингового исследования социальных проблем, порождаемых катастрофическими процессами, так и типологиза- ция решаемых при этом видов исследовательских задач многоцланово, постольку столь же многоаспектным становится определение уровней теоретического анализа изучаемого объекта и составляющего фактологическую основу такого анализа структурирования необходимого эмпирического социологического материала. Вследствие этого социологический мониторинг многомерного 'объекта исследования, каковым является поведение индивидов и социальных общностей в экстремальных условиях конфликтов, катастроф и посткатастрофного развития, предполагает введение довольно сложного, многослойного способа концептуализации я столь же многомерного инструментария, позволяющих охватить исследуемые процессы в их разнообразных связях.

Применение парадигматического метода к социологическому исследованию предполагает согласованное использование пяти уровней теоретического анализа изучаемой ситуации (процесса):

1.         Уровень основных всеобщих теоретических предпосылок.

2.         Уровень построения каузальных моделей для объяснения применяемых гипотез.

3.         Уровень сформулированных на языке -наблюдения эмпирических индикаторов (систем показателей) и проверочных предложений (измерительно-инструментальные интерпретационные концепции).

4.         Уровень теоретического анализа полученных эмпирических данных и их синтетического обобщения в единую теорию, описывающую и объясняющую исследуемый феномен.

5.         Уровень социальной технологии, позволяющий применить выявленные сущностные взаимосвязи явлений и тенденций к построению прогнозных оценок и сценариев Наиболее вероятного поведения индивидов и их общностей в изменяющейся тем или иным образом ситуации.

Эта пятиуровневая теоретическая конструкция дает возможность исследователю определить, что он может и должен получить в итоге осмысления эмпирического материала — измеряемую набором индикаторов стереотипную социальную самопрезентацию индивидов и их групп или их внутреннюю субъективную характеристику, детерминирующую те или иные формы потенциального поведения в определенным образом изменяющейся ситуации. Разумеется, в случае исследования поведения индивидов и их общностей в экстремальных ситуациях катастроф и посткатастрофных процессов исследователя в наибольшей мере интересует второй вариант получаемых измерений и их концептуализации. При такой ориентированности (по второму варианту) парадигматический подход к исследованию социально-негативных последствий катастроф и рожденных тля посткатастрофных процессов предполагает последовательное или одновременное, параллельное осуществление целого ряда исследовательских процедур, располагающихся в определенном порядке.

1.         Осознание сути изучаемой проблемной ситуации — реального противоречия между жизненными устремлениями индивидов и их общностей, с одной стороны, и реально существующей социоэкологической ситуацией и мерой порождаемой ею опасности, риска для нормальной жизнедеятельности человека, с другой. Эта исследовательская процедура включает в себя в качестве важнейшего компонента формулирование некоторого числа обобщенных теоретических суждений, выступающих в качестве концептуальных предпосылок исследования, таких, например, как в случае Чернобыльской катастрофы: «В тех местностях, где существует высокий (свыше 40 кюри/кв. км) уровень радиоактивной загрязненности, жизнь человека подвергается серьезной опасности», «первоочередным -действием в посткатастрофиый период в районах высокого радиоактивного загрязнения является отселение людей в экологически чистые районы» и т. п.

2.         Определение базисных ценностей, из которых выводятся суждения о желательности и (или) нежелательности тех или иных действий в тех или иных экстремальных ситуациях (например, суждение о желательности или нежелательности массового переселения людей из районов, где радиоактивное загрязнение составляет от 15 до 40 кюри/кв. км).

3.         Выявление основных аспектов исследуемой проблемы и оценки опасности возможной ситуации в целом или по каждому из выделенных аспектов -для проживающих здесь людей, в первую очередь детей и подростков: а) экономический — заработная плата, доход на душу населения, компенсации и индексации, личное подсобное хозяйство, различные виды льгот и выплат, снаб-

Ш жение продовольственными и промышленными товарами и т. п.; б) производственно-трудовой —содержание, условия, стимулы, мотивация.труда, занятость, взаимоотношения в трудовых коллективах, фермерство, предпринимательство н т. д.; в) демографический — положение семьи, женщин, детей, рождаемость, смертность, йх соотношение, родственные связи, соседские отношения, положение стариков, инвалидов, пенсионеров, молодежи, миграционные процессы и проч.; г) социальный — социальное состояние людей, социальная инфраструктура, степень удовлетворенности (неудовлетворенности) ее основными компонентами: системой охраны здоровья, детскими дошкольными учреждениями, учебными учреждениями, бытовым обслуживанием, пассажирским транспортом, средствами связи, жилищно-коммунальным хозяйством и т. п.; д) экологический — состояние окружающей среды, степень ее опасности и составляющих ее компонентов (воздуха, воды, земли, растительного мира и т. п.) для проживания и здоровья человека, степень ее дезактивации, удовлетворенность всем этим, способы и меры снижения деструктивного воздействия экосистемы на человека; е) политический — степень и эффективность действий государственных и местных органов власти по снижению негативных воздействий посткатастрофных процессов на человека, активность в этом направлении различных партий, профсоюзных организаций, общественных движений, степень удовлетворенности (неудовлетворенности) населения действиями этих и других социальных структур; ж) социально-психологический—совокупность социальных ожиданий, тревог н надежд населения, социально-психологический климат в коллективах и других общностях (поселение, район и др.), степень социально-психологической комфортности (дискомфортности) ловсёдневной жизни человека в экстремальных условиях посткатастрофного развития, уровень тревожности, радиофобия, отношение к «чернобыльцам» населения экологически чистых районов; з) духовно-нравственный — особенности мировосприятия, мировоззренческие установки, роль традиций, моральных принципов и ценностей, средств массовой информации, религиозных организаций, общественных фондов, организаций милосердия и т. п.

