|
|
Недвиговское городище расположено
на берегу теперешнего Мертвого Донца, между двумя селениями — СинявкоЙ и
Недвиговкой. Точного расстояния его от моря в данный момент я не знаю; во
времена Леонтьева (1853 г.) оно равнялось приблизительно трем километрам.
Возможно, что с античной эпохи море в этой части отступало: Танаис должен был
стоять,, вероятно, близ самого выхода реки в Азовское море.
По своему устройству Недвиговское городище несомненно
напоминает Елисаветовское, уступая ему, впрочем, по размерам. Также и здесь
мы имеем две ограды. Внутренняя обносит главную часть поселения, собственно
самый город, имеющий форму, приближающуюся к форме квадрата размером 100X100
сажен (приблизительно 215X215 м). На расстоянии около 100 сажей (215 м) от внутренней ограды идет вал» образующий ограду внешнюю, описывающую близкую к дуге круга
ломаную линию; эта внешняя ограда опоясывает поселение с запада и востока,
открывая его к югу, к реке, и смыкаясь на севере с оградой внутренней.
Получается характерная форма городища с широкими „крыльями",
напоминающая Елисаветовское городище: отличие. Недвиговского только в том,
что обнесенное внешней оградой пространство примыкает не с трех, а только с
двух сторон. Следует отметить, что пространство между оградами значительно
более нивменно, чем центральная возвышенная часть.
Леонтьев, обративший внимание на существование двух оград
и на лежащий между ними „бескурганный пояс", провел некоторые из своих
траншей также и черев этот участок; в дальнейшем здесь были проведены два
раскопа и Хицу- новым. Обнаружилась резкая равняца между содержимым наслоений
в центральном четырехугольнике и в пространстве между оградами. В
противоположность крайней насыщенности почвы центральной части культурными
остатками, в том числе остатками каменных строений, за пределами внутренней
ограды, культурных остатков было немного, камни от разрушенных сооружений
отсутствовали почти совсем, и содержимым прорытых вдесь канав была
преимущественно „песчано-глинистая земля, перемешанная с черепками".
Здесь же было обнаружено и несколько погребений; в тех из них, которые
сохранились в целом виде, встречалось очень мало вещей: чаще всего бывало по
одному— по два грубых лепных горшка, реже медные стрелки, наконечники копий,
ножи.
На основании всех этих данных Леонтьев предположил, что
поселение существовало здесь недолго н что в Ш в. н. э. жизнь
сосредоточивалась почти- исключительно в центральной части, место же за
внутренней оградой служило кладбищем. Я думаю, что дело обстояло иначе. Если
проведенные в прошлом столетни работы в пространстве между оградами не
позволяют нам сделатьопределенных выводов об этой части Недвиговского
городища, то несколько лучше осведомлены мы об аналогичном участке городища у
станицы Елисаветов- ской. Пространство между внутренней и внешней оградами и
в Елисаветовском городище производит совершенно иное впечатление, чем
центральная часть: также и в Елисаветовском городище почва этого участка
значительно меньше насыщена культурными остатками, причем остатки каменных
сооружений здесь отсутствуют или почти отсутствуют. Но благодаря
исследованному здесь в 1928 г. раскопу (раскоп Ne III) мы с большей
уверенностью можем говорить о том, что представляла эта часть поселения.
