ТАНАИС

Историко-археологическое исследование

Раздел: История

Если вспомнить, как производились расследования Недвиговского городища и как мало в общем добыто там находок, количество найденных не/виговских надписей придется признать очень значительным. Общее количество изданных надписей равно в настоящее время 58. Большая их часть вошла во II и IV томьг сборника Латышева;  к ним следует присоединить две надписи, найденные в 1912 г. и изданные Каяским,* и три фрагмента, изданные в сравнительно недавнее время А. Ф. Семеновым.  Некоторое количество неизданных надписей имеется в музеях Ростова на Дону и Новочеркасска. В настоящем исследовании этот материал сможет быть использован только частично. Ив находящихся в Новочеркасском музее неизданных надписей мне удалось ознакомиться лишь с одной, правда, представляющей интерес совершенно особенный; о ней я еще буду говорить. Остальные или были недоступны, или недостоверным являлось самое их происхождение из Недвиговского городища.

Содержащийся в надписях Танаиса богатый материал естественно вызвал большой интерес к ним у историков древнего мира. Их значение, преимущественное перед всеми недвнговскими находками, подчеркивает уже Леонтьев, делающий первую попытку исторически объяснить и использовать этот материал.  За Леонтьевым следуют публикации Стефани в „Древностях Босфора Киммерийского" н в „Отчетах Археологической комиссии", в которых частью переиздается уже опубликованный Леонтьевым материал,  частью издаются новые находки;6 те же новые находки послужили материалом для специального исследования Помяловскому.  А когда недвиговские надписи, ранее лишь в небольшой части опубликованные в „Corpus inscriptionum Grae- carum", были с прибавлением еще и новых находок вновь изданы и обработаны В. В. Латышевым в сборнике надписей Северного Причерноморья, надписи Танаиса начали привлекать внимание также и иностранных ученых. Выросла значительная литература, в которой надписи Танаиса то привлекались в связи с каким-либо общим вопросом истории древнего мира, то составляли специальный предмет исследования. Особенно много внимания было уделено как в русской, так и в иностранной литературе вопросу о союзах Тананса; но и другие вопросы — политическое и экономическое устройство, этнический состав населения и т. д. — неоднократно затрагивались исследователями в связи или не в связи с вопросом о союзах. Круг вопросов, охваченных надписями Танаиса, оказывался, как видим, достаточно обширным, а вопросы часто весьма сложными.

Из сказанного ясно, что при работе над данной частью материала я находилась в условиях, существенно отличавшихся от условий моей работы над памятниками вещественными. За немногими исключениями, надписи изданы, и изданы авторитетнейшим специалистом. Это избавляет меня от необходимости давать их описание и определение, как это приходилось делать с каждой из групп вещественных находок» и дает возможность сразу же перейти к систематическому изложению содержащихся в надписях данных.

У Латышева надписи Танаиса распределены по четырем группам — tituli dedicatorii (посвятительные надписи), tituli honorarii (надписи, поставленные •в честь какого-либо лица), tituli aedificiorum (надписи, говорящие о городских постройках) н tituli conlejfiorum (надписи, поставленные членами союзов и содержащие списки этих членов). Из не вошедших в лагышевские сборники надписей некоторые принадлежат тем же группам,  одна дает возможность дополнить установленную классификацию не представленной раньше группой надгробий.

Весь этот материал дает важные данные об особенностях государственного устройства Танаиса, о составе его населения, о чертах распространенной в Танаисе религии. Я начну с краткого изложения особенностей государственного строя Танаиса, каким его рисуют надписи.

Первое, что мы узнаем из недвиговских надписей, это то, что во II—Ш вв. я. э. зависимость Танаиса от Боспорского царства уже прочно установилась: дата танаидскнх надписей обозначается именем царствующего боспорского царя, а среди должностных лиц Танаиса первое место занимает назначаемый боспорскнм царей легат — *р«<7(кипк, wptejwvrnc [ЗаетХ*»?.1 Главенствующая роль, легата проявляется уже в тон месте, которое он занимает в надписях: он стоит везде впереди всех остальных танаидскнх магистратов, впереди него стоит только боспорский царь.

Откуда, из каких слоев общества назначались легаты? Надписи указывают на две возможности. Первая из них — назначение легата ив числа известных, и знатных боспорцев, деятельность которых ранее протекала в центральных районах Боспора. Так, посланник Юлий Менестрат (IPE, II, Ks 428) является по весьма вероятному предположению Латышева, тем же самым лицом, которое, занимая должность хилиарха, поставило в Тамани статую царя Савромата 11^ интересно, что, состоя легатом в Танаисе, он в то же время носи г придворное звание afXQUH-mvetnjs. Интересен, далее, случай совмещения Зенозом, сыном Фаины, должности легата с должностью о «тг< T<3V 'AffjroupytavSv, т. е. наместника земли аспургианов на Таманском полуострове.3 Наконец, легат Зенон, сын Зеноиа и внук Дады — сын лица, занимавшего во время войны с местными племенами должность

Этот своеобразный и любопытный cursus honorum одного из представителей верхнего слоя населения Танаиса дает нам представление о втором варианте назначения легатов: царь Ининфимей назначил легата не из состава своих придворных, не из должностных лиц, действовавших до того в центральной части Боспора, а из среды местной знати Танаиса.

Второе после легата место занимают в надписях Танаиса архонты — должность, хорошо известная как высшая магистратура греческих городов. Но в Танаисе эта должность приобретает черты, в которых сразу же проявляется своеобразный характер данного города. Мы встречаем здесь две должности — должность архонта танаитов илч архонта Танаиса (&PXWV TavaeiTih, хрхыу Tccvaus) и должность эллинарха (tW^vapjrnj); та и другая должности постоянно встречаются во второй половине П и первой половине Ш вв. н. э.* Обычно упоминается один эллннарх и один архонт танаитов; но в одной из надписей архонтов танаитов упомянуто четыре сразу.  С. А. Жебелев,  а до него Леонтьев  и Помяловский,8 предполагали что надчись эта содержит указание на обычное количество одновременно существовавших архонтов танаитов, причем один из ии* был архонтом-эпонимом: надписи, содержащие указания только на одного архонта, имеют в виду именно этого архонта-эпонима.

Сколько-нибудь точных данных о круге деятельности танаидских архонтов мы не инеем. Большая часть надписей, содержащих имена эллинарха и архонтов танаитов, относится к разряду надписей о постройках; эллннарх и архонты ' танаитов упоминаются здесь или в дате надписи, или как лица, осуществлявшие эти работы и дававшие на них средства. Мы видим, таким образом, что одной из главных функций обеих должностей была забота о городском благоустройстве. Интересно, что какого-либо противоположения одной должности другой, какого-либо отграничения одних от других здесь не наблюдается вовсе; есть надписи (IPE, П, № 427), где архонт танаитов и эллннарх сообща выполняют определенную строительную работу, выступая как два представителя городской магистратуры. Имеющиеся надписи позволяют сделать только то наблюдение, что эллннарх особенно часто оказывается лицом, осуществляющим на свои средства ту или иную работу; но, как мы уже указывали, иногда с ним рядом упоминается и архонт танаитов — а бывают случаи, когда работа субсидируется лицом, не занимающим, повидимому, никакой определенной должности и носящим наименование „танаит". К вопросу об отношениях между эллинархом и архонтами танаитов, мы, впрочем, еще вернемся.

Были ли эти две должности равны по достоинству, или одна из них стояла над другой, с уверенностью сказать нельзя. Там, где эллннарх и архонт танаитов упоминаются вместе, архонт танаитов стоит перед эллинархом (IPE, II, КаК» 423 и 427); с другой стороны, есть надпись (IPE, П, N» 434), где в дате после легата упомянут одни эллинарх, а архонт танаитов не упомянут вовсе. .Для твердых выводов материал этот слишком скуден.

Совершенно не поддающейся определению является должность диадоха. Она встречается одни рав (IPE, Н, № 434), в перечислении эпонимов, где упомянуты легат, эллинарх и диадох;  надпись относится к 236 г. Наконец, в надписи царствования Котиса Ш (227/8—233/4) упоминается должность 'wpoeoStxo;, прежде отправлявшаяся эллинархом Меняем, сыном Харитона (IPE. II, № 432). Из самого названия вытекает финансовый характер этой должности, больше мы о ней ничего не можем сказать.