4. Определение основных причин, приведших к данной экстремальной ситуации, к возникновению требующей своего решения проблемы: а) социально-экономические —

свойственная тоталитарно-монистической системе экономия на всем, кроме здоровья и жизни человека, пренебрежение человеческими потребностями, ценностными ори- ентациями, стремлениями, превращение человека не в цель развития системы, а в средство достижения ее целей'; б) технологические — низкий» уровень технико-тех- нологической оснащенности АЭС и других технически сложный сооружений, их технологической надежности и безопасности, недостаточный контроль за незаконным соблюдением техники безопасности и т. п.; в) экологические — недооценка масштабов и силы негативного воз* действия на человека чрезмерных техногенных нагрузок на окружающую среду, отсутствие независимой и объективной экологической экспертизы строящихся и эксплуатирующихся сложных производственных сооружений, оказывающих мощное воздействие на экосистему, технологическая слабость служб экологической защиты, гражданской обороны и т. д.

Перечень может быть продолжен путем выявления причин по каждому из изложенных выше аспектов изучаемой проблемы.

5. Вычленение субъекта (субъектов), действия которого привели к возникновению экстремальной ситуации, и проблемы снижения ее негативного воздействия на человека. Так, при анализе Чернобыльской катастрофы ими Могут быть: а) бывшее государственное и партийное руководство бывшего СССР, б) Минатомэнерго СССР, в) правительство БССР, г) местные органы власти.

 6. Выявление степени вины того или иного субъекта (субъектов) в возникновении экстремальной ситуации: а) главный виновник, б) высокая степень вины, в) средняя стецень вины, г) незначительная вина.

7. Определение субъектов, ставших вследствие нерациональных действий выше охарактеризованных субъектов объектами (жертвами) экстремальной ситуации, а также их тревог, социальных ожиданий н предпочтений: а) отселение из зоны радиоактивного загрязнения; б) отправка из данной зоны детей на довольно длительное проживание в экологически чистых районах; в) получение населением определенного набора льгот и компенса-„ ций; г) улучшение медицинского, социально-бытового обслуживания, социально-психологической реабилитаций и социальной защиты людей в традиционных местах проживания.

8.         Определение и научно обоснованная иерархизацня (выделение приоритетных) путей и способов решения проблемы.

9.         Предлагаемые меры и средства для снижения деструктивного воздействия экстремальной ситуации на человека, в первую очередь усиление охраны материнства и детства, создание условий для формального физического, психического, социального развития подрастающего поколения.

Вышеназванные девять исследовательских процедур, взятые в их органичном взаимодействии и вытекающие из единой теоретической экспликации, дают возможность выявить стержневую детерминантную проблему социологического исследования социальных аспектов крупномасштабного катастроф ного процесса, и его последствий—именно доминантную, а не просто приоритетную. В применении к'Чернобыльской трагедии это проблема объективного радиационного риска и динамически изменяющейся степени восприятия такого риска различными индивидами и их общностями — семья, трудовой коллектив, субкультурная группа, территориальная, этническая общность и т. п. Обобщение опыта и материалов проведенных ранее медицинских, социологических,.радиологических, социально-психологических исследований, в том числе и сотрудниками Института социологии Академии наук Беларуси, дает основание для утверждения, что последствия радиоактивного загрязнения гораздо опаснее для здоровья и нормального социального развития женщин, чем мужчин, детей, чем взрослых. Вследствие этого доминантой исследовательского проекта становится извечная духовно-нравственная проблема философии, искусства, религии и морали — высшая форма духовного самопостижения человека, воплощенная в проблеме «Мать и дитя» и эксплицированная в многообразных образах мадонны, начиная от христианской богоматери и вплоть до многочисленных образов мадонны XX века, воспетых в поэзии, музыке, изобразительном искусстве.

