Русское народное творчество

Раздел: Русская история

XVI век в истории русского народа занимает особое место. Это — время укрепления Руси, сбросившей с себя татарское иго, время возвеличения Москвы, собирания ею русских земель, рождения новой Руси, противостоявшей Руси боярской. Победа внутренней политики Грозного изменила положение и роль боярства и церкви в государственной жизни страны; решительная внешняя политика Ивана Грозного имела прогрессивное значение и во многом отвечала интересам народа. Крутой поворот к усилению царской власти сопровождался суровой борьбой с боярством — исконным врагом-угнетателем народных масс, с изменой, предательством, гнездившимися в княжеских и боярских теремах. Народная историческая песня XVI в. развивает антибоярские тенденции, повествуя о внутренней и внешней политике того времени. Из множества событий второй половины XVI в. брались только некоторые; но, говоря об отдельных событиях, песни типизировали их, поднимаясь до широкого обобщения характерных явлений эпохи. Наиболее значительны песня о взятии Казанского царства, утверждающая успехи внешней политики Грозного и укрепление Московского государства; песня об убийстве Грозным сына, разрабатывающая по существу тему борьбы с изменой; песни о походах Ермака, в которых впервые вырисовывается образ широких народных масс.

Песня о взятии Казани открывает цикл песен второй половины XVI в. Это одна из распространенных песен, записи которой сделаны в различных местах  . Взятие Казани не случайно привлекло внимание народа и вызвало появление песни. Это было событие большой важности. С падением Казанского царства уничтожалась опасность вражеского вторжения в русские земли с востока. Память о татарском иге заставляла осознавать казанский поход как этап, заключающий многолетнюю борьбу с татарами. Не случайно народное воображение связывает с этим не только поход войск Грозного, но и воинские действия казаков, якобы взявших Казань под предводительством Ермака Тимофеевича

Отмечая песней о взятии Казани событие большой государственной значимости, народ утверждал прогрессивность внешней политики Ивана IV. Но все же не Грозный предстает главным героем, осуществляющим взятие Казани. Не только в песне об осаде Казани казаками Ермака, но и в песне о походе Грозного главный герой — простой человек, в песне о Казани — пушкарь. Такой герой — пушкарь-воин — впервые появляется в русской исторической поэзии XVI в. Появление его было исторически обусловлено. Положив начало регулярному войску, Иван Грозный обратил особое внимание на артиллерию, которая в его время становится грозной силой. В казанском походе у Грозного было 150 крупных орудий, обслуживаемых специально обученными людьми. Роль артиллерии при взятии Казани была значительна. Народная поэзия делает воина-пушкаря героем, который мужественно, но с воинским расчетом применяет свои знания, противостоит своей стойкостью и выдержкой горячности и подозрительности Грозного.

Содержанием песни о взятии Казани собственно и является столкновение Ивана IV, заподозрившего измену в войске, с пушкарями, преданными родине и обеспечившими победу над врагом. Под стены Казани подвели подкоп, в подкоп закатили бочки с порохом. Равные свечи поставили и зажгли одну в подкопе на бочке с порохом, другую — в шатре Грозного. Сгорела свеча в шатре «великого князя Московского», а взрыва нет. В гневе Иван хочет казнить пушкарей. Молодой пушкарь смело говорит царю: «На ветру свеча горит скорее, под землей свеча горит тишее». Задержал великий князь московский расправу с пушкарями, догорела свеча до пороха, взорвались стены города, была взята Казань.

Песнь правдиво обрисовывает обстановку взятия Казани. Некоторые варианты песни исторически верно указывали даже движение войск.

Подходили иод Казанское царство на пятнадцать верст, Становились они подкопыо под Булат-реку, Подходили под другую, под реку под Казанку...