Перечисленным исчерпываются известные нам регулярные магистраты Танаиса. Должностными лицами: назначаемыми ad hoc, были эпимелеты, заведы- вавщие выполнением разных общественных сооружений в Танаисе. Такое заведыванне подобного рода работами считалось, повидимому, в Танаисе почетным поручением; имена эпимелетов помещались в надписях, увековечивающих выполнение данной работы, перед именем архитектора; и среди эпимелетов "мы находим лиц, занимающих в Танаисе видное место — по богатству или по принадлежности — в высшей городской магистратуре. Так, Димитрий, сын Аполлония, выполнявший обязанность эпимелета во время восстановления городской стены в первой половине царствования Рискупорида II (IPE, II, № 431—431 bis), занимает в это и в следующее за тем время видные должности в объединявших танаидскую знать союзах (IPE, II, NaNe 445 и 451), а в 236 г. он смог даже осуществить на свои средства восстановление городской башни (IPE II, № 433); Родон, сын Фазииама, руководивший в 192 г. в. э. в качестве одного из эпи- мелетов восстановлением городской башни, до того, в 188 г. н. в., исполнял должность эллинарха (IPE, II, № 427); а другой эпимелет, участвовавший в той же работе по восстановлению городской башни, Родон, сын Харнтона, -стал эллинархом годом позже, в 193 г. н. э. (IPE, П, NitNe 428 и 423). Наконец, есть случаи, когда в числе эпимелетов мы даже встречаем легата (IPE, II, № 430). Интересно, что почетный характер положения эпимелетов свойствен и другим городам Боспора (примеры см. IPE, D, №№ 48 и 50).

Чтобы закончить перечень встречающихся в надписях категорий участвующих в управлении и заботах о благоустройстве Танаиса лиц, упомянем еще об архитекторах, имена которых указываются в большинстве сохранившихся полностью надписей о постройках.  В надписях о строительных работах первой половины Ш века н. э. мы постоянно встречаем одного и того же архитектора, действовавшего вместе с двумя другими только в одном случае, когда, очевидно, сложность работы (восстановление агоры) потребовала помощников {IPE, П, № 430). Интересно, что этот главный архитектор носит чисто римское имя AifioXio; 'AvrwveTvos; римские имена в Танаисе вообще встречаются Очень редко.

Наиболее интересным и своеобразным во всей выясняющейся ив этого материала организации является двойственность в управлении, засвидетельствованная наличием особых правителей у каждой из двух групп населения — у «эллинов" и „талантов". Отмечу, что в надписях есть и иные указания на две данные группы в составе населения Танаиса: в одной надписи, относящейся к 192 г. н. э. (1РЕ, П, Ne 428), читаем, что „эллины н танаиты" CEttw* ш1 Ткуавтоа) сообща восстановили поврежденную временем башню; в другой (IPE, II, № 433) сообщается, что Димитрий, сын Аполлония, танаит, на свой счет осуществил работу по восстановлению какого-то заброшенного городского сооружения, вероятно, башни.

Указанная особенность организации естественным образом привлекла внимание всех историков Танаиса; во всяком посвященном Танаису историческом очерке мы встретим указание на существование в Танаисе двух этнических групп, образовавших две общины с особыми магистратами. Не касаясь всех старых работ, я ограничусь упоминанием тех, с которыми нам более всего приходится иметь дело. Очень схематично излагает эту сторону Латышев в вводной части к надписям Боспорского царства (IPE, II, стр. LVI), в русском переводе переизданной в „Ifavrtxa":  „В торжище жили греки и варвары;

последние собственно и назывались талантам и: 'ISXXitvcc ха! TavatTrat ясно различаются в надписи № 428; быть может, то же самое значение имеет формула' 4 «ФХЦ xou oi (jmopot, встречающаяся во многих надписях: oi Ipropoi, пожег быть, греческие купцы, а выражение ч 1со1ц тожественно с выражением oi тгоЗЯтои ИЛИ ol ТхчЫтаи .Греки составляла отдельную общину, начальником которой был UXXwappn  Начальником танаитов был SpXWNI Tavae«c или Totvaer<3v (№ 427) ..."

Те же указания-на существование двух отдельных общин, эллинов и танаитов, и те же попытки провести параллель между этими двумя общинами, с одной стороны, и формулой rf| TCOXSI            sjwcopot?— с другой, мы встречаем в целом ряде исследований, так или иначе затрагивающих вопросы государственного устройства Танаиса. При этом одни ив исследователей проводят эту параллель так же, как Латышев, сопоставляя ТГОХЦ с Тхмайтхц Sfurtfei с flXwe^ другие склоняются к обратной точке зрения, т. е. t>Xr,?ec f них соответствует хоХч, TavotsTvai—Jpwropot.

Меня во всем этом интересует не столько соотношение между указанными двумя формулами, между которыми, и на мой взгляд, действительно нет надобности проводить строгую параллель,  сколько решение вопроса об эллинах в танаитах по существу. Поэтому я не буду углубляться в рассмотрение многочисленных высказываний авторов о соотношении между этими двумя формулами,8 а перейду к попытке выяснить сущность и происхождение данной особенности организации Танаиса.

Первое впечатление от этого сопоставления „эллинов" и „танаитов" — что здесь действительно противополагаются греки варварам, как об этом говорит Латышев и как повторяют за ним многие другие исследователи. Это подтверждается тем фактом, что танаитов мы знаем среди местных племен, населявших область реки Танаиса — о них встречается ряд упоминаний в у древних авторов,  и в эпиграфическом материале.* Получается впечатление о своеобразном дуализме, когда в городе живут две этнические группы, каждая со своим управлением, живут в течение ряда веков, причем эллины, как говорит' Леонтьев, „видно заботливо отличали себя от танаитов, как полуварваров".

Такое параллельное существование двух несливпшхся этнических групп уже а priori невероятно; а обращаясь к материалу, мы убеждаемся в том,, что оно расходится н с фактами. Мы уже говорили о том, что некрополь, дающий известное представление о населении Танаиса, совершенно не отражает наличия обособленных этнических групп. К тому же заключению мы драдам, если обратимся к именам обитателей Танаиса.  Имена чисто греческие и чисто римские, ичмр» местные и имена, представляющие сочетания греческих имен с местными, причем греческим является то имя, то отчество, наконец, в отдельных случаях даже персидские и еврейские имена3 вперемежку фигурируют во всех надписях Танаиса, создавая впечатление такого же смешения равнородных элементов, какое мы могли констатировать при рассмотрении некрополя Танаиса нли при ознакомлении с предметами, бывшими в употреблении у его населения: как там, так н здесь нет никакой возможности усмотреть во всем этом смешении равнородных элементов наличия каких-либо резко отделенных друг от друга этнических групп. Для нас особенно интересно, что это смешение обнаруживается также н среди самих эллинов и танаитов: мы встречаем двух эллинархов, т. е. несомненно членов группы „эллинов", имеющих отцов с негреческими именами,* а один ив танаитов носит чисто греческое имя Димитрия, сына Аполлония.  Следует, впрочем, отметить несомненное преобладание имен греческих в группе эллинов и местных в группе танаитов; особенно характерно, что все архонты танаитов имеют негреческие имена. Этим подтверждается предположение, что первоначально здесь шла речь именно о двух этнических группах. 

Итак, имена обитателей Танаиса не отражают вполне отчетливого деления на эллинов и танаитов. Не найдем мы такого отчетливого членения на эллинов в танаитов также и в немногих сохранившихся данных о жизни города. Мы уже отмечали, что эллинарх и архонты танаитов, а в одной надписи эллины и танаиты, сообща выступают в одних и тех же общественных предприятиях; прибавим, что и среди эпимелетов, заведовавших осуществлением той или иной работы, мы можем найти как тех, кто носит имя эллинов, так и называющихся талантами. Так, в числе эпимелетов встречаются лица, бывшие недавно нли ставшие позднее эллннархами,  т. е. несомненные эллины, встречаются также лица, носящие обозначение „танаит".  Наконец, то же смешение греческих и местных имен, я то же совместное участие лиц, обозначаемых как „эллины", с теми, кто называется „талантами", мы найдем и в списках членов союзов, сохранившихся в многочисленных tituli conlegiorum. Об этих союзах речь будет ниже.