Выделение этой именно доминанты, органически связанной с приоритетным правом детей на жизнь, хорошее здоровье и нормальное социальное развитие независимо от социально-технологических катастроф и прежних социально-экономических ситуаций, возникающих в обществе переходного типа, ставит в повестку дня проведение многоаспектного междисциплинарного исследования проблем охраны материнства и детства в экстремальных условиях, посткатастрофного развития, обусловленного взрывом на Чернобыльской АЭС. Речь идет о проведении на достаточно хорошо продуманных и обоснованных методологических, теоретических и методических основаниях крупномасштабного мониторингового исследования социальных, социально-экономических, социокультурных, социально-психологических и демографических процессов, протекающих в условиях посткатастрофного развития, с сопоставлением их основных параметров с аналогичными процессами в экологически чистых районах. Поскольку здесь речь идет в первую очередь о будущем огромного количества людей, проживающих в зоне радиоактивного загрязнения (только в Беларуси их 2,2 млн. человек), постольку на передний план выдвигается проблема определения степени деформации социального становления личности ребенка в условиях посткатастрофного развития с дифференциацией по зонам с различным уровнем радиоактивного загрязнения, по типам семей и поселений, социального и социокультурного окружения. Только на этой основе можно определить возможности корреляции формирующего влияния на детей и подростков со стороны объектов общения (семья, коллектив, компания сверстников), учреждений и общностей, занимающихся обучением и воспитанием (детсад, школа, субкультурная общность), среды обитания — поселенческая структура, экологическая система и т. п. А йто дает возможность выработать и довести в заинтересованные органы прогнозные оценки, наиболее вероятные сценарии развития социальных процессов, а также практические рекомендации по выделению социальных компонентов охраны материнства и детства, по социальной реабилитации лиц и их групп, пострадавших от катастрофных и посткатастроф- ных процессов, увеличению их эффективности в плане расширения возможностей адаптации или реадаптации личности к экстремальным ситуациям посткатастрофного развития,

Нестандартность экстремальных ситуаций и поведенческих реакций в них индивидов и их общностей-требует столь же нестандартного применения теоретической парадигмы. Здесь наиболее конструктивна так называемая «парадигма нелинейности», в рамках которой кризисные, конфликтные, катастрофические процессы могут рассматриваться как нелинейные объекты. Для социологической исследовательской программы важно иметь в виду формализованные отличительные признаки этих объектов от линейных систем. Специфическими характеристиками последних являются вполне определенная, достаточно четко предсказуемая тенденция развития, наличие аддитивно^ сти (величина или свойство, соответствующие целому объекту, равны сумме величин составляющих его частей, вследствие чего малое воздействие на систему (в системе) вызывает малый отклик), вне стационарного состояния такие системы могут вести себя непредсказуемо.

Для анализа нелинейных социальных систем теоретическая социологическая парадигматика должна использовать иные, чем в линейных системах, понятия: а) неаддитивность (целостность не исчерпывается суммой частей, а малое воздействие способно вызвать крупный сдвиг); б) потенциальность (то есть существование м нецеликом актуализированном, даже альтернативном виде); в) критичность (наличие таких значений параметров системы, вблизи которых происходит актуализация потенциальности, возникает ситуация неустойчивости, где малые воздействия могут стать критическими и приводить к неуправляемости системой); г) целостность (невозможность, бессмысленность, с исследовательской точки зрения, выделять «части»); д) динамический хаос (внутреннее состояние системы и ее изменения не соотносятся адекватным образом с внешними воздействиями); е) историзм (значение исходного «начала» поведения, зависимость от прошлого и в то же время — отсутствие предопределенности); ж) неопределенность (большая флуктуация возможных вариантов событий, отсутствие четко определенных тенденций, непредсказуемость последующего поведения системы и включенных в нее людей); з) катастрофический потенциал (возможность возникновения кризисной, экстремальной ситуации, при которой напряжение достигает величины, достаточной для коренного изменения главных структур данной системы, для ее коренного преобразования или распада).

Для того чтобы этот набор характеристик был применен в социологическом анализе экстремальных ситуаций, необходимы методологически верное понимание и интерпретация базисных категорий, каковыми в данном случае являются: экстремальная ситуация, конфликт, катастрофа.

Экстремальная ситуация представляет собой резкий, скачкообразный переход системы (технологической, социальной, экономической, экологической, личностной и т. п.) в результате чрезмерного нарастании внутренней или внешней напряженности из устойчивого состояния в неустойчивое, угрожающее распадом этой системы. - Чрезвычайная ситуация может развертываться по катастрофическому сценарию.. В таком случае в процессе нарастания напряженности вначале создается кризисная ситуация, когда возникает угроза развала или гибели главных структур данной системы, но сама система сохраняется, восприняв этот стресс и распределив его между своими подсистемами. Такая система насыщена кризисными элементами и готова к переходу в новое качество, но динамическим путем. Пусковым моментом может стать повышение напряжения по любому параметру, описывающему систему в целом. Переход системы в новое состояние с коренным изменением главных ее структур и распадом на подсистемы выступает как катастрофический вариант экстремальной ситуации. .

Исходя из сказанного, катастрофу можно определить как верхний предел напряжения в рассматриваемой системе, превышение которого угрожает разрушением системы, ее важнейших компонентов или переходом ее в другое качественное состояние.

Разумеется, такое определение является настолько.общим,-что его невозможно применить для конкретного описания той или иной катастрофической ситуации и ее исчерпывающей интерпретации. Но рно одновременно является и настолько общим, что позволяет вычленить инвариантные особенности любого катастрофического процесса и тем самым охарактеризовать его типичные, характерные черты, свойственные ему именно как катастрофе. Под такое определение подпадают как природные, так и экологические, технологические, социальные катастрофы, а также катастрофы индивидуального бытия человека, его личные трагедии — смерть, утрата близких, крушение карьеры и т. п.

