|
|
Русские книжники, переводя книги
для славян, часто отождествляли с древнерусским язычеством античные мифы,
обряды, верования. Такое отождествление нередко раскрывает сущность того или
другого образа или обряда у славян. Так, и в этом упоминании обрядов,
приурочиваемых к первым дням месяца и года, упоминание Диониса и дионисовых
празднеств раскрывает, что празднества были связаны с заклятиями плодородия.
Этот смысл обряда раскрывается и другими упоминаниями Диониса в памятниках
письменности древней Руси. Так, подводя итоги церковным запретам языческих
празднеств первых столетий древнерусского государства, памятник XVI столетия
«Стоглав» говорил о недопустимости «козлогласоваиий» и подобных им
«эллинских беснований» на Руси. Глава 93 Стоглава, ссылаясь на правило 62
«вселенского шестого собора снятых отец», запрещает «коленды и ватай-врумалии
эллинским и греческим языком глаголется...». «Козлогласование», поставленное
рядом с «баснословием» (рассказыванием сказок, легенд, быличек), как
выясняется из контекста, означает вообще пение мирских песен, противостоящее
христианскому церковному песнопению. Указание на терминологию «эллинского и
греческого языка» вполне согласуется с упоминанием «бога Диониса» и топтания
винограда, не произраставшего ни в средней, ни в северной Руси.
Насколько тесно приведенные строки из Стоглава связаны со
всей предшествовавшей церковной письменностью, осуждавшей народные обряды и
обрядовую поэзию, свидетельствует то, что цитированная глава Стоглава в ряде
фраз дословно повторяет описание античных обрядов, данное, например, в
Кормчей книге по списку 1282 г. В разнообразных документах древней Руси,
вплоть до официальных церковных постановлений, упоминается Дионис. Так, в
постановлении собора 1274 г. сказано: «И се слышахом: в субботу вечер
сбираються вкупь мужи и жены, и играють и пляшуть бестудно, и скверну деють в
нощь святого въскресения, яко Дионусов праздник празднують нечестивии елини,
вкупе мужи и жены, яко и кони вискають, и ржуть и скверну деють» .
Обряды, совершаемые «в нощь святаго воскресенья», на
рождество, масленицу и в другие праздничные даты, включали разные игры, пение
песен и многое другое. Летописи и другие памятники литературы и письменности
(ср. Номоканон, Пролог и др.) отмечают, что на рождественские святки и в
другие дни ходили ряженые и играли игры.
Обозначения дат свершения языческих обрядов сохранились в
христианском быту и иногда прикреплялись к дням церковного календаря. Так,
самый короткий день календаря, день Спиридония-поворота, иногда именовался
Карачуном (это название в ряде случаев входило даже в обозначение святочных
дней). Неделя послепасхального поминовения усопших сохраняла название
Радуницы. Неделя перед троицыным днем (пятидесятым днем после пасхи), когда
также поминали усопших, называли русальной. Русальными же назывались
некоторые игры, проводимые на святках, и т. д.
На обрядовой поэзии и обрядах, таким образом,
лежала явная печать двоеверия. Но были и фольклорные произведения, которые
возникли под непосредственным влиянием христианских церковных книг: библии,
житийной литературы, прологов и т. п. Таковы церковно-религиозттые легенды и
отчасти духовные стихи. Значительное количество этих произведений, изложенных
или упомянутых в памятниках древней письменности, связано с событиями русской
истории и упоминало имена деятелей древней Руси. Даже легенда об апостоле
Андрее, по библии одном из ближайших учеников Иисуса Христа, на страницах
летописи становится легендой о начале русского государства. Согласно ей,
апостол Андрей после смерти и воскрешения Христа иринтел с своими учениками
на Днепр к Киевским горам и предсказал создание на них великого города со
множеством церквей. Андрей был в Новгороде и наблюдал обычай париться в бане
березовыми вениками. Вернувшись в Рим, апостол Андрей рассказал о виденном:
«Дивно видех Словеньскую землю идучи ми семо. Видех бани дрсвены, и пере-
жьгуть е рамяно, и совлокуться, и будуть нази, и облеются квасом усниянымь, и
возмуть на ся прутье младое, и бьють ся сами, и того ся добьють, едва слсзуть
ле живи, и облеются водою студеною, и тако ожиуть... и то творять мовенье
собе, а не мученье»
Церковно-религиозная легенда нередко разрабатывала тему
мученичества за веру христову и подвигов святых. Рассказы о первых христианах
на Руси были включены в летопись, а легенды о жизни монахов в древнерусских
монастырях вошли важнейшим элементом в сборники рассказов о подвигах русских
святых — в патерики и в другие произведения древнерусской литературы.