Раскоп № Ш 1928 г. дал яркую картину местной культуры. Подавляющее
большинство сделанных здесь керамических находок принадлежит группе местной
лепной посуды, рядом с которой находки керамики античных типов являются
совершенно единичными; все строительные остатки принадлежат не каменным
зданиям, а глинобитным жилищам. Мы получаем определенную схему размещения
здесь населения: центральная часть городища была заселена зажиточными
группами, в обиходе которых существенное место занимали черты греческие; а на
окраинах ютилось неимущее, вероятно, преимущественно рыбацкое местное
население. То же самое представляло, невидимому, и Недвиговское городище:
вероятно и тут в пространстве между двумя оградами жило более бедное
население, а в центральном четырехугольнике — группы состоятельные и
господствующие. Косвенное подтверждение этому можно видеть в отмеченных
Хицуновым в окраинной части городища скоплениях рыбьих костей, вполне
естественных на месте, где жило рыбацкое население. Интересно также, что
именно в пространстве между двумя оградами, в юго-западной части городища, было
обнаружено в 1928 г. в двух местах значительное скопление кусков глиняной
обмазки с отпечатками камыша и жердей. Эти куски обмазки свидетельствуют о
распространении в данной части Танаиса местных глинобитных жилищ, совершенно
аналогичных тем, которые постоянно встречались в городищах нижнего Дона
первых веков н. э. и которые могли быть особенно хорошо прослежены в
городищах К об Яковом и Гниловском (речь о них еще будет впереди).
Был ли участок между двумя оградами заселен во все время
существования Недвиговского городища, или только в более раннее время,
сказать с уверенностью до производства раскопок этой части городища не
решусь. Естественнее предположить, что заселен он был все время: скопление
вокруг торгового центра населения, поставляющего продукты торговли,
представляет явление вполне естественное, и нет оснований предполагать его
прекращение в то время, когда Танаис еще продолжал развивать свои торговые
операции. Произведенный в 1928 г. сбор материала на поверхности городища и по
осыпям, невидимому, подтверждает это предположение. Среди обломков керамики,
найденных вместе с только что упоминавшимися кусками обмазки, при подчистке
обрева ямы, было, между прочим, найдено несколько обломков лепного горшка с
свойственным римскому времени резко очерченным профилем и обломок большой
амфоры типа амфоры, изданной О. Э. Ланговой, правильно отнесшей ее к концу Ш
— началу IV в. и. э. Упомянутые остатки глинобитных строений входят,
очевидно, в состав культурного слоя Ш—начала IV в. н. э.
Центральный четырехугольник Недвиговского городища резко
отличается от окраинной части. Не случайность, прежде всего, отличие той
внутренней ограды, которой он обнесен, от ограды внешней, которой защищена
окраинная часть поселения. В то время как внешней оградой служил простой
земляной вал, ограда внутренняя представляла мощную каменную стену (толщиной
приблизительно в 2.15 м), снабженную целым рядом (не менее 6) сторожевых
башен и имевшую в южной части ведущие к реке укрепленные ворота, „обделанные
цельными камнями, которых длина равняется толщине стены; эти ворота прорезаны
в стене, примыкающей к основной оборонительной стене под прямым углом, с
наружной стороны, и имевшей в толщину 2V8 аршина" (1.8 м).
К сожалению, раскопки производились так, что ничего
похожего на план поселения, или хотя бы какой-либо его части, мы установить
не можем. Вспомним, что сплошные раскопки городища не производились вовсе, а
в траншеях, которыми было перерезано городище в разных местах, попадались
лишь части тех или иных сооружений; о целых строительных комплексах, о
соотношении различных комплексов между собой говорить поэтому невозможно. Мы
можем лишь перечислить все то, что встречалось в транщеях как из различных
городских сооружений, так и из многочисленных остатков предметов повседневного
обихода.
О городской стене, воротах, башнях мы уже говорили: части
этой стены с ее сооружениями раскопщики встречали в своих траншеях постоянно.
Далее, где-тэ в средней части городища — место не удается установить точно1 —
была, невидимому, центральная городская площадь, — „агора", о сооружении
которой при Рискупориде Ш (212—229 гг. н. э.) упоминает найденная здесь
надпись.2 Рядом с надписью находились два колодца, несколько дальше — третий.
Может быть, именно этой, упоминаемой в надписи агоре принадлежала мостовая из
крупных плит, часть которой была обнаружена недалеко от места находки
надписи.