Но мы-уже отметили, что в современной действительности чисто природных катастроф (за исключением вызванных космическими силами) практически не бывает. Поэтому в любую катастрофическую ситуацию так или иначе оказывается вовлеченным человек: то ли как ее инициатор, то ли как жертва, то ли как очевидец. В силу этого в мировой катастрофологической литературе, особенно в работах социологического, психологического, философского, религиоведческого характера, чаще всего термином «катастрофа» обозначается такая понятийная модель, посредством которой люди стремятся описать то или иное бедствие, движение событий в направлении конца, смерти, уничтожения, гибели. Р. Б. Рафаэль, в частности, отмечает, что «термин «катастрофа» преимущественно используется для обозначения тех событий и обстоятельств, которые требуют чрезвычайных приопосо- бительных реакций общности и индивида, превышают нх способности и приводят, по крайней мере, временами к массовым разрушениям обычных функций общности или индивида» [9, б) v Пожалуй, кратчайшим и простейшим из данного вида определений является то, которое предложено Р. Коэном н Ф. Эхарном. Оно звучит так: «Катастрофы -»- это чрезвычайные событий, которые являются причиной гибели собственности и могут оканчиваться смертью, физическим увечьем и человеческим страданием» [7, 5].

Наконец, Э. Карантелли замечает: «Многие социологи, занимающиеся исследованием катастроф, вероятно, примут понятие катастроф как социальных происшествий, наблюдаемых во времени и в пространстве, в которых общественное бытие (от общества в целом до его меньших подразделений, например общин) подвергается разрушению в повседневной общественной деятельности в результате действительного воздействия юли осознанной угрозы относительно неожиданного появления естественных и (или) технологических факторов, действующих разрушительно» [8, 3].

Солидаризируюсь с приведенными высказываниями, подчеркнем, что социология принимает в орбиту своих исследований те катастрофы, которые несут угрозу индивидуальному человеческому существованию, данной социальной "общности (семья, трудовой коллектив, территориальная, этническая общность и т. д.), а также обществу в целом.

Если принять во внимание ?се сказанное и представить это в системном виде, то можно сделать следующие* методологические выводы.

Во-первых, экстремальные ситуации катастрофического типа не только возможны, вполне вероятны, но часто и неизбежны, ибо в самом процессе развития имманентно возникают такие моменты, когда происходит перебор допустимого в пределах данной системы (природной, технологической или социальной) максимума, напряжения, вследствие чего система разрушается, возникают катастрофические для ее дальнейшего существования последствия.

Во-вторых, поскольку катастрофы не только вероятны, но и неизбежны, важнейшим научным инструментом их изучения и возможного прогнозирования должка стать теория вероятностей. Предсказать точно, где, когда и каких масштабов, степени разрушительности последствий возникнет чрезвычайная ситуация, пока невозможно, но локализовать повышенную вероятность возникновения такого разрушительного процесса (например, землетрясения, взрыва нефтепровода и т. п.) уже можно, выделив пространственно-временную сеть, в которой возникновение экстремальных процессов н явлений имеет тенденцию к возрастанию.

В-третьих, при таком понимании — а это очень важно в методологическом плане — катастрофа, являясь верхним пределом допустимого напряжения в данной системе и тем самым вершиной определенной стадии или этапа се развития, отнюдь не всегда означает конец ее, ее исчезновение, ибо вызванное чрезвычайной ситуацией действие может продолжаться в пределах Той же самой системы, но в направлении, определяемом самой катастрофой [3,37],

В отличие от катастроф, которые во всех случаях со- лряжены с чрезвычайными ситуациями, конфликты характеризуются гораздо большей амплитудой разброса вероятностей, вследствие чего далеко не все они подпадают под определение экстремальных ситуаций. Виднейшие западные социологи, специалисты в области теории конфликтов Л. Козер и Р. Дарендорф вообще считают, что конфликтные ситуации суть проявления нормального, а не экстремального характера развития социальных систем. Конфликтной называют обычно ситуацию, в которой некоторому количеству взаимосвязанных между собой субъектов — отдельных индивидов, их общностей, группировок и т. п., каждый из которых имеет собственные, не совпадающие с другими субъектами интересы и цели, приходится принимать решения, противоречащие интересам и целям другой стороны. Поэтому социальный конфликт можно определить как предельный случай обострения противоречий, выражающийся в многообразных формах борьбы между индивидами и их группами, на' правленной на достижение экономических, социальных, Политических и иных целей, нейтрализацию действительного или мнимого соперника и не позволяющей ему добиться реализации его интересов.

Объективной основой конфликта выступает конфликтная ситуация. Но для его развертывания кроме конфликтной ситуации необходимо еще присутствие реального конфликтного поведения, то есть определенных способов соперничающего, враждебного, противоборствующего и т. п. взаимодействия конфликтующих сторон. Отнюдь не все конфликты связаны с экстремальными ситуациями, но есть их определенные виды, которые вполне подпадают под характерные черты экстрема, например межнациональные, военные конфликты.