Правдиво передавались в песнях многие другие детали. Интересное отражение в песне получили жившие в народе рассказы о сопротивлении русскому войску Едигера, правившего казанским царством. Едигер в оскорбительной, грубой форме отказался покориться московскому царю. Его отказ и противо- доставление себя Московскому государству определили его образ в исторической песне, как образ врага, который должен быть уничтожен. Отступая от исторической правды, — по истории Едигер был во время штурма Казани выдан, увезен в Москву, крещен, при крещении получил имя Симеона, — песнь рассказывает о смерти непомерно гордого казанского царя, жена которого идет в монастырь. Уничтожение царя Симеона, о котором говорит песня, несомненно воспринималось в общей связи с идеей централизации государственной власти в руках правителя Москвы. Поэтическим символом централизации в песне является рассказ о том, что князь Иван Васильевич Московский снял с Симеона царскую порфиру, принял в руки царский «костыль» и воцарился в Московском царстве.

Запечатленные в песне идеи и события, волновавшие людей XVI столетия, являются лишь основой для сопоставления взявшего царский посох Ивана IV с человеком из народа. О столкновении Грозного царя и пушкаря не говорит ни один из документов, рассказывающих о взятии Казани. Возможно, такого факта во время осады Казани не было. Надо думать, это народный вымысел, позволивший раскрыть отношение к историческому событию, а вместе с тем сказать об истинном герое — человеке из посадского или сельского люда. Выдвигая простого человека как героя исторических событий, песня, однако, не ставила его во враждебные отношения к царю. Антагонистические отношения в песнях XVI в. раскрываются между крестьянином, посадским человеком или казаком и боярами-князьями, а не Грозным царем. Такое раскрытие социальных противоречий объясняется в значительной мере царистскими иллюзиями крестьянства, которые развивала и поддерживала в XVI в. борьба Грозного с боярами. Народ хотел видеть в враге бояр своего «хорошего», «крестьянского» царя. Надежда на царя, борющегося с боярами, и обусловила введение в легенды и песни о Грозном мотивов любви и милости царя к крестьянам чернопахотиым, к бедному люду. Так, в уста умирающей Настасьи Романовны народная песия вкладывала слова — наказ Грозному царю:

Да ишше ты будь ведь доброй, будь ты милостивой

До солдатушков да новобранныих,

Да ешше ты будь доброй, будь милостивой

Ты до вдов-то бедных, малых детоцек их.

Это же восприятие заставляет сказку и песню противопоставлять боярину-архиерею-князю не только угнетенного человека, но и Грозного царя. На основе той же оценки царя, близкого и доступного народу, возникает и легенда о создании им обетованной «Никитиной вотчины», в которой можно укрыться от властей. Эта легенда заключает одну из интереснейших песен XVI в. — песшо об убийстве Грозным сына. Песнь говорит об этой вотчине:

Хоть коня угони, хоть жопу уводи, Хоть каку ни есть победушку да сделай ли, Да в Микитииу да отчину уйди, Того доброго же молодца да бог простил  .

Именно потому, что Грозный царь борется с боярской изменой и — по преданию народа — доступен народу, казак Ермак прямо идет к царю, на глазах у него смело расправляется со старшим думным боярином, требующим казни Ермака; а в другой песне Грозный, улыбаясь, встречает Ермака и, услышав смелый ответ, посылает его брать Казань-город.

Борьба с изменой в песнях второй половины XVI в. звучит, как важнейшая тема, с которой связывается борьба за усиление государства; она позволяет с особой силой проявиться антибоярским тенденциям. С наибольшей остротой эта тема звучит в песне об убийстве Грозным сына. Исторический факт воскресил старое эпическое противопоставление отца — защитника Руси, и сына — ее врага. Убийство Грозным царевича поразило воображение народа, но не получило удовлетворительного объяснения. История не знает причин, вызвавших гнев царя и его роковой удар; их не объясняют ни документы, ни свидетельства современников. Народ искал объяснение факту в политической жизни страны, в борьбе с внутригосударственной изменой. Такое осмысление факта народом сказалось на исторической песне, которая часто начинает рассказ словами о борьбе с изменой:

Наш прогрозный сударь-царь Иван Васильевич, Он повывел тут измену из Казани-града, Он повывел тут измену из Рязань-града, Он повывел-то изменушку из Опскова...  .