Подведем итоги сделанным наблюдениях. Надписи Танаиса свидетельствуют о том, что в Танаисе II—Ш вв. я. э. деление на различные этнические группы не проводится четко ни в одной из известных нам областей жияни этого города; срастание греков с местными жителяли достигает такой степени, что, ва немногими исключениями (архонты танаитов), становится затруднительным определение этнического происхождения кого-либо из упоминаемых обитателей Танаиса. Также и засвидетельствованное надписями административное деление на эллинов и танаитов ни в коем случае не приводит к резко выраженному отграничению этих групп друг от друга. Представители обеих категорий сообща осуществляют городские постройки, причем и тех и других мы видим в числе эпимелетов; эллины и тан анты участвуют в одних н тех же религиозных объединениях. Если подчинение эллинов эллинарху, а танаитов архонтам танаитов и является реальным, а не только формально установленным, то, повторяю, к замкнутости каждой из этих общин, о которой говорят некоторые из исследователей, оно ни в коем случае не ведет.

Чтобы лучше разобраться в этой особенности организации Танаиса, обратимся к данным письменных источников.

Страбои (XI, 493) сообщает, что Танаис —создание (хтЦла) владеющих Боспором эллинов; в том же тексте он характеризует его как „общий эмпорий азиатских и европейских кочевников и плывущих с Боспора по озеру" (МэотиЙскому, т. е. Азовскому морю), в другом (VII, 310) указывает, что Танаис был „самым большим после Паитикапея варварским эмпорием". Для понимания того, как складывались дальнейшие судьбы Танаиса, особенно важен следующий текст, который я и приведу целиком (XI, 495): «Из всех азиатских мэотов одни подчинялись владельцам эмпория на Танаисе, другие — боспорцам; иногда отпадали то одни, то другие. Но часто боспорские правители владели также и территорией до Танаиса, в особенности последние, Фариак, Асандр я Полемон". Наконец, у того же Страбона мы находим известие о недавнем разрушении Танаиса царем Полемоиом за неповиновение (XI, 493).

Приведенные сведения представляют несомненный интерес. Нам прежде всего бросается в глаза, что Танаис, хотя и основанный боспорскими эллинами, не является в глазах Страбона греческим городом, а характеризуется как „общий эмпорий" греков и варваров. Далее, мы узнаем, что в этот период отношения Танаиса к боспорским царям не были еще установившимися в том виде, какой приобретают они во II и Ш вв. н. э. Территорией до Танаиса боспорские правители владели часто — но, значит, не всегда; подчинение устанавливается в I в. до н. э., при царях Фарнаке, Асаидре и Полемоне, причем со стороны населения Танаиса, очевидно, имеют место попытки оказать неповиновение новой власти; одна из таких попыток вызывает разрушение города Полемоиом.

На последнем вопросе — о разрушении Танаиса Полемоном — я останавливаться не буду: этот вопрос детально исследован С. А. Жебелевын.* Отмечу лишь одно, что этот эпизод завершает собой ту борьбу, которая развевалась в данный период между правительством Боспора, стремящимся окончательно подчинить своей власти важную для него область Танаиса, и не желавшим подчиниться Боспору Танаисом. Очевидно, именно эта борьба, окончившаяся подчинением Танаиса, и привела в конечном итоге к той форме, с которой мы встречаемся в надписях Пи Ш вв. н. э. и которая выражается в назначении боспорсквы царем пресбевта — высшего правителя Танаиса. Интересно, что и преемник Полемона, Аспург, также владел территорией Танаиса: среди подчиненных власти Аспурга племен, перечисленных в одной пантнкапейской надписи (1РЕ, II, № 36), названы и таканты — племя, обитавшее по реке Таиаису.

Кроне этой борьбы Танаиса с Боспором, в тех же известиях имеются отголоски и другой борьбы — борьбы Танаиса с окрестными племенами: подчиненные „владельцам эмпория на Танаисе" мэоты по временам, как мы видели, отпадали от него.

Все эти данные ясно свидетельствуют о тон, в какой неспокойной обстановке складывалась жизнь Танаиса. Здесь налицо, конечно, не восстания порабощенных племен: идет борьба за власть над данной областью, и претендентами на господство выступают, с одной стороны, представители господствующих слоев местного населения района Придонья, с другой — господствующий класс Танаиса, с третьей — правительство Боспора, желающее прочно захватить в свои руки основанную им колонию. Несомненно, что к этому мы должны еще прибавить наличие борьбы и внутри самого Танаиса, где господствовать хотели и выселившиеся с Боспора греки, я высшие слов местного населения.

Что правительство Боспора в своих притязаниях одержало полную победу, добившись подчинения Танаиса своей власти, это мы видели. Что же касается борьбы между верхушками двух групп, местной и греческой, то именно в результате ее и сложилось, очевидно, то деление иа эллинов и танаитов, которое мы встречаем в надписях римского времени. Это деление на две административно обособленные группы, начальники которых пользуются приблизительно равными правами и равным почетом (см. упоминание тех и других в датах надписей), явилось тем компромиссом, иа котором могли сговориться две группы. Из этих групп ни одна не хотела уступить господство другой, но вместе с тем они были связаны друг с другом общностью торговых интересов.

В тот момент, когда сложилась эта организация, она, очевидно, еще отражала членение, реально существующее. Но наличие общности интересов в дальнейшем естественно привело ае к углублению первоначально разделявшей эти две группы пропасти, а к постепенному ее уничтожению. А результат — тот, который мы уже видели: город живет единой, общей жизнью, и эллнны отличаются от танаитов более всего по названию. Учтем при этом еще одно обстоятельство, содействовавшее такому сближению первоначально антагонистических груше „эллины" Танаиса были выходцами ив Боспора, где они жили уже некоторое время в тесном общении с местными племенами и сами не могли никак сохранить чистоту эллинского происхождения и эллинских обычаев. Все это доказывает, с какими бесконечными оговорками должны мы подходить к „эллинам" Танаиса даже в начальные моменты жизни данного города, а тем более тогда, когда прошел целый ряд веков их жизни в данной области.

В заключение я коснусь все же вопроса о соотношении между сопоставлением эллинов с талантами и формулой »т?| тсоХег ш\ то*; Цигарке". Я уже высказывала свою солидарность с мнением К. М. Колобовой, что нет надобности проводить строгую параллель между этими двумя сопоставлениями. Но не могу согласиться с соображениями К. М. Колобовой о происхождении равдельного упоминания iroXtc и EfMcopoi. К. М. Колобова считает, что в основе этой формулы лежит территориальная обособленность города (ЯОХЦ), огороженного стенами, от места торга с приезжими купцами (Цигорюу), лежащего вне городских стен, у рекн: в этом она примыкает к Леманну-Гартлебену,  который, приводя ряд соображений, подтверждающих наличие в Танаисе выделенного за стены города эмпория, дает интересное и убедительное объяснение того типа поселения, который вред- ставлен Танансом.

Наличие в Танаисе такого выделенного за стены города места торга весьма вероятно, и особенно интересно, что оно находит подтверждение в находках монет как раз на том месте, где, очевидно, находилось это место торга. Но не думаю, чтобы этот факт был каким бы то ни было образом связан с указанной формулой. В самом деле, о чем говорится в содержащих ату формулу надписях? О городских постройках, постройках, находящихся внутри города — городских стенах, башнях, рыночной площади, источнике. Все эти сооружения нужны и полезны всем, кто живет в городе, но не имеют отношения к тому месту торга, тому эмпорию, о выделении которого ив стен города говорят Леманн-Гартлебен и К. М. Колобова.

Перехожу к вопросу, представляющему, пожалуй, больше всего трудностей из всех вопросов, возникающих при исследовании надписей Танаиса: я имею в виду вопрос о религиозных объединениях, получивших широкое распространение в Танаисе первых веков и. э.

Количество надписей, говорящих об этих объединениях, далеко превышает число надписей остальных групп. Надписи эти распадаются на две основные категории. Все, кроме одной, говорят о союзах, почитающих „бога высочайшего" (too;  одна сообщает об объединении, празднующем «день Танаиса". Мы рассмотрим сначала надписи первой группы.