В связи с тем, что экстремальные ситуации, включая конфликты и катастрофы, не только вполне вероятны, но часто и неизбежны, существует (возможность упреждающего и управляющего воздействия на развертывание такой ситуации. Если система пришла в состояние экстремального, предкатастрофного развития, то есть возможность снизить масштабы и степень напряжения в- ней. Например, с помощью направленного взрыва можно предотвратить землетрясение, можно построить плотину в Голландии и предотвратить катастрофическое воздействие разрушительных морские волн н4 низменность, на пространствах которой расположена преобладающая часть страны. Можно, наконец, сменить правительство и снизить тем. самым степень социального напряжения в стране, приглушить и даже, быть может, устранить существующие в ней конфликты.

Таким образом, можно повысить барьер устойчивости системы к экстремальным ситуациям, а стало быть, степень ее стабильности и меру адаптационных способностей по отношению к различным, в том числе и катастрофическим, изменениям. В таком случае вероятность катастрофы уменьшается, но амплитуда ее размаха, а следовательно и 'величина возможных масштабов и разрушительности последствий, может возрастать. Здесь мы попадаем в сферу действия хорошо известного из квантовой физики и биологии принципа неопределенности, когда невозможно одновременно точно измерить два важнейших функциональных состояния изучаемого объекта. Следовательно, как бы то ни было, а свести вероятность

чрезвычайных ситуаций к нулю практически невозможно.

Принимая во 'внимание все сказанное, можно сделать важный в теоретико-методологическом отношения вывод, имеющий к тому же и прикладное, практическое значение. Суть его в следующем: человечество, его различные -сообщества должны готовиться к чрезвычайным ситуациям, вырабатывать действенные механизмы защиты от возможных катастроф и в социальном, и в технологическом, и в психологическом смысле.

К чести для человечества, оно на протяжении своей многовековой истории выработало рад действенных социальных механизмов и средств спасения (по крайней мере, снижения разрушительности) от экстремальных ситуаций. К ним относятся, в частности, этнос и этническая общность, основанная на единстве языка, культуры, территории, способная дать импульсы спасения народа от войн, революций, стихийных бедствий. К числу таких средств относится и государство, умеряющее вызревающие в обществе противоречия, конфликты, социальные потрясения, порой приводящие к катастрофам, и создающее тем самым возможность сохранения единой общегосударственной общности людей или ее возрождения, когда она в результате катастрофы утрачена: Именно так произошло, например, во время татаро-монгольского нашествия, когда проявилась объединяющая и спасительная для России роль Московского государства и русской православной церкви.

К числу механизмов 'предотвращения социальных катастроф и спасения от их разрушительных последствий относится и религия, дающая человечеству бесценный, аккумулированный в заповедях опыт переживания духовной катастрофы и столь же ценный опыт духовного спасения как отдельных индивидов, так и целых социальных общностей.

Человеческие сообщества могут вырабатывать социальные механизмы защиты от разрушительных последствий чрезвычайных ситуаций только на основании анализа как самих катастроф, так и тех событий, которые предшествовали им или следовали за ними, А из этого можно сделать еще один методологический вывод: необходимо рассматривать катастрофы не только и не столько в событийном, сколько в процессуальном порядке, то есть выделять для теоретического анализа не только само развертывание катастрофы, которое может быть и коротким

по времени, но и предкатастрофиые и особенно постката- строфныё процессы.

Здесь следует принять во внимание очень интересное заключение, сделанное американскими социологамн-ката- строфологами: настоящее бедствие наступает тогда, когда кончается действие стихии и начинается оказание помощи пострадавшим. Ведь, с одной стороны, не только сами чрезвычайные ситуации, но и масштабы их разрушительных действий, их внезапность, распространенность вызываемых ими стрессов и т. п. во многом предопределяются особенностями предкатастрофного развития. А с другой, только в посткатастрофный период можно реально определить степень деструктивного влияния-катастрофы на социодинамику социальной 'структуры, производственных, социокультурных, психологических взаимодействий людей,. демографических процессов в зонах бедствия, таких,® частности, негативных явлений, как ломка сложившихся экономических отношений, территори- ально-этнических общностей, жизненного уклада и т. п. Только в этот период можно представить масштабы негативных последствий воздействия экстремальных ситуаций на функционирование таких различных единиц (объектов) социологического анализа, как индивид, семья, поселение, этническая общность.

Опыт комплексного социологического исследования трагических социальных Последствий Чернобыльской катастрофы убедительно показал, в частности, что именно в условиях посткатастрофного развития выявляется эффективность или неэффективность таких «целевых подсистем» социальной системы, как обеспечение: а) медицинской помощи; б) социально-психологической"7 помощи; в) социальной реабилитации лиц, пострадавших от катастрофы; г) социальной защиты населения, оказавшегося в чрезвычайных ситуациях катастрофы и посткатастрофных процессов.

В социологическом анализе событий, связанных с катастрофами, принимается во внимание не столько сам феномен катастрофы, но и предкатастрофиые, а также поСткатастрофные процессы, а на передний план в нем выдвигается проблема социодинамики катастроф. Если те или иные конкретные происшествия, поступки, оценки и т. п., характеризующие процесс катастрофы и ее отражение в индивидуальном и групповом сознании, требуют кропотливого микросоциологического анализа, где цент-

ром гсрвтяженйя событий становится индивид — жертва катастрофы, ее очевидец, спасатель и т. д., то социоди- намика катастрофы требует более широкомасштабного, макросоциологйческого анализа. Только в широком, мак- росоциояогическом контексте можно определить предпосылки той или иной катастрофы, ее причины, масштабы, стелень разрушений, этапы развертывания, длительность действий, направленных на преодоление ее последствий.