Речь о выведении измены на Руси упорно повторяется п песне. Грозный сам говорит об уничтожении измены в Пскове, Новгороде, Киеве, Чернигове, в других городах и обязательно — в Москве. Упоминаемые им города относятся к числу тех исторических пунктов, которые играли большую роль в формировании Русского государства и сохранились в эпосе как память об этапах народной жизни. В ответ царю раздается голос одного из пирующих бояр или царевича, обвиняющих царского сына в измене. Такой зачин песни не находит оправдания в истории. Из песни исчезла характерная для поздней исторической поэзии народа отчетливость контуров событий. Это в данном случае произошло потому, что народ не имел объяснения их. Домысел слился с реальным фактом; этот домысел базировался на характере внутригосударственной политической борьбы.

Народ мало соприкасался с царевичем Иваном, убитым царем. Он знал другого царского сына — Федора, воцарившегося в 1584 г. Забвение имени Ивана при сохранении титула обусловило путаницу имен. Песнь стала говорить не о царевиче Иване, а о царевиче Федоре. В силу того, что Федор после смерти отца воцарился, она не могла говорить об убийстве царского сына. Трагический исход смерти Ивана был заменен счастливым концом — возвращением живого Федора Грозному царю.

Полная напряженного драматизма песнь об убийстве Грозным сына, следовательно, не совпадает с историческими фактами и воспринимается как вымысел, варьирующий историческую тему. Не потому ли эта песня так богата вымыслом, что о совершенном убийстве нельзя было громко говорить? Но даже будучи вымышленной, песнь оставалась верной принципу исторической правды. Суровая правда тяжести народной жизни звучит в упомянутой легенде о создании Никитиной вотчины; царь, беспощадно боровшийся с боярством, должен устроить так, чтобы люди могли избежать притеснений бояр. Правдиво в ней создан самый образ царя, с суровой подозрительностью выслеживающего и карающего измену. Это тот же образ,что в песне о взятии Казани, где простой пушкарь останавливает царя в его скором и неразумном решении.

Исторические песни XVI в. говорили о современности, во многом сохраняя традиции поэтики былевого эпоса. Строение песенной строки, поэтический язык, композиционные приемы исторических песен XVI в. (а из песен начала XVII в. — песни об отравлении М. В. Скопина-Шуйского) еще настолько близки поэтике былин, что в условиях Севера, в тех районах, где былины еще в XIX и начале XX в. сохранялись как живой жанр, отдельные сказители их могли перерабатывать, сливая с былевым эпосом (см., например, печорские варианты песни о смерти М. В. Скопина, вариант А. Я. Крюковой песни об убийстве Иваном Грозным своего сына)  . Эта связь с поэтикой былин отличает ранние исторические песни (XVI — начало XVII в.) от всех последующих. Отличия по всем данным ощущали и сами исполнители и слушатели исторической песенной поэзии: мы не знаем ни одного случая былинной обработки исторических песен второй половины XVII в. и последующего времени.

По приемам поэтики с былинами могут быть сближены прежде всего песня об убийстве Иваном Грозным сына, версия песни о Кострюке, сохраняющая отзвуки песни о женитьбе Грозного на Марье Темрюковне   (версия же, трактующая приезд Кост- рюка и Марьи в Москву как вражеский набег, от этой традиции в большинстве случаев отступает), печорские варианты песни об отравлении Скопина   и некоторые другие песни.

В группе исторических песен, по поэтике сближающихся с былинами, можно встретить зачин (например, в былине: «Как во славном во городе во Киеве, у ласкового князя у Владимира...») с той разницей, что указываемое в нем место действия и действующие лица не Киев и не Владимир с богатырями, а Москва белокаменная и грозный царь Иван Васильевич с опричниной и думными боярами (в песне «Иван Грозный и сын» зачин о выведении измены на Руси и о пире Ивана Грозного; запевы вариантов этой песни были использованы М. Ю. Лермонтовым в «Песне про купца Калашникова»). Характерная для былевого эпоса замедленность действия, создаваемая троекратными повторами эпизодов, введением повторяющихся развернутых словесных формул, детализированными сравнениями и описаниями также проникает в некоторые ранние исторические песни. Она есть в ранней песне об Авдотье Рязаночке (описание пути Авдотьи в турецкую землю и ответ Бахме-турецкому). Она имеется и в песнях XVI столетия — например, умирающая Настасья Романовна дважды посылает сыновей за Грозным царем, и только на второй призыв царицы к ней приходит Иван Васильевич; она встречается в повторных обращениях Грозного к палачам и в повторных пожеланиях боярина Романова здоровья всей семье царя Ивана IV (см. «Иван Грозный и сын»). Традиции былинной замедленности действия обнаруживаются в отдельных эпизодах некоторых исторических песен XVI столетия. Но эти традиции не являются определяющими в построении ис

