|
|
События 1-го марта 1881 года
(смерть Александра II от брошенных революционерами-народовольцами бомб)
навели ужас на Александра III и придворную камарилью, что сказалось, между
прочим, и на усилении строгостей в Ливадии.
Но сначала сделаем маленькое отступление, поговорим об
юридических владельцах Ливадии. Во время своего первого посещения Ливадии
(осенью 1861 года) Александр II особым указом закрепил имение за своей женой
Марией Александровной, после чего Ливадия стала именоваться „имением ее
величества". Обычай записывать имения и дома за женами был очень
распространен в то время среди помещиков и капиталистов; гарантировав, таким
образом, определенное „положение" своим женам, помещики и капиталисты
могли „с спокойной совестью" иметь на стороне любовниц и вторые семьи.
Николай I и Александр II и в этом отношении были типичными помещиками. Когда
Мария Александровна умерла 22 мая 1880 г., Александр II указом от 12 июля 1880 г., так сказать, вводится в права наследования Ливадии, ссылаясь „на
волю" умершей. Ливадия стала именоваться имением „его величества",
нашли нужным переменить надписи даже на бронзовых досках, прибитых к пограничным
столбам Ливадии. В своем уже юридически „собственном" имении Александр
II провел осень 1880 года. Он уже чувствовал себя затравленным зверем. Ввиду
тревожного времени нчасть бывшей при царе охраны была оставлена в Ливадии и
после его отъезда, именно: поручик 52 Виленского полка Иванов с несколькими
полковыми унтер-офицерами и с четырьмя жандармскими унтер-офице-
рами, прикомандированными из Симферополя. По инструкции
им, между прочим, вменялось в обязанность наблюдение „за мастеровыми и
рабочими во время строительных и хозяйственных работ". В 1882 году
жандармов сменили один околоточный и 3 полицейских.
При Александре III Ливадия окончательно превратилась в
совершенно запретное для посторонних место. Приведу по данным архива
несколько характерных случаев. Княгиня Мещерская (из черносотенной семьи
Мещерских, лично знакомых Романовым), чтобы пройти в Ливадию, представила
разрешительную телеграмму министра двора. Но управляющий Ливадией еще
колебался и на телеграмме положил резолюцию: так как он не получил „высочайшего"
разрешения на пропуск Мещерской, то просит поручика Иванова лично
распорядиться пропуском Мещерской,—другими словами, управляющий Ливадией
ответственность хотел переложить на заведующего охраной. Начальник Ялтинского
отряда пограничной стражи в сентябре 1881 г. просил разрешения на проезд через Ливадию, которая „находится Б пограничной полосе вверенного отряда", и
получил отказ („проход для кордона через имение только по берегу моря").
Пришлось и управляющему имением Ореанды просить разрешения на проезд через
Ливадию... для „великого князя" Константина Николаевича. И еще один
„избранный" по разрешению министерства двора в декабре 1881 г. мог проехать через Ливадию: это—таврический губернатор. Вплоть до 1884 г. разрешение на проезд или осмотр Ливадии (но не дворцов) давалось только министерством двора и
в исключительных случаях. Когда распорядительный комитет происходившего в
Одессе Vli-ro съезда общества русских естествоиспытателей и врачей получил от
министерства разрешение во время предположенной экскурсии в Крым с 28 августа
по 4 сентября 1883 года осмотреть с ученой целью имение Ливадию и Эриклик, то
министерство одновременно послало управляющему Ливадией секретную инструкцию:
„участники экскурсии должны прибыть все вместе и в одно и то же время...
Предписываю вам сопровождать их лично, чтобы отстранить осмотр каждым в отдел
ь н о-
сти". При пропуске этой экскурсии возник целый ряд
недоразумений, потребовавших телеграфных и письменных запросов из Ялты и
ответов из Петербурга. Прежде всего, экскурсантов оказалось 200 человек,
пришлось их разделить на 3 группы (1—геологи, 2—врачи, 3—ботаники и зоологи).