В летописи под 983 г. значится легенда о том, как варяг- христианин отказался отдать для языческого жертвоприношения своего сына.
Христианин-варяг обличил язычников и языческую веру и был убит вместе со
своим сыном.
Чрезвычайно интересны предания и легенды о монахах
Киево-Печерского монастыря. В XIII—XIV столетиях был создан Кисво-Печсрский
патерик, излагающий эпизоды из жизни подвижников Киево-Печерского монастыря.
Летопись также включает некоторые рассказы о монахах Киево-Печерского
монастыря и даст интересные образцы христианских легенд о борьбе с бесами и о
преодолении их. Рассказывается, например, о том, что бесы стремились
соблазнить одного подвижников — монаха Исакия. Они превращались и в еду, и в
женщину — монах был тверд и побеждал бесов. И тогда один из бесов
преображается в Христа, а другие в ангелов; монах, увидя перед собой Христа,
начал ему молиться. Бесы возрадовались и, завладев Исакием, играли им. Иса-
кий же на долгие годы остался лежать недвижим и безгласен.
И только уход за ним другого монаха исцелил его.
Исцеленный Исакий, умерщвляя плоть и юродствуя, победил бесов.
Подобны этой и другие легенды о первых монахах Киево-
Печерского монастыря Еремии, Матвее и др.
Утверждение христианства на Руси сопровождалось рождением
письменной и устной легенды и духовного стиха как о русских, так и о
чужеземных святых. Особое значение имели литературные и фольклорные
произведения, повествующие о местных, русских святых. Возвеличение и культ
русских святых в условиях борьбы Киевской Руси с Византией, стремившейся к
политическому и культурному господству над русскими княжествами, приобретали
в XI—XII вв. особое значение. Противодействие византийской церкви не дало
возможности в то время канонизировать как святых ни княгиню Ольгу, по
преданию принявшую христианство еще в пору господства язычества на Руси, ни
князя Владимира, осуществившего крещение Руси и только значительно позднее
названного равноапостольным и включенного в списки русских святых. Легенды об
их жизни и религиозных деяниях, конечно, создавались церковниками и отраженно
звучали в летописях; в Киевской Руси были канонизированы сыновья Владимира —
Борис и Глеб, убитые в 1015 г. своим братом Святополком, прозванным Окаянным.
Они были объявлены первыми страстотерпцами, русскими мучениками, и о них
сложились легенды, были написаны летописная повесть, житие, пелись духовные
стихи. Популярность литературных и фольклорных произведений, связанных с
именами Бориса и Глеба, была обусловлена тем, что в сознании древнерусского
христианина они первыми вошли в круг прославленных святых восточной
православной церкви, и это свидетельствовало о самостоятельном значении
христианской религии на Руси. Внимание к истории убийства Бориса и Глеба
усугублялось еще и тем, что современникам был ясен политический характер
события, совершившегося в княжеском доме, в семье Владимира. Убийство это
было результатом начавшейся междоусобицы князей, ослаблявшей Русь. Ярослав
выступил против Святополка; церковь, идя навстречу победившему Ярославу в его
стремлении вновь возглавить русскую землю, как было при его дедах и отце,
прокляла Святополка и наделила чертами святости убитых княжичей. Острый
интерес к событию, возникший в связи с общей политической обстановкой на Руси
начала XI в. (борьба Ярослава с братьями, борьба за подчинение старшему в
княжеском роде и т. п.), сочетавшийся с сознанием значительности канонизации
первых русских страстотерпцев, и отразился в духовном стихе о Борисе и Глебе.