торической песенной поэзии XVI в., — они перерабатываются в процессе создания новых стилевых особенностей. Это ясно видно, например, в песне о Кострюке, которая имеет эпически развернутый сюжет, включающий повторы, замедляющие действие (приказ Кострюка послу ехать с ярлыками в Москву, приезд его в Москву и др.), а строением строки и учащенным темпом исполнения песни уничтожает эпическую плавность и неторопливую величавость повествования. Скороговорный характер песни о Кострюке, ощущаемый с первых слов ее («При нынешних при царях при досюлешних королях царица-то крымская Купава татарская»), напоминал плясовые ритмы исторической песни о шурине Грозного.

В песнях XVI в. намечается нарушение былинной эпичности повествования; вместо развернутого повествования былин в исторических песнях сюжет чаще всего ограничивается одним эпизодом, представляющим собой кульминационный пункт в развитии действия. В результате исчезло постепенное нарастание действия, целостный сюжет заменялся изложением центрального драматического эпизода, в котором раскрывались чувства и переживания создателей произведения. Неоднократно исследователи отмечали, что, например, песня о взятии Казани опускает всю историю похода в Казанское царство и говорит лишь о моменте взятия города. Также можно отметить, что нет развития действия в песне о смерти Настасьи Романовны, в песне о молитве Грозного в церкви после убийства сына, в большинстве других песен XVI в. Принцип построения сюжета исторической песни путем выделения одного, главного эпизода и отказа от постепенного развития действия в повествовании не может считаться поздним привнесением в поэтику народной исторической песни. О том, что он был свойствен историческим песням уже в XVI столетии, свидетельствует самая ранняя (начала XVII в.) запись песни времени Грозного. Песня о набеге крымского хана Девлет-Гирея, записанная в 1619—1620 гг. для Ричарда Джемса, так же как многие другие исторические песни, не имеет развернутого действия, ее сюжет ограничен эпизодом прихода татар к Оке-реке, их похвальбой и затем бегством из русской земли.

С особенностями построения сюжета исторических песен в значительной степени связано и уменьшение в песнях XVI столетия роли гиперболы — одной из главных особенностей русских былин. Гиперболический образ нередко создавался в результате развертывания повествования (например, гиперболические образы врагов Руси, всегда раскрываемые в рассказе о богатырских сражениях). Замена развернутого сюжета одним драматическим эпизодом требовала иных, чем раньше, приемов создания образа.

Новые черты в композиции и построении произведения, появление новых особенностей создания образа, введение в историческую поэзию ранее чуждых ей песенно-стихотворных ритмов обнаруживаются и в песнях о Грозном царе, и в других песнях XVI и начала XVII в. Еще более ясно, чем в песнях о Грозном, эти черты выявляются в песнях о набегах татар и в песнях о Ермаке, образ которого, как атамана вольной ватаги, предваряет образы вождей народных восстаний XVII и XVIII вв. Все эти произведения при всем том, что они преемственно связаны с былевым героическим эпосом — новое явление в исторической поэзии русского народа.

Исторические песни XVI в. создавались в эпоху новых задач, стоящих перед государством. В этих песнях в полной мере сказалось стремление к реалистическому воспроизведению событий. Факты жизни воспринимались и сохранялись как драгоценные свидетельства истории народа, образ которого в народной поэзии XVI в. конкретизируется изображением людей, помогающих Грозному проводить его реформы и всегда противостоящих боярам и чужеземным насильникам.