|
Культура времени Михаила
Федоровича и Филарета, оставаясь во многом
традиционалистской, испытала все же, как и
политическая, хозяйственная
жизнь, некоторые сдвиги. Появились новации, которые, в
комплексе с другими
факторами развития, позволяют говорить о XVII веке как
эпохе начала новой
истории России. Если в хозяйстве появляются первые
завязи, элементы
буржуазных отношений, в государственно-политическом плане
- расцвет, хотя бы
временный, сословно-представительного начала в лице
Земских соборов, то в
культурной жизни - это начало демократизации, усиление
западного влияния. В
ряде случаев элементы нового выражены еще слабо, но за
ними - будущее.
Смута "вытолкнула" к активной деятельности
большие массы людей, и они
проявили себя и в деле спасения Отечества и его
восстановления, и в
политической жизни, и в культуре. Если в предыдущие
столетия главным
субъектом культурной, духовной жизни были представители
Церкви, то в XVII
веке выдвигается целая плеяда мастеров из среды дворян,
приказных людей,
посадского сословия. Будучи людьми верующими,
конечно, они все больше
склонялись к светским сочинениям, мотивам. Они
интересовались не только
житиями святых, но и переживаниями, внутренним миром
обыкновенных людей,
мирян. Тем самым церковный традиционализм в культуре
дополнялся светскими
сюжетами, стремлениями.
Все шире распространялась грамотность. Чтение,
письмо, счетную
премудрость передавали ученикам священники, дьячки, посадские
грамотеи,
площадные подьячие; по всей России трудились десятки,
сотни таких учителей.
Много книг издавал московский Печатный двор. Среди них
- букварь Василия
Бурцева (первое издание - 1634 год, затем - несколько
переизданий), стоивший
всего одну копейку. Его тираж - несколько тысяч
экземпляров, для того
времени немалый. Появлялись и другие книги. В
библиотеке царя Михаила,
помимо духовных (их - большинство, монарх был очень
богомолен), имелись
сочинения Аристотеля, "О Троицком осадном
сидении" (об осаде Троице-Сергиева
монастыря поляками в годы Смуты) и другие.
Нужно сказать, в Смуту печатное дело было, как
и многое другое,
разрушено. Сгорел Печатный двор со всеми типографскими
приспособлениями.
Немногие мастера, оставшиеся в живых, разошлись по
разным городам. Указом
царя Михаила вернули "хитрых людей"
(мастеров-печатников) - Н.Ф. Фофанова из
Нижнего Новгорода и его товарищей. Архимандриту
Дионисию и келарю А.
Палицыну государева грамота указала выделить ученых
старцев "для исправления
книг служебных и Потребника" - очищения их от
ошибок, накопившихся "от
времен блаженного князя Владимира до сих пор". В
частности, "книга Потребник
в Москве и по всей Русской земле в переводах разнится и от
неразумных писцов
во многих местах не исправлена; в пригородах и по
украинам, которые близ
иноверных земель, от невежества у священников обычай
застарел и бесчестия
вкоренились" (здесь в грамоте приводятся слова
троицкого старца Арсения и
попа Ивана из села Клементьева). Проверять и исправлять
книги поручили тем
же Дионисию, Арсению, Ивану "и другим духовным и
разумным старцам, которым
подлинно известно книжное учение, грамматику и риторику
знают".
Приведенные данные говорят о том, что в стране,
несмотря на потрясения
Смутного времени, имелись и люди, знавшие хорошо
"книжное учение", и те, кто
умел это ценить (в данном случае - правящие верхи во
главе с молодым
монархом). Любопытно и то, что работа по исправлению
богослужебных книг,
проведенная при царе Алексее и патриархе Никоне,
задумывалась при их
предшественниках - царе Михаиле и патриархе Филарете. Была
ли она проведена
в полном или неполном объеме - неизвестно. Во всяком
случае, типография
возобновила печатание книг.
Печатный двор к концу правления первого Романова -
крупное по тому
времени предприятие: более полутора десятков
работников разных
специальностей (редакторы-справщики, корректоры,
наборщики, печатники,
художники), более десятка станков и другое типографское
оборудование. К 1648
году, три года спустя после кончины Михаила, в
типографии хранилось около
одиннадцати с половиной тысяч экземпляров различных книг.
Заметно продвинулись русские люди в накоплении
научных знаний,
технических навыков. Успешно работали они в
металлообработке, литейном деле.
Так, русский мастер в 1615 году изготовил первую пушку с
винтовой нарезкой.
Делали и нарезные ружья ("пищали винтовальные").
"Боевые часы" на Спасской
башне Московского Кремля сделали устюжские кузнецы
крестьяне Вирачевы - Ждан
(дед), Шумила (отец) и Алексей (внук); проект
подготовил англичанин
Христофор Галлоуэй.
Русские мастера делали водяные двигатели для
мануфактур. "Книга сошного
письма" (1628-1629 годы) дает указания о
способах измерения земельных
площадей; "Роспись" начала XVII века - об
установке труб для подъема с
разных глубин соляного раствора. Существовали
руководства по изготовлению
красок, олифы, левкаса, чернил; травники, лечебники.
Географические познания
русские люди черпали из "Нового чертежа" (1627
год) - карты земель между
Доном и Днепром; "Книги Большому чертежу"
(1627 год - список городов и
расстояний между ними). А "землепроходцы" и
"мореходцы" в первой половине
века прошли всю Восточную Сибирь, Забайкалье, вышли
к Тихому океану.