Попытка ученых посмотреть дворцы не увенчалась успехом; министерство двора
писало по этому вопросу: „для выполнения той цели, с которой (ученые) желают
осмотреть Ливадию... осмотру их могут подлежать сады Ливадии, ферма,
виноградники и другие хозяйственные учреждения, но в осмотре внутренних
помещений дворцов они не могут иметь никакой надобности, а потому и не должны
быть к тому допущены". С июня 1884 г. был установлен новый порядок разрешений на посещение Ливадии. Управляющий Ливадией, давая разрешения на осмотр
имения (за исключением дворцов), о каждом таком осмотре должен был доносить
департаменту уделов. Так как копии донесений сохранились, то можно придти к
выводу, что к осмотру Ливадии при Александре III допускались только более или
менее крупные чиновники или военные командиры. Но и для них попытка подойти
поближе ко дворцу могла окончиться дознанием; так было в 1889 году с
академиком Н. П. Кондаковым (у него произошло около Малого дворца
столкновение с часовым, который грозил стрелять, если Кондаков хотя один шаг
сделает вперед по направлению ко дворцу). Суровые порядки в отношении охраны,
установившиеся в Ливадии при Александре III, очень характерны для этого
царя-урядника, увековеченного в той конной бронзовой фигуре, которая с
надписью „пугало" до сих пор стоит на одной из центральных площадей
Ленинграда. /
Страницы архива, относящиеся к царствованию Александра
III, кажутся какими-то серыми и нудными. Больше всего видна забота „об
обеспечении строгого порядка". В области хозяйственной это обеспечение
порядка сказалось в установлении режима строжайшей экономии. Новая нота
слышится в распоряжениях из Петербурга относительно приобретения тех или иных
вещей для Ливадии „отнюдь не допускать роскоши". Изыскиваются новые
источники дохода, например (в 1882 г.), путем „отдачи с торгов в оброчное
содержание ливадийского огорода". Дело учета по Ливадии становится на
более высокую ступень. По входящему балансу на 1-е января 1892 г. произведена точная оценка всех земель Ливадии, разбитых по категориям, дворцов и построек,
хозяйственного инвентаря и обстановки.
Для правильного понимания этого хозяйственного уклона
нужно припомнить о том аграрном кризисе, который пришелся на годы
царствования Александра III и вызвал уменьшение площади дворянского
землевладения как по всей России, так, в частности, и в Крыму. Царское
правительство оказывало энергичную поддержку дворянам-землевладельцам. Но,
понятно, в условиях кризиса нужна была и рекомендовалась строгая экономия и
расчетливость, необходимо было для помещичьего класса последствия кризиса,
вызванного падением хлебных цен на мировом рынке, переложить на крестьянство
путем усиления эксплоатации и подчинения крестьян власти дворянина-помещика.
Из этого источника проистекал „ охранительный " характер царствования
Александра III. Поселившись в Ливадии не в „Большом" дворце своего отца,
а в „Малом" с простой, но крепко сделанной и прочной мебелью, Александр
III как бы демонстрировал свою ориентировку на крепких помещиков-кулаков.
Такие помещики вышли из аграрного кризиса не только не потеряв своих
земельных владений, но иногда даже увеличив их. Александром III были сделаны
солидные земельные приобретения на южном берегу Крыма (имения Ореанда,
Массандра и Ай-Даниль) и притом, как показывают архивные данные, с учетом
произведенных капитальных вложений в хозяйство этих имений и с учетом их
доходности (см., напр., дело от 1891 г. „Об осмотре и оценке имения Ореанда, предлагаемого к покупке наследниками в. кн. Константина Николаевича").