О находившихся здесь строениях, частных и общественных, мы
узнаем из отчетов всех раскопщиков очень мало. Повидимому, не было обнаружено
ни одной сколько-нибудь значительной части строения, но остатки разрушенных
зданий встречались в большом количестве. Стены все эти строения имели
каменные; но все раскопщики отмечают очень низкое качество работы. „Одна уже
кладка стен, из необтесанных камней и чрезвычайно небрежная, вполне убеждает,
что тот Танаис, развалины которого мы имеем в Недвиговском городище, не
только не есть греческий город хорошего времени, но и вообще не есть чисто
греческий город. Греки никогда, ни даже в византийское время,
не строили так дурно",—пишет Леонтьев. Применялись
черепичные крыши,, что видно ив находок обломков черепицы, но количество этих
обломков очень- невелико, на что было обращено внимание и Хицуновым.1 О
глинобитных хижинах в окраинной части городища я уже упоминала.
Характерно обнаружение в Недвиговском городище
значительного количества приспособлений, имеющих отношение к хранению
товаров, вымениваемых на рынке Танаиса. И Леонтьев, и Хицуиов, и Тизенгаузен
во время раскопок постоянно встречали большое количество амфор, иногда
наполнявших целые- погреба; очевидно, мы здесь имеем дело с хранилищами вина
и масла, привозившегося с Боспора н частью употребляемого на месте, частью
отправляемого дальше в глубь страны. Наряду с вином и маслом в амфорах, здесь
бывали обнаруживаемы также и запасы других товаров; особенно характерны
большие количества зерна в ямах. По словам Хицунова, зерно это представляло
частью пшеницу, частью просо н еще какое-то третье растение, определить
которое он затруднялся.
Конечно, и кладовые с припасами, и зерновые ямы могут и
даже должньг встречаться во всех поселениях, имеющих большое количество
жителей, и сам по себе факт их обнаружения еще ничего не говорит о характере
данного поселения. Но в Недвиговском городище останавливает внимание
количество такого рода находок. Во всех наслоениях, верхних и нижних, в
разных участках города постоянно встречались скопления амфор, целых и разбитых,
то зарытых днищами в землю, то составлявших содержимое больших погребов;
такие погреба перемежались с зерновыми ямами, с наполненными зерном пифосами
— и все это встречалось в таком количестве, что не могло не привлечь внимания
даже археологов прошлого столетия, вообще мало интересовавшихся всем, что
имеет отношение к хозяйственной жизни Танаиса, и считавших своей основной и
чуть ли не единственной целью добывание предметов античного искусства. Мы
получаем впечатление о Танаисе как о громадном складе товаров, впечатление,
вполне вяжущееся с тем, что мы знаем из письменных источников о роли этого
города.
Очень интересно также обнаружение в 1870 г. двух печей, невидимому, гончарных. Печатный отчет о раскопках этого года ограничивается лишь
совсем кратким упоминанием об этих печах; несколько больше мы узнаем из
рукописного отчета Хицунова в «Деле" Археологической комиссии га 1869 г.
Ворочен, и здесь, конечно, нет ни чертежей, ни фотографий,
ни даже точных описаний, о чек приходится очень пожалеть.
Обе печи были обнаружены на восточной окраине городища, в
раскопах 5 и б. Из них первая (лежавшая южнее, в раскопе 5) описана
подробнее. Размеры печи; длина 1 саж. (2.13 м), ширина более 2 арш. (свыше 1.4 м ), глубина более 2 арш. (свыше 1.4 м). Стенки сложены из дикарного камня;
печь врезана в материк. Не описывая ни формы, ни устройства печи, Хицунов
ограничивается лишь следующим определением: „Она похожа на заводские печи для
плавления металлов или обжигания каменной посуды и внутри имела железную
решетку или колосники из толстых полос, сильно перегоревшую от действия огня
и времени". Перед печью — площадка в сажень длины.