Духовный стих говорит о смерти Владимира, даровавшего старшему брату
Святополку Черниговград, младшим — Борису и Глебу — Киевград. Старший брат
зовет Бориса и Глеба к себе на пир, но мать их вещим сердцем своим чует
недоброе, просит их не ехать в Чернигов, говорит, что брат убьет их. Борис и
Глеб матери не слушают, едут на зов брата, и по слову Святополка их убивают.
И тогда Святополк похвалялся:
... Тоиерича наша вся Россея,
Со всеми со удельными городами,
Со всеми со верными со слугами!
Бог на братоубийцу разгневался, два ангела землю
подрезали-сотрясали, земля с кровью смешалась, — Святополк сквозь землю
провалился. Тела же Бориса и Глеба нетленными лежали, чудеса совершали.
Житийные черты этого духовного стиха (рассказ о
мученической кончине, о чудесах, творимых мощами, и др.) сближают его с
многочисленными стихами, связанными с переводными апокрифами и житиями,
бытовавшими в средневековой Руси (ср., например, стихи о Елизавете
Прекрасной, Алексее —человеке божьем, Варваре Великомученице и др.). В то же
время историческая основа стиха приводит к сближению его с героическим
эпосом, в частности включает в духовный стих образ вещей матери, близкий
образу матери былинного богатыря. Эпический характер ранних духовных стихов
очевиден и в стихах эсхатологических (о светопреставлении), философско-
религиозных, с евангельской тематикой и др. (ср. стихи о Голубиной книге, об
Илье Пророке, о хождении богородицы по мукам, Христе и др.). Некоторые
духовные стихи, по своему стилю сближающиеся с былинами, хотя и имеют в своей
основе переводные житийные и апокрифические сюжеты, органически связаны с
культурой, бытом, историей древней Руси. Так, стих о Егории Храбром,
уничтожающем Змея (его образ впоследствии вошел в герб Московского княжества
— это образ воина в светлых латах на белом коне, пронзающего копьем дракона),
был связан с русской землей. Егорий — Георгий (иначе: Юрий) стал одним из
наиболее почитаемых русской церковью святых, и к памяти его, празднуемой два
раза в год (23 апреля и 26 ноября), прикреплялись календарные приметы и
указания на сроки работы и сделок (ср.: «Юрий работы починает, Юрий и
кончает», «Крепки ряды Юрьевым днем» и т. д.). В духовном стихе об истязаниях
Георгия-Юрия «царищем Девклетианищем» говорится, как бог, услышав молитву
Георгия, просидевшего замурованным в глубоких погребах тридцать лет и три
года, освободил его.
Увидал Георгий свету белого, Возвидел Георгий солнце
красное, Выходил Георгий из той ямы глубокий На землю святорусскую. Георгий
похождаючи, Святую веру утверждаючи...
Георгий-победоносец как победитель язычества в древней
Руси ассоциировался с крещением ее. Естественно, что в сознании древнерусских
людей его образ сочетался с историческими деятелями русского государства,
утверждавшими христианство и внедрявшими церковную письменность в русских
княжествах. Можно считать справедливым высказанное Б. М. Соколовым
предположение о том, что духовный стих о Егории Храбром осмыслялся как
поэтический рассказ о деятельности Ярослава Мудрого. Этому содействовало и
то,что Ярослав носил христианское имя Георгия-Юрия и, почитая своего святого
патрона, в честь его строил города и церкви. В 1032 г. им был основан город Юрьев, при котором с 1072 г. образовалась особая Юрьевская епархия
(духовное управление). В 1037 г. Ярослав перед вратами Киевской Софии
построил храм во имя святого Георгия и приказал «по всей Руси творити
праздник св. Георгия ноября 26 дня». В духовном стихе, возможно по связи в
Киевской Руси церквей во имя Софии премудрой и Егория Храброго, Егорий стал
сыном Софии (ср. в стихе: «Богу молится, Спа- сову образу, — его мать София
Премудрая, Поклонился Георгий родной матери в резвы ноги...» .
|