По содержанию надписи союзов, почитающих „бога высочайшего", очень однородны. Каждая из них говорит о том, что данное объединение — эти объединения чаще всгго обозначаются словом „синод" (SUVOSKK)— в составе таких-то должностных лиц и таких-то членов (ДСААЙТАЦ реже <RIVOSSET«I) поставило памятник (reXajiSv) „богу высочайшему" или «богу высочайшему милостивому", написав на нем свои имена. Варианты крайне незначительны. Полная формула указывает, что синод в таком-то составе воздвиг богу памятник, надписав на нем свои имена; сокращенная содержит только упоминание -бога н список поставивших памятник. Более существенно различие в обозначении объединений. Все они определяются описательно;  но в этих описательных определениях иногда употребляется слово <HJVOSO; (собственно „сход"), .иногда (таких случаев всего четыре) поставившие памятник обозначаются названием e'untownrt d&Xfoi.  Бог, которому посвящен памятник, нигде не назван по имени, а везде упоминается, как „бог высочайший", или „бог высочайший милостивый".

Постоянное упоминание в этих надписях должностных лиц союза, называемых всегда, за единичными исключениями, в одной и той же последовательности, дает нам возможность установить иерархию должностей. На первом месте стоит жрец, is?**, за которым следуют еттроубс, <рЖх*гадо;, ic«p«<ptXa- уаАое, Ava«(4pxiK» v&xvw;capx K> TPяцрхтеи;, xarnp <rvvo<W He все должности перечислены непременно в каждом списке: тсатгр cuvo^ou встречается менее чем в половине сохранившихся полностью списков, -урарратеис (секретарь) чаще отсутствует, чем присутствует. Далее, в надписях объединений, обозначаемых словами e«rwisK)TOi a<ie><poi, вообще нет перечисления должностных лиц^ а указываются только 7гр«г(1итеро{— „старший" — и tfmsonrrot a&eXipov—„братья".

Упомянутой последовательности, в которой перечисляются должности в списках союзов, соответствует, повидимому, также и порядок занятия должностей тем или иным лицом. На основании многочисленных примеров мы убеждаемся в том, что эта последовательность выдерживалась с большим постоянством. Нет ни одного случая, чтобы лицо, занимавшее в союзе какую-либо должность, позднее оказалось бы в должности более низкой; более того, нет ни одного случая, чтобы лицо, занимавшее в союзе какую бы то ни было должность, появилось бы затем в качестве простого члена — Фигостк. Напротив,, примеры, когда простой &имхшттк через известное время оказывается yu^aatapjnK, <рЛАуос»о« или wapcc^iXafado; или когда, например, -гсара^йауаЗо; через несколько' лет фигурирует в должности fepsw^ достаточно многочисленны. 

функциях и значении каждой из упомянутых должностей я говорить- не буду — мне пришлось бы повторять то, что сказано другими исследователями, особенно Поландом, сопоставившим в своем труде громадный материал обо всех союзах Греции и греческих колоний.  Ограничусь немногими замечаниями. Большинство перечисленных должностей не является характерными только для Танаиса или хотя бы для Боспора, а встречает ряд аналогий, также и в других областях, родство которых Боспору выражено в целом, ряде сторон их жизни. Эти области — Фракня, колонии северо-западного побережья Черного моря, в меньшей степени некоторые районы Малой Азии. Единственной должностью, не повторяющейся, повидимому, в других областях,, является должность неанискарха. Поланд  правильно считает, что неанискарх — тот же гимнасиарх, но обучающий младших членов союза, и сопоставляет эту должность с встречающейся иногда должностью второго гимнасиарха. Постоянство в упоминании гимнасиарха и неаиискарха заслуживает внимания. Очевидно, союзы не ограничивались выполнением чисто культовых функций, а играли определенную роль и в деле воспитания граждан Танаиса. К этому вопросу мы еще вернемся.

Особое положение занимают четыри надписи, где посвятившие памятник обозначены как «Ьпгоигго! aStX^ol «{ioftevot 3eov йфкт-rov irep't *ps<r|3vTtpov и где отсутствуют остальные должностные лица. Что такое £«ягосттто1 a&Xfoi? Латышев, высказывает предположение, что под ними подразумевались члены, вошедшие в состав союза в самое последнее время; временно они находились под началом одного из старших членов союза, жрс^итеро?. Гипотеза Латышева, принятая н другими исследователями,  производит на первый взгляд впечатление весьма правдоподобной; однако при внимательном ознакомлении с содержанием надписей мы убеждаемся в безусловной ее неправильности. В ряде случаев, мы видим,что определенное лицо сначала упоминается под названием ддеытк, а позднее оказывается среди etaroiqroi d$eX<f>o£. Так, в надписи 225 г. (IPE, II, № 447) мы встречаем среди dtaa&rat Далосака, сына Симфора, Эвтиха, сына Антимаха, Аристона, сына Менестрата; а тремя годами позднее, в 228 г. (IPE, П, Кв 452) те же лица носят название eiaiconrroi а&Лфо£. Также Созомен, сьш Стирана, упомянут как дисодетк в надписи 228 г., месяца Лоя (IPE, Ц, >6 451), а месяцем позже, в месяце Горпнэе того же года (IPE, II, № 452) он ((«псопггос &&с>фо(. Вместе с тем, ни разу не встречается случая, чтобы то или иное- лицо было сначала ei<m>«iTo« a&tyo;, затем Ъмшгк.

Более убедительное толкование обозначения ьетгоогл! a&XfOt было предложено С. А. Жебелевьш.  Понятие «Ьлгопгто? dtfcXfoc он противопоставляет понятию упред, встречающемуся в одной из пантнкапейских надписей. В результате детального анализа обоих терминов и их применения в греческом праве

С. А. Жебелев толкует термин circotrrroc как „приемный", термин yvYjcios как „законный", рожденный законно. Сопоставляя танаидские надписи с надписыо, содержащей устав иовакхов, С. А. Жебелев предполагает, что «taicontrot ackXfet — члены союза, отцы которых не входили в состав этого союза,  —сыновья членов союза. Судя по надписи иовакхов, две упомянутые категории членов (aico лвстро? и р) cwco театр о?) были в составе союза не в одинаковом положении, чем может объясняться и составление в некоторых случаях особых списков ttaTSOtKjTOl a§e><po'i.

Как я уже упоминала, о синодах Танаиса создалась довольно обширная литература.  При этом типичное для танаидских надписей отсутствие точных данных о характере союзов, о круге их деятельности, также о почитаемом в них божестве естественным образом вызвало большое разнообразие в высказываниях исследователей по всем этим вопросам.

Первый и самый основной вопрос — что представляли собой союзы Танаиса, были ли они только культовыми объединениями или чем-то иным? До недавнего времени безусловно преобладающим был взгляд на них, как на объединения в основе религиозные, но с функциями более широкими и значением более общим, чем то, которое имели культовые союзы в тесном смысле слова. Так, все исследователи обращали внимание на должности гнмнасиарха и неани- скарха, бесспорно говорящие о включении в круг деятельности танаидских синодов также и заботы о физическом воспитании и физической тренировке их членов; этим последним функциям исследователи придавали то большее, то меньшее значение. Но был высказан и другой взгляд. К. М. Колобова в своей работе о судовладении в древней Греции отстаивает мнение, что союзы Танаиса, как и вообще союзы Боспора, представляют в основе торговые объединения, объединения навклеров и эмпоров. Мнение о том, что основание союзов произошло в среде разбогатевших греческих эмпоров Танаиса, было высказано еще много раньше Цибартом.3 К. М. Колобова идет дальше: для нее союзы Танаиса не только состояли преимущественно из эмпоров и навклеров, но и цели преследовали, главным образом, торговые. Обращая внимание на наличие общих черт в союзах Пантикапея н Танаиса, Колобова считает, что те я другие возникли на почве общности торговых интересов двух городов: „они создались как общественной потребностью в регулярности торговых сношений между Танаисом и Пантикапеен, так н в целях более планомерной эксплоатации танаидского сырьевого рынка, что имело несомненную выгоду как для купцов Танаиса, так и для купцов Пантикапея. Возможно даже, что один из этих союзов был филиалом другого.