Описание окружения печи и находок, сделанных как внутри
печи, так и в ближайшем к ней районе, устраняет сомнения относительно ее
назначения. Близ печи обнаружено несколько ям, наполненных золой и черепками;
черепков в районе печи вообще попадалось „множество"; здесь же
встречались „окалины" (по предположению Хицунова, части разрушенной
решетки), угольные сплавы. Поблизости стоял «огромный глиняный кувшин"
(очевидно, пифос), весь растрескавшийся и наполненный глиной. Уже все эти
данные подтверждают лишь осторожно высказанное Хицуновым предположение о том,
что здесь мы имеем .дело с гончарной печью. Особенно интересны находки внутри
печи: в ней оказалось четыре разбитых сосуда „в виде амфор, но с широкими
горлышками, на которых сохранились красной краской намазанные грубо кистью
фигуры" .
Хицунова особенно заинтересовали красные знаки на амфорах,
поэтому он их срисовал и поместил в своем отчете; самые же сосуды, сочтя их,
очевидно, „не музейными" предметами, оставил у железнодорожного сторожа.
К счастью, он воспроизвел, кроне знаков, также верхние части двух из этих
амфор. Рисунки, конечно, не могут считаться документальными — схематичность я
небрежность их исполнения очевидна. Тен не менее, в одном из сосудов (с
буквами ОЕ на горле) мы бесспорно находим не вызывающие сомнения •черты
эллинистического типа остродонных амфор: резко, под углом согнутые ручки
более всего напоминают ручки родоссхих амфор. К сожалению, на основании
описания Хицунова нельзя с уверенностью сказать, находились ли амфоры в печи
в условиях, заставляющих предполагать их помещение туда для обжига. Если это
так, мы прежде всего получили бы основания датировать печь эллинистическим
временен; вместе с тем узнали бы о производстве амфор с исполненными красной
краской надписями в Таиаисе. Это было бы очень интересно. -Амфоры с красными
надписями на горле или плечах встречаются в самых различных местностях
Северного Причерноморья; но вопрос о центре или центрах их производства до
сих пор остается открытым. Среди находимых л поселениях Придонья амфор
выделяется группа, отличающаяся светлой желтоватой глиной, близко
напоминающей глину многих керамических изделий Придонья (например лепных горшков,
местное производство которых не вызывает сомнений). В связи с этим у всех
участвовавших в археологических расследованиях поселений нижнего Дона
естественным образом возникало предположение о местном производстве этих
амфор. Из них многие, принадлежащие уже не эллинистическому, а римскому
времени, имели на горлышках или плечах красные надписи. Часто это были не
греческие буквы, а скорее сарматские „загадочные знаки", что делало
особенно заманчивым предположение о местном производстве данной группы амфор.
Такие сосуды встречаются среди недвигов- ских находок в значительном
количестве — судя по имеющимся в собрании Эрмитажа экземплярам, как раз ими
были наполнены погреба, открытые при раскопках Леонтьева. Повторно бывали они
находимы также я в местных городищах нижнего Дона (Гниловском, Кобяковом):
едва ли случайно там встречались преимущественно надписи типа „загадочных
знаков"—греческие буквы представляли исключение.
К сожалению, пока вопрос о производстве данной группы
продолжает оставаться невыясненным. Найденные Хицуновым в гончарной печи
амфоры к нам не попали, вследствие чего мы лишены возможности сравнить их с
содержащими такие же надписи сосудами более позднего времени; не имеем и
других данных для проверки вероятного, но никак не доказанного предположения
о Танансе как центре их производства.