Специфической особенностью, макросоциологнческого анализа катастроф является рассмотрение и интерпретация каждой из них в качестве общественного процесса. Может возникнуть Вопрос: до ведь имеется немало катастроф природного, в том числе космического, происхождения, которые развиваются в сложной цепи причин ц следствий, существующих .независимо от человека и его деятельности. Действительно, это так. Однако социолог рассматривает все катастрофы, в том числе природные, космические, 'только применительно к развитию человеческих индивидов и их сообществ, поэтому он осуществляет макросоциологический анализ их с учетом объекта и предмета социологии как науки, где в центре внимания находится человеческая личность и ее взаимодействие с различными типами сообществ.

С точки зрения такого подхода в современных условиях существования нашей планеты не бывает чисто природных катастроф, ибо все они так или иначе связаны с человеческой деятельностью, а нередко и обусловлены ею. Никто не станет отрицать, что исчезновение мамонтовой а Земле стало величайшей природной катастрофой в преддверии неолитической эпохи. Однако сегодня можно считать неопровержимо доказанным утверждение, согласно которому данная катастрофа оказалась подготовленной медленным процессом совершенствования' орудий и способов охоты. Поскольку мамонты были на протяжении сотен тысяч лет основной кормовой базой человека, медленно приближавшийся кризис, связанный с нарушением естественного равновесия, достаточно быстро перерос в лавинообразный процесс катастрофического типа, причиной чего явился антропогенный фактор.

Еще с меньшим основанием можно утверждать,, что катастрофы, довольно часто встречающиеся, во «второй природе», то есть в технике, представляющей собой совокупность материализираванных стремлений, отношений и действий общества, могут быть не общественно обусловленными. В связи с этим не существует и чисто технических (или технологических) катастроф. Каждая из них в той или иной мере несет в себе социальный контекст, причем нередко он является определяющим, как это и произошло в Бхопале, Чернобыле и многих других трагических бедствиях, последовавших вслед за разрушением крупны* технических объектов.

Как природные, так и технические катастрофы, неизбежно связанные с определенными социальными условиями, ставят перед анализирующим их социологом проблему соотношения нормы и выхода за ее пределы. Всякая катастрофа, будь это землетрясение, взрыв газопровода, война или революция, всегда Представляет собой некий феномен, находящийся по ту сторону социально-нормального общественного развития. В любом катастрофическом процессе происходит разрушение, преодоление нормы в условиях, содержании, последствиях данного процесса и переход системы, в которой все это осуществляется, в ненормальное, экстремальное состояние. Поэтому социология рассматривает условия возникновения катастроф, их протекание, вызываемые ими последствия через призму выявления и интерпретации различных экстремальных ситуаций. Развертывание же катастрофных процессов в любой системе — в организме, в техническом устройстве, в социальной общности и т. п.^ есть не что иное, как разрушение нормальности существования дайной системы, ее развал, уничтожение или переход ее в качественно новое состояние. Поэтому вполне обоснованным представляется тезис: «Катастрофа есть специфический случай экстремального социального изменения».

Но если речь идет о социальных изменениях, важное значение приобретает, выявление основных этапов катастрофического развития, его диахроиного развертывания. Поскольку катастрофа для любой системы —экологической, технической, социальной — представляет собой разрушительный случай социальных либо Социоэкологиче- Скнх, либо социотехнологических изменений, постольку перед анализирующим взором социолога должен изначально предстать- предка тастрофный, докатастрофный период развития данной системы, ибо никак иначе невозможно сопоставить, что же в процессе развития анализируемой системы составляет ее норму, а что — катастрофический выход за пределы этой нормы.

Вслед за предкатастрофным этапом развития данной системы теоретическому социологическому анализу подлежит собственно сам катастрофический процеос разрушения Нормальных с точки зрения сохранения и развития системы условий ее функционирования и лавинообразное, зачастую взрывоподобное нарастание таких компонентов в этом процессе, которые в своей совокупности приводят к разрушению данной системы либо к ее качественному преобразованию. Здесь возникает новая для макросопно- логического анализа проблема: наряду с вычленением времени действия самой катастрофы необходимо выделить и исследовать те события, которые развертываются после нее, т. е. выделить посткатастрофные процессы. Они могутбыть весьма разнообразны и включать в себя не только временные параметры тех мероприятий, которые необходимы для преодоления последствий катастрофических разрушений но и темпоральные характеристики тех преобразований, которые осуществляются вследствие катастрофы и после нее и приводят к качественному преобразованию данной системы, например социально- экономического строя общества.

Разумеется, далеко не всякая катастрофа может быть даже при сильной степени абстрагирования от ее конкретных проявлений уложена в приведенные выше схемы социально-временных и социально-пространственных параметров катастрофических событий. В частности, крупам нейшая в истории человечества социо-техко-экологиче- ская катастрофа — Чернобыльская — характеризуется не только трансграничными особенностями (поскольку порожденные ею радионуклиды мигрировали практически по всему северному полушарию), но и чрезмерной,.трансвременной деятельностью, ибо ее последствия, по расчетам американских специалистов, могут воспроизводиться в генетических структурах следующих друг за другом 22 поколений.