Описание обширных пространств, их чертежи они
присылали в Москву. А в
статейных списках русские послы, их помощники сообщали
сведения об иноземных
государствах. Царь Михаил, Посольский приказ
отправляли довольно много
посольств к государям ближних и дальних стран - с
извещениями о восшествии
на престол, предложениями о союзе, мире, сватовстве
(например, о женитьбе
принца Вольдемара Датского на дочери Михаила Федоровича
Ирине) и т. д.
По случаю воцарения Михаила Романова составили
"Грамоту утвержденную",
"Новый летописец" (1630 год) и другие памятники.
В них прославляются Михаил
и Филарет, обосновываются права Романовых на престол. Те
же идеи развивают
некоторые повести и сказания о Смутном времени (А.
Палицын. Повесть о
Земском соборе 1613 года; рукопись Филарета 1626-1633
годов - черновик
патриаршего летописца; другие памятники).
Усилиями властей послесмутной поры возобновляется,
по мере ликвидации
разрухи, строительство в Москве и других городах.
Приводятся в порядок
кремлевские стены и башни; одна из них, Спасская, получает
шатровое покрытие
и меняет свой суровый крепостной облик на парадный,
торжественный, нарядный.
В подмосковной царской усадьбе возводят церковь
Покрова - в честь
освобождения России от иноземцев-захватчиков. Храм под
тем же названием
строит Д.М. Пожарский в своем Медведкове под Москвой.
Замечательные шатровые
же здания появляются в Нижнем Новгороде, Угличе.
Все они отличаются
нарядностью декоративного убранства, изяществом,
стройностью пропорций.
Живописность и нарядность характерны и для жилых
построек. Прежде всего
в этом плане следует отметить кремлевские царские терема
(архитекторы А.
Константинов, Б. Огурцов, Т. Шарутин, Л. Ушаков;
1635-1636 годы). Фасады
Теремного дворца украшены яркими цветными изразцами,
резным белым камнем.
Покрыт он золоченой крышей, окружен несколькими
златоглавыми церквушками -
придворными, "домашними". Столь же красочно и
внутреннее убранство дворца.
С 1643 года начинается расширение патриаршего
двора в Московском
Кремле. В разных городах строят пятиглавые соборы.
В целом в архитектуру той поры все решительней
проникают светские
реалистические черты, стремление к декоративности, отделке
деталей.
То же относится и к живописи. Иконы Строгановской
школы, фрески в
храмах, гравюры, миниатюры - во всех этих жанрах, в
той или иной мере,
присутствуют элементы нового.
Интересно, что русские иконописцы и резчики в 30-
40-х годах работали в
Константинополе и Грузии, Молдавии и Валахии.
Хотя трудно, чаще всего невозможно говорить о
политике правительства
двух "великих государей" в области культурной
жизни, однако можно отметить,
что в ряде случаев их внимание, одобрение
прослеживается при составлении
некоторых литературных, исторических памятников, в
строительстве культовых и
дворцовых зданий, их влияние на привлечение к работе тех
или иных мастеров
(тех же Вирачевых при обновлении Спасской башни в Кремле).
В тех случаях, когда власти, в том числе
"великие государи",
сталкивались с мыслями оппозиционными, они открыто
и резко ставили
вольнодумцев на место. Показательна в этом плане судьба
писателя-мыслителя
князя И.А Хворостинина - этого, по определению
В.О. Ключевского,
"отдаленного духовного предка Чаадаева". Еще при
дворе первого самозванца он
познакомился и сошелся с некоторыми поляками; выучив латынь,
читал книги на
этом языке, увлекся католическим учением. Более того, к
латинским иконам
относился как и к православным, с равным почтением. Царь
Шуйский за подобное
увлечение "латынством" сослал его под
начало в Иосифо-Волоколамский
монастырь. Вернувшись оттуда, он совсем
"разбеснелся". Став открытым
вольнодумцем, "в вере пошатался и православную
веру хулил, про святых
угодников Божиих говорил хульные слова, в разуме себе в
версту не поставил
никого". Одержимый таким самомнением и презрением к
церковным обрядам, он
"постов и христианского обычая не хранил", в
церковь не ходил, не пускал
туда своих слуг; даже не поехал на Пасху во дворец, чтобы
похристосоваться с
государем!
При царе Михаиле написал записки о событиях
Смутного времени. Крайне
недовольный порядками в родном Отечестве, хотел бежать в
Литву или Рим. Но
власти его опередили. По царскому указу, в котором
перечислены его
прегрешения, князя, который даже называл царя
"деспотом русским", снова
выслали, на этот раз - в Кирилло-Белозерский монастырь.
Правда, оппозиционер вскоре раскаялся, и его вернули
в Москву, где он и
окончил свои дни (1625 год). Пример с Хворостининым
показывает, что,
несмотря на новые веяния в культуре, царская власть и
Церковь бдительно
следили за чистотой веры и благонамеренностью творцов
культурных ценностей.
О многом мы не знаем, о чем-то можно только
догадываться, предполагать.
Во всяком случае, в культуре времени царя Михаила в
России было сделано
немало - и в продолжении старых традиций, и в
разработке новых подходов,
идей.
А. Преображенский
|