Охранительная система Александра III имела опору не только
в околоточном и жандарме, не только в помещике и капиталисте, но также в
духовенстве, особенно православном. В этом отношении интересно отметить, что
в царских, имениях Ореанда, Ливадия и Массандра на протяжении каких-нибудь 10 километров имелось 4 церкви (вторая Лива- дийская церковь, предназначенная для служащих, была
построена еще при Александре II архитектором Венсаном и стоила 84.268 руб. 48
коп.). Александру III оставалось только заботиться о „благолепии" этих
церквей. При всей экономии, которая заметна в хозяйстве Ливадии, на украшение
церквей отпускались большие суммы. Так, был приглашен академик Попов снять
копию с запрестольной иконы воздвижения работы Бейдемана с приличным
вознаграждением (1.500 руб.). По этой копии известный Сальвияти в Венеции
приготовил мозаичную икону для Ливадийской дворцовой церкви стоимостью 21.150
франков (полноценных, по 37 к. франк). При Александре III по всем окраинам
государства (напр., в Варшаве, Риге, Ревеле и т. д.) строились соборы в честь
Александра Невского, которые должны были служить проводниками идей монархизма
и орудием русификации среди „инородцев4*. Такой собор затеяли строить и в
Ялте, для чего был учрежден особый церковно-строитель- ный комитет. Комитет
сейчас же нажал на ялтинскую городскую управу и потребовал, чтобы для
постройки храма в память „царя-мученика" (Александра II) город отвел бесплатно
место, именно около Ливадийского моста. Так как это место давало городу
ежегодного дохода около 3.000 р., то собрание городской думы решило
откупиться пожертвованием 6.000 рублей на постройку (взамен места). „В
сферах" так и поняли постановление думы, которое поэтому было
опротестовано губернатором; все же обязанность подыскать место для собора
возложена была на городское самоуправление. Как с последним не церемонились
разные церковно-строительные комитеты, чувствовавшие за собой поддержку самого
царя, видно из следующего отношения: „комитет имеет честь просить управу
уведомить, когда именно будут полностью уплачены все 6.000 рублей,
присовокупляя, что далее 1-го мая 1890 г. комитет не считает возможным отсрочить".
Вообще, присутствие Романовых на южном берегу требовало от
городского и земского самоуправлений лишних расходов и тормозило нормальную
работу самоуправлений.
То губернатор, то исправник, то уездный предводитель
дворянства напоминали городскому голове о необходимости встреч, поднесения
адресов, устройства иллюминаций и т. д. 9 декабря 1888 г. городская депутация была приглашена на прием к приехавшей в Ялту королеве сербской Наталии
„выражать свои верноподданнические чувства". Довольно неожиданным
представляется обращение ялтинского уездного предводителя дворянства, который
„имеет честь просить" городского голову об устройстве в городе
иллюминации 25-го июля 1894 года „по случаю бракосочетания великого князя
Александра Михайловича с Ксенией Александровной". Городской голова
обиделся, но за то, что ему напоминают о его „священных обязанностях, которые
он по силе возможности старается исполнять". Далее городского голову
уведомляют, что 3-го августа городская делегация должна встречать новобрачных
и поднести подарок. Но что именно? Чтобы не попасть впросак, городской голова
запросил Хво- щинского, управляющего делами Александра Михайловича, и получил
телеграфный ответ: „блюдо не нужно, букет необходим, лента белая шириной в
ладонь". Все это может быть и мелочи, но они прекрасно характеризуют
паразитическое существование Романовых на южном берегу. Требуя к себе
внимания, встреч, подношений и т. д., сами Романовы не считали нужным
выполнять даже те немногие обязанности, которые на них были возложены
законом. Так, в архиве сохранилось дело о сложении недоимок по земскому
поземельному обложению с Ореанды, принадлежавшей тогда Константину
Николаевичу.
В Ливадии, столь любимой Александром III, последний и
умер, получив тяжелую хроническую болезнь на почве алкоголизма. В архиве
сохранился церемониал перенесения тела Александра III из Ливадии на крейсер
„Память Меркурия" для дальнейшего следования в Севастополь, а оттуда в
Петербург. В этой пышной церемонии 27-го октября 1894 года принимали участие
Николай II, „великие князья", иностранные принцы, принцессы, герцогини и
т. д. при звоне колоколов и салюте военных судов, сопровождавших „Память
Меркурия". Все это зрелище должно было показать величие царя даже
умершего, воздействовать на психологию народных масс. Характерно, что было
предусмотрено произвести с судов военного флота двойной „императорский"
салют (один умершему, другой только что „вступившему на
престол"),—очевидно, по принципу „1е roi est mort, vive le roi"
(король умер, да здравствует король). Так, пышной внешностью, при деятельном
участии церкви, хотели прикрыть ничтожество царей и обмануть народные массы,
внушая им мысли о „божественном" происхождении и внеклассовом ха-
рактере царской власти.
|