Возможно и то, что в Пантикапее главным образом и происходили захоронения "членов» желавших покоиться ближе к греческой земле и, уж во всяком случае, в гораздо более греческом городе".1

Приводимые К. М. Колобовой при изложении этой концепции соображения о торговом характере Танаиса, при котором естественно ожидать возникновения купеческих объединений, конечно, вполне правильны. Но из того соображения, что существование купеческих объединений вполне вязалось бы с общим характером города, еще не следует, что те союзы, с которыми мы встречаемся в Танаисе, непременно являются такими торговыми объединениями; для такого утверждения нужно что-то, что доказывало бы это. Между тем доказательства, приводимые К. М. Колобовой, несомненно недостаточны. Ход ее рассуждений таков: среди пантикапейских погребений есть два, где на стенах склепа изображены корабли; эти изображения, вполне реалистически воспроизводящие торговые корабли, свидетельствуют о захоронении здесь богатых судовладельцев — торговцев (навклеров-эмпоров); а так как, по весьма вероятному предположению Ростовцева, в этих склепах были похоронены члены религиозного синода или фиаса, то это определяет и вообще состав членов пантнкапейского синода, как принадлежащих к слою торговой и судовладельческой знати. Подтверждением торгового характера пантнкапейского синода (Колобова считает, что в Пантикапее был всего один только синод) является его близость к синоду танаидскому (в Танаисе опять-таки предполагается один синод), последний же, уже в силу торгового характера Танаиса, должен был быть союзом торговым.

Мы уже видели, что надписи Танаиса не содержат никаких данных, которые : могли бы дать конкретное представление о деятельности и задачах синода. В частности нет и таких прямых и конкретных данных, которые могли бы подтвердить или опровергнуть представление о них К. М. Колобовой — кроме того, пожалуй, что предполагаемый торговый характер союзов никак не отражен в их названиях. Но обратимся к тому, что дают надписи по вопросу о составе союзов.

Просматривая списки должностных лиц и членов танаидских объединений, мы встречаем в них прежде всего большое количество уже известных нам лиц — легата царя Рнскупорида Зенона, сына Фанны (IPE, U, Nfl 446), легата царя Ининфимея Хофразма, сына Форгабака (IPE, II, NeNa 445, 446,447), эллииархов Басилеида, сына Теоника (IPE, II, № 445), и Психариона, сына Фидана (IPE, Л, Ж№ 448 и 450), архонта танаитов Ниблобора, сына Досимоксарта (IPE, II, № 451), диадоха Гераклеида, сына Атты (IPE, И, 445 и 450), двух архитекторов— Аврелия Антонина (IPE, Д, Ка 451) и Навака, сына Мевака (IPE, П, № 448), наконец, ряд эпимелетов. Иначе говоря, в этих объединениях участвуют представители всех крупных правительственных должностей, а также и лица, близкие к правительственным кругам и привлекаемые иногда к участию в общих предприятиях в качестве „эпимелетов", выполняющих ответственные специальные поручения, или в качестве архитекторов. Интересно, что эти лица, занимавшие высокое общественное положение в Танаисе, часто и в синодах: оказываются в высших должностях — жреца, синагога, «отца синода" и т. д.

Подведем итоги. Никаких конкретных указаний на профессиональный торговый характер танаидских синодов мы не имеем; состав их слагается.

из представителе б верхушки Танаиса, с главной ролью правящей- группы; участие в них лиц, никак не связанных с торговлей (например архитекторов), говорит против какой бы то ни было профессиональной замкнутости этих объединений. Имеющиеся аналогичные союзы, известные как объединения людей, связанных с торговлей, не подтверждают, а скорее опровергают концепцию К. М. Колобовой. Так, единственный известный в области Боспора союз навклеров и эмпоров, во-первых, так и называется „фи асом навклеров", во-вторых, посвящает свою надпись не „богу высочайшему", а обычному божеству моряков Посейдону.1 Итак, находящийся в нашем распоряжении материал не подтверждает гипотезы о профессиональном торговом характере танаидских объединений и заставляет нас видеть в них объединения все же культовые, ио получившие большое общественное значение в силу сплоченности в них представителей господствующего класса.

Несколько слов об этой сплоченности. Мы видели, в какой обстановке борьбы р а ввивалась жизнь Танаиса. Если в дальнейшем сознание общности интересов привело к объединению в одни правящий класс две прежде враждовавшие и боровшиеся за власть в Танаисе группы — группу колонистов а группу представителей верхушки местного общества! — то это еще не свидетельствует о наступлении полного успокоения. С развитием значения Танаиса как центра земледельческой области в сферу его внимания вовлекаются •обширные районы Придонья. Население этих районов, по свидетельству авторов, никогда не отличалось мирными наклонностями и едва ли всегда покорно «носило (что иногда не сносило, мы внаем, см. стр. 100) тенденции Танаиса наложить руку на производимые им продукты. Вместо антагонизма двух верхушек, греческой н местной, вырастает другой антагонизм, антагонивм между местным населением, производящим нужный Танаису экспортный продукт, и сконцентрированным в Танаисе господствующим слоен. И достаточно взглянуть на план Танаиса, достаточно вспомнить о производившихся в первые века н. з. работах по восстановлению и укреплению как раз более всего оборонительных сооружений (стены, сторожевые башни), чтобы почувствовать неспокойную обстановку, в которой жил этот город.

Тем, что нами сказано о характере и составе танаидских синодов, далеко не исчерпаны вопросы, связанные с этими объединениями. Остается целый ряд моментов, которые придется затронуть хотя бы вкратце.

Первый и основной из этих вопросов—вопрос о почитаемом в танаидских сою* зах божестве, которое, как мы видели, нигде не названо по имени. Вопроса о Эсо< Сфито? касались так или иначе все исследователи, занимавшиеся надписями Танаиса. Отсутствие в надписях имени этого бога заставляло исследователей обращаться к аналогиям в других областях; приходилось исследовать самые эпитеты ифыттос и Ьодоос и анализировать формулы и содержание всех надписей, содержащих упоминание данного бога. В результате и здесь мы имеем обширную литературу, где участвуют виднейшие специалисты по истории религии.

Я коснусь данного вопроса лишь вкратце. Я не могу подвергать пересмотру этот сложнейший вопрос, не могу прежде всего потому, что это потребовало бы ознакомления со всем параллельным материалом ив религий иудейской, христианской, армянской я других, что недоступно мне прежде всего в снлу необходимости для этого овладения рядом неизвестных мне языков. Ограничусь лишь краткой характеристикой положения вопроса и скажу о своем впечатлении, вынесенном ив ознакомления с материалом.

В культе 3*6; Сф ICTUS все исследователи, с теми или иными оттенками, видят один из культов, создавшихся в результате свойственного религии данного времени синкретизма. В этом боге видят в основе представление то о греческом Зевсе,  то о Сабазни,1 указывая на наслоение на эти первоначальные представления черт, объясняющихся влиянием иудейской  и христианской  религий. В выяснении этих влияний особенно много сделано Шюрером, давшим на основе привлечения громадного параллельного материала новое объяснение танаидских объединений. Танаидскне синоды, по мнению Шюрера, — продукт иудейской пропаганды в отдаленной области античного мира, где античные элементы все же слишком сильны, чтобы дать возможность привиться чисто иудейским представлениям: религия членов этих объединений — не язычество и не иудейство, а нейтрализация их обоих.

Дело представляется очень сложным. Что в некоторых случаях под Эсс; ифсвто^ подразумевается СабазиЙ, несомненно: известная надпись ив Пнрота в Болгарии, представляющая посвящение «rnxotji           содержит, после списка членов*

обозначение союза Ф£а<тос Xe{icc£iavo4,6 Эта надпись заставила М. И. Ростовцева видеть в пангикапейских склепах, на стенах которых встречаются изображения бога» напоминающего Сабазия, погребения членов синодов, почитающих „бога высочайшего".  Даже если и принять это предположение, оно не решает еще вопроса о том, всегда ли культ „бога высочайшего" имел в основе данное представление. В частности для Танаиса наличие на некоторых плитах с надписями синодов атрибута Зевса—орла указывает как будто на какие-то, может быть слабые, реминисценции о главном боге греческого пантеона. Но важно не это. Для религий, развивающихся в удаленных от центральных районов античного мира областях, особенно характерно, что появление нового имени бога, имени* прешедшего извне, часто не указывает на действительное принятие нового, культа, а свидетельствует лишь о новой имени, под которым почитают местного бога. Так было, вероятно, с культом Сабазия во Фракии; так могло быть и на Боспоре. И заключать по имени, а тем более по эпитету о действительном тожестве развивающихся в разных местах культов совершенно невозможно.

К сожалению, у нас крайне мало данных для конкретного представления как о той форме, которую культ „бога высочайшего" приобрел в Танаисе, так и вообще о религии населения Танаиса. Попробуем все же собрать все имеющиеся у нас случайные и обрывочные сведения по атому вопросу.

Мы, во-первых, должны констатировать, что известий о почитании в Танаисе богов греческого пантеона сохранилось очень мало. Только три надписи (IPE, II, №№ 423, 424, 425) содержат имена греческих богов; надпись 153 г. н. э. представляет посвящение богине Артемиде Парфенокла, сына Эрота, успешно выполнившего данный им обет;   надпись царствования Тиберия Юлия Евпатора говорит о посвящении богу Аполлону легата Антимаха, сына Харитона; надпись. 193 г. и. э. представляет посвящение легата Зенона, сына Зенона и внука Дады, богам Зевсу, Аресу и Афродите. Этим исчерпываются все имеющиеся у нас данные о культе греческих богов в Танаисе. Ничего к этому не прибавляют также и вещественные находки. Не найдено ни одного памятника, который мы могли бы с уверенностью связать с каким-либо из греческих богов; не найдено даже широко распространенных в античных центрах терракотовых статуэток, изображающих тех же богов. Характерно притом, что из трех известных нам лиц, поставивших надписи с посвящениями греческим богам, двое занимают должность легатов, легаты же, как мы видели, по большей части присылались в Таваис из центральных областей Боспора;  таким образом, даже и приведенные немногочисленные надписи не могут характеризовать распространенных в Танаисе культов, так как в некоторых случаях поставлены лицами, лишь недавно явившимися в Танаис.

Этим немногочисленным известиям о греческих культах — культах, которые к тому же едва ли и сами сохранились в чистом виде, — мы должны противопоставить материал совсем иного рода. Наличие на могилах Танаидского

Некрополя в качестве надгробных памятников воткнутых в землю предметов вооружения или грубых антропоморфных изваяний свидетельствует о том, что Для массы населения должны были быть характерны представления весьма примитивные, гораздо более примитивные, чем н античные и иудейские верования, наслоившиеся на эти первоначальные представления. Все это не могло не отразиться и на культе dec; йфшто?, привившемся и развившемся здесь: вероятно этот культ был в Танаисе больше, чем в других местах, насыщен чертами самой примитивной религии. Далее, мог ли быть здесь этот культ продуктом еврейской пропаганды? Вообще говоря, невозможного здесь нет: среди встречающихся в надписях Танаиса имен некоторые являлись, повидимому, иудейскими.  Но трудно предположить, чтобы это влияние было действительно значительным; никаких данных, говорящих о значительном проценте иудеев среди населения Танаиса, у нас нет. При таких условиях могли быть скорее усвоены внешние формы религии чужой, но во многом аналогичной тоЯ, которая существовала здесь ранее, чем была действительно перенята новая религия.

Насколько широки были круги населения Танаиса, охваченные культом „бога высочайшего", мы не внаем. В имевшем здесь место пестром смешении представлений, свойственных местным верованиям, религиям античной и иудейской, а частью и другим восточным (ср. египетские амулеты, часто находимые в погребениях Танаидского некрополя), нелегко разобраться. Ведь общество Танаиса, несомненно, не было единым в смысле социальном, и различные труппы имели, конечно, и различную идеологию. При настоящем состоянии наших знаний о Танаисе мы видим, что культ „высочайшего бога" был религией высших слоев, поскольку созданные для почитания этого бога союзы состояли из представителей вкати Танаиса. Весьма возможно, что это было именно так, т. е. что монотеистическая религия, религия „высочайшего бога" была религией верхушки общества Танаиса, а у массы населения преобладали верования гораздо более примитивные. Но это преходится пока ставить лишь как вопрос, достаточных доказательств в пользу сказанного мы еще не имеем.

В заключение нашего затянувшегося ознакомления с союзами, почитающими „бога высочайшего", мы должны коснуться вопроса о количестве таких союзов в Танаисе. Здесь мы опять встречаемся с рядом затруднений. Мы неоднократно указывали на то, какой однородный характер имеет большинство tituti conle- g-iorum Танаиса: везде фигурирует одно и то же божество, нигде союз не имеет точного обозначения, везде встречаются представители верхних слоев Танаиса, выдвигающиеся или в силу имущественной обеспеченности, или по принадлежности к правящей группе. Естественно возникает вопрос, был ли в Танаисе один такой союз или ряд вполне аналогичных объединений? И если не один, можем ли мы сгруппировать надписи, принадлежащие определенным объединениям и таким образом выяснить количество известных нам союзов?

При попытке решить эти вопросы, исследователь встречается с рядом затруднений. Некоторые надписи можно было бы объединить с другими по наличию в них повторяющихся имен, притом не только имен членов, а иногда ~и имен должностных лиц (IPE, П, №№ 454 н 455; 446 и 447; 448 и 450 и др.); естественно возникает предположение о принадлежности их одному объединению. В то же время некоторые ив надписей, датированных одним годом и одним месяцем (IPE, II, №№ 447 и 448), содержат совершенно различный состав и членов, и должностных лиц и в силу этого никак не могут принадлежать одному союзу. Предпосылки для распределения надписей по союзам как будто, таким образом, имеются. Но вопрос оказывается более сложным. Даже в тех немногочисленных надписях, которые имели такие совпадения и, казалось бы, могли быть отнесены к одному объединению, совпадающих имен встречалось обычно много меньше, чем имен, принадлежащих только одному из списков. К сожалению, о двух надписях, принадлежность которых одному союзу наиболее вероятна (№№ 454 и 455), нельзя вынести полного впечатления: ив них одна (№ 455) сохранилась только в небольшой части, и полного списка членов мы не знаем. Но, например, в надписях №№ 446 и 447, имеющих одно и то же имя жреца, повторяются, кроме жреца, только два имени (из них один Зютыттк и здесь и там, другой, упомянутый как Эмсвюпк в более ранней надписи № 446, в надписи № 447 занимает должность <piXiyoUk>«). Надписи отделены друг от друга промежутком времени в пять лет: почти полная перемена состава союза не может не вызывать недоумений. Еще меньше совпадений оказывается между другими списками. В любом или почти любом списке встречаются имена, повторяющиеся в других списках; но повторения эти не настолько многочисленны, чтобы давать повод для заключения о принадлежности каких-либо хотя бы двух списков одному союву. Не помогают и формулы. Если мы будем исходить из двух имеющихся у нас обозначений танаидских синодов (>} GUVOSO; -fi IR«pi ispea xat... Н Cvvo&os ^ itspt deov U"J*<TTOV xai Uf EA xai...) и предположим, что две эти формулы свидетельствуют о двух союзах, мы при рассмотрении материала должны будем отказаться и от этого предположения. Как раз среди надписей, начинающихся одинаковой формулой, есть такие, которые наиболее различаются между собой по составу членов. Наиболее яркий пример представляют уже упоминавшиеся нами надписи №№ 447 и 448, датированные одним годом и одним месяцем и имеющие совершенно одинаковое обозначение объединения, но совершенно различный состав и должностных лиц, и фиа сотов. Приходится, таким образом, или признать наличие какой-то громадной текучести состава союзов, нли считать, что, за немногими исключениями, каждая надпись принадлежит особому союзу. К последнему выводу приходит Цибарт, считающий, на основа-ни приведенных соображений, что союзы в Танаисе имелись „в большом множестве" („in grosser Menge").  Еще дальше идет Поланд; он вообще ставит под сомнение возможность рассматривать синоды Танаиса как настоящие, постоянно действующие союзы и склоняется к мнению, что они представляли скорее временные объединения для празднования определенных религиозных празднеств, „Festvereine".1 Следует, впрочем, отметить, что свое предположение Поланд высказывает очень осторожно» не в виде утверждения, а лишь как возможность.

Из рассмотрения материала следует с несомненностью, что об одном союзе в Танаисе речи быть не может: имелся безусловно ряд объединений. Но дальше вопрос о танаидских синодах остается открытым. Наличный материал не дает ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть высказанное Поландо» предположение; а сами по себе соображения Поланда недостаточны. То обстоятельство, что в надписях говорится только о посвящении членами „синода" надписи богу высочайшему, не дает нам еще права предполагать, что в этом состояла вся деятельность танаидских объединений:2 именно основная, повседневная их работа могла не признаваться достойной фиксации на мраморной плите. Серьезнее соображения об изменчивости состава синодов, действительно- наводя уей на мысль о возникновении объединений каждый раз наново, на короткое время. Но соображения, так сказать, косвенные, говорят против Поланда. Из этих соображений главное—несомненная аналогичность танаидским синодам объединений других городов Боспора, особенно Пантикапея; последние же объединения никак не могут рассматриваться как временные объединения, основанные для проведения религиозных празднеств.

Все до сих пор найденные надписи пантикапейских объединений представляют надгробия, поставленные синодом своему сочлену; как и танандские, эти объединения обозначаются словом cuvoJto;, а члены его диктата» или cuvo&lrai. Обычная формула3 этих надписей: синод в составе таких-то должностных лиц и остальных членов (последние обычно не перечисляются поименно) поставил такому-то стелу (или: такого-то) памяти ради (P-VY^MK x<*P,v)- Название, которое имеют „синоды", аналогично первому танаидскочу варианту: т> uwo&o4 у wspt Upia хтХ, иногда жрец заменяется другие должностным лицом, как отец синода или синагог. Перечисление должностных лиц опять-таки свидетельствует о большой близости танаидским объединениям: и здесь нам встречаются "Ispeu?, тсат7)р cuvoSo'j, cvvayuyo;, <рЛау«§ое,        арХ1*» vzav«mapхж,

кроме них, не встречающаяся в Танаисе должность теросур.атЙе.

Обычай ставить памятник на могиле учершего сочлена вполне естествен для всякого союза; но его трудно предположить для основываемых только в связи с организацией религиозного празднества временных объединений. А если так, если тем самым отпадает возможность такого понимания пантикапейских объединений, она маловероятна и для танаидских синодов. Получилось бы, что постоянные союзы и объединения, учрежденные ad hoc, имеют почти совершенно одинаковые обозначения, почти совершенно одинаковые- должности; кстати сказать, должности танаидских синодов и вообще характерны для союзов, а не для временных объединение.1 Мне представляется, что при таких условиях все же приходится рассматривать танаидские синоды как- действительные союзы, созданные не только для празднования определенных религиозных торжеств, но имеющие также и более широкий круг постоянной деятельности; очевидно их был целый ряд, очевидна также их несомненная связь между собою, допускающая вполне легкий переход участвующих из одного союза в другой.

Занимавшиеся танаидскими синодами исследователи естественным образом стремились определить ту историческую роль, которую сыграли эти объединения. В них хотят видеть оплот эллинства в его борьбе с варварством,8 их, как н все вообще религиозные союзы, возникающие в удаленных от центров античного мира областях, считают проводниками греческой религии и греческой культуры в диких варварских странах.8 Та же мысль лежит н в основе предположения, что члены танаидских союзов стремились быть похороненными в Паитикапее, „ближе к греческой земле н уже во всяком случае в гораздо более греческом городе".4 Танаидские синоды оказываются, таким образом, в глазах исследователей твердо хранящими традиции эллинской культуры, они охраняют ее от вторжения варварства, члены их даже предпочитают после смерти покоиться в чужом, но более эллинском городе.

Все эти утверждения нуждаются в больших поправках. Объединения, имевшие своим официальным языком язык греческий, исповедовавшие мокотеистиче с кую религию, заботившиеся о деле* воспитания (хотя бы и только физического воспитания) молодежи, несомненно играли немаловажную культурную роль в стране, заселенной племенами в значительной еще степени „варварскими". Но греческой эта культура может быть названа лишь весьма условно. Мы видели, что божество, которому поклонялись члены религиозных объединений Танаиса, характерно не /ля центральных областей античного мира, а для его окраин: области по Черному морю, Фракия, Малая Азия, а не Греция и не Рим, были главными районами, где почитался йео? уфюто?. Таким образом, соображение о роли союзов в деле распространения греческой религии следует высказывать с определенными оговорками. Мы видели ,:алее, что списки членов союзов содержат больше имен негреческих, чем греческих, и что замечаемые в них смешанные имена свидетельствуют также и о смешении этнических групп: союзы, по крайней мере в это время, не носили характера замкнутых греческих объединений, а, напротив, включали связанных общностью социальных и экономических интересов представителей различных этнических групп. Если мы вспомним также и все то, что дает нам археологический материал, рисующий Танаис не как город, где представлены разлн шые этнические группы, живущие обособленной друг от друга жизнью, а как город, где эти группы слились, смешались и образовали одно целое, нам станет ясно, как далеки от действительности представления о каких-то определенных явлениях противопоставления в Танаисе данного времени эллинства варварству. Отношение к Танаису как к чужому, варварскому городу могло бы быть только у одной группы населения Танаиса — у приезжавших туда на время с определенными торговыми целями купцов; но синоды Танаиса никак не могут рассматриваться как объединения представителей этой группы—в них входит именно постоянно живущее в Танаисе население. Поэтому мало убедительным является предположение Миннза о вероятной помощи союзов делу борьбы эллинства с варварством, предположение, которое и сам Миннэ сопровождает сразу же оговоркой; поэтому столь же маловероятным является и предположение К. М. Колобовой о том, что танаидские ЭютЗ-им предпочитали покоиться после своей смерти на более греческой земле Пантикапея: Танаис несомненно должен был уже стать родиной для тех, чьи предки выселились сюда с Боспора или из Греции за ряд столетий.

Повторю еще раз те наблюдения, которые мы смогли сделать при рассмотрении вопроса о танаидских „синодах". Танаидские синоды в большей их части следует рассматривать как культовые объединения, созданные для почитания „бога высочайшего". Культ этого бога, распространенный также и в других местностях, главным образом на окраинах античного мира, создался на почве религиозного синкретизма — в этом божестве усматриваются черты Зевса, Сабазия, бога иудеев и христиан, причем локальные равличия, существовавшие между различными образами божества, обозначаемого этим именем, должны были быть несомненно очень значительными. В Танаисе этот культ представлял религию верхушки общества; верования низших слоев отличались гораздо большей примитивностью. Вероятно и самый культ бога высочайшего Танаиса отличался чертами более примитивными, чем в других местностях; в связи со слабым распространением с Танаисе чисто греческих культов, черты греческих божеств выражены в этом боге как еле заметные реминисценции. Являясь в основе культовыми объединениями, танаидские синоды имели несомненно большое значение в социальной жизни, способствуя еще большей сплоченности верхушки общества Танаиса: сплоченность эта была необходима в обстановке вечной угровы со стороны воинственных племен Придонья^ противостоящих стремлению Танаиса прочно наложить руку на хозяйство данной области.

В заключение считаю нужным коснуться е'уе одной надписи, до сих пор, несмотря на давнюю ее находку, оставшейся неизданной и потому неизвестной даже в кругу специалистов. В 1913 г. на территории Недвиговского городища была случайно найдена казаками и продана в Новочеркасский музей мраморная стела с рельефом в верхней части и греческой надписью. К сожалению, и сейчас я не имею возможности точпо описать этот памятник;  тем не менее, считаю необходимым, ввиду исключительного интереса данной стелы, дать здесь хоть предварительное ее описание, с воспроизведением текста надписи ( 44).

Плита, разбитая на две части, имеет в высоту около 0.74 м, в ширину до 0.23 м. Верхняя часть занята рельефом: изображен всадник на коне перед алтарем с пылающим огнем; ва алтарем—дерево. У всадника длинные волосы и борода, на плечах, поверх одежды, плащ, в руке ритон. Рассмотреть детали костюма и вооружения мешает сильная поврежденность поверхности.

Надпись датирована 401 г. боспорской зры, т. е. 104 г. н. э. Таким образом, оаа представляет самый ранний из сохранившихся эпиграфических памятников Танаиса: до сих пор самой ранней из содержащих указание года надписей

Тананса была надпись, изданная в т. IV IPE под № 449 и принадлежащая 123 г. н. э. По содержанию новая надпись представляет памятник для Танаиса совершенно уникальный. В ней говорится, как мы видели, о праздновании „дня Тананса"; С. А. Же белев в беседе со мною об этой надписи высказал предположение, что здесь подразумевается празднование дня, посвященного божеству Танаиса, считавшемуся сыном Океана и Тефис. Это — одно из тех речных божеств, которые имели большое распространение в античном мире вообще и в частности в области Причерноморья.  Предположение С. А. Жебелева следует признать вполне вероятным. В таком случае к известным нам в Северном Причерноморье божествам такого рода, как ольвийский Борисфен, как божество Херсонеса Херсонас, как божество Тиры и др., присоединяется еще божество Танаиса. В Танаисе это божество имело свой посвященный ему день, праздновавшийся с участием обычных в союзах Тананса жреца, синагога, „филагата" и „ парафилагата", также рядовых участников-фиасотов.

Имеем ли мы здесь дело с постоянным фиасом, посвященным божеству Танаиса, или в данном случае мы встречаемся, с одним из объединений специально сконструированных для организации празднества, „Festvereine",  мы не знаем. Более вероятно, что это был И UOH НО ц Festverein".

Интересен рельеф в верхней части плиты. Изображено, несомненно, какое-то лицо, облеченное властью, что подчеркивается атрибутом — ритоном. Ритон в руке, также длинные волосы и длинная борода — те местные черты, которые внес художник в хорошо известные аналогичные изображения: всадник у стоящего перед священным деревом алтаря с пылающим огнем — один из мотивов, повторяющихся на многих изображениях, например, на надгробных рельефах.  Памятник заслуживает, повторяю, безусловного внимания и специального издания.

Этим памятником, знакомящим нас еще с одной интересной чертой религиозных представлений Танаиса, мы закончим обзор эпиграфического материала. Ряд неизданных обломков, имеющихся в музее Ростова на Дону,  представляют незначительные фрагменты, не позволяющие установить содержание надписей. По характеру письма они все принадлежат U—Ш вв. и. э.

Остается коснуться еще некоторых моментов, выясняющихся при ознакомлении с эпиграфическими памятниками Танаиса. Первый вопрос — о языке надписей Танаиса.

Все надписи написаны на греческом языке. Но как далек этот язык от классической речи, знает каждый, просмотревший хотя бы некоторые из танаидских надписей. Неправильность в употреблении падежей, смешение активной и пассивной конструкции, несогласованность в роде н числе встречаются здесь так часто, что в некоторых случаях невозможно даже с уверенностью установить содержание надписи и дать ее точный перевод. В то же время орфография свидетельствует о произношении, значительно отличающемся от правильного греческого. С большим постоянством повторяются одни и те же ошибки, одни и те же уклонения от правильного греческого языка. Ясно, что одной только безграмотностью резчика это не может быть объяснено — явления эти должны вызываться более общими причинами.

Леонтьев видит здесь свидетельство „порчи, которой подверглась в Танаисе греческая национальность",  и с той же точки зрения подходит к данному явлению и Латышев в комментариях к отдельным надписям. В недавнее время К. М. Колобова выдвинула гипотезу о том, что искажения греческого явыка « танаидских надписях объясняются влиянием на этот язык явыка сарматского, родного языка местного населения области Танаиса: среди встречающихся в танаидских надписях ошибок некоторые повторяются с таким постоянством, что сама собой напрашивается мысль об отражении в этих „ошибках" особенностей другой речи, другого языка, несходного с греческим. Основное значение среди этих повторяющихся уклонений от правильной греческой речи Колобова придает смешению пассивной и активной конструкции.

Напечатанная К. М. Колобовой в 1933 г. статья  представляет только предварительную публикацию, больше ставящую, чем решающую данный вопрос. Дальнейшей разработки этой темы мы пока не имеем. Гипотеза К. М. Колобовой представляется мне сама по себе весьма интересной и к тому же согласующейся с тем обликом Танаиса, который вырисовывается перед нами на основании всего рассмотренного материала. Тем более жаль, что в нашем распоряжении все еще нет обещанного Колобовой более обширного исследования. Углубленная разработка данного вопроса могла бы, может быть, подвести прочную базу под построение Колобовой, в настоящем своем виде вызывающее возражения именно вследствие недостаточности приводимого материала.3

В заключение нашего обзора танаидских надписей я хочу, опять-таки вкратце, остановиться еще на одном вопросе. Этот вопрос — отражающееся в надписях значение в Танаисе родственных связей.

Аналогичные наблюдения мы можем также сделать, просматривая списки членов танаидских синодов. Почти в каждом списке мы встречаем повторение одинаковых отчеств; характерно, что часто имена с одинаковыми отчествами следуют одно за другим. Если даже и предположить, что некоторые из этих одинаковых отчеств — дело случая, то все же остается большая вероятность- одновременного участия в союзах братьев, иногда отца с сыновьями.

Значительное количество такого рода примеров не может не привлечь внимания: конечно, это не случайное явление, а одна из характерных для Танаиса особенностей. И это вполне понятно. Верхушка общества Танаиса составилась, как мы это неоднократно отмечали, из представителей двух групп — боспорских колонистов и местной родовой знати. В Танаисе II—Ш вв. н. э, мы встречаем потомков и тех, и других, объединенными в общий господствующий класс; из состава этого класса избираются и городские магистраты, и эпиме- леты. Но в этом классовом рабовладельческом обществе продолжают занимать видное место представители старых знатных родов; самая передача определенных должностей делается по признаку родства с прежними правителями. Не случайность, конечно, что такого рода явления наблюдаются как раз применительно к должности архонтов танаитов — правителей, первоначально стоявших над местной частью населения Танаиса. Итак, к уже высказанным наблюдениям' о местных чертах в Танаисе прибавляется еще одно—'важная роль, которую играют в обществе Танаиса представители местной родовой знати, ранее выступавшей в качестве соперника колонистов, явившихся из центральной части Боспора.

Монетных находок было сделано в Танаисе довольно много. Этот материал, мог бы существенно дополнить и проверить многие из сделанных наблюдений. К сожалению, находки эти для настоящего исследования недоступны. Большинство монет было найдено во время раскопок Леонтьева в 1853 г. (60 экземпляров) и Хицунова в 1870 г. (62 экземпляра); к ним прибавляется ряд монет (точное количество в отчетах не указано), найденных Тизенгаузеном в 1867 г., и три монеты, найденные Н. И. Веселовским в 1908—1909 гг.  Монетные находки делались и в позднейшее время;3 довольно значительное количество их входит,, нли входило, в частные коллекции. Настоящей и полной публикации всего

этого материала нет, и, что хуже всего, большая его часть уже яе может быть выделена из всей массы античных монет музейных собраний.  При использовании нумизматических находок из Недвиговки приходится, в силу сказанного, опираться главным образом на те определения, которые были сделаны в свое время раскопщиками.

Судя по этим определениям, подавляющее большинство недвнговских монет принадле жит к числу боспорских и датируется первыми тремя веками и. э.; только одна боспорская монета принадлежит несколько более раннему времени, именно I в. до н. э.  Небольшим количеством экземпляров представлены монеты' императорского Рима I — IV вв. и. э.;  единичны находки монет восточных. Среди всего этого материала самым ранним экземпляром является „дилептон города Фанагории I в. до P. X (Бурачков,  XXIII, № 10)",  самым поздним — монета императора Валента.

Известное нам довольно значительное количество танаидских монет (до 200 экземпляров) дает возможность сделать некоторые обобщения. Имеют для нас значение, прежде всего, те данные о времени существования Танаиса на месте Недвиговского городища, которые могут быть сделаны на основании нумизматического материала; мы видели, что найденные здесь монеты принадлежат времени с I в. до и. э. по IV в. н. э. Далее, тесная связь с Боспорским царством сказывается, также и в том, что Танаис пользовался преимущественно боспорскими монетами. Собственных монет Танаис, очевидно, не имел: повторные попытки исследователей найти монеты, чеканенные в самом Танаисе, не привели к положительным результатам, что достаточно убедительно продемонстрировано А. М. Ильиным.1

Этим ограничиваются те немногие обобщения, которые позволяют сделать нумизматические находки; вместе с тем, этим кончается наш обзор всего того материала, который был найден в Недвнговском городище в результате всех производившихся там исследований.