Вторая печь была обнаружена в соседнем раскопе (N» б),
расположенном несколько севернее раскопа 5; с первой она соединена
„миной" около 1 м длины. О ней сказано еще меньше, чем о первой, — все
описание ограничивается следующей фразой: „Тоже и здесь на глубине 1 сажени
открыта в кладенной из дикарного камня хижине или сакле большая печь, но без
колосников". В районе печи было вамечено много черепков, пережженной
глины и прочего „мусора". Очевидно, и здесь мы имеем дело с
обжигательной керамической печью, принадлежавшей тому же комплексу. Можно,
таким образом, думать, что Хицуновым была обнаружена довольно большая
керамическая мастерская; к сожалению, для нас этот комплекс в значительной
степени пропадает, так как вследствие неудовлетворительного описания нет
никакой возможности составить- себе о нем сколько-нибудь ясное представление.
Нам остается еще упомянуть о раскапывавшемся Хицуновым
„подземном ходе", обложенном каменными плитами и идущем от городища к
реке. Что представлял этот „подземный ход", остается пока неясным.
Считать, что это был, как думает Хицунов, водосточный канал, трудно, если
учесть очень большую его высоту в частя, „прилегающей к городской стене"
(2Vs аршина» т. е. 1.77 м). При отсутствии чертежей упомянутого „хода"
разобраться в описании трудно.
Не имея возможности, в силу уже многократно отмечавшегося
отсутствия чертежей и фотографий, составить себе ясное и конкретное
представление об открытых в Недвиговском городище сооружениях, мы тем более
затрудняемся и в их датировке. Установленной может считаться сравнительно
ранняя, дата (не позднее II в. до н. э.) керамического комплекса, о котором
только что шла речь: за эту дату говорят как находки внутри одной из печей,
так и наличие эллинистического материала в слое, которому принадлежит данный
комплекс. Что касается городской стены и связанных с ней сооружений, а также
рыночной площади с колодцами, то все это, во всяком случае, существовало в
первые века и. э., а построено впервые было, может быть, и раньше. Это может
быть выяснено на основании материала эпиграфического.
Каждому, кто хотя бы бегло просматривал надписи Танаиса,
известна одна особенно характерная их группа — надписи, представляющие
памятные записи о постройках. Я уже упоминала, что многие из них были найдены
около остатков тех самых сооружений, о которых говорится в надписях.
Имеющиеся в большинстве надписей или точные даты, или во всяком случае
упоминания правящего боспорского царя дают возможность установить время всех
этих сооружений.
Для установления времени существования в Танаисе
упомянутых нами хранилищ (погребов, зерновых ям и пр.) у нас данных мало.
Такие склады товаров существовали здесь, очевидно, на всем протяжении жизни
Танаиса, что подтверждается и некоторыми указаниями, имеющимися в отчетах, и
тем, что среди взятых из этих погребов целых амфор некоторые принадлежат
римскому типу первых трех веков н. э., другие — типу эллинистическому, II
может быть и Ш в. до н. э.1
У самого Недвиговского городища Мертвый Донец меняет
направление, круто поворачивая к северу, чем образуется мыс, с двух сторон
омываемый рекой; здесь, как думает Леонтьев, находилась пристань для стоянки
торговых кораблей. Весьма возможно, что выбор места для торгового пункта был
обусловлен именно наличием мыса. На этом мысу, вероятно, было главное место
торга, был рынок не внутренне-городской, а тот, на котором заключались сделки
с приезжими купцами: об этом говорят многочисленные находки монет именно на
этом мысу. На мысу, против городских ворот находится высокий холм,
многократно расследовавшийся раскопщиками, принимавшими его за большой
курган. Расследования опровергли это предположение — повиднмому, холм
является огромной насыпью вывозимого из города мусора (золы, черепков и т.
д.) и, может быть, действительно играл роль сторожевой вышки: с него и сейчас
открывается широкий вид во все стороны.
Изложенным исчерпывается все, что мы знаем на основании
производившихся расследований о Недвиговском городище, его ^отдельных частях,
его сооружениях. Чтобы иметь возможность подвести некоторые итоги, следует
рассмотреть также найденные при раскопках городища вещественные находки. Но
такой обзор находок будет целесообразнее дать несколько позже, после
«ознакомления с некрополем Недвиговского городища.
|