Социально-пространственный и социально-временной макроанализ катастрофического события подводят социолога к необходимости выявления территориальных и временных пределов действия вызванных этим сдбытием многочисленных и разнообразных последствий: к макроанализу посткатастрофных процессов.

Разумеется, было бы опрометчивым рассматривать развертывание трех этапов анализируемого процесса только в социально-пространственных и социально-временных рамках. Скажем, посткатастрофный процесс Почти никогда не означает полного и безоговорочного возвращения к предкатастрофной нормальности данной системы. Такая невозможность обусловлена тем, что всякая катастрофа влечет за собой невосполнимые утраты, в том числе и человеческих жизней, а потому движение к нормальному состоянию системы (организма, общества и т. п.) в посткатастрофных процессах сопряжено с огромными трудностями, сложностями, противоречиями и неизбежно порождает необходимость экстренного привлечения дополнительных ресурсов (финансовых, технических, человеческих и т. п.) для того, чтоб$1 пострадавшая в катастрофе система смогла вернуться в более или менее нормальное состояние. Если же в результате катастрофы данная система разрушена, то переход к нормальному состоянию становится еще более проблематичным. Достаточно вспомнить произошедший недавно катастрофический распад бывшего СССР и последовавший затем переход от тоталитарной системы, к рыночно-демократической, наталкивающейся на почти непребдолимые трудности на каждом шагу, чтобы убедиться в правомерности такого утверждения.

Специфика посткатастрофного развития способна оказать мощное воздействие на оценочные суждения относительно самой катастрофы и ее результатов. При этом вырисовывается-интересная закономерность: чем больше насыщенность катастрофического процесса сугубо социальными компонентами, тем относительнее оценка результатов и самого содержания данного процесса. Скажем, результаты землетрясения, тайфуна или крупной автомобильной аварии оцениваются в качестве катастрофических всеми людьми, независимо от того, каковы нх соцн- альио-политическне симпатии или антипатии. Напротив, результаты Сталинградской битвы однозначно оцениваются как катастрофические для немецко-фашистских войск й Германии в целом, но они же рассматриваются как крупнейшая победа Советских войск, сыгравшая переломную роль в ходе Великой Отечественной войны.

Таким образом, макросоциологическнй анализ социо- динамики катастроф включает в себя не только выявление диахронны! и синхронных аспектов их развертывания, их сложный процессуальный характер, но и существенную дифференциацию их оценки различными субъектами, смысложизненные ориентации которых в случае катастрофы оказываются не только различными, а подчас и противоположными.

Думается, что изложенная конфигурация базисных понятий и методологических основ исследования экстремальных ситуаций дает возможность построить теоретический каркас для целостного социологического видения той или иной разновидности катастрофы в их сущностных характеристиках, своеобразных проявлениях, в синхронном и диахронном развертывании, в многообразии социальных последствий. Но панорамная теоретическая экспликация чрезвычайной ситуации в ее социологических аспектах предполагает трехуровневое исследование поведения индивидов и их общностей, а также их взаимодействий в предкатастрофных, посткатастрофных и собственно катастрофных процессах.

Если иметь в виду социальную систему, то характерными чертами ее вхождения в экстремальную ситуацию являются:

1.         Нестабильность.

2.         Стремительное, чаще всего скачкообразное, нарастание кризисных явлений.

3.         Слабая управляемость.*

4.         Потеря эффективности практически всех средств социального регулирования — корм морали, права, распоряжений органов власти и т. д.

5.         Резкое, лавинообразное нарастание стихийных, массовых действий, чаще всего реализуемых в форме толпы, где эмоций и инстинкты захлестывают разум, а также неинституциализированных форм деятельности, альтернативных движений и структур.

6.         Несоответствие наличных ресурсов — времени, материальных, людских, организационных и т. п.— целяЫ и масштабам чрезвычайных в своей сущности действий по выправлению ситуации.

На уровне индивидуальном самое важное — особенности отражения экстремальной ситуации в поведении личности. Для человека, попавшего в чрезвычайную ситуацию, охарактеризованное состояние социальной системы реально выступает как неожиданное, резкое, быстрое и непредсказуемое, то есть тяжелое, чаще" всего катастрофическое изменение социальной среды. Это ведет к таким следствиям:

1.         Разрушение, по крайней мере преодоление, той сети социальных норм и установлений, которые до сих пор регулировали его социальные действия, обеспечивая их личностную и социальную приемлемость и эффективность.

2.         Чаще всего встречающееся, а в катастрофических случаях почти неизбежное резкое уменьшение индивидуального жизненного ресурса — состояния здоровья, соответствующего опыта, необходимых навыков и т. п.

3.         Необходимость жесткой и трудно осуществимой социальной реадаптации личности, ее оряентаций, жизненных установок, повседневного поведения к катастрофически изменяющимся социальным, экономическим, экологическим и другим условиям.

4.         Связанная с этим необходимость мобилизовать и перераспределять основные компоненты своего жизненного ресурса в целях выживания, физического, психического и социального здоровья.

5.         Все это вместе взятое приводит к резкому ограничению возможностей и вариантов стратегии свободного выбора. Одной из наиболее вероятных реакций личности на такое ограничение становится постоянная концентрация жизненного ресурса в данном моменте выживания, включая и снижение уровня притязаний.

На уровне социальных (межличностных и межгрупповых) взаимодействий экстремальная ситуация вызывает к жизни следующие последствия:

1.         Непрерывно рецидивирующее нарушение баланса интересов различных индивидов и различных групп населения.

2.         Вследствие этого усиливается конфликтогенность социальной среды: множатся межличностные, межгрупповые, межнациональные, межтерриториальные и иные типы конфликтов, нередко принимающие превращенную — иррациональную форму, поэтому их так трудно улаживать разумными способами — компромиссом, , поиском сближающих позиций и т. д.

3.         В результате возрастает роль феномена социальной справедливости в решении межличностных и межгрупповых споров и столкновений, причем «справедливость» трактуется весьма плюралистически, каждым со своих собственных позиций (вспомним диаметрально противоположные интерпретации «справедливости» враждующими сторонами в армяно-азербайджанском или грузино- абхазском конфликтах). -

4.         Нарушение баланса интересов и специфически понимаемой справедливости создает у индивидов и их групп ощущение, что их социальная защищенность нарушается или просто разрушается, а это подталкивает к поиску «врага», «зачинщика» и т. п.

5.         В итоге возрастает процесс дезинтеграции, развала общностей и общества в целом, дестабилизирующее изменение его общественных, групповых и индивидуальных характеристик.

Изложенная концептуально-методологическая схема исследования экстремальных ситуаций применена под руководством автора сотрудниками Института социоло- гиц АН Беларуси в комплексном, организованном совместно с радиофизиками, радиохимиками, радиобиологами, медиками, другими специалистами, изучении социальных последствий Чернобыльской трагедии. Она, как нам представляется, может быть применена и к исследованию методами социологии иных экстремальных ситуаций, порождаемых природными, технологическими, социальными факторами либо их разнообразными комбинациями. К их широкому применению подталкивает нас и неумолимый календарь, напоминающий, что история, само время неуклонно продвигают человечество к концу тысячелетия. А на пороге нового тысячелетия, как свидетельствует история, сознание людей невольно будоражат апокалипсические кошмары. Идея конца всего су.- здего кажется потребностью индивидуального сознания, отравленного пережитой экологической, технологической, социальной катастрофой. Недавний крах долго державших в плену огромные массы людей социальных и технологических утопий вынуждает изменить масштаб предстоящего: предсказываемая мйогими футурологами, астрологами, прорицателями вселенская катастрофа, в каких бы тональностях ни выражалась ее губительная сущность — технологических, экологических, социальных, скрывает страх каждого индивида перед собственной кончиной, давая ему вместе с тем некий шанс не умереть в одиночку. Призрак гибели мира — последнее убежище личности, утратившей мечту о коллективном спасении. В тени рукотворного апокалипсиса проще избавиться от ужаса персональной смерти,, подкрашиваемого псевдо- оптимистическим содержанием известной пословицы: «На миру и смерть красна».

Когда мы размышляем об апокалипсических предчувствиях, необходимо иметь в виду два эмпирически различимых аспекта интерпретации самого апокалипсиса. Первая его интерпретация центральным пунктом ожиданий считает страшный суд и конец света, а вторая обещает после такого суда тысячелетие счастья. Причем оба эти толкования при всем их различии удовлетворяют человеческую потребность в надежде на воздаяние и ожидание блага.

И здесь следует признать, чтр в вопросах жизни и смерти религия выступает для огромного количества людей отнюдь не меньшим авторитетом, чем наука. И она, по крайней мере в ее христианской версии, не вызывает всеохватывающего и всеобщего апокалипсического завершения человеческого существования. Конец сотворенного мира, с религиозной точки зрения, представляется уж слишком легким выходом, избавляющим каждого из нас от личной ответственности. Отстаиваемый христианством гуманистический оптимизм формирует более ответственный склад сознания хотя бы потому, что свои личные трагедии гораздо легче пережить, чем общечеловеческие. И в свете-сказанного уместно сделать вывод, что самое страшное в апокалилсйсе — это то, что он может и не" состояться, пусть хотя бы в мифе, притче, предании, ожидании. Ожидание возможной катастрофы делает людей осмотрительнее в отношениях с природой и себе подобными. А поэтому человечество должно готовиться к катастрофам, учиться преодолевать их самые разрушительные последствия.

Важную роль в этой спасительной для всех нас н многотрудной работе могут и должны сыграть завоевания культуры и цивилизации: многовековой опыт существования и выживания людей в экстремальных ситуациях* высочайшие достижения науки и техники, .религиозная терпимость и мудрость, созидательный потенциал художественной литературы, музыки, живописи, театра, нравственности. Отнюдь не последнее место в этом многообразном наборе средств, способных 'подготовить людей к эффективным действиям в экстремальных ситуациях, принадлежит междисциплинарным исследованиям социальных и социально-психологическйх механизмов выживания людей в экстремальных ситуациях, расширяющихся возможностей оказания на них хорошо продуманных, эффективных управленческих